Паранойя

1.
Паранойя - дело серьёзное. С паранойей нельзя шутить. А Степан и не шутил. Напротив, он был с нею заодно, он принимал её как важную часть себя и всегда был настороже. В отдельные моменты она сохраняла ему здоровье. Что, при его рисковом бытии, ценилось высоко. Паранойя – дело серьёзное.

В вагоне стоял смрад. Гастарбайтеры ехали с каких-то работ целым вагоном. Они поснимали вонючую обувь и разлеглись по койкам. Кто-то бухтел по-таджикски, не давая уснуть другим, кто-то плевал на шум и сладко храпел, гуляя во сне по золотистым сопкам своей среднеазиатской Родины. Степан вышел из купе проводника и, закурив, направился в тамбур, стараясь вдыхать исключительно табачный дым. Он проковылял в конец вагона и скрылся за грязный дверью.
Дурное предчувствие. Внутри всё напряглось. Может просто хавать хочется? Ага, щас. Это она и есть – паранойя.
Степан докурил сигарету и вернулся в проводницкое купе.
– Там хачики дерутся. – сказал он.
– Как дерутся?! – Таня встрепенулась.
– Кулаками.
– Нет, чё, серьёзно?
Степан не ответил. Таня вскочила и, охая, выбежала из купе. Степан вынул ключи из кармана её пиджака, висевшего на крючке у входа, и снова побрёл в тамбур. Навстречу ему шла взволнованная Таня.
– Никто тут не дерётся. Спят все. – с укором произнесла она.
– Ну и радуйся. – небрежно ответил Степан. – Тебе проблем меньше.
Таня возмущённо цокнула и заторопилась обратно в постель.
Степан выбрался в тамбур и отпер дверь на улицу только что добытым ключом. Он вернулся в купе и вернул ключ на место. Таня уже спала. Через четверть часа, когда поезд сбросил скорость, Степан распахнул дверь и выпрыгнул из вагона.
Паранойя – вещь сугубо личная. Её нельзя делить с кем бы то ни было, а тем более – с кем попало. Если кому-то не нравится твоя паранойя – пошёл он в жопу. Это не его дело.
Степан, кряхтя, поднялся на ноги, отряхнулся от снега, закурил и пошёл вдоль путей вслед удаляющемуся составу. Дурное предчувствие исчезло. А вот чувство голода осталось. Вскоре Степан увидел вдали огни города. Он свернул вправо и выбрался на шоссе ловить попутку.

2.
– Тагар, отворяй ворота. – Степан стоял у дверей большого частного дома на отшибе города и говорил в домофон – Принимай гостя с гостинцами.
Цыган открыл дверь и с неудовольствием уставился на Степана.
– Чё так рано? – спросил он, оглядевшись по сторонам.
– Да кабы поздно не было. – ответил Степан – Поезд раньше прибыл, тороплюсь я. Давай деньги, да я пошёл.
– Заходи, чё встал? – цыган отошёл от двери, впуская Степана во двор – А денег нет, – цыган пожал плечами – деньги завтра будут. Брат днём приедет – привезёт. Ты товар давай, а за деньгами завтра приходи.
– Тагар, не надо так, я своё дело сделал. Третий раз тебе привожу. Не дашь мне денег – у тебя сыновей не родится и руки отсохнут.
– Ты как со мной говоришь?!
– Как с цыганом. Неси деньги уже. Холодно.
– Тьфу – цыган плюнул Степану под ноги и скрылся в доме. Через некоторое время он вынес небольшую пачку денег, забрал у Степана свёрток, выпроводил курьера и удалился, ругаясь по-своему. Степан покачал головой и пошёл прочь.
Небезопасное место. Надо завязывать. Ну их, этих цыган. Да и с поездом не очень вышло. Таня, наверное, в обиде. А, впрочем, пошла она на хрен, эта Таня. Пошли они все на хрен.

3.
Дом.
Наконец-то можно принять душ и хорошенько выспаться. Степан запер за собой дверь, разулся и прошёл в комнату. Жёлтый фонарь с улицы подсвечивал легкий беспорядок. Надо менять шторы, эти никуда не годятся. Надо завтра сходить, пока деньги есть. Степан стащил с себя куртку и пошёл в ванную. Через полчаса он залез в холодную постель и, наконец-то, расслабился. Тяжёлый был день. Надо завязывать. Иначе такие дни никогда не кончатся. Или, наоборот, кончатся и слишком быстро. Цыгане – народ подозрительный. С цыганами лучше дел не иметь. Дурацкие узоры на шторе потускнели и расплылись, наступила темнота.

