Как известно,
у Раневской не было
ни дочки, ни внучки.
Одна только жучка.
Анекдот
1994 год. Санкт-Петербург. Площадь Восстания. Июль. Пятница. Двадцать один час. Я выхожу из метро к Московскому вокзалу. На мне спортивный костюм и маленький рюкзак за плечами. В рюкзаке купальный костюм, полотенце и загранпаспорт. Мой автобус отходит через полчаса. Я еду в Финляндию купаться в аквапарке. В турагенстве сказали, что в Сирене работают летние бассейны. Визу оформили за две недели. Это моя первая поездка в Финляндию. До этого я была только в Лондоне. Два раза. Я честно собирала на английских полях длинную зелёную фасоль и клубнику и работала в крошечном отеле, функционирующем по системе бед энд брекфаст. Я не была за границей два года. Я помню, как первый раз проходила таможню. Блестящие витрины дьюти фри. Специфический запах самолёта. Красное вино в маленьких пластиковых стаканчиках. Чужие огромные терминалы аэропорта с непривычным запахом. Ощущение экстремальности ситуации и лёгкости тела. Мы с подругой доехали до Викториа стейшн. Далее наш путь лежал на север. Я десять лет разными способами учила английский язык, но звуки иностранной речи, в которые я погружена, не затрагивают моего сознания. Скажите пожалуйста, в какой кассе можно купить билет до Инвернеса, робко спрашиваю я по-английски. Да це у соседней кассы, охотно отвечают мне на украинском языке.
1994 год. Я еду в Финляндию. Ощущение новизны при прохождении таможни ещё не покинуло меня. Это сейчас мне достаточно войти в супермаркет и равнодушно окинуть взглядом помещение, чтобы вспомнить шоппинг в Стокгольме, или Вене, или Москве. Люди сидят и будут сидеть за столиками кафе в разных уголках мира, по улицам снуют разноцветные такси, или велорикши, или автобусы с открытыми смотровыми площадками. Готика сменяется православными храмами, а православные храмы – буддийскими. В каждой стране пахнет по-своему, но силы, которые необходимы для поездок, почему-то с возрастом хочется тратить на что-то другое, например, на тихую рыбалку недалеко от города, в котором живёшь, или на кормление наглых белок в Павловском парке, или просто на баночку лёгкого пива в скверике около дома.
Я ищу свой автобус. На стоянке их штук пятнадцать. Наконец я нахожу нужный номер и понимаю, что мои попутчики заняты чем-то более важным, чем я. Я конечно слышала про сигаретный бизнес, но размаха процесса даже близко не могла себе представить. Оказывается я еду в Финляндию купаться, как пообещали мне в турагенстве, а все остальные люди в автобусе везут сигареты на продажу. Я сажусь на ступеньку рядом с автобусом и с любопытством наблюдаю за процессом. Вот мужчина и женщина, громко ругаясь с шофером, пытаются запихнуть в грузовой отсек автобуса штук пять огромных пластиковых баулов в клеточку. Шофер что-то громко и раздражённо объясняет. Женщина бросается на баул и пытается втиснуть его между огромным зелёным чемоданом и тележкой на колёсиках. У грузового отсека столпилась очередь. Я понимаю, что в ближайший час мы никуда не поедем, и достаю бутерброды с колбасой.
Девушка, вы едете этим рейсом? Я дожёвываю бутерброд и поворачиваю голову на голос. Передо мной стоит невысокий мужчина с небольшим рюкзаком. Если вы хотите занять место получше, нужно поторопиться. Я обречённо разглядываю толпу перед автобусом. Меня зовут Геннадий. Пойдёмте. А у вас тоже сигареты, спрашиваю я. Только один блок, на всякий случай, отвечает мужчина. Всё равно ждать ещё около часа, говорю я и протягиваю мужчине бутерброд с колбасой. Пойдёмте, там теплее, говорит мужчина. Я убираю бутерброды в рюкзак и отряхиваю крошки с куртки. Мы протискиваемся сквозь толпу и забираемся в автобус. Пахнет кондиционером и чехлами на сидениях. Все места заняты. Мы протискиваемся в самый конец огромного экаруса и случайно находим свободную скамеечку. Геннадий галантно пропускает меня к окну. Мы ждём отправления ещё два часа. Я молча разглядываю площадь за окном, Геннадий дремлет в кресле. Наконец автобус трогается с места. Экскурсовод сообщает, что таможня в четыре ночи и замолкает. Люди не реагируют. Все бурно обсуждают погрузку, цены на сорта сигарет и спиртные напитки. Я понимаю, что экскурсии не будет. В автобусе усталые, небрежно одетые люди, жующие плавленые сырки с чаем из термосов.
