ФРАГМЕНТ ИЗ КНИГИ "КАЛИБР ПОБЕДЫ"
...Во время неоднократных наступлений на неприступные бастионы немцев в Демянском «котле» ожесточенные бои разгорались за каждую, пусть даже небольшую, высотку. Противник, как правило, бывал готов к встрече и выстраивал хорошо укрепленный оборонительный рубеж. Наши лобовые атаки носили нескончаемый характер. Один штурм за другим. Утраты живой силы получались ужасающими. Убитых всегда много. По горло. Море трупов. Мертвецы были кругом. Некоторые жмурики валялись на нейтральной полосе среди минных полей даже с лета. Одни высохли до черноты и были очень похожими на мумии, только зубы сверкали на солнце. Другие распухли ещё по осени, вот-вот собирались лопнуть, но морозы сковали их в громадные чурбаки. Кое-где бездыханные тела припорошило снегом. Однако совершенно очевидно понималось, что за тухлый фарш покоился за снежными отвалами.
Время от времени с близлежащего полустанка пригоняли отвратительно вооружённых желторотиков. Заниматься с ними, обучать, тренировать было некому. Безусые добровольцы-юнцы, призывники, снятые с литерной брони мужики были предоставлены самим себе. Новобранцы из пополнения со страху от нечистой силы в стенках траншей рыли щели. Но чернозём даже в лютые морозы глубоко не промерзал. Откосы при бомбёжке «юнкерсами» с лёгкостью расшатывало и ещё не повоевавших рекрутов повально заваливало.
Когда распогодилось, потеплело, квёлую болотную землю расшатало. Как и предполагалось, падальные мумии стало видно. Покойники, закисшие в чернозёмном сжиженном рассоле, лежали, свернувшись калачиком, словно грелись. По неосторожности усопшие дитятки блестели чистенькими лицами, омытыми грунтовой водицей. Грех, конечно, сравнивать, однако снулые лохушники имели жалкий вид и были похожими на смёрзшихся улиток. Много почивших упокойников попряталось в земляных норах. Не случилось пасынкам судьбы иметь перед смертью надёжное пристанище. Придётся попыхтеть, вытаскивая из берлог жертв несчастного случая. Иначе в первую же оттепель смрад будет стоять невыносимый. Трупный запах тяжёлый, ляжет аккурат по земле вдоль всего земляного редута. Ни присесть для отдыха, ни прилечь и даже опростаться в отхожем месте противно. Причём, тяжёлый аромат имел сногсшибательный деморализующий эффект. Нарядники, схлопотавшие у старшины наказание вне очереди трудились в первых рядах. Рано или поздно, но траншеи будут очищены.
Идиоты командиры. Сволочи. Вместо того чтобы жопу свою греть у буржуйки и водку жрать фляжками, могли бы инструктаж провести с желторотиками. Объяснили бы пацанам, как правильно надобно укрываться в зимнюю стужу от обстрелов и от бомбёжек, что опасно и чего не стоит делать. В конце концов, как выжить на "передке"? Козлы, сидят вон, хохочут, базар-вокзалы разводят о чём-то своём, жлобском в теплушке, распаренной жарой от буржуйки. Пьяные уже офицеры очередную бочку водки допивают, сейчас по порядку на волю поссать выходить будут, заодно возле кустиков проблюются по случаю.
В земле то тут, то там торчали куски втоптанных в чернозём тел. Солдаты так и ходили по ним. Никто не обращал внимания, где нога, шмоток спины, где полголовы или сплющенное лицо, где кисть руки или гроздья пальцев. Запнёшься, бывало, чертыхнёшься и отфутболишь в сторону, вырванную с клочьями мяса человечью фрагментацию.
После очередной атаки кругом валялись невостребованные стальные каски. Голь на выдумки хитра. Солдаты приспособили ёмкости к делу и стали гадить в них. Использованную, наполненную отходами «кастрюльку» после того как «уделывали», отбрасывали подальше за бруствер окопа. Дерьмо в них застывало на морозе и прилетевшей в обратку от взрыва утяжелённой каской могло запросто оторвать голову или покалечить. Бывало и такое.
