Глава 2. ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
Женя ехал домой. Мысли его раздваивались. Он давно хотел поменять свой не особо престижный «Фольксваген» на новенький «Лексус» или приличный «BMW», но между западным автопромом поминутно всплывали то злые, то огорчённые глаза Алёши. «Почему он так это принял? — недоумевал Женя. — Он совсем ещё пацан, и я ему не всё объяснил. Мог бы подумать — я мог бы подумать, он мог бы подумать».
Не меньше, чем Алёша, Евгения занимала мысль о собственных благополучии и процветании. Правильнее было бы сказать, что этот вопрос волновал его даже больше, потому что Алёша входил в него его составной частью, и с нею всё было ясно: Алёша Жене нравился, им было хорошо вдвоём, и он не собирался от него отказываться. Но для того, чтобы их времяпрепровождению не мешали заботы о хлебе насущном, неприятные мелочи жизни, постылые хлопоты и очи старших, нужны были деньги и независимость. Находясь на содержании родителей, Евгений терял второе; заявить о собственной свободе значило распрощаться с обеспечением. Одно представление о работе и съёмной квартире повергало господина Меньшова-младшего в тихий ужас, и поэтому возможность брака он в принципе не отвергал: союз должен быть краток, жена должна быть очень прилично обеспечена, и через год-полтора, изъяв из её кошелька несколько лет беспечной жизни, можно было спорхнуть, оповестив супругу о том, что узы Гименея оказались для мужа невыносимой уздой. По прошествии же этих самых нескольких лет безбедного существования многое может случиться: родители не вечны и, отправившись в мир иной, оставят квартиру, дачу, тачки и прочее, нажитое непосильным трудом, сестра удачно выйдет замуж, Алёша прилично устроится, сам Евгений оккупирует кресло важного начальника в какой-нибудь жирной кормушке — да мало ли что! Свобода и процветание всегда стоили дорого, а любовник не смотрит далеко, не мыслит глобально и взвивается из-за того, что партнёр только поведал о мимоходом брошенных словах! И, остановив машину, Евгений вышел из неё и направился в отчий дом, предавшись более земным мыслям о планах расправиться с небольшим, приятным и очень вкусным удовольствием, которое баба Лена должна была сотворить из здорового осетра.
Пятнадцатилетняя Лиза, увидев на экране домофона физиономию брата и открыв ему дверь, не ограничилась обычным небрежным кивком и присовокупила к нему многозначительное цоканье и хитрый прищур; проплывающая с тарелками на заднем плане баба Лена отозвалась благостной воркотнёй: дескать, сегодня вовремя — и нагоняя от родителей не будет, а то, если бы опоздал или не явился, и т. д., и т. д. Евгений заглянул в столовую. Из кабинета выплывал отец, из спальни к нему присоединялась мать. У главы семейства в руках не было обычной газеты, у прекрасной половины отсутствовал её всегдашний атрибут — телефонная трубка. Всё это старшему сыну очень не понравилось: отступления от протокола ничего хорошего не сулили, и он скрылся в своей комнате, соображая, чем же они вызваны.
Очертим же бегло портреты обитателей просторной прекрасно обставленной семикомнатной квартиры в центре стольного града — в том порядке, в каком они появлялись перед очами Евгения. Лиза, младшая сестра, немного проигрывала в красках и внешности брату, поскольку её глаза были карими, волосы — каштановыми, а белую, как и у матери, как и у Жени, кожу кое-где украшали отроческие прыщики, но в целом была девочкой симпатичной. Немного капризуля, немного зазнайка, немного лентяйка, в школе она училась ни шатко ни валко, богатыми личными похождениями пока не отметилась, но была оснащена великолепными достоинствами: говорила меньше, чем думала, и думала глубже и вернее брата. Баба Лена вообще-то звалась Еленой Михайловной и родственницей не была, но в качестве прислуги состояла при семье столько зим и вёсен, что давно отзывалась на «бабу Лену» детей и «Леночку» взрослых, давно стала практически родным человеком и была предана своим хозяевам телом и душой. Располневшая к пятидесяти годам, она ещё бодро курсировала по комнатам то с пылесосом, то с метёлкой, то с грязной одеждой и бо;льшую часть времени проводила на кухне, стряпая удовлетворявшее всех, от мала до велика. Готовить баба Лена умела, со своими обязанностями справлялась превосходно и так почиталась супружеской четой, что нередко принимала участие в семейных советах, своё место, впрочем, не забывая — и тем самым повышая свой рейтинг и восхищение своими тактичностью и деликатностью. Артемий Денисович Меньшов, он же Тёма, к сорока восьми годам обзавёлся небольшим животиком и по закону равновесия (если в одном месте что-то прибавляется, в другом что-то убавляется) — наметившейся лысиной. Формально он работал важным, но не совсем, чиновником, возглавляющим отдел Х управления У и заседающим в собственном кабинете, путь к которому по таинственным извилистым коридорам был так труден и загадочен для непосвящённых, что его изучили только избранные, входящие в солидное здание и прекрасно ориентирующиеся в его лабиринтах, ибо знали, с чем стоит входить и что — выносить по уходу. Таким образом, фактически Артемий Денисович стоял на подхвате по распилу бюджетных средств и их распределению туда-то и туда-то и периодически переводил опилки и крошки в доллары и евро, складирующиеся в сейфе его домашнего кабинета. При таком положении дел сорокапятилетней Алле Арчиловне, своими и сына чёрными глазами и волосами обязанной кавказскому отчеству, оставалось лишь снимать сливки с изобилия, разъезжать по саунам, спа-салонам, подругам и средиземноморским курортам и обсуждать пополнение гардероба и последние сплетни в бесконечных телефонных переговорах.