За окном в темноте мелькают огни. Мы едем по выборгскому шоссе. Геннадий крепко спит, кинув рюкзак на пол. Я тоже пытаюсь заснуть, но получается плохо. В Выборге всех выгружают у железнодорожного вокзала. Пахнущий хлоркой туалет, холодные сосиски в тесте. Я покупаю лимонад, Геннадий - бутылку коньяка. Опять ночь и освещённое фарами шоссе. Мы подъезжаем к границе. У таможни ещё десять автобусов, таких же, как наш. У нас проверяют паспорта и отпускают с миром. Финляндии нужны дешёвые российские сигареты и алкоголь. Вот мы и в Финляндии. Светает. За окном начинается чистый сосновый лес без подлеска и аккуратные хутора, отделанные белой пластиковой вагонкой. Хочешь? Геннадий протягивает мне поллитровую бутылочку водки и переходит на английский язык. Ведь ты понимаешь английский, правда, спрашивает он. Я понимаю, но не считаю, что такое общение функционально. В первые двадцать минут пребывания на финской земле Геннадий выпивает первую бутылочку и достаёт из рюкзака вторую. А как же торговля, спрашиваю я. Слушай, зачем ты сюда едешь, раздражённо спрашивает Геннадий. Я пристально вглядываюсь в его лицо. Передо мной злой усталый человек. Я честно отвечаю, что ни разу в жизни не была в большом аквапарке. И ты хочешь сказать, что можешь заработать на такую вот поездку. Я молчу. Я понимаю, что диалог излишен. Со сколькими мужиками ты переспала, чтобы получить такую вот работу, говорит Геннадий по-английски. Я отвечаю, что после университета работаю по распределению в крупной технической государственной организации, а все деньги трачу на себя. И ты могла бы выйти за меня замуж, вот просто так, громко спрашивает Геннадий. Но я не люблю Вас, по-английски отвечаю я. Ты и не можешь никого любить, ты просто под это не заточена. Такие люди как ты аполитичны, вы гребёте под себя. Я врач, хирург, я алкаш, но не дурак. Я занимаюсь этим бизнесом с начала перестройки, иначе мне не выжить. Геннадий достаёт бутылку коньяка. Ты хоть знаешь, как сейчас живёт основная масса простых рядовых людей.
Ещё минут десять я фиксирую бурный англо-русский словесный поток, потом отключаюсь. Геннадий продолжает бушевать, я не реагирую, рассматривая утренний пейзаж за окном. Мы въезжаем в Хельсинки. В восемь утра автобус останавливается где-то в центре города. Начинается разгрузка. Усталые люди тянут чемоданы и баулы. Геннадий, пошатываясь, ходит под окнами автобуса с очередной поллитровкой. Люди быстро и целеустремлённо разбегаются. В автобусе остаются два человека, я и экскурсовод. Экскурсовод говорит мне, что сейчас соберутся остальные пятнадцать автобусов, из которых составят группу, которая поедет на экскурсию и в аквапарк. К двенадцати часам я сажусь в небольшой автобус. Вместе со мной в аквапарк едут ещё четырнадцать человек. Экскурсовод – прекрасно одетая молодая красивая женщина, владеющая английским и финским языками. Я расслабляюсь. Мне хорошо. В католической церкви я ставлю металлическую свечку и смотрю на пламя. Понимаешь, женщина должна быть глупая и сильная. Тогда она нужна мужчине. Умная женщина никому не нужна, она сама по себе. Если хочешь иметь мужика, будь дурой, вспоминаю я пьяный бубнящий голос Геннадия.
После аквапарка нас везут обратно к границе. Пятнадцать человек. Экскурсовод рассказывает этнографические факты. Впереди меня сидит пожилой мужчина с длинными блестящими седыми волосами. Он что-то быстро записывает в блокнот в добротном кожаном переплёте. Я не взяла с собой фотоаппарата. Мне некому показывать снимки. Мне интересны личные эмоции и ощущения. Так я устроена. Автобус подъезжает к Выборгу и я с удовольствием любуюсь старыми улицами и кирпичной кладкой. Завтра на работу. Я сяду за компьютер и заработаю на поездку в Сахару. Я знаю, как это сделать. Я буду забираться на огромные барханы и зарываться в мелкий белый песок. Поверьте, жизнь стоит того, чтобы хоть один раз своими глазами увидеть пустыню.