Иметь и не иметь

Татьяна Барыкина
Иметь и не иметь или одиннадцать откровений звероящера


Когда я был младше, я ставил весь мир по местам.
Теперь я пью свой вайн и ем свой чииз…

Железнодорожная вода. БГ.



Я имею всё. Или ничего. Когда мне было чуть меньше лет, чем сейчас, мир был другим. В густых зарослях древнего папоротника-споровика бегали огромные быстрые звероящеры. Это были мои родители. Иногда заходили знакомые мастодонты. Они были чуть интереснее, но всё равно очень большие. На огне жарилось мясо. Мастодонты хватали мясо прямо недожаренным и пожирали, хрустя костями. Я не помню, чтобы оставались обглоданные кости. Я сидел в углу пещеры и делал вид, что мне интересно. Иногда меня просили сыграть на скрипке. Тогда я поднимал шкуру, на которой сидел, доставал инструмент и начинал издавать звуки. Звероящерам нравилось. Мастодонтам не очень. Зато сразу исчезало мясо, и все отправлялись по своим делам.
Заросли папоротника-споровика начинались прямо около пещеры. Иногда, когда сильно шумел дождь или дул ураганный ветер, я отползал в угол пещеры, за что получал оплеуху. Но я всё равно настойчиво стремился в самый дальний угол.  Мне было скучно. Ощущение скуки. Это стало первым моим приобретением. Вторым приобретением явилось чувство сонливости после съеденного большого куска мяса. Чтобы проанализировать эти два чувства, потребовались годы сытной кормёжки. Я ни на что не жаловался. Да и кто бы жаловался на моём месте. Я просто не знал, что значит жалость. Даже по отношению к себе.
Что такое жалость я понял, когда встретил Эмму. Эмма вдруг появилась в моей пещере, когда родителей не было дома. Они охотились, чтобы накормить меня. Это я уже знал и воспринимал предназначение родителей как должное. Когда вошла Эмма, я не слышал. Я крепко спал после сытного обеда и видел во сне Большую Воду. Эмма потрясла моё плечо. Я почувствовал вибрацию и подумал, что это свойство Большой Воды. Это стало моим третьим откровением. Но я всё равно спал, а Эмма продолжала трясти меня за плечо. Почему она так хотела разбудить меня, для меня до сих пор остаётся загадкой. Я думаю, что я спал на скрипке, которая была под шкурой, и Эмма зашла, чтобы её купить.
Но всё обернулось иначе. Эмме не нужна была скрипка. Ей потребовался смычок, чтобы пошевелить угли в костре. Эмма увидела, что смычок торчит из-под шкуры. Она попыталась вытянуть деревяшку из-под моего тела. Но я был очень тяжёлым. Годы тренировки не прошли напрасно. Эмма разозлилась и изо всех сил ударила меня по голове каменной дубинкой. Откуда у мастодонта дубинка, я до сих пор не понимаю. Оказалось, что мастодонты не знают, что такое деньги. Это явилось для меня четвёртым откровением. Вернее, я это понял, когда проснулся, а это случилось позже. Тогда же я разглядывал во сне Большую Воду. Мне как всегда было скучно, но я уже привык к этому.
Родители считали, что моё предназначение – разглядывать Большую Воду. Почему этого не понимала Эмма, я не знаю. Я думаю, что Эмма была голодна и хотела поджарить тушу птеродактиля, которая лежала в углу, пока моих родителей не было дома. Когда удар дубинкой не подействовал, Эмма стала дуть на угли. Она кинула в костёр остатки сухого папоротника-споровика и надолго задумалась. Вероятно, у Эммы были на это свои причины. Как оказалось позже, у пещеры был привязан новорождённый звероящер. А как известно, два звероящера вместе в одной пещере не живут. От удара дубинкой по моей голове Большая Вода пришла в движение, и мне приснился кусок мяса. Я тянулся к нему и никак не мог ухватить. Я почувствовал голод. Это пробудилась жалость. Это было пятым моим приобретением.
