Сверчок
Часть II
Коллежский секретарь
68
«Письмо другу в Германию о петербургском обществе».
Скифо-Росский дом
Почему я вспомнил это письмо?
Да потому что перед обществом и правителем любого столетия стоит один и тот же вопрос:
Диктатура или либерализм?
Диктаторы не отрекаются от либерализма.
Либералы не отрекаются от диктатуры.
Диктатура свистит сквозь щели либерализма.
Либерализм замазывает дуновения диктатуры.
Кто-то живет без царя в голове.
У кого-то есть только царь в голове.
А еще имеются головы, в которых существует конституционная монархия. В ней царь есть, но всё решают тараканы!
Интересный разговор о русской самобытности заводит Улыбышев в статье «Письмо другу в Германию о петербургском обществе». Некий петербуржец рассказывает далекому другу о разделении петербургского дворянства на два лагеря. Первый лагерь – «сторонники древних обычаев, деспотического правления и фанатизма», другой – «защитники иноземных обычаев и пионеры либеральных идей». В лице сенатора К. нарисована карикатура на ярого сторонника первого лагеря. Им противостоят те, кто имеет «глупость гордиться, что нас называют французами Севера». Автор предостерегает от обманчивого благоприятного впечатления, которое они производят: «Рабское подражание иностранному несносно. Есть ли на нашей сцене что-нибудь более пресное, чем обруселые водевили?» И с восхищением говорит дальше об изящном сарафане русской крестьянки, о выразительных русских песнях, доставивших мотивы популярных вариаций иностранным композиторам (Бетховену, Фильду).
Итак, письмо другу…
Мой дорогой друг спрашивает у меня некоторые подробности о Петербургском обществе. Я удовлетворю вас с тем большим удовольствием, что лишен всякого авторского самолюбия, и правдивость — единственное достоинство, на которое я претендую.
Посещая свет в этой столице, хотя бы совсем немного, можно заметить, что большой раскол существует тут в высшем класс общества. Первые, которых можно назвать Правоверными (Погасильцами), — сторонники древних обычаев, деспотического правления и фанатизма, авторы — еретики — защитники иноземных нравов и пионеры либеральных идей. Эти две партии находятся всегда в своего рода войне.
Кажется, что видишь дух мрака в схватке с гением света!
Из этой-то борьбы происходя умственные и нравственные сумерки, которые покрывают еще нашу бедную родину. Все различия и видоизменения, которые чувствуются в тоне и манерах здешних домов, могу быт сведен к этом главном различию.
Начнем с того, чтоб дать вам понятия о Правоверных.
Их партия более многочисленна в провинциях, где они, как совы, кричат одни сред ночи, которая все более и более сгущается по мере удаления их жилища от столицы. И здесь, к счастию, с каждым днем их делается меньше, и часто в доме, где отец принадлежит к царствованию Ивана Васильевича, дети живут в веке Александра. Этих, так называемы патриотов, можно узнать по некоторой грубоватости манер и дерзкой привычке говорить «ты» всем, на кого они смотрят, как на низших. Они говорят почти исключительно по-русски, и если и случается иногда произнести несколько французских слов, то, я думаю, они это делают из хитрости, потому что, надо признать, в их устах этот язык становится самым отвратительным жаргоном, какой только можно услышать. Излюбленным и обычным предметом их разговоров является служба, — не в отношении общественной пользы, которую она может иметь, но с точки зрения доставляемых ею личных выгод. Чины, кресты и ленты — их кумиры, исключительное мерило их уважения и почтения, глав¬ный двигатель их деятельности и единственная цель существования. Таким образом, степень достоинства определяется у ни только густотой эполет или ж табелью о 14 классах, которые составляю протяжение гражданской службы. Из этих непреложных принципов и вытекают обычай и этикет их домов, а также правил для приема каждого посетителя.
Одни и самых ревностны поборников эти правил бы мой покойный родственник, сенатор К. Поступив в Сенат в звании кописта и с имением 40 душ крестьян, он через полвека достиг чина действительного тайного советника и обладания состоянием в 8000 душ. Я бы представлен ему спустя несколько дней после моего приезда в Петербург. Меня предупредили, что он очень дорожит титулом Превосходительства, как и большинство Скифо-Россов, его единомышленников, у которых в действительности ничего нет превосходного, кроме титула. Я ему расточал его при каждой фразе; это внимание, вместе с его старинной дружбой с моим отцом, заслужило мне честь быть приглашенным у него отобедать, несмотря на полно мое ничтожество, так как я тогда не имел чина.