Семья жила тихо-мирно, ни на что не жалуясь и стараниями отца прекрасно себя обеспечивая, но период благоденствия имеет две нехорошие черты: увядать и заканчиваться. Памятуя именно об этих несносных качествах благополучия, Артемий Денисович в последних сводках гидрометцентра к своему крайнему огорчению обнаружил широкое наступление атмосферного (может статься, и народного) фронта, грозившее испортить летнюю идиллию ливнями, долговременность которых может попортить и заставить протекать надёжную до сего момента крышу.
Тревожные звоночки, конечно, и раньше звучали, но, приходившие доселе фрагментарно, в последнее время раздавались всё чаще и грозили слиться в одну непрекращающуюся трель. Кризис 2008 года и перемещения во властных структурах колебали положение Артемия Денисовича, финансирование сжималось, народный фронт становился до неприличия любопытен и омрачал безоблачные горизонты. Кроме того, всплывали старые грешки, конкуренты были молоды, алчны и острозубы, готовили компромат и теснили обосновавшихся на месте под солнцем. Г-ну Меньшову приходилось прокручивать в уме варианты возможного отхода от дел с наименьшими потерями для собственного комфорта, а надо было ещё пристраивать детей и обучать их уму-разуму. До совершеннолетия Лизы оставалось три года, приданое для неё было готово, да и сама она была рассудительна, обладала здравым умом и особых переживаний по поводу своего будущего у отца не вызывала, а вот с сыном-шалопаем, всего лишь студентом, праздно шатающимся на деньги папочки по ночным клубам и разъезжающим на подаренной отцом же машине, надо было что-то делать — и чем раньше, тем лучше. Извилистые коридоры и хлебный кабинет ему не светили: династическая преемственность в них не предусматривалась, и мысли о браке с приличным капиталом обуревали мозги под наметившейся лысиной всё чаще и чаще. Дочь одного из старых добрых знакомцев Артемия Денисовича приглянулась почтенному чиновнику и прекрасным особняком, практически готовым, и прилагавющейся к недвижимости семизначной суммой, выделенной заботливым отцом, директором крупной строительной компании, на послебрачное обустройство единственного чада. Помимо этих несомненных достоинств, восемнадцатилетняя Ирина была очень хороша, скромна, и Павел Дмитриевич Резников, как удалось разведать, вовсе не противился выдать единственной наследнице разрешение на ранний брак даже с гораздо более скромной суммой, внесённой мужем в семейный бюджет, если этот самый муж придётся мадмуазель Резниковой очень и очень по сердцу. После взаимных реверансов, восхваления Евгения как образца красоты, молодости, благонравия и добропорядочности и распитой в ресторане бутылки превосходного французского коньяка Артемий Дмитриевич наметил план покорения неопытного сердца фиктивными достоинствами своего отпрыска. Дело оставалось за малым: перевести предполагаемое в действительность. Начинать надо было с оповещения Евгения о постигшем его счастье, и г-н Меньшов-старший решил не медля объявить г-ну Меньшову-младшему о близящемся конце его привольной жизни, наметив экзекуцию на нынешний вечер. По шушуканью и прорывающимся громче репликам переговаривающихся родителей Лиза догадалась о грядущих переменах; этим и объяснялись и её цоканье, и хитрый прищур, доставшиеся братцу по его возвращении.
