Кандинский. Красное, желтое и синее

Любушка Лихачева
                Myles Howard


Милая Елена,

какое удовольствие я получил сегодня на выставке в картинной галере Тэйт, когда я увидел картину Кандинского "Красное, желтое и голубое"! Помнишь, как ты радовалась, когда я впервые взял туда тебя?

Посмотри на картину Кандинского... Что ты чувствуешь? Ты видишь, как одни цвета и тона сливаются друг с другом, в то время как остальные остаются недвижимы и как бы врезаны в более мягкие пространства. Художник полностью заполнил рамку, но никоим образом в ней не чувствуется незаконченности или хоть какой-то сжатости пространства и времени. В ней есть своего рода геометрия, подверженная ошибкам, вопросам, человеческая во всех смыслах этого понятия. Это сюрреалистический взрыв бомбы. Каждый оттенок цвета взывает к вниманию, зовет исследовать его хаотичность, и в то же время, он как бы завершен и вычислен как законченный фрагмент. Математически выверенные линии легко размещаются рядом с рождающими сомнения, пятнистыми оттенками синего, голубого и желтого...

Вдумайся в то, что происходит в картине, а не просто в то, что там  нарисовано. Кандинский просит нас исследовать картину, и из-за её эстетических качеств от этого трудно уклониться. Ты согласна со мной? Для русского художника цвета вступают в отношения подобно соответствующим нотам в музыке,  преднамеренно согласуются друг с другом, внося эмоциональное напряжение, и вот почему Кандинский был так увлечен оперой Ричарда Вагнера "Лоэнгрин".

Мне кажется, его картина поет. Кажется, будто где-то скрывается хор, звуки соперничают друг с другом за место в ограниченном пространстве. Когда ты смотришь на эти формы, какие ноты ты слышишь? Ты слышишь повторения?

Я подозреваю, что ты захочешь предложить мне дать более земное,  рациональное объяснение... Это хорошо, когда точки зрения расходятся, но на какой почве? Согласишься ли ты с изложенной выше точкой зрения или сочтешь её за туманные измышления своего стареющего дядюшки, у которого слишком много свободного времени?

С любовью,
твой дядюшка Билл.