Профессионалка

Энтони Рейн
Разминочная. Занавешенные темными шторами окна. Мягкая, густая и липкая полутьма. Глухие шаги. Пружинящий пол – татами. Имитация человеческого тела в полный рост висит на канатах в углу.

Я разогреваю суставы и связки – шею, кисти, локти, плечи, колени и ступни. Делаю растяжку. Перед работой - это обязательная процедура. Подхожу к манекену. Имитирую удары ножом. В сердце, в печень. Хватаю рукоять обратным хватом и одним взмахом «финки» перерубаю сонную артерию. Капает жидкость-кровезаменитель.

Легко и просто я убиваю тела людей. Я делаю это осознанно.  Мне хорошо платят. Есть страховка, полный соцпакет, льготы для всех членов семьи. Московская прописка. Регулярное повышение квалификации. Нет права досрочного выхода на заслуженный отдых, но в наши дни данная тема  уже не актуальна.

Зачем убиваю? – сложный вопрос.  Просто нравится.  Глубоко личное, наболевшее. Помните школу, старшие классы, «первый раз»? Да-да, все происходит из прошлого опыта. Любовь, боль и кровь.  Прямо после подготовки к сдаче ЕГЭ в кабинете биологии. Разочарование в избраннике и утешение в объятьях оторвы-Наташки.

– Почему именно женщина? – спросите вы.  Отвечу без утайки. – Мужики с этой работы сходят с ума и дохнут как мухи. Слабые. Неприспособленные. Боятся боли и крови.

Обычно я прихожу на службу к десяти часам. Проклятые подмосковные пробки! Другие сотрудницы – к одиннадцати-двенадцати. Наташка-фанатка, теперь она пошла по моим стопам, работает в третьем сектора и  является в восемь. Старается, сучка-стахановка! Я тоже хорошо делаю свою работу, но естественно, без выпендрежа.  А ей подавай свежак, новые эмоции, соцсоревнование и конкурентную борьбу.

Захожу в свой рабочий кабинет.

Закопченное пыльное окно. Наполовину спущенные тяжелые жалюзи. Репродукция Бориса Валеджио на стене с крылатыми культуристками, дерущимися с рептилойдами. Стол, заваленный бумагами и папками. Допотопный компьютер, наверное, поросший мхом. Металлический шкаф. А вы что, хотите «Икею»? 

Открываю ржавым ключом скрипучий замок. Вешалка. Ворох  костюмов для ролевых игр, пересыпанных нафталином. Отдельно –  чёрный шелковый балахон с глухим капюшоном. Свежие, пахнущие хлоркой сандалии. Коса на гладко отполированном древке стоит в отдельной секции.

Беру косу и  точильный брусок. Провожу по лезвию – звенит! Достаю листок бумаги и пробую острие.

Класс! Разрез ровный, без зазубрин и заусенцев.

Раздеваюсь. Но вы не подсматривайте.

Нет, не подумайте, чего лишнего, ведь я же женщина, хоть и замужняя –  и все при мне.  Но вот так вот изливать душу неизвестному читателю и тем более не клиенту. Не каждая решится. Особенно в наши дни, когда Минкульт и полиция нравов... ох, не будем о запретном!

Одеваю балахон. Часы над входом отбивают десять. Выскакиваю за дверь.

Наташка, моя "бывшая". Сучка крашеная в латексной униформе! Сегодня она все-таки опаздывает. Видимо, шлялась где-то все выходные. Улыбается стерва, хихикает.

– Маша, я тебя люблю! Ты представь себе! Он, он… –  Эта похотливая тварь аж зарделась.

– И я тебя, милая! Давай на обеде у девятого цеха. – Прерываю я ее излияния.

– У разделочного? – овца хлопает своими бесстыжими бельмами.

– У разделочного! Ну все, чмоки-чмоки! – И убегаю.

Меня ждет клиент. До обеда он у меня один. Так что можно не торопиться. Я бы попила чай. Свой любимый, с бурятской шаманской травкой. Но напиток слишком бодрит. В последнее время много нервничаю. Может дрогнуть рука и чистого убийства не получится.