Итак, жареная осетрина внесена, салаты нарезаны, белое вино разлито в фужеры. Войдя в столовую, Евгений уселся за стол под прицелом трёх пар глаз. Час Х пробил…
Отец взял быка за рога сразу:
— Вот что. Мы с матерью посовещались и решили, что ты уже взрослый. — Алла Арчиловна подтвердила слова мужа кивком головы. — Ты с этим согласен?
Евгений подобрался:
— Смотря что из этого следует…
— То, что тебе надо начать самостоятельную жизнь.
— То есть…
— Жениться, создать семью и порадовать родителей внуками.
Лиза наслаждалась разворачивающейся сценой.
— Жениться?! В восемнадцать лет?! Вы что? Папа!.. Мама!..
— А что? — спокойный тон Артемия Денисовича резко контрастировал с воплями сына.
— В восемнадцать лет! Вы губите мою жизнь!
— А в ночных клубах ты её спасаешь?
— Я там просто провожу время и, кстати, очень тихо. Ты мне даёшь пять тысяч баксов в месяц…
— Пока у меня есть возможность зарабатывать, а это не вечно.
— Я тебе желаю здоровья…
— Здесь от тебя не многое зависит. Рано или поздно придётся задуматься о том, как зарабатывать самому, и лучше это сделать пораньше.
— И начать сейчас, а не продать в аврале то, что останется от родителей после их смерти, и прожить это за несколько месяцев, — Алла Арчиловна была на редкость единодушна с отцом, и Евгений понял, что родители подготовились так хорошо, что горестные вопли не произведут на них должного впечатления. Приходилось изыскивать аргументы весомее.
— Как же вы рассчитываете на то, чтоб я начал работать, если хотите посадить на мою шею это… брр… да ещё с приплодом через девять месяцев?
— Это «брр» сядет тебе на шею вместе с несколькими миллионами евро, и ты стартуешь с приличным капиталом.
— Во-первых, я должен окончить институт…
— Одно другому не мешает. У тебя управление — вот и присоединишь к теории практику.
— Да я абсолютно не знаю, что мне делать…
— Идти по стопам тестя… или определиться по-своему, подумав об этом до свадьбы.
— А с чего вы взяли, что этот тесть не окажется бандюгой, нажившимся в девяностых?
— Понимаю твою щепетильность, но можешь не волноваться. Он директор огромной строительной компании.
— Так вы всё за меня уже решили и…
— Подобрали тебе приличную красивую молодую девушку.
— Цени папу: тебе не придётся искать ни невесту, ни приданое, всё уже готово. В коробочке с розовой ленточкой, — подала голос Лиза.
— Другого такого шанса в жизни не представится, — продолжил отец. — Ирина Павловна Резникова, 1994 года рождения, студентка второго курса иняза, с прекрасным особняком, выстроенным в столице её отцом, и несколькими миллионами евро в придачу.
— Наверняка уродина.
— Очень симпатичная, — развеял сомнения отец.
— И приличная, — акцентировала мать. — По клубам не шастает. Такое сокровище больше нигде не найдёшь. Знаю я нравы современной молодёжи. — («Интересно, откуда? Папа, приглядывай за мамой!» пронеслось в голове сына, но разве такое озвучишь!) — И в твоём институте одни вертихвостки или охотницы за олигархами. А Ирочка — («Ах, она уже и „Ирочка“! Далеко же зашли дела», — обречённо подумал Евгений.) — серьёзная, тихая и скромная.
— Она, может, ещё и девственница? Мне же больно будет! — в отчаянии заорал сын.
Лиза звонко рассмеялась.
— Ты ничего не перепутал? — поинтересовался отец.
— Абсолютно. Желаю «Ирочке» крепкого здоровья, огромного счастья и прекрасного мужа, который, во-первых, будет старше меня хотя бы лет на пять, и, во-вторых, не будет мотаться по кабакам почём зря. Пусть молодость и скромность венчается с мудростью и приличием, а я не сто;ю…
— Скажем, от беготни по кабакам я могу тебя легко избавить…
«Ого, пошли угрозы, и, самое главное, они весомы и легко осуществимы», — опечалился Евгений.
— На пять тысяч много не набегаешь. Мог бы увеличить раза в два: вон везде инфляция…
— Вот и раздобудешь у жены, — опрометчиво ляпнул отец, но тут же спохватился и, повысив тон, постучал пальцем по скатерти: — В перерывах между делом!
