Хлопья снега облипают мое тело, свежие раны еще не затянулись и я понятие не имею, что я тут забыл. Я стою посередине детской площадки своего двора, свет тусклого фонаря освещает улицу, это значит, что еще не наступило утро.
Она кричит мне из окна нашей квартиры, чтобы я поднялся обратно домой. Смотрю на нее, как волосы развиваются по ветру, слышу ее озабоченный голос, пытаясь сфокусировать свой взгляд на ее лице.
Я стою тут, в одних джинсах и тапочках, снег почти сразу тает на моем разгорячённом теле. Из правого кармана достаю помятую самокрутку, пытаясь прикурить ее от спичек, но ничего не получалось из-з дрожащих рук. Все мои пальцы были в кровавых рубцах, усеянные сплошь по всей коже, не было ни одного живого места. Все тело болело и зудело, хотелось прыгнуть с головой в сугроб, чтобы это боль наконец-то закончилась.
Поднимаюсь домой, еле передвигая ноги, каждый шаг отдаётся невыносимой болью во всем теле, но нельзя было останавливаться, ведь дома ждет Она.
Она лежит на кровати, совсем без одежды. Приятное зрелище, ее голое тело на белых простынях. Отвернувшись к стене, делает вид, что не замечает меня, а мне бы так хотелось увидеть ее лицо. Я подхожу поближе и слегка касаюсь ее позвоночника, никакой реакции. Ложусь рядом и соприкасаюсь с ее спиной, я бы мог полностью раствориться в ней, в ее теле, навсегда остаться внутри нее. У нас нет ничего, и в то же время есть все. Время, эта квартира, я у нее, а она у меня.
Нужно занюхать дорожку, чтобы проснуться, чтобы перестать чувствовать эту боль, эту пустоту внутри меня. Хотя наркотики, уже давно перестали быть средством, которое помогало бы заглушить все мои чувства. Это вошло в привычку, в часть моей жизни.
Мы были знакомы давно, никто уже из нас не вспомнит, сколько лет мы вместе. Никогда не праздновались годовщины, и никто друг другу не говорил, что любит. Иногда, нам обоим казалось, что, то, что мы вместе, это самая обычная случайность. Просто так случилось, что мы привязались друг другу и уже не могли отцепиться.
Нас притягивало все деструктивное, все то, что нельзя и было опасно для здоровья и жизни. Атомную бомбу должны были назвать в честь наших отношения. Иногда, я винил себя в том, что не смог сделать ее счастливой. Она же о том, что осталась со мной и не убежала в нужный момент. Когда я, облеванный и пьяный, лежал в чьей-то ванной, а она сидела рядом. Именно тогда ей нужно было бежать от меня, куда-нибудь, где я бы ее не нашел.
Наша совместная жизнь состоит из вечного поиска работы, новых съемных квартир и поисков дозы для меня. Я рад только тому, что она все еще не сидит вместе со мной.
Больше всего на свете я любил приход от опиума, даже больше, чем свою возлюбленную. Кто попробует слезы мака – плачет всю жизнь, я же испытываю только эйфорию и радость. Ей совсем не нравилось, когда я это делал при ней, она убегала из квартиры к своим друзьям или родителям. Врала им, что мы просто поссорились на почве бытовых вопросов. Конечно же, она возвращалась, и чаще всего приносила и деньги, которые родители ей давали на продукты или оплату коммунальных услуг.
Да, я паршивый человек, приспособленец, но в периоды, когда не употреблял, старался делать все, чтобы ей было хорошо. Мы часто ходили в парк или сквер у нашего дома, просто бродили по ним, до самого вечера, в конце нашей прогулки я обязательно дарил ей мороженое. Она слегка приподнимала уголки губ и долго смотрела в мои глаза, наверное, хотела что-то сказать, но каждый раз не решалась. Иногда, молчаливые слезы стекали по ее лицу, и она просила, чтобы я оставил ее ненадолго одну.
Я знал точно, что она любит меня всем сердцем. Просто не может меня оставить одного, знает, что умру без нее. Чем дольше мы были вместе, тем меньше я испытывал таких же чувств. Было только три постоянных чувства, что были со мной неразлучны, это одиночество, боль и чувство наркотического опьянения.
Боль была настолько невыносимой, что мысль о том, чтобы вынюхать пару дорожек казалось глупой. Нужно было что-то более серьезное. Затянул левую руку по туже и пустил шприц по вене, я знал, что она увидит и узнает, но было все равно, ничего больше не волновало и не имело значения. Был только я и наркотик. После этого я упал без сознания и пролежал так часов пять, на холодном, грязном полу, весь в своих же выделениях. Еще один передоз в мою копилку.
На кухонном столе лежала записка, быстрым, неразборчивым почерком она написала, что скоро придет, но я знал, что она больше не придет. В этот день часы в нашей квартире навсегда встали, теперь они всегда показывали время Ее ухода.