Наливаю из автомата кофе, присаживаюсь на пластиковый стульчик, вспоминаю…

               * * *

В школе я училась на отлично, в институте – тоже. Долбанная перфекционистка. 
Новую профессию тогда освоила быстро, и как впервые за рулем машины, начала выделываться, прямо как сейчас Наташка. Я еще не работала с косой. Предпочитала меч а-ля «палач из Лилля». Ходила в спортзал, занималась кроссфитом, чтобы совладать с пудовой железкой. Дурой была, короче.

Клиент, а мы всегда называем своих подопечных «клиентами», попался тогда на удивление не старый. Жилистый и мускулистый мужик лет пятидесяти.  То ли в свое время стероидами обжирался, то ли такой от природы. Шея – как у быка. Начальство типа по блату сплавило. Внесло изменения в производственные табели и подсунуло мне.

– Ты, Маша, у нас самая аккуратная и сильная. – Упрашивал Софрон Тимофеевич. – Пойми, я тоже человек подневольный. Мне сверху скажут – я и под козырек. Ну, Бога ради, молю тебя, сделай чисто! А за сверхурочную отгул дадим.

Крепыш висел на дыбе. Руки вывернуты в суставах. Ноги зажаты в «испанских сапогах». Новодел, конечно, но где же сейчас достать оригинал.

Зубы стиснуты. Того и гляди кляп перегрызет. Глаза выпучены и налиты кровью. Вены на теле вздулись. Клиент дошел до кондиции.

Подошла ближе.  Проверила контакты – высокоточные дата-кабели вставлены в аккуратно проделанные отверстия в затылке и позвоночнике. Шлем с электродами пристегнут. Нейроразъемы смазаны спиртом.
 
Техническая бригада у меня хорошая, две подружки – Светка и Катька, рыженькая и пухленькая.  Все подготовили и загрузили систему. Я проверила все индикаторы – ровный зеленый свет.  Все хотела девок пристроить на курсы повышения квалификации. Надо растить молодое поколение, новую смену.

Сбросила балахон. Вынула из ножен меч.  У клиента реакция нормальная.

Предсмертный страх и половое возбуждение. Типа стояк у него на бодибилдерш.
 
Хорошо. А то ведь некоторых нужно «виагрой» накачивать или тащить ему экзекутора его же пола, а таких по всей нашей державе с ее «духовными скрепами» лишь десяток наберется, да и то больше по заграницам шатаются. Гастролируют на «Еврови… то есть на «Евроинквизиции». В порядке обмена опытом и распространения инновационных практик.

В нашем палаческом деле задушевные разговоры приветствовались. Клиент должен дойти до вышеозначенного состояния. А люди же разные попадались: одним бронелифчика и получасовой порки достаточно, другие заводятся только на эльфийских принцесс с изощрёнными гномьими пытками, третьим нужно читать любовную переписку Ленина, Крупской и Инессы Арманд. Вот и приходилось импровизировать, перевоплощаться, работать то по системе Станиславского, то по Чехову, становиться сначала Наташей Ростовой затем Джулией Стрейн.

Еще раз проверила показания приборов. Заговорила с подопечным.

– Хм, простите, а как вы делаете подход на бицепс в кроссовере? – вежливо поинтересовалась я, отсоединяя пластиковый кляп. –  Классика, три-четыре подхода по десять-пятнадцать повторений? Или форсированный, с уменьшенными весами и до отказа?

– Только классика. Делай акцент на базе: становая, присед, жим. – Хрипел клиент.
 
Мило!

Мы поболтали о негативных повторениях, дропсетах и суперсетах. Я тогда абсолютно, окончательно и бесповоротно влюбилась. И – дернул же черт – спросила:

– Полгода тренируюсь. Плато. Нет прогресса. Что посоветуете? «Метандростенолон» или «Туринабол»?
 
– Чтооо! Да как ты посмела! Я – натурал! – заверещал мой подопечный и принялся биться головой о цепи.

Еще пара секунд – и контакт, как ментальный, так и физический был бы потерян!
Взмахнула мечом. Ударила изо всех сил.

Неудачно.

Фонтан крови. Бьющееся в судорогах тело с головой, отсеченной наполовину.
Лихорадочно ударила кнопку аварийной реанимации.

