ЕВГЕНИЙ КАЛАЧЁВ
«КОВБОЙСКАЯ ПЕСНЯ»
(рассказ)
Туристы растянулись цепочкой вдоль реки. Приближался вечер, но июньское азиатское солнце, казалось, все продолжало висеть в зените. Быстрая узкая река, как нагретая сталь, отражала льющиеся лучи, не принося прохлады. Туристы уже спустились с выжженных гор и шли по сухой степи. Раньше, весной, здесь прошли тысячные отары овец, вытоптав все живое. И сейчас, даже в прохладные сумерки, здесь не слышно было ни пенья птиц, ни писка полевок, ни скрипа жестких крыльев саранчи.
Впереди, почти на горизонте, вдруг мелькнуло темное пятно.
- Облако, - подумал Витька. Но, приставив ладонь к бровям, рассмотрел: это было дерево. Витька остановился, передвинул лямки рюкзака, которые больно врезались в плечи, и плавно, чтобы не упасть, повернулся. Позади него шли три человека. Валя Иванова в клетчатой рубашке, завязанной узлом на животе, раздраженно перебросила за спину толстую косу. Коса не улежала на рюкзаке и сползла на плечо, стесняя движения головы. Рядом, поддерживая под руку, шел ее сосед по парте – Венечка. За эти два дня он высох и казался еще выше. На лице, к которому не приставал загар, от усталости выступили красные пятна.
«Кажется, совсем сдох, очкарик, « - подумал Витька. Но тут же ему пришла смешная мысль, что Венечка, наверное, будет таким и через десять и сто лет и что всегда вот так будет поддерживать под руку Иванову. Витька улыбнулся, представляя это, и сказал:
- Ничего, немного осталось. Часа два хода, не больше.
Он стянул посеревшую от пыли панаму и вытер живот, по которому струился пот.
- Ага, - выдохнула Иванова.
- Мы, ничего… мы, - пробормотал Венечка. На конец фразы сил у него уже не было.
Последним шел Грач. Его покачивало, но увидев Витьку, он подобрался и постарался идти ровно. Почерневший от солнца, пыли и усталости, он мало напоминал того Грача, которого знали в школе. Тот, одевавшийся в черный костюм и белую рубашку, с прилизанной на пробор прической и большим носом – за что и получил прозвище, - был другим – высокомерным и чужим человеком.
«Странно, - подумал Витька. – Восемь лет учились, и не знал его, оказывается».
Грач был без рубашки, кожа на плечах покраснела. То ли от лямок, то ли лупилась. Спортивное трико из-за ослабевшей резинки сползло. Набитый рюкзак горой возвышался за его спиной, и Витька физически почувствовал его тяжесть. Вытерев панамой лицо, Витька сказал поравнявшемуся с ним Грачу:
- Может, махнем?
Тот разжал челюсти.
- Уйди, - хотел сказать он, но получилось что-то вроде: «У-и-и».
Тогда он плюнул. Но слюны не было – во рту пересохло.
- Немного осталось. Часа два хода, - повторил Витька.
Он хотел пропустить Грача вперед и отступил с тропы, но тот выжидательно остановился рядом. Витька усмехнулся: «Гордый этот Грач» - и пошел впереди. Потом сказал:
- Дура она.
На мгновение позади смолкло тяжелое дыхание, и Витька затылком почувствовал пронзительный взгляд. Усилием воли он удержался, чтобы не оглянуться.
- Не смей, - прохрипел Грач.
Витька, подцепив носком кеда камень, откинул его с тропы.
- Ладно, - примирительно сказал он и вдруг вспомнил, как в пятом классе учительница привела новенькую. Витька, самый крупный из всех мальчишек класса, один занимал последнюю парту у окна. Бывало, развалится, отдыхает после бурной перемены и свысока посматривает, как они там ютятся: то локтем не толкни, то учебник убери на свою половину.
Новенькая была маленькая, тоненькая, с жиденькими косичками. Выглядела не старше второклассницы. Учительница сказала:
- Это, дети, - Оленька Воробьева.
Кто-то сказал: «Воробушек!» Раздались смешки.
Учительница строго посмотрела на класс и сказала:
- Виктор, придется тебе потесниться.
«Воробушек» села рядом с ним. Он окинул ее взглядом.
- Воробей, тебе, наверное, не видно отсюда? Пересядь ближе, - сказал Витька с явной издевкой. Девочка невозмутимо посмотрела ему в глаза и спокойно сказала:
- Ничего, Виктор, спасибо. Мне здесь хорошо.
«Вот пиявка», - подумал он и демонстративно отвернулся к окну…
Витька замедлил шаг, пытаясь разобрать новый звук, появившийся невдалеке. Это шумела вода.
