Николай Константинович Касатоцкий был художником. Не самоучкой, а настоящим, закончившим Императорскую Академию художеств в Санкт-Петербурге при Великом князе Владимире Александровиче. О, это было прекрасное время для Академии! 29-летний Касатоцкий написал потом в своём дневнике: «Удивительнейший человек наш В.А.! Он делает нечто такое, что поначалу кажется странным, невозможным, выглядит абсолютным нонсенсом. А уже через неделю всем кажется, что по-другому и быть не могло! Подумать только: русское искусство поедет во Францию!»
Благодаря усилиям Великого князя Владимира Александровича Европа открыла для себя русскую живопись! В мае 1878 года на Парижской международной выставке появился русский отдел, где выставлялись работы членов академии. В том числе и пейзажи Н.К.Касатоцкого. Критика очень хорошо о них отзывалась, но особенно хвалили работу «Рожь. Перед дождём». Серое, мрачное небо, гнущиеся от ветра колосья, поросшая травой просёлочная дорога и бегущая по ней крестьянская девочка. Растрёпанная, перепуганная.
Этот пейзаж так взволновал одну из посетительниц, что она потеряла сознание прямо в выставочном зале. Правда, то, что это произошло по вине картины, стало ясно лишь через несколько дней. Поначалу публика решила, что молодой даме просто не хватило воздуха – из-за большого скопления народа. Дама пришла и на следующий день. И ещё на следующий. Всякий раз она останавливалась у этой работы, замирала на минуту-другую, а потом падала без чувств. Это продолжалось несколько недель.
Вызвали Касатоцкого. Вот его запись об этом событии: «Я не мог поверить, что обычный русский пейзаж может иметь такое необычное воздействие! Решил поначалу, что это глупый розыгрыш. Поехал во дворец Трокадеро, где проходила выставка. Мне сказали, что дама уже была, ей снова стало дурно, но потом она пришла в себя и уехала. Предложили приехать на следующий день, чтобы увидеть всё своими глазами. Я спросил, почему они уверены, что она придёт? В ответ Жан-Пьер (помощник директора) засмеялся, замахал руками и сказал: «Николя! Она приходит сюда каждый день, сразу после полудня».
Касатоцкий пришёл на следующий день и увидел всё своими глазами. Молодая и очень красивая женщина уверенным шагом прошла через зал, не глядя по сторонам, подошла к пейзажу «Рожь. Перед дождём», замерла. Все смотрели только на неё. Через минуту ноги её подкосились и она упала бы, если бы не Касатоцкий, находившийся поблизости. Даму перенесли в кабинет директора, дали понюхать соли, она пришла в себя, поблагодарила, извинилась, затем встала и собралась было уйти. Но тут увидела Касатоцкого.
- Вы здесь! – воскликнула она по-русски и снова упала в обморок.
Впоследствии, вспоминая этот день, Касатоцкий писал, что “в тот самый момент, когда мы пытались привести даму в чувство, солнце заглянуло в окна директорского кабинета, отчего стало невыразимо тепло и радостно” (разумеется, эти его слова наблюдатели относят на счёт поэтической натуры художника).
На сей раз дама пришла в себя быстрее. Она торопливо поднялась, не глядя на окружающих, и молча пошла к выходу. Касатоцкий понял, что ответы на все взволновавшие его вопросы уходят вместе с ней. “Прошу прощения…” – начал он, но дама выскользнула за дверь и исчезла. Больше они никогда не встречались. А за несколько дней до закрытия выставки анонимный покупатель выкупил несколько работ российских художников. Среди них была и “Рожь. Перед дождём”.
Двадцать лет спустя, в день, когда Касатоцкому исполнилось 49 лет, он получил открытку. Судя по штемпелю, открытка была из Венеции. Да и картинка это подтверждала: канал, гондола, желтоватая стена дома и кусочек свинцово-серого неба - как перед дождём. Касатоцкий повертел открытку в руках, хмыкнул, пожал плечами. И положил её в ящичек на рабочем столе.