— Да как вы вообще это всё себе представляете? Она, может быть, и замуж не хочет… Чего ей рожать и фигуру портить в восемнадцать?
— Не волнуйся, хочет: тихие и скромные всегда мечтают о замужестве.
— А, может, я не в её вкусе…
— Тебя девушки невниманием не обижали — и она увлечётся.
— А, может, я с кем-то встречаюсь…
— Развстречаешься, переживёт.
— А, может, я вообще гей…
— Переориентируешься.
— А импотент?
— Вылечим.
— Да как это всё устроится? Я что, с букетом к ней домой заявлюсь и скажу: «Папа хочет — выйди за меня»?
— Я уже всё продумал.
— Так ты на ней и женись, если у тебя всё так ладно сложилось.
— К сожалению, у тебя мама ревнивая: южная кровь сказывается.
— Вот удивительно, как при всём этом мама не ревнует сына к какой-то чужой женщине!
— Пойми, что мы с отцом не можем желать тебе ничего плохого, — мать приняла эстафету у отца. — Родители не вечны, отцу скоро пятьдесят, он не сможет тебя всю жизнь обеспечивать. Да, у нас всё пока благополучно, тьфу-тьфу, не сглазить. — На всякий случай Алла Арчиловна постучала костяшками пальцев по столу. — Но это не значит, что на место отца никто не зарится. Охотники подсидеть всегда найдутся, и компромат сфабрикуют, и просто очернят. Достаточно незначительных перемен наверху — и всё перетряхнётся. Лес рубят — щепки летят. Мы для вас живём, будете пристроены — и вам хорошо, и мы спокойны будем.
— Бедная осетрина, так ты меня и не порадовала. Бедный Евгений, так ты осетриной и не насладился. — И, забыв о десерте, Женя отправился в свою комнату оплакивать свой такой спокойный и привольный до сего дня мир тихих радостей и свободной жизни.
Минут через двадцать в его дверь осторожно поскреблись.
— Входите. Надеюсь, это ещё не невеста…
— И правильно надеешься: всего лишь Лиза. — И на пороге обрисовалось младшее дитё с бананом в правой руке и чашкой клубники со сметаной в левой. — Ты забыл о десерте.
— Моя судьба предрешена, где уж тут о счастье перед плахой…
— Ладно, не страдай. Лучше обмозгуем создавшуюся ситуацию со всех сторон. Всегда можно найти плюсы даже в безвыходном положении.
— Ну выкладывай, спасай родную кровь.
Лиза утешала брата по пунктам. Во-первых, на брак всегда найдётся развод. Во-вторых, в ближайшем будущем на свободу Евгения пока всё-таки не покушались, и месяца два-три вполне можно было вести привычный образ жизни. В-третьих, изображая послушание и покорность, из родителей можно было выбить дополнительные преференции. В-четвёртых, если к браку подойти достаточно тонко и вдумчиво, всегда будет возможность заявить о собственных интересах, старых друзьях, неоконченных делах и постоянно выговаривать для себя достаточно объёмное личное пространство, в которое будущая прекрасная половина входить не должна. В-пятых, приличные бабки ещё никогда никому не мешали. В-шестых, если у Евгения хватит ума, он сделает с деньгами жены карьеру, добьётся независимого положения и сможет поступать так, как ему вздумается, уже без оглядки на родителей. В-седьмых, сама семейная жизнь не станет таким уж тяжёлым ярмом для молодожёна: отдельное жильё, жена — по матери сирота, тесть не первой молодости, неопытная в практических делах дочь после ухода с работы постаревшего отца вряд ли захочет взять бразды правления огромным строительным бизнесом и передаст их в руки мужа, тем самым эти руки ему развязав. Да мало ли что ещё! Не теряться и строго охранять свои интересы — и даже со второй половиной можно расположиться в подлунном мире весьма прилично.