Эмма ушла, так и не разбудив меня. Как я уже сказал, я стал очень тяжёлым. Обо всех этих событиях я узнал от мамы, когда она окунулась в Большую Воду. От Эммы в пещере осталось наскальное изображение звероящера, грубо нарисованное углём. Как выяснилось, Эмме не удалось ощипать птеродактиля. Но давайте забудем о ней. Я, например, уже забыл тот кусок мяса, который приснился мне в тот день. Мне предстояло спать ещё очень долго, ведь родители старились, а я тяжелел. Поэтому чувство сосущего голода, которое осталось после Эммы, я предпочитал компенсировать глубоким сном без сновидений. Это стало моим шестым откровением.
Я начинал оживать. Это не значит, что я прекратил спать. Иногда я просыпался, когда в пещеру входила тяжёлая родная туша и кидала в угол добычу. Оказалось, что поиск пищи становится для родителей настолько утомительным, что времени на приготовление еды уже не остаётся. Папа попытался нанять гувернантку, но количество наскальных рисунков при этом возросло настолько, что родителям пришлось делать капитальный ремонт пещеры. При этом мою шкуру передвинули ближе к огню. Мне в первый раз пришлось встать на ноги и сделать несколько шагов по пещере. Мои лапы были настолько слабы, что гувернантка Юля громко выругалась неприличным словом. Так я узнал, что такое мат. Это явилось моим седьмым откровением.
А жизнь текла своим чередом. Я смотрел сны про Большую Воду, правда всё реже и реже. Я обманывал родителей. Периодически я просыпался, чтобы как в детстве открыть глаза и увидеть весёлое пламя в костре и шипящее мясо. Практика глубокого сна без сновидений оказалась настолько эффективной, что в конце концов я перестал видеть Большую Воду. Теперь я лежал прямо у огня, там, где в моём раннем детстве сидел почётный мастодонт. Кстати, все мастодонты куда-то исчезли, и всё мясо доставалось мне одному. Меня это устраивало. Гувернантка Юля не досаждала мне. Она даже подворачивала под меня толстую старую шкуру, когда долго не было родителей, и гас огонь в очаге. Юля уважительно относилась к Большой Воде.
Когда я проснулся, я не помню. Я вдруг перестал спать. Теперь я лежал на правом боку и смотрел, как Юля жарит мясо. Иногда она засыпала, свернувшись калачиком у входа в пещеру. После ремонта на стенах  пещеры не осталось ни одного рисунка. Это стало моим восьмым откровением. Девятым открытием оказалось то, что Юля видит во сне Большую Воду. Она спала совсем немного, и это не мешало ей жарить мне мясо. Это событие повлекло за собой неожиданные изменения в привычном укладе жизни. Оказалось, что родители не в состоянии прокормить нас двоих. Куда и когда они исчезли, мы так и не поняли.
Между тем климат потеплел. Морозы, мучившие нашу семью всё моё детство, больше не возвращаются. Постоянно идёт дождь. Он заливает нашу пещеру и тушит огонь в очаге. Оказалось, что мясо, которое приносит Юля, можно есть сырым. Это стало десятым открытием. У Юли появилась новая самодельная каменная дубинка. Юля очень гордится ею. Когда она устаёт на охоте, я напоминаю Юле про дубинку, и Юля успокаивается. Так я узнал, что такое Жена. Я хочу перестать считать свои откровения, но последним, одиннадцатым, является осознание того, что мне так и не встать с моей старой удобной шкуры. Мои лапы неподвижны. Иногда я достаю из-под шкуры свою скрипку и начинаю извлекать звуки. И тогда откуда-то появляются звероящеры и заполняют всю мою пещеру. Они едят сырое мясо и часами говорят про Большую Воду. Я не спорю. Я имею всё. Или ничего.