Через неделю пришла вторая открытка. На этот раз из Милана. Он понял это по изображению замка Сфорца. Мощные стены, стройная башня и… мрачное небо. Снова как перед дождём. Эта открытка тоже нашла своё место в ящичке на столе. Открытки приходили каждые семь дней. Было ясно, что их отправитель перемещается по Европе на север. Последнюю, двадцать пятую, Касатоцкий получил из Лондона. На ней было только мрачное серое море и такое же небо. Дождь лил стеной. Ветер гнал волны. Вдалеке сверкала молния. Художник сел в кресло и задумался.
На всех открытках - небо перед дождём. А на последней дождь, наконец, хлынул. И не просто дождь, а ливень, буря, ураган! Что всё это значит? Николай Константинович вынул открытки из ящичка и стал их перебирать – от первой к последней. На каждой следующей свинцово-серого неба было больше, чем на предыдущей. Но почему?! Ответа не было.
До конца дней Касатоцкий носил историю с картиной и открытками в себе, и только незадолго до смерти решил рассказать её своему сыну Антону, тоже художнику. Тот служил в “Русском музее императора Александра Третьего”. Правда, в 1919-м году, когда умер Касатоцкий, музей назывался уже просто Государственным русским музеем. Антон Николаевич внимательно выслушал рассказ отца, однако о чём идёт речь, не понял. Николай Константинович, кстати, несколько раз пытался повторить “Рожь. Перед грозой” – ничего не получилось.
Художник Антон Касатоцкий писал совсем не как отец - он работал в жанре молодого плакатного искусства. Однажды познакомился с Блоком, дружил с Маяковским, сотрудничал с мирискусниками, позже – с лефовцами. Довольно быстро он забыл историю отца – жизнь бурлила и кипела, надо было строить новый мир.
А весной 1934-го получил открытку. Текста не было – только его домашний адрес. На открытке был изображен раненный солдат, с трудом доползший до щербатой стены и выводящий на ней своей кровью героическую надпись о Красной Армии. Антон повертел открытку в руках, хмыкнул и уже хотел бросить на стол. Но тут его внимание привлекло небо. Мрачное, тёмно-серое, как перед дождём. Рассказ отца вспомнился мгновенно, до мельчайших деталей, как будто и не прошло почти двадцать лет.
Открытки стали приходить раз в неделю. Все разные, но на каждой так или иначе было свинцово-серое небо. Осенью, через месяц после того, как он получил последнюю, 25-ю открытку, за ним пришли. Это было ещё не самое страшное время – расстреливали мало, больше сажали. А.Н.Касатоцкий получил 10 лет без права переписки и был отправлен в Дальстройлаг. Переписываться ему было не с кем – ни жены, ни детей.
Он отсидел весь срок, на фронт не отправили – возраст. В 1944-м Антону Николаевичу исполнилось ровно 60 лет. Решил доживать свой век в Сусумане Магаданского края. В городе был Дом культуры, и он открыл там кружок живописи для детей. Но на занятия стали проситься и взрослые. В один из дней к нему пришла Зинаида Александровна Стихонина, которая, как выяснилось, была знакома с его отцом!
Более того, Стихонина слышала и про загадочную историю с картиной “Рожь. Перед дождём”. Но самое главное – она знала, кто позировал Касатоцкому-старшему для этого полотна! Антон понял, что главная загадка, мучившая его отца всю жизнь, может быть разгадана прямо сейчас, в одно мгновение. Но Зинаида Александровна была в молодости актрисой и ей хотелось бенефиса.
- Завтра жду вас у себя, Антон Николаевич! – сказала она и улыбнулась. – Вы узнаете абсолютно всё.