«Фу, как я забыл? Это же перекат», - подумал он и посмотрел вперед. Степь полого уходила вниз. Огромное желто-серое полотно с темными точками кустарника раскинулось до горизонта. Чуть правее середины этого полотна блестела, отражая солнце, узкая ленты реки. Вдалеке, у гор, в мареве раскаленного воздуха, колебалось зеленое пятно городка. Идущие впереди ребята уже начали спускаться.
И хотя спуск на глаз был чуть заметен, Лявин, шедший впереди класса, невольно пошел быстрее. Потом, почувствовав, что идет один, обернулся. Оля стояла позади в нескольких шагах и, приложив ладонь к глазам, смотрела на степь. Лявин остановился, глядя на девушку. Она его не замечала. Тогда он ладонью ударил по струнам гитары, висевшей на плече. Оля, очнувшись, взглянула на него. Лявин поправил синюю жокейку и улыбнулся:
- Ну, что, Воробушек, замечталась?
Улыбнувшись в ответ, Оля, легко ступая, пошла вперед. Нога, подвернутая в ущелье, уже почти не болела, и, не замедляя шага, девушка прошла мимо Лявина. Теперь перед ней была только степь. На миг она представила себя птицей, которая плавно парит над этой древней землей. Незаметно ускорив шаг, она побежала. Она не слышала, как Лявин крикнул ей вслед:
- Воробушек, не сломай крылья!
Вязкий раскаленный воздух нехотя расступился, засвистел в ушах и затрепал прядь тонких Олиных волос. Девушка, глотая горьковатый воздух, вдруг радостно засмеялась. Она вспомнила, как засуетились там, в ущелье, мальчики, когда она, вскрикнув, упала. Тогда ей действительно было больно. Плоский, похожий на большую лепешку, камень выскользнул из-под ноги и, став на ребро, как колесо покатился на дно ущелья, увлекая за собой мелкие камешки и пыля. Оля от неожиданности неудачно переступила и вскрикнула. Горная куропатка, которая гнездилась в ущелье, полетела, шумно хлопая крыльями и припадая к земле. Подбежал сосед по парте – Витька. Он помог снять рюкзак и бесцеремонно, засучив трико, ощупал лодыжку.
- Так больно, Воробей, - говорил он, осторожно поворачивая ступню. Валя Иванова достала бинт и начала бинтовать ногу. Здесь же суетился и худой Венечка, помогая Ивановой, и смуглый Мерген. Лявин бренчал на гитаре, объявив: «Рок-опера «Травма в пути». Оля лежала, ощущая идущее от земли тепло, и чуть морщилась от боли. От умелых рук Ивановой и от ребячьего внимания ей стало хорошо. Но чего-то не хватало. Сначала она не поняла. Но натолкнувшись взглядом на фигуру Грача, который поодаль перекладывал ее вещи в свой рюкзак, поняла, почему она вертела головой.
Почувствовав боль в лодыжке, Оля остановилась. Подняв руки, она глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание. Потом наклонилась, потрогала ногу. Повязка немного ослабла, и она, развязав узелок, затянула бинт потуже. По утоптанной земле полз большой полосатый, как зебра, жук с длинными усами.
- О! Что это за чудище?! – воскликнула девушка и, поколебавшись, ухватила его двумя пальцами за бока. Жук недовольно заскрежетал мощными челюстями, но укусить не смог – повернуться мешал жесткий панцирь.
- Как зовут тебя, красавец?.. Какой элегант… Ну, прямо Грач. – Оля рассмеялась от этого сравнения и, отпустив жука, оглянулась. Уставшие одноклассники вяло приближались к ней. Ей стало неловко: распрыгалась, как стрекоза.
Грач держал дистанцию от Витьки шагов пять. Но, засмотревшись на бегущую Олю, сбился с ритма и почувствовал, что краснеет. Он с детства боролся с этой дурацкой привычкой, считая ее слабостью. Иногда у него выходило. Но сейчас он вспомнил сон, который приснился сегодня ночью, и покраснел. Во сне ему снилась эта степь и эта река. Только цвела, переливаясь радугой трава, доходящая до колен, и река текла медленно. И также медленно, как в замедленном кино, бежала навстречу Оля. Белые волосы разметались по голым плечам. Она улыбалась и протягивала к нему тонкие, тронутые загаром руки. Грач, там во сне, закрыл глаза. Но она сказала:
- Открой.
- Нет, - сказал он и сильнее зажмурил веки.
… - Ну, проснись же, Грач!
