Он проснулся рано, приподнялся на локте и выглянул в окно. Только рассвело. Деревня и река ещё были скрыты туманом . Из тумана, плавно сменяя одно другое, вырисовывались разноцветные очертания. На переднем плане — коричневые силуэты деревьев , чуть дальше — лиловые кущи у реки, ещё дальше — фиолетовые за рекой и совсем далеко — голубовато-серый лес за полями. Над туманом нависла высокая тёмно-синяя туча, переходящая в чистую розовеющую полосу на горизонте. Через разрывы в туче проглядывало светлеющее небо. Он смотрел в окно и ждал, когда появится солнце.
Сначала по кромке тучи пробежали оранжевые блики, и розовая полоса между тучей и горизонтом тоже окрасилась в оранжевые тона, становясь всё ярче и насыщеннее. Цвет леса в том месте, где солнце должно было показаться, из голубого превратился в бордовый. Постепенно небо сделалось красным, и из-за горизонта над лесом выступила узкая огненная каёмка. Она медленно увеличивалась в размерах, а потом почти мгновенно выросла в громадный диск. Диск ненадолго остановился в одном месте и неторопливо пополз вверх, уменьшаясь в размерах и становясь сперва пунцовым, затем оранжевым, затем жёлтым, и в конце концов превратился в белый. Белый свет залил небо, тучу, поля, реку и разогнал туман. Наступило утро.
Скоро надо было уезжать в город. Заканчивалась его этого года деревенская жизнь. Подступали осенние холода и дожди. Дела по дому были, в общем, завершены, и потому предстоящий день решено было посвятить рыбалке.
Приняв душ и позавтракав, он сделал пару бутербродов и положил их в заранее приготовленный пакет. Туда же кинул несколько огурцов и груш, купленных накануне у соседки, и налил в термос крепко заваренного чая. Затем взял рюкзак и разместил в нём коробки со снастями, термос, пакет с едой и плавки. Застегнув рюкзак, накинул его на плечи, взял чехол с удочками, ведёрко для живцов и выкатил из дома старый дорожный велосипед. У крыльца он ещё раз проверил, не забыл ли чего, закрыл дом, сел на велосипед и покатил к реке.
Дорога была хорошо знакома. Несколько раз в день он проезжал по ней туда и обратно. Справа стояли деревенские домики, а слева высились вековые ивы, ветви которых сейчас шумно приветствовали его, наклоняясь под порывами сильного ветра. В конце деревни дорога раздваивалась. Одна её часть уходила в гору, на станцию, другая — к реке и паромной переправе. Не доезжая парома, он свернул на разбитую грунтовку, ведущую к плотине. У первого большого дерева остановился, достал спрятанный в зарослях крапивы длинный деревянный шест и поехал дальше за плотину, где обычно рыбачил. Подъехав к «своему» месту, бросил на землю шест и чехол, слез с велосипеда и снял рюкзак.
Первым делом он собрал «паука» — мелкоячеистую сетку размером метр на метр, которым ловил малька и для которого нужен был шест, и отправился к находящейся неподалёку заводи. При помощи шеста закинул сеть, подождал несколько минут и поднял. В ней трепыхалось десятка полтора мелких рыбёшек. Он высыпал их в ведёрко, куда предварительно набрал чистой без ряски воды, и вернулся к оставленным вещам. Поставив ведёрко, наладил удочки: два длинных трёхметровых спиннинга и два коротких. Длинными можно было забросить приманку подальше, где ходила большая рыба, а короткими — рядом с берегом. Он насадил мальков, по очереди забросил спиннинги, установил их на подставки, к которым были привязаны колокольчики, и надел колокольчики на лески.
Белое утреннее марево исчезло. Над рекой синело чистое небо. Ветер ослабел и из порывистого превратился в тихий и освежающий. Вода, по которой только что катились крупные волны, успокоилась. Солнце начало припекать. Он разделся до плавок и, растянувшись на мягкой уже успевшей нагреться траве, изредка посматривал на удочки и размышлял о прочитанном накануне и так совпавшем с его настроением стихотворении.
Отдаляюсь... Уводит время...
Жизнь становится воспоминаньем...
Снова – старый рецепт лечения,
Как когда-то: свои желания
Усмирять мелкотемьем быта;
В ежедневных простых заботах
Делать вид, будто всё забыто
И надеяться на работу,
Веря в то, что она спасает,
Отгоняет пустые мысли...
Только я уже это знаю,
Проходил. И какой же смысл
Заниматься самообманом?
Трудно лечатся поздние чувства,
От которых, как прежде, – пьяный,
А без них – пустота... И грустно,
Что уводит, уходит время,
И не спрятаться в воспоминаньях...
Бестолковое, глупое зрение
Перепутало встречу с прощаньем.
Его размышления прервал чуть слышный звон. Он приподнялся и посмотрел в сторону удилищ. Колокольчик одного из них слегка подрагивал, а затем резко дёрнулся, стараясь сорваться с лески, и громко зазвенел. Он подбежал к удилищу, схватил его и с силой потянул на себя. Удилище выгнулось дугой. Не торопясь, он стал выматывать леску и, когда осталось несколько метров, опустил в воду сачок. Очень плавно он завёл в сетку рыбу и вытащил её на берег. Это был судак.
- Ну, что, с почином, - произнёс он, снял судака с крючка и опустил в садок, - считай, ужин есть. Затем нацепил нового живца и забросил подальше. Через некоторое время опять зазвонил и заметался колокольчик, и он вытащил ещё
одного судака. Теперь был обеспечен не только ужин, но и завтрашний обед, да и в город с собой, пожалуй, будет что прихватить. Так, нежась под солнцем и периодически подбегая к удилищам, он поймал ещё одного судачка, пару жерехов и несколько крупных окуней.