Антон ворочался всю ночь, и только под утро с трудом задремал. А проснулся около одиннадцати, когда нужно было уже выходить из дома. Едва сполоснув лицо, нацепил брюки, рубашку, пиджак, кое-как повязал галстук и выскочил за дверь. Он хорошо подготовился: всю ночь вспоминал сначала историю отца про открытки, потом свою собственную, а затем про барышню, падающую в обморок (“Ведь это именно она та барышня, она, Стихонина! А кто же ещё?!” – говорил себе Антон и смеялся в голос).
Возле дома Стихониной стояла “скорая”. Потом Антон увидел, как выносят носилки с телом, полностью накрытым простынёй. У Касатоцкого подкосились ноги. Последняя надежда узнать ответы на все вопросы истаяла. Он стоял и смотрел, как носилки заталкивали в машину, потом как машина уезжала, потом просто стоял, опершись на телеграфный столб. Из подъезда вышла женщина лет тридцати и пошла в его сторону. Он стоял и ждал подарка от судьбы. И она сделала этот подарок.
- Вы Антон Николаевич? – спросила женщина.
- Я, - он жадно, не стесняясь, рассматривал её и вдруг подумал, что это - его будущая жена. – Вас как зовут?
- Наталья, - улыбнулась женщина.
- Что случилось с Зинаидой?
- Сердце. Всё-таки 92 года.
- Почему вы ко мне подошли?
- Я должна передать вам несколько слов от Стихониной.
- Слушаю, - напрягся Антон.
- Это была она.
- Кто?
- На картине. Я не знаю, о чём речь, но она сказала, что вы поймёте.
- На картине была Зинаида?
- Так я поняла.
- А кто была та женщина, что падала в обмороки?! И кто присылал открытки?
- Я не знаю, - растерялась Наталья.
Касатоцкий помолчал. Потом сказал:
- Знаете, всё это, конечно, любопытно, но на самом деле - уже совсем не важно. Зинаиду жалко…
- Чаю хотите? – спросила Наталья, помолчав.
- Хочу.
Они поженились через месяц, а пять лет спустя, в 1949-м, у них родился мальчик. Назвали Колей, Николаем Антоновичем Касатоцким – в честь столетия дедушки. Коля прожил в Сусумане двадцать лет, а потом отправился в Ленинград, поступать в Академию художеств. По стопам отца и деда.
Мы познакомились с ним совершенно случайно. В 1982-м я проходил практику в Ленинграде на Ижорском заводе. Пришёл к приятелю за книжкой, а он предложил сходить с ним в гости:
- Тут неподалёку есть мастерская, очень интересные художники собираются.
- Иду! – я тогда мечтал переехать в Питер, был счастлив любым знакомствам, и очень хотел, чтобы этот город стал полностью моим!
- Тебе точно понравится! Там такая мансарда! И художницы очень даже ничего!
Среди молодых, лохматых и бородатых художников, он выделялся чисто выбритым лицом, особым шиком в одежде, аристократической посадкой головы и великолепной речью. Когда мы пришли, он собирался уходить, но приятель его остановил каким-то вопросом, я стоял рядом, слушал, он увлёкся, снял плащ, сел в кресло, обитое бордовым плюшем, попросил чаю, к нему стали прислушиваться и остальные, постепенно шум затих, и тут кто-то сказал:
- Николай Антонович! Расскажите ту историю с картиной!
- Да все уж знают…
- Ну, пожалуйста!
И он рассказал. Но что такого мистического было в картине “Рожь. Перед дождём”, кто была дама, падавшая в обморок, почему она теряла сознание, и кто отправлял открытки сначала деду, а потом отцу, так и осталось тайной навсегда.
Мне очень хотелось придумать финал этой истории! Такой, в котором всё объяснялось бы с точки зрения параллельных миров, или что прекрасной незнакомкой была моя прабабушка, или что открытки посылал сам дьявол… Но я не могу грешить против истины. Всё было так, как описано, а остальное пусть придумывают более изощрённые умы. Что же касается Касатоцких, то их художественный род не прерывается уже второе столетие, а картины этих мастеров и по сей день украшают лучшие галереи.