Крым и барон Врангель, Семипалатинск и Фёдор Достоевский. Историко-биографический комментарий
Чтение биографии Фёдора Достоевского полезно, в некоторых случаях, дополнить чтением Евгения Тарле.
Например, открываем книгу Евгения Тарле «Крымская война» и читаем:
«В самые последние дни сентября (н. ст.) в Вене стали распространяться сначала краткие, а затем изобилующие самыми фантастическими деталями известия о битве под Альмой, 20 сентября 1854 г. - об отступлении Меншикова, о начале осады Севастополя, а в первую неделю октября заговорили о необычайных усилиях союзников покончить дело очень быстро штурмом, после чего французская и английская армии двинутся к Перекопу, прочно займут его, и Крым будет для России потерян.».
Теперь можно посмотреть в книгу Анри Труайя «Фёдор Достоевский»...
Достоевский уже отбыл четыре года на каторге и служит солдатом в Семипалатинске.
«20 ноября 1854 года молодой барон Врангель прибыл в Семипалатинск и вступил в должность прокурора Западной Сибири. Ему двадцать два года….
Федор Михайлович встретил посланца с подозрением. Кто этот барон Врангель? Что ему нужно? Звание прокурора не внушало доверия. Все же он принял приглашение на чашку чая….
Молодой прокурор и государственный преступник стояли друг перед другом в сибирской глуши, вдали от тех, кого любили, от тех, кто мог их понять, оба забытые судьбой, одинокие, потерянные…
Позабыв о достоинстве прокурора Его Величества, барон Врангель разразился рыданиями и бросился на шею стоявшему перед ним солдату Достоевскому. В это мгновение родилась их дружба.»
В такой трогательный момент не место для логических рассуждений.
Всё же, кто-то, достаточно скептически настроенный, может начать рассуждать.
1.Что было бы, если бы Фёдор Достоевский, осужденный за чтение вслух каких-то произведений и за разговоры [никаких аналогий не возникает?], умер на каторге или в период службы солдатом?
Во-первых, осталось бы неприятное впечатление от всех этих событий – встреч, разговоров у Петрашевского, осуждения за слова и мысли о прогрессе и о пользе Отечества, от гибели где-то в Сибири невиновного человека – писателя.
Во-вторых, от Достоевского не было бы никакой пользы.
2. Что было бы, если бы барон Врангель не приехал в Семипалатинск, не подружился бы с Достоевским, не ввел бы Достоевского в высшее общество Семипалатинска? Если бы Достоевский освободился и, после наказания, продолжил бы свою писательскую деятельность? Можно предположить, что до столичного начальства доходила информация о том, что Достоевский не опустился на каторге и не разрушился как личность…
При таком положении дел тоже были свои риски и свои неудобства.
3. Но всё сложилось хорошо. 20 ноября 1954 года в Семипалатинск приезжает барон Врангель. Прокурор Западной Сибири и государственный преступник становятся друзьями. Писатель постепенно реинтегрируется в элиту…
Остаётся лишь снова открыть книгу Евгения Тарле «Крымская война»:
«Царь, в восхищении от изумительной деятельности и геройской храбрости Нахимова, послал в Севастополь своего флигель-адъютанта Альбединского и поручил ему передать "поцелуй и поклон" Нахимову. Спустя неделю после этого Нахимов, с окровавленным лицом, после обхода батареи возвращался домой - и вдруг ему навстречу новый флигель-адъютант с новым поклоном от императора Николая. "Милостивый государь! - воскликнул Нахимов, - вы опять с поклоном-с? Благодарю вас покорно-с! Я и от первого поклона был целый день болен-с!" Опешивший флигель-адъютант едва ли сразу пришел в себя и от дальнейших слов Нахимова, давно раздраженного беспорядком во всей организации тыла, от которого зависела участь Севастополя: "Не надобно-с нам поклонов-с!.."»
Обратимся к книге Анри Труайя «Лев Толстой» :
««Севастополь» имел больший успех, чем «Детство» и «Отрочество», журналы отмечали, что это работа мастера, сурово выверенная и просчитанная, энергичная и сжатая. Императору [Александру Второму] рассказ так понравился, что он приказал перевести его на французский и опубликовать в издававшемся в Брюсселе на французском языке русском журнале «Le Nord». Молодая императрица плакала над этим полным искренности отчетом о несчастьях своего народа. Эти слезы многое значили для известности того, кто подписывался Л.Н.Т. «Я, кажется, начинаю приобретать репутацию в Петербурге», – заносит Толстой в дневник.»…».
Времена менялись … В любых больших механизмах есть свои маленькие секреты…
Есть время уклоняться от объятий. И есть время - для объятий…
А кому от этого плохо? Все хотят жить по-человечески и уважать друг друга…
7 ноября 2019 г. 13:32