Бам! Бам! Бам!
Степан вскочил на ноги и только потом проснулся. Он крутил головой, пытаясь понять, что случилось.
Бам. Бам.
Уже тише донеслось из прихожей. Он вышел в коридор и осторожно заглянул в глазок.
Олька.
Степан хмыкнул и покрутил ручку замка. Стоило двери приоткрыться, как в щели показалось зарёванное девичье лицо.
– Ты чего?
– Стёпа! Стёпа! Там папа с топором!
Степан впустил соседку и запер дверь.
– Чё, опять синий?
– Да. – по красным щекам девочки текли слёзы – он сегодня совсем того. Бегает орёт чё-то сам с собой. Мама тоже в дрова.
– Как обычно. – Степан потёр слипшийся глаз – Проходи. Чаю?
Соседка кивнула, семеня в комнату. Степан пошёл на кухню.
Грёбаный алкаш. Вечно то нож схватит, то топор. И орёт на весь дом, что он всех кормит и одевает и, что ему это всё на хер не надо. Задолбал. Сдох бы уже поскорее. Спать мешает.
Степан наладил кружку чая и понёс в комнату. А Олька-то растёт. Вон уже грудь налилась. И ножки...
– Держи. – Степан отдал кружку и сел напротив, сонно моргая.
– Можно я у тебя переночую? – соседка шмыгнула, подтирая текущие сопли.
Как же мерзки ревущие женщины. Степан даже скривился.
– Ночуй. – ответил он – матрас там, в шкафу, ну сама знаешь.
Соседка улыбнулась. Степан улёгся в ещё тёплую постель. Свет в комнате никто так и не включил. Девочка сидела наполовину освещённая бледным светом из кухни. Она молча выпила полкружки, поставила её на стол и открыла шкаф. Степан лежал и наблюдал как юное создание в полумраке раскатывает на полу старый полосатый матрас. Такая тонкая, быстрая. Нагнулась за простыней в шкафу…
Да ну.
Степан отвернулся.
– Всё, я сплю.
– Я умоюсь и тоже. Я тихонечко. Спи. Извини, что опять...
Степан не ответил. Пусть ночует. Завтра уйдет, а через месяц опять попросится. А может и раньше. Кто знает запойный график Толяна? Его уже давно пора в психушку сдать. Он опасен для окружающих. Он болен. Он алкоголик. Изолировать его, пока он никого не зарезал. А она пусть ночует, она хорошенькая... Грудь налилась, ножки…

4.
Кто придумывает правила? Тот, кто повыше, да поважнее. А кто пониже да попроще эти правила принимает и соблюдает. Больно грамотные все стали. У наших предков, лохматых обезьян, думается, грамоты было поменьше и делали они то, что от них требовал инстинкт. И пусть все грамотные идут на то место, которое любит поминать сосед. А Степан будет делать то, что ему велит инстинкт. К тому же не ему одному. Олька лежала и буравила взглядом Степана сквозь сумрак комнаты. Он поманил её. Она торопливо выбралась из постели на полу. Значит Степан правильно разгадал её взгляд, от которого он, собственно, и проснулся. Олька залезла к нему под одеяло.
Спокойной ночи, грамотные.

5.
Отчего утру быть добрым?
Даже если ночь прошла неплохо и где-то подмышкой сопит юное тело, прижавшееся бочком. Даже если ты решил устроить заслуженный отдых. Даже если собирался менять образ жизни. Даже если хотел купить новые шторы. Утру пофигу. Оно не бывает добрым.
– Оля, просыпайся. – Степан покачал девочку за плечо – Переляг на пол и оденься. Там, похоже, мамка твоя. Проспалась.
Степан надел шорты и вышел в коридор.
– Здравствуйте. Лейтенант Капенко. Вы ночью ничего не слышали?
Сон как рукой сняло.
– А что случилось?
– Вашу соседку убили.

6.
– И теперь мне надо в мусарку. – Степан затянулся сигаретой – Показания давать.
– Нихрена себе дела! Это при твоей-то работе! Знали бы кого на допрос пригласили!
– Сплюнь, Серёга, сплюнь. Я вот с Тагаром завязать решил. Вчера такой мандраж был. По ходу это моё шестое чувство мне велит-таки остановиться.
– Да уж, ты тот ещё оракул. Я до сих пор понять не могу как ты тогда почуял подставу на набережной. – Серёга пригубил пива из бутылки и вытер пену с губ – Не ты бы – писец бы нам тогда. До сих пор вспоминаю.
Степан пожал плечами. Он затушил сигарету и достал телефон.
– Ладно, Серёга, мне пора. Завтра если что увидимся. Давай.
– Конечно увидимся! Ты мне про Ольку ещё должен рассказать! – Сергей поиграл бровями – Подробно...
Друзья рассмеялись и Степан вышел на морозную улицу. Он пересёк вокзальную площадь и пошёл вдоль тротуара, где стояли ларьки с пирожками и газетные киоски.
Жизнь забавна. Сколько в ней закавык. Вчера героиновый курьер, сегодня свидетель по мокрухе. Надо же было Толяну такое. Лежал же раз в дурке. Чего его оттуда выпустили? Ольку жалко. Мать убили, батю, синяка, посадят. Одна осталась, бедненькая. Как она ревела. Прижималась. Всю майку замочила. Считай только в колледж поступила. Первокурсница.
– Есть закурить?
Степан протянул незнакомцу пачку с последней сигаретой и зашёл в автобус.

7.
Любовь – дело неожиданное. Степан всё вспоминал Олькины слова, когда они говорили, после всего, в постели. И как он раньше не замечал, до этой ночи? Ведь и правда же подавала знаки. А девка-то хорошая. Жалко только, что с родителями так всё вышло. А может и к лучшему. Они бы точно против были. А так…
Уже стемнело. Степан, съежившись от холода, зашёл в знакомый двор.
Может и правда другая жизнь получится. Вся эта хрень уляжется и заживём. Уж я о ней позабочусь. Хорошая она. Мне подходит.
Послышались шаги. Степан обернулся. Трое приближались к нему сзади. Степан прибавил шаг, но из темноты спереди вынырнули ещё двое. Два или три лезвия по нескольку раз вошли в тело. Степан опустился на колени и завалился набок. Его быстро обшарили и немедленно растворились в темноте двора.
Вот те на. Пятеро окружили, а шестое чувство - ни звука. Любовь дело неожиданное. Любовь заглушает паранойю.