Тут он проснулся и с ужасом подумал: «Проспал»! Он быстро вылез из палатки. С двух до четырех часов ему выпало по жребию дежурство у костра с Олей. Ночь вплотную подступила к стоянке, окутала звездным светом палатки и гибкую девушку, склонившуюся над прогоревшим костром. Теплый воздух поднялся к звездам, и было прохладно. Оля, обхватив руками колени, вздрагивала. Грач снял штормовку и хотел накинуть ее на плечи девушки. Но не решился. Молча положив штормовку рядом с ней, он вдруг легкими звериными прыжками побежал к чернеющим зарослям кустов, чтобы наломать хвороста. Он отчаянно трещал сухими ветками, распугивая зверье и ночных горных духов, которые страшно ухали, охали и завывали в глухих ущельях и на далеких перевалах. Бросив охапку сучьев, Грач разбередил костер. Оля сидела в той же позе. Штормовка лежала рядом. Казалось, девушка спала. Забились яркие языки пламени, осветив ее лицо. И Грач увидел – она смотрит на него. Он отвел взгляд, попятился и опять нырнул в темноту. И затрещали кусты, и заполыхал костер, разрывая ночь и унося ее вместе с пламенем вверх, в светлеющее на востоке небо.
… Спуск закончился. Идти по ровному месту стало очень тяжело. Лявин, поначалу развлекавший оживленной болтовней Олю, скис и молча плелся рядом. Девушка почти не устала, но нога после бега опять заныла. Они шли все медленнее, и ребята нагнали их. Первым был Мерген. Прищурив и без того узкие глаза, он шел бережно расходуя силы. На каждые четыре шага делая вдох и на следующие – выдох.
- Мерген, ты как паровоз, - улыбнулась Оля.
Мерген тоже улыбнулся и от усердия запыхтел еще громче.
Одинокий тополь, росший на берегу реки остался позади, и Витька подумал, что, может быть, зря в его тени не сделали привал. Ребята устали. Но хотелось побыстрее попасть домой, и шли, спеша, напрягая последние силы. Некоторые сходили с тропы, которая виляла между кустов и камней, и шли по целику. Цепочка распалась, и казалось, что каждый остался один на один с этой бесконечной степью, со своей безмерной усталостью и жаждой. И только худой Венечка, хватающий ртом горячий воздух, бережно поддерживал под локоть Иванову.
Витька тоже сошел с тропы и пошел рядом с Грачом. Запнувшись о камень, он сморщился: - Ва-ва!
Грач посмотрел на него:
- Что?
- Вай, вай! – потянул Витька и потряс ногой. Потом вдруг улыбнулся:
- Вай, вай,вай, Джоне, - Витька покашлял, прочищая горло. – О Джоне Джо!
Грач улыбнулся:
- Ковбой Джоне, ковбой Джоне…
Витька вытер панамой пот с лица и во весь голос запел:
- Мчится лошадь, лошадь его легко, и от границы до границы не так уж далеко…
Венечка и Валя Иванова от удивления остановились. Грач, посмотрев на Витьку, кивнул в их сторону и тоже подхватил во весь голос.
- А вдоль по штатам и через штаты мчится куда-то спеша!
Венечка одобрительно сверкнул очками:
- Мчится парень небогатый, - он никогда не пел, стесняясь своего писклявого голоса. Но никто не засмеялся, а наоборот: и гроза класса – Витька, и аристократ – Грач – поддержали.
- А в общем без гроша. В одном кармане бутылка рома, в другом кармане кольт. И нет у парня девчонки, дома, но все же он поет!
Шедшие впереди ребята, услышав песню, шли медленнее, пристраивались в шеренгу и шагали в ногу и с Витькой, и с Грачом, и с Венечкой, и с Валей Ивановой в ритм песни.
- Вай, вай, вай, Джоне! О Джоне Джо! Джоне Джо!
Оля оказалась рядом с Грачом, а Лявин – с Витькой.
- Лявин, ты сдох. Дай гитару, помогу, - тихо сказал Витька. Лявин обхватил руками инструмент.
- Кому сказал, хлыст, - Витька взглянул исподлобья.
Оля чуть прихрамывала. Грач, заметив это, решительно протянул руку. Крепко сжав тонкую прохладную ладонь, запел еще громче. Оля радостно засмеялась:
- Смотри!
Мерген, идущий впереди, вдруг засеменил зигзагами. Ребята засмеялись. Он, обернувшись, улыбнулся, взмахнул рукой, как будто в ней была плетка.
- Мчится лошадь, лошадь его легко. И от границы до границы не так уж далеко!
Солнце начало клониться к западу. От реки потянуло свежестью. А по степи шла нестройная шеренга ребят. И звучала ковбойская песня.