Воспользовавшись оглашением грандиозных планов, Лиза выпытала у родителей детали. Пятидесятипятилетний вдовец Павел Дмитриевич сосредоточил в своих руках строительный бизнес, специализировавшийся на бюджетных заказах, и в силу специфики дела познакомился с отцом Евгения, который в финансировании социальных проектов играл важную, пусть и не самую главную, роль. Он нуждался в благоволении властей, в формальности проводимых тендеров и в щедрости бюджета к нуждам населения — интерес и потребность друг в друге у Павла Дмитриевича и Артемия Денисовича были обоюдны. Таким образом, должность отца Евгения являлась достаточной компенсацией того, что за Женей давали едва ли не в десять раз меньше приносимого в стартовый капитал молодожёнов слабой половиной, вернее, её любящим отцом. Дочь слыла тихоней и домашней девочкой, изучала английский, по местам проведения досуга разъезжала мало, только в компании подружек и только в приличное время, в злачных и особо злачных местах замечена не была и, вообще, оказывала мороженому и конфетам большее внимание, нежели вившимся рядом поклонникам. То ли в силу этого, то ли из-за того, что Ирина лицом очень походила на мать, рано умершую и горячо любимую мужем, Павел Дмитриевич чуть ли не пылинки с неё сдувал и, естественно, как считала Лиза, должен будет потакать всем желаниям Евгения, которые молодая жена предъявит отцу в качестве своих собственных капризов.
— Тихая, ровная и неопытная девочка — настоящий клад, — вещала Лиза. — Немного ума и ласки — и верёвки вить из неё можно будет. А ребёнка родит — вообще застрянет дома безвылазно. Гуляй — не хочу. Ты экономист, управленец — вот и управляй женой, чтобы папочка при жизни переводил капиталы на дочку.
— А он и не догадается, откуда ветер дует, и растает? — сомневался Евгений.
— А у него безвыходное положение: вряд ли он другими детьми обзаведётся, всё и так дочке достанется рано или поздно, а много ли пожилому человеку на себя надо?
— Именно пожилому много надо, это молодой меньшим обойдётся.
— Спорно, — не стала развивать полемику Лиза. — Идём дальше. — Дальше сестра начала втолковывать брату, что Ирина — лучший вариант из всех возможных, раз уж Артемий Денисович твёрдо задался целью сына женить. Молода, красива, единственный ребёнок и сирота — на последний пункт Лиза напирала особо: — Отец всё равно не отстанет, если ему в голову втемяшилось тебя захомутать за приличное бабло. Откосишь на этот раз — кто тебе поручится, что следующей претенденткой не станет жирная тридцатилетняя стерва, злая как цепной пёс и такая же ревнивая? И, потом… В принципе, папахен лишь немного ускоряет то, что рано или поздно и так произойдёт. Ты же не так глуп, чтобы гоняться по свету за вечной сильной до гроба взаимной любовью. Или глуп? Встречалось тебе нечто этакое?
— Нет.
— Вот видишь. Это вообще девчачьи бредни.
— Твои, что ли?
— Гы, — презрительно осклабилась Лиза. — Ещё чего!
Далее Жене поведали о том, что вступление в самостоятельную жизнь — ещё бо;льшая неизбежность, чем брак, и начинать своё дело и свою карьеру лучше пораньше — и выгодно зацепишь, и быстро развернёшь, и крепче ухватишь, и сразу разберёшься, и т. д., и т. д.
— Ты не думай, меня предки не науськивали, и за агитацию не принимай.
— Да знаю, ты независимый эксперт, — соглашался Женя.
— Против того, что так или иначе пахать придётся, возражений не имеется?
— Какие же возражения против гадостей жизни…
— Ага. Тогда конкретнее о пути к сердцу мадмуазель.
И Лиза изложила замысел отца. В июле Артемий Денисович планировал высадить десант в составе Аллы Арчиловны и Елизаветы Артемьевны на теплоход «Иван Бунин», на котором наследница строительного бизнеса отправлялась от Астрахани вверх по течению Волги, а затем, во второй половине круиза — вниз до отправного пункта. Мать с дочкой сойдутся с Ириной, заведут знакомство, с удивлением обнаружат, что главы семейств уже знают друг друга, и проложат дорогу к постоянным приятельским отношениям. В первый же из предполагающихся визитов в делегации господ Меньшовых Евгений явится прекрасным принцем с букетом алых роз, избранницу очарует и после двухнедельного знакомства предложит мадмуазель Резниковой руку и сердце. Ухаживания не сильно затруднят Меньшова-младшего: через день-два по полтора часа. Киношки, посиделки в ресторанах, аква-парк, сауны и приличные клубы (вот Жене и прекрасный повод для просьбы у папашки более солидного пополнения кредитки). Подготовка к свадьбе — ещё минимум месяц свободной жизни. В финале — ЗАГС, брачный контракт и переезд в новёхонький особняк.
— А, надо выговорить отдельные спальни.