Совсем неподалёку от первой линии траншей стоял закопчённый подбитый танк Т-34. Вокруг его башни были намотаны смёрзшиеся кишки разорванного десанта. Это внутренности пехотинцев, не успевших соскочить с брони. Внутри металлической тюрьмы уже околели от мороза башнёры. Рации у них отродясь не бывало, а посыльного из батальона послать забыли. Соответственно приказа к отступлению не поступало. Тут без вариантов. По законам военного времени за самостоятельное оставление боевой машины на передовой полевой трибунал безальтернативно приговаривал к расстрелу. Так и сидели внутри бронированного чудовища танкисты, ждали своей смертушки то ли от мороза, то ли от немецкого подкалиберного снаряда. Вот и пойми теперь по существу вопроса, кто они по жизни в натуре: то ли герои, то ли смертники?
Фрицы знали, что экипаж танка не эвакуировался, поэтому начинали изредка бить бронебойными «вундерваффе» из противотанковых пушек, «дверных молотков». Снарядные вольфрамовые болванки калибра 37 мм рикошетили от брони и с шелестом, чмоканьем втыкались в верхние края стенок бруствера перед окопом. В таких случаях морозец пробегал по спине, страху нагоняло стальное «чавканье». Не приголубил бы по случаю бронебойный трассер, мало не покажется при попадании, если тело подставится. Разорвёт несчастную плоть на кусочки.
По обеим сторонам траншеи, выкопанной в полный рост, притулились убитые. Кровь мертвецов стекала к ногам, превращаясь в кисельные лужицы. От кого доля больше вытекла, от кого меньше. Эти бордово-рубиновые желеобразные озерца постепенно сворачивались и замерзали на морозе. Слякотную размазню никто уже не переступал, так по смертельной закваске и хлюпали, кто в валенках, кто в разношенных кирзовых сапогах. В любом случае мы были в грязи, в крови и вообще, хрен знает в чём. Одежда пропиталась торфяной жижей, влагой, смёрзлась и стала «хрусткой», словно пергаментный картон. При резких движениях суконная ткань ломалась на морозе, оголяла тело. Кальсоны, двойные подштанники не спасали.
Мужское причинное место совершенно не ощущалось. Непонятно было, как писун сможет восстановиться после такого холода? Если удастся во здравии остаться, неужели детородный орган и после войны сможет по достоинству исполнять своё предназначение? Вскочить для сугрева, попрыгать было нельзя, немецкий снайпер запросто пристрелить мог. Нас разделяли несколько сотен метров, а у фрицев была отменная цейсовская оптика. Зуб на зуб не попадал от стужи. Лицо и губы окоченели так, что разговаривать было невозможно. Кожу стянуло, словно маску. Да и о чём было, собственно, говорить. Мысли у всех были одни и те же:
– Выжить бы только. Назло врагу сейчас продержаться от мороза, а потом в бою нанести неприятелю сокрушительный урон, наколотить гансов побольше.
Но всё равно: патриотизм, героизм, подвиг с этим всё понятно. Убойно тяжело, мучительно невозможно, хреново бороться с холодом. До жути. Хоть волком вой. Интересно, сколько нам жить ещё осталось на бренной земле? Поговаривали, что предыдущей усиленной дивизии в три стрелковых полка численностью шесть тысяч человек хватило на два часа. Вон они, исхлёстанные, отхераченные боем остатки, ползут-тащатся обратно из пекла, кромешного ада. Раненые, окровавленные, грязные, чумазые, с серыми лицами, запёкшимися губами и лихорадочно блестящими глазами кряхтят, стонут, матерятся, но тащатся к спасительному окопу. Может быть, им в следующий раз повезёт одержать победу и по случаю в живых остаться? Однако вряд ли такое счастье привалит. Вполне вероятно, это будет их последняя гастроль, финальный выход. Хоть пуля в лоб – истина...