Про армию никогда не напишут всю правду, чтобы не выдать военную тайну. Именно поэтому всю правду и я писать не стану. Да я её никогда и не знал, а теперь ещё и не помню.
К примеру, не знаю, как в других частях, но в нашей о предстоящей внезапной проверке, учениях и боевой тревоге узнали где-то за месяц. Ну, мы-то уж точно за месяц, мы ж связисты.
Я в тот день, как раз в ожидании вакансии, ошивался на телеграфном узле, поскольку свою дальнейшую воинскую карьеру связывал именно с ним. Дело в том, что у меня была гражданская специальность — телеграфист. Я её себе честно вымучил в школе на УПК. Ну так вот, мы-то эту телеграмму и приняли.
И пока один клеил ленточку и оформлял документ для господ офицеров, другие уже звонили в роту и «радовали» товарищей. Может быть, именно тогда впервые у меня и возникла параллель с крепостными.
Нам пришло высочайше повеление: пойти за сарай, срезать по хворостине и выпороть себя, но непременно внезапно.
Как бы там ни было, часть принялась готовиться к учениям и предстоящей тревоге. Поначалу всё складывалось как нельзя более удачно. Незадолго до означенных мероприятий к нам в бригаду передали три старых сломанных бэтээра. Можно сказать, привезли в автопарк умирать.
Три стальные щербатые чушки, скинули у боксов на гравий, и земля содрогнулась. Но водилы у нас были по-хорошему наглые, грамотные и рукастые. Поменяли двигатели, перебрали трансмиссию, подчистили, подлопатили-подлатали, подкрасили, и всё заработало. Были, конечно, проблемы — то что-то в них не желало синхронизироваться, то ещё что-нибудь, но в итоге всё победили и со всем справились.
Так в нашей бригаде появилась своя бронетехника. И, как всегда водится в таких случаях, когда сами восстановили, потом оживляли. Им дали имена, с ними разговаривали, водили «гулять» по парку, здоровались и хлопали при встрече по пыльным бортам.
Не удивлюсь, если с ними втихаря делились конфетами из посылок или показывали фотографии девчонок и читали письма из дома. На одном поставили сверху пулемёт, на другом радиостанцию, это был наш БТР связи, а на третий ничего не поставили. Видно, это был очень важный, штабной БТР.
Принимать работу приехал сам командир бригады гвардии майор Емельченко. Интересный, надо сказать, был субъект. Майору в тридцать с небольшим получить в мирное время в управление бригаду — это я вам скажу... для тех, кто понимает... вещь слабо понятная. Но поговаривали, что он удачно женился, и это, как поговаривали те же люди, многое объясняло. Связисты, они такие сплетники!
Пухленький и ладненький, свеженький и хрустященький, весь такой ухоженный, в форме, видимо, пошитой у хорошего портного, в фуражке «Энтерпрайз» с немыслимо задранной тульей, благоухающий парфюмом.
Он долго молча ходил вокруг отремонтированной техники, то сурово всматриваясь в тупую броню, то поглаживая её пальчиком. Над парком повисла гнетущая тишина, все обречённо ждали развязки.
Рядом молча стояли офицеры, навытяжку молча стояли и мы, молчание росло и разбредалось, а он всё ходил и ходил кругами, словно сгонял его, как пастух стадо.
***
Вот так же, уже потом, в Батьеве, он кружил на дорожке под окном моего коммутатора. Сыпались отрывистые команды, висели серые облака, моросил дождь, работы не было, звонить было некому, все офицеры ходили строем по автопарку и месили хромом грязь. Бригада не выполняла план.
Я сидел за пультом и от нечего делать смотрел на них в окно.
— На-ле-е-во!
— Шагом, а-арш!
— Стой, раз-два!
— Круго-о-м, марш!
— Направо через одного!
— Руки в локтях согнуть!..
А я смотрел и думал: вот умные, взрослые люди, многие действительно хорошие люди, у некоторых дети мои ровесники…
И вдруг:
— Вспышка с тыла!
И, словно поймав спиной мой оторопелый взгляд, резко обернувшись:
— А ты занавесочку-то задёрни!
***
— А почему это на наших бэтээрах нет никаких отличительных знаков?! У всех есть, а у нас нет! — неожиданно рявкнул он, выведя меня из оцепенения.
Надо сказать, что, как правило, на технике рисуют такую же эмблему, как в петлицах у солдат. Заданная тема была предельно ясна. Все тут же оживились, загалдели, задискутировали, посыпались предложения… Но эмблему ЖДВ, посовещавшись, неожиданно отклонили. Не знаю уж, что повлияло на решение, думаю, некие эстетические воззрения, а может быть, и мнение комбрига.
— У связистов… иди сюда, боец! Вот! — воскликнул он, одной рукой и хватая меня за ворот, и тыча в петличку пальцем. — Скрещенные молнии!
— Почему знаки различия не по уставу?! — это уже мне.
— У лётчиков пропеллер, у десантников парашютики, — вдохновенно продолжал он, воздев палец и тут же забыв обо мне, — а у нас будут... — он на секунду задумался, — паровозики!
Строй выдохнул.
Ну, паровозики так паровозики. Как говорится, наше дело бабье. Художник на листе плотной бумаги нарисовал трафарет, его утвердили и белой краской оттампонировали на зелёных бортах.
Произведение было гениально в своей простоте. Слева направо — вертикальный прямоугольник с окошком и под ним большой кружочек, далее горизонтальный прямоугольник с трубой, под ним несколько маленьких кружочков и треугольник метельника. Всё.
Не помню только, был ли над трубой дымок. Типичный «Паровозик из Ромашково», скажете вы. Возможно. Но, с другой стороны, тот, кто видел эмблему железнодорожных войск, сможет оценить по достоинству и мудрость начальства, и радость художника.