— Именно. Запирайся, ссылаясь на головную боль, приказывай прислуге до утра не беспокоить, вылезай в окно и шастай по своему усмотрению.
— Твоими бы устами… Это только проект, а вдруг она так прилипнет…
— Так я её буду систематически умыкать. Шопинг, дачка, караоке-клуб, спа-салоны. Дело говорю: всегда можно устроиться в своё удовольствие. А ребёнка родит — скажи, что не доверяешь няням, — и мадам загрузится безвылазно.
— Значит, июль у меня свободен.
— А у тебя планы?
— Да, Алёшка в деревеньку приглашал, он к деду в Елегорск едет.
— Ну и проветрись. Эк всех на путешествия по родине потянуло!
— Дурной пример заразителен. А твоя драгоценная Италия?
— Поеду с мамой в августе.
— Жаль, у нас однополые браки не регистрируются. Обольстила бы Ирину — я б по гроб жизни был благодарен.
— Ну, это вряд ли при её пуританских взглядах…
— Да, совсем вылетело: она плюс ко всему ещё и девка. Я ж обдерусь весь…
— Да не боись. Начни пальцем, — захохотала Лиза.
— Ну тебя… А! — И Евгений воззрился на чашку с клубникой, точнее, с её полным отсутствием. — Что ж ты слопала мой десерт?
— Не плакай, сейчас принесу дополнительную порцию.
— Не надо, у меня аппетита нету.
— Как знаешь… У тебя «Давыдофф»? Я свистну несколько.
— Смотри не попадись.
— Не волнуйсь! Ну спокночи!
— Спокночи.
Лиза вышла, Евгений остался один и задумался. От брака не отвертеться, отец не отступится. А Алёша? Как он это воспримет? Хорошо, хоть до августа объясняться не придётся. «Последний месяц детства, — с тоской констатировал Женя. — Как же развестись поскорей и потише?» Последние часы перед сном Евгений провёл с ноутбуком на коленях, рассматривая физиономии своих вероятных родственников на официальном сайте компании г-на Резникова «XXI Строй» и в просторах «Facebook». Мадмуазель Ирина оказалась достаточно привлекательной особой с безгрешным личиком, украшенным банальными карими глазами и каштановыми волосами. Впрочем, черты лица были правильны, кожа — бела, волосы — густы, фигура — стройна. Уныло вздохнув, Женя подумал, что кое в чём отец и был прав: до брака дело когда-нибудь всё равно дойдёт, а невеста молода, красива и богата — лучше на ней и остановиться, а то, не ровён час, нарвёшься на сущую бестию. Формула «выклянчить и развестись» г-ну Меньшову-младшему в принципе нравилась, и для развода после брака голова, пораскинув мозгами, причины изыщет: или детей не будет, или дрязги как начнутся, так и не кончатся. В лучшем случае Ирочка подсядет на наркотики или станет алкоголичкой — тогда простор для манипуляций со своей второй половиной у Евгения будет практически неограниченным. Вскрывая ссылки, будущий супруг с удивлением обнаружил, что суженая обожает русский фольклор: её страница в «Facebook» была буквально напичкана народными и стилизованными под народные песнями. «Окрасился месяц багрянцем, и на Муромской дорожке стояли три сосны, а в поле у ручья цветёт калина — вот и ещё одна причина для развода. Лизка права: самое главное — вовремя и куда надо повернуть. И смываться из семейного очага стоит с обиженной физиономией и как бы в расстроенных чувствах и страданиях непонятой оскорблённой и уязвлённой души. В ближайшем же будущем проведём с Алёшей разъяснительную работу: в конце концов, я стараюсь для нашей же лучшей жизни».
На следующий день Евгений заявил родителям, что в общем браку не противится, но из кожи вон в ухаживаниях лезть не будет и к ранним бракам настроен скептически. Папа всё-таки настаивает — хорошо, сын попробует. В июле мадмуазель отправится на кораблике по Волге, и, пока мама с Лизой будут с ней знакомиться, Евгений уедет на лоно природы. Друг отбывает на отдых в глухую провинцию и приглашает последовать за ним — вот будущий молодожён и приобщится к деревенским благам, и вдосталь оплачет свой печальный жребий, если, конечно, судьба не смилостивится над ним и во время круиза не бросит мадмуазель согласно её излюбленным песням в набежавшую волну.
Соглашение Артемия Денисовича на отъезд в Елегорск было получено моментально.
На иллюстрации — Женя.