В камеру вбежали Катька со Светкой, за ними причитающий Софрон Тимофеевич:

– Ууу, злыдня, уууволю!  Ты мою тринадцатую зарплату запорола! Это же был Петр Порфирьевич из министерства здравоохранения!

Мне реально тогда повезло. Реаниматоры справились, воскресили.  Пришлось поставить им потом ящик водки.

Повторную процедуру с клиентом проводила Наташка. Уж не знаю в каком образе, но с тех пор я ее и ненавижу. Набивается ко мне вновь в подружки, а сама… я ее знаю, змею подколодную. Знаю, куда и на кого она глаз положила. Уж много лет прошло, а помнит.

               * * *

Хватит о грустном. Сегодня меня опять ждет клиент. Мой любимый клиент.
Я прямо не иду, а плыву. На душе легко так и приятно, бабочки в животе порхают. Хочется петь.

- Ich tu dir weh... - только затянула я нашу девичью, страдальческую. Здрасьте!

Навстречу мне бежит Софрон Тимофеевич, цепляет и чуть не роняет кофейный автомат. Медальки и крестики брякают на черной начальственной униформе. Красная повязка на руке сбилась. Усики возбужденно топорщатся. Наш группенфюрер запыхался, рукой хватается за сердце:

– Я –я –я пытался, я хотел ее остановить!

– Кто? Что? – Недоумевающе переспрашиваю завсектором. Сердце пропускает удар.

–  Наташка опять хочет  убить твоего мужа!

– Что? За старое? – ору я и прибавляю ходу. Зову подручных. – Катька! Светка!

Девки быстро смекнули, что происходит что-то неординарное. Катька хватает медицинский саквояж. Светка звонит по сотовому телефону реаниматорам.

Вместе бежим по коридору. Коса у меня в руках. Полы балахона развеваются. Встречные коллеги и прочие сотрудники «Сколково мазохистикс» шарахаются в стороны.

Пробегаю очередь старшеклассниц в аккуратных белых кружевных передниках. Детки пришли на экскурсию.

Дверь пыточной заперта изнутри на засов. 

Смотрю в окошко.

Наташка, сучка латексная, застыла в позе лебедя с боевой секирой. Петр (так зовут моего мужа, как вы, наверное, догадались) уже подключен. Процедура запущена.

Ломимся в дверь – без толку! Мореный дуб.

Школьницы–экскурсантки за спиной отталкивают друг друга и подвывают от восторга.

Отстраняю Тимофеевича и девчонок. Вставляю лезвие косы в дверную щель.

– Прости, милая! – шепчу косе и плачу. Ведь это мой приз, мой трофей и палаческий символ высшей квалификации.

Стальная подруга выдержала. Согнулась, но выдержала.

– Спасибо! – шепчу сквозь слезы. Выбиваю отжатую и приподнятую дверь.

Натаха с топором. Я – с косой.  Катька с Машкой визжат. Софрон Тимофеевич становится на "четыре кости" и пытается спрятаться за медицинским чемоданчиком.

Петенька в экстазе, млеет.  Лампы на контрольной панели горят фрейдистски-зеленым цветом. Все рычаги и тумблеры приведены в боевое положение. Возбужденно торчат.

Натаха бьет мужа секирой в грудь.

Парирую косой. Сталь ударяется о сталь.

У Петра – лишь царапина.

Разворачиваюсь, и как учили на инквизиторских курсах повышения квалификации в Испании, бью древком косы Натаху по затылку.

Все! Тушите свет! Стерва повержена.

Софрон Тимофеевич щупает у Наташки пульс, Катька со Светкой раскупоривают пузырек нашатыря. За выбитой дверью – орава реаниматорш. Подшучивают, ерничают, отпускают сальные шуточки. 

Конкурентка будет жить. К несчастью.

Эх, не та уже силушка! Надо опять в спортзал записаться.

Хватаю косу и с криком: «Кийя!»  – всаживаю острие Пете в грудь. Вторым ударом перерубаю сонную артерию.

– Чистая работа! – проникновенно произносит запыхавшийся Софрон Тимофеевич и сгибается в рвотном позыве.

Правильно. Мой муж –  моя добыча! Министерский трофей.

Устало сажусь на кресло. Дело сделано. Стаскиваю со стола рекламную брошюру нашей конторы. Обмахиваюсь ей как веером.
 