Сидя у верхнего края стола, Его Превосходительств имел справа даму, а слева — мужчину с самыми высокими титулами. Чины понижались по мере удаления от этого центра, так что мелюзга (canaille) 12, 13 и 14-г классов находилась на нижнем конце. И если даже случайно эта процессия оказывалась нарушенной, прислуга, подавая блюда, никогда не ошибалась, и горе тому, кто услужил титулярному раньше асессора или поручик раньше капитана. Иногда слуга, не знал в точности чин какого-нибудь лица, устремляя встревоженные взоры на своего хозяина, и один взгляд указывал тогда, что надо было делать. При равных чинах военный имел преимущество перед гражданским служащим, а чиновник с орденом пере тем, у кого в петлице было только великолепное вознаграждение, дарованное нашим щедрым государем Русскому дворянству за патриотические пожертвования, и, наконец, человеку, приехавшем в коляске, — перед пришедшим пешком.
Разговор, всецело направляемый хозяином дома, и в котором участвовали только два или три человека, касался большей частью крайностей модного воспитания, извращения национальных обычаев, происшедшего от мании путешествовать и несчастного пристрастия Русских к Французам, все знание которых, говорили, заключается в пируэтах, а здравый смысл — в каламбурах. Все ж я заметил, что эта ненависть к иностранцам не распространялась на их вина. Поблизости от хозяина дома я увидел две или три бутылки Французского вина, и те, кто более всего поносил эту страну, пили также более всего как для того, чтобы дать удовлетворение з нанесенную обиду. А нам прочим был предоставлен патриотическое занятие вкушать квас и прозрачную - Невскую воду, — напиток, действительно, столь отличный, что для императора, во время его пребывания в Москве, привозили ее с эстафетой. Мы все же пили, за неимением другого дела, потому что нас посадили, конечно, не для того, чтоб есть. Слуги предлагали нам только кости, которые никто хотел, или ж совершенно пустые блюда.
Я не боюсь, что меня уличат в преувеличении те, кто имел несчастие посещать такие Скифо - Росские дома. Пусть мой печальный опыт научит каждого бедного малого (pauvre diable), который за свои грехи получил подобное приглашение, никогда не являться туда, не приняв предварительно меры против голода, если только у него нет еще чина 8-г класса.
Я еще должен заметить, что во всех Скифо-Росских домах прислуга многочисленна, плохо накормлена, плохо содержится и плохо одета, за исключением тех дней, когда на нее надевают парадную ливрею. Родственными связями очень дорожат, отмечают в них столько разных степеней, что для того, чтобы их знать все целиком, надо быть великим генеалогом. Там, как и всюду в Петербурге, именины и дни рождений справляют с великолепием и обилием, и было бы смертельной обидой не явиться в такой день с почтительнейшими поздравлениями. Таки образом, изучение календаря чрезвычайно полезно для того, кто много вращается в Петербургском обществе.
Мне вспоминается эпиграмма Константина Батюшкова «Истинный патриот» или Рыцарь нашего времени».
В эпиграмме осмеян чисто внешний, показной «патриотизм», характерный для известной части русского дворянства времен войн с Наполеоном. Впоследствии, в 1812 г., Батюшков возмущался таким патриотизмом, соединяемым с французскими привычками, в письмах из Нижнего Новгорода, где он мог наблюдать нравы эвакуировавшейся сюда дворянской Москвы: «Везде слышу вздохи, вижу слезы — и везде глупость. Все жалуются и бранят французов по-французски, и патриотизм заключается в словах: «point de paix!» ‹«ни в коем случае не заключать мира». Эпиграмма перекликается с антишишковистскими произведениями Батюшкова, где также осмеиваются приверженцы старины.
ИСТИННЫЙ ПАТРИОТ
«О хлеб-соль русская! о прадед Филарет!
О милые останки,
Упрямство дедушки и ферези прабабки!
Без вас спасенья нет!
А вы, а вы забыты нами!» —
Вчера горланил Фирс с гостями
И, сидя у меня за лакомым столом,
В восторге пламенном, как истый витязь русский,
Съел соус, съел другой, а там сальмис французский,
А там шампанского хлебнул с бутылку он,
А там... подвинул стул и сел играть в бостон.