Время близилось к обеду. Клёв прекратился. Искупавшись и немного обсохнув, он вытащил из рюкзака пакет с бутербродами и термос, снял крышку термоса, поставил рядом и налил в неё чай. Достал бутерброд и разделил на две части. Сперва съел первую, с сыром, а затем вторую — с колбасой. Жуя бутерброды, похрустывая огурцами и попивая чай, он смотрел на реку, летающих низко чаек и наслаждался царящими вокруг покоем и тишиной...
Несколько часов клёва не было. Он лежал, разморенный послеполуденным солнцем, и периодически проваливался в сон. Когда в очередной раз он впал в забытье, раздался звон колокольчика. Он даже не сразу сообразил, что происходит. Но звук был такой резкий и сильный и так разрывал окружающую тишину, что заставил его быстро прийти в себя. Колокольчик одного из длинных спиннингов говорил о серьёзной поклёвке. Он подскочил к удилищу и подсёк. Удилище, рассчитанное на тяжёлую рыбу, сложилось почти пополам. Казалось, оно вот-вот треснет. Но оно выдержало и, спружинив, позволило ему немного подтащить то, что было на другом конце лески. Он попробовал потянуть ещё, и это удалось. Судя по всему, попавшаяся рыба была очень большая.
Он выматывал леску и понемногу подтаскивал сопротивляющегося хищника. Когда оставалось метров десять, рыба развернулась и стала уходить в сторону фарватера. Ему едва удалось отпустить тормоз катушки.
- Вот это да, - подумал он, - таких больших рыб здесь я ещё не ловил.
Дождавшись, когда на катушке осталась примерно половина запаса лески, он прикрутил тормоз. Рыба замедлила ход и позволила себя остановить. Картина повторилась. Снова, как в первый раз, метрах в десяти от берега она развернулась и начала удаляться.
- «Старик и море» какое-то, - произнёс он...
Так продолжалось довольно долго. Он подводил рыбу на сколько мог, и всякий раз она разворачивалась и уплывала. Но постепенно силы начали её покидать. Она уже не так сопротивлялась. И через некоторое время ему удалось подтянуть рыбу почти к самому берегу и увидеть вытянутое чёрное тело.
- Налим? - удивился он. Но это был не налим. Из глубины к нему приближался здоровущих размеров сом. Он не верил своим глазам. Да, это был сом, с длинными, как антенны, усами и раскрытой «от уха до уха» пастью. Аккуратно, чтобы не упустить, он вывел его на мелководье и затащил на выглядывающий из воды заросший осокой небольшой островок. В углу пасти, чуть держась на самом кончике крючка, виднелся тройник.
Он смотрел на выловленного гиганта и не верил глазам. Неужели это он поймал такую большую рыбу? А сом, обессиленный, лежал на островке и смотрел почти человеческими глазами на него и тоже, наверное, не понимал, как его, такого сильного и могучего, могли победить. Так они, застывшие от удивления, смотрели друг на друга: он на сома, а сом, шевеля усищами, на него.
Убедившись, что сом никуда не денется, он положил удилище на траву, сел рядом и задумался. Ему было понятно, что он не сможет лишить жизни это смотрящее на него существо. Тогда что? Выбора не было. Он вошёл в воду и приблизился к сому. Стараясь не потревожить его и не повредить, осторожно вынул из пасти тройник, подсунул руки под массивное тело и столкнул рыбу с островка в воду. Та немного постояла на месте, словно не веря дарованной свободе, а затем, слегка шевеля хвостом, стала медленно, погружаясь, пятиться и удаляться от берега, оставляя на дне след от широкого брюха. Потом на мгновение всплыла; как ему показалось, взглянула на него и ушла на глубину.
Солнце садилось. Подходил к концу этот необыкновенный день. Закончилась рыбалка. Он привычно собирал снасти и, доедая забытые груши, укладывал рюкзак. Он находился ещё в борьбе, в той схватке, которая разрешилась некоторое время назад таким неожиданным образом, и мысленно прокручивал, будто кадр за кадром, прошедшие события. Он рад был, что провёл один из последних своих деревенских дней здесь, на реке; что погода выдалась чудесная и что ему удалось много наловить. И, конечно, он был очень рад, что первый раз в жизни поймал такого сома и что отпустил его. Этому он радовался больше всего.
Сложив вещи, он надел рюкзак, взял чехол с удочками, ведёрко и шест, сел на велосипед и, попрощавшись с рекой, направился к плотине. У большого дерева закинул в заросли крапивы шест — до следующего года, до следующей рыбалки — и, напевая, поехал домой.
Возвращался он хорошо знакомым маршрутом, которым ездил на протяжении многих лет, смотрел на погружающиеся в сумерки поля, на склонившиеся к домам ивы и думал о том, как хорошо прожит день. Возможно, это был один из лучших его дней за последние месяцы. Миновав деревню и продолжая негромко напевать, он выехал на дорогу, ведущую через поле к дому. Навстречу, покачиваясь, шли несколько подвыпивших деревенских мужиков.
- Ну что, паря, как рыбалка? - поинтересовался один.
- Во, - он слегка притормозил и показал большой палец.
- А жисть, жисть-то как?
- Жизнь?... Жизнь замечательная.
- Неужто удалась? - один из мужиков повернулся и с удивлением, продолжая покачиваться, уставился на него.
- Точно, удалась, - крикнул он и, с силой нажав на педали, покатил дальше. - Удалась жизнь, удалась! - кричал он сначала качающемуся и удивлённо уставившемуся на него мужику, а затем, отвернувшись, — уже в сторону уходящей в гору дороги, в раскинувшееся вдоль дороги поле, в темнеющее сумеречное небо.
***
Озерицы. Август 2011.