Весело гогочущие реаниматорши увозят начавшую приходить в себя Наташку на каталке.

Школьницы порываются ко мне за автографами. Охрана в белой униформе (где ж вы были раньше, уроды?) с жесткими подушками из кожи молодого дерматина выталкивают младое поколение из камеры.

Катька со Светкой берут Софрона Тимофеевича под белы рученьки и ведут в коньячную комнату. Пытки и казнь –  не мужское зрелище. Решено! На неделе подпишу им рекомендацию на стажировку в Таиланде. Будут тренироваться в образах суккубов в нашем филиале.

Когда-то «Сколково мазохистикс» из маленького стартапа выросла в мирового монополиста, но всегда нуждается в свежих инициативных кадрах. И сейчас мы несем боль и счастье всему миру. Мы –  глобальные монополисты. Я говорю «мы», потому как каждый сотрудник организации в зависимости от должности получает долю в акциях компании. Помимо квартальной премии и тринадцатой зарплаты получает еще и дивиденды. Отменная мотивация, согласитесь.

За спиной возятся с дыбой сотрудницы девятого разделочного цеха. Стаскивают мертвую плоть, дезинфицируют нейроразъемы. Завтра здесь поместят нового клиента.
А я сижу. Закурила бы – но на работе нельзя. Впрочем, дел на сегодня больше не будет. Можно тяпнуть стопарик. 

Потягиваю через соломинку спирт-денатурат. Читаю от скуки.

ВВЕДЕНИЕ В ПРИКЛАДНУЮ ИММОРТАЛОГИЮ

…Процедура загрузки сознания – технология сканирования и картирования головного мозга, позволяющая перенести сознание человека на другой носитель, долгое время считалась принципиально недостижимой.   

Согласно сэру Роджеру Пенроузу, автору теории «объективной редукции» волновой функции мозга, становится очевидной невозможность «фиксации» или «стопорения» сознания с целью последующего сканирования и перезаписи на другой носитель. Ведь как только обеспечивающие его существование биологические, электромагнитные, химические и квантовые процессы останавливаются – оно перестает существовать.
Решение проблемы бессмертия оказалось на поверхности: необходимо реализовать механизм параллельного подключения через нейрошунты нового носителя сознания, так называемого «болван-клона», и запустить процесс «межсуществования», а именно: параллельное использование старого мозга и нового, связанного с приобретением нового опыта, развитием человека, его профессиональных компетенций и личностных качеств.
 
В соответствии с обновленной  теорией Пенроуза-Рейна, если старый «носитель» будет подключен определенное время к новому носителю (биологическому клону или небиологическому квантовому суперкомпьютеру) с задействованием новых ресурсов, образованием новых нейронных связей, то личность удачно перенесет процедуру прекращения связи с прежним носителем.

Многочисленные эксперименты показали, что «межсуществование» должно обрываться жестокой процедурой, связанной с пытками и одновременным половым стимулированием. Только так можно обеспечить разрыв со старым носителем сознания…

Только мужики могут писать такую заумь!

Однако ж, бред бредом, – а работает! Сама проходила процедуру три раза, но нам женщинам проще. А муж –  целых четыре. Он у меня умный: не валяется без дела в нейрошунтах – освоил четыре новых языка программирования, получил пятое высшее образование и Executive MBA. В здравоохранении таких ценят –  не сегодня-завтра сам станет замом министра.

Сижу в кресле. Жду, когда на каталке вывезут моего Петю. Он еще слабенький в новом теле. Ну ничего, электро-волновая стимуляция, массажик. Окрепнет – пойдем вместе в спортзал, потаскаем железки. И будет он у меня лучше прежнего.
В общем, жизнь удалась. А Наташка – обломилась в очередной раз!
Беру второй стопарик.

Я – палач высшей категории, нейросуггестивный экзекутор-терапевт. Я убиваю тела людей. Мне за это хорошо платят. У меня есть любимый муж с телом девятнадцатилетнего юноши.  Сегодня мы отметим его новый  день рождения. Завтра возьму отгул: коллеги Пети по министерству придут поздравлять к нам домой.

Горжусь своей работой на благо моей бессмертной Родины!