А я понимаю и ничуть не осуждаю. Ни его, ни других таких же. Типа художников в этом вот типо художественном пространстве. Нервно вздрагивающих при виде своей картинки на полосе – как там её лайкнули и каким местом? Не насмерть ли? Над ними легко ржать если себя исключить из их числа. Но ведь не исключаю… И более того держу за честных художников именно тех кому эти лайки дороже гипотетической тысячи долларов. Благо что такой выбор не актуален. Для большинства. Хоть каждый вечер заглядывайте, как старая дура, под кровать – чёрт оттуда не вылезет. С ехидной улыбкой… - «Выбирай в какой руке? Лайками или долларами возьмёшь? Согласно обменному курсу». Закатайте губу – хер вам по всей художественной морде. Когда наконец то дойдёт что все труды были напрасны. Что яму рыли впустую и золота там никогда и не было. Не прописано было… На скрижалях судьбы… Ни лайков, ни долларов.
Это я вам, таким же, авторитетно говорю. С высоты, блть, прожитых лет. На основе, блть, личного духовного опыта. Как получивший за все незабвенные девяностые годы аж два лайка. Две такие условные пушыстые собачки. Что совсем не мало.
1
В порядке их поступления. Первый приключился в феврале 1994. И заключался в том что пять моих картинок повесили в экспозицию выставки в СХ РФ. Это было видимо единственный раз в жизни. Сейчас смешно, а тогда вот казалось существенным. Такая публикация. Шёл к ней аж с 1979 года. Когда на пустом месте объявил себя художником и понял что буду малевать картинки. Весь оставшийся отрезок судьбы, независимо от его длительности. НО всё это мелкое происшествие разворачивалось на фоне дикого душевного шторма, который я в те дни переживал. Штормило от необходимости прощаться с этим столь дорогим для меня художественным миром и уходить во тьму. Как сталкер в зону за хабаром. Надолго. Хоть и знал что вернусь если буду жив. Обстоятельства взяли за глотку и на первый план вылезла необходимость заработать деньги. Любым способом, независимо от степени криминальности. Чтобы элементарно выжить.
Когда открылась та выставка, уже месяц ворочал доски на пилораме. На другом конце города и потому опоздал на её открытие. Да и пёс с ним, открытием… И со всеми сиятельными лицами, почтившими это шоу своим присутствием. От Администрации и Регионального Министерства блть-Культуры во главе с блть-Министром Областного правительства. Пропустил дежурную речугу, в которой говорилось об том какие трагические времена переживает Родина наша Россия, но вот культура в ей ещё не до конца сдохла и даже кое где ещё жива, в провинции, несмотря на все их старания. Возмутило другое – вместо пяти своих картинок обнаружил лишь четыре. От пятой остались лишь верёвочки. Пропавшая картинка была в этаком, как бы анималистическом, жанре. Из жизни животных. На ней были изображены две крупные крысы, сидящие на пороге какой то развалины в лучах заходящего солнца. С длинными хвостами. С тихой грустью размышляющие об эфемерности мировой гармонии и краткости своего мышиного существования в этом прекрасном и яростном мире. Короче – гениальное было произведение… Немножко нравилось даже самому автору, не говоря уж о многих небезразличных автору людях.
- Чо за нах?! Где мои мыши с хвостами?!.. – Вежливо поинтересовался я у главного.
- Да не бери в голову… Завтра восстановлю экспозицию. В первоначальном виде.
- А снимать то нахрена было?
- А ты не понимаешь? Если бы не снял – тут бы сейчас стояли бы эти министры с референтами и тупили бы своим комсомольским рогом. Сбой программы бы у них случился. И зависание. Потом принялись бы меня трясти. На тему – Шо хотел сказать автор своей композицией? Оно мне надо? Когда проблема решается в пол-щелчка – комсомольского дурака дешевле объехать чем что то ему доказывать.
- Ну вот не для того мы… Шли на баррикады в девяносто первом… Разваливали великий Советский Союз и свергали коммунистов. Чтобы сейчас перед комсомольцами прогибаться. Долбили из танков по Парламенту… Стреляли в большевиков, попали в Россию и всё зря…
Увертюра затянулась… Её можно и продолжать, а можно и вообще без неё обойтись – она лишь отдалённо относится к тому что хотел сказать. Первый лайк я прочитаю лишь во второй визит на эту выставку, ближе к её закрытию. Когда обоих мышей с хвостами вернули на их место. В журнале отзывов обнаружил целый абзац, посвящённый своей персоне. Мелким почерком с неразборчивой подписью. Там какая то дама говорила о том что выставка в целом из разряда Ни о чём. А реальным потрясением стал лишь один никому не известный автор – Сергей Владимиров. Пять картинок которого продирают до кости своей парадоксальностью, взвинченностью и непредсказуемостью. И что – успехов автору, он мощно дебютировал.
Для того кто художник, не имеет смысла вопрос – зачем он делает то что делает. Он делает это потому что по другому не может. Чтобы граната не рванула. А если может без этого обойтись – то он, собственно, никакой не художник, лишь член. В лучшем случае СХ РФ, в худшем - который пониже болтается.
Партизан спалил в п*зду родную хату
Завязался в узел ремешок
Эх, распирает изнутри весёлую гранату!.
Так чем всегда кончается вот такой стишок?
Это я к тому что художник будет делать всё это и без лайков и без долларов. Но никто не сказал что они ему не нужны. И есть какая то высшая справедливость в том что они иной раз прилетают ещё при этой жизни, как 400 франков за «Красные виноградники». И вот тут путаюсь в словесах, пытаюсь поблагодарить ту даму с неразборчивой подписью. По прошествии многих лет. Вдруг она читает сетевую графоманию…
Спасибо Вам!
Ваши слова были существенны для меня. Особенно на фоне предстоящего ухода во тьму. Они реально помогли не сдохнуть. От погружения в другую драматургию.
2
А со вторым лайком вышло более замысловато. И гораздо смешней. Прилетело откуда не ждал, ибо далеко занесло от всяких художеств. Пусть и не сразу, но та мутная драматургия уволокла в свои обороты. С некоторым охренением стал вдруг сознавать что всё меньше отторжения вызывает окружающая реальность. Если грести в ней против течения. А самое главное – получилось то единственное, зачем я в этот мрак погружался. Денег заработал. И что ещё важнее, не в виде рабской пайки. А вот выгрыз зубами свой мелкий клок у судьбы. И сделал это не санкционировано. И пофигу что серьёзным волкам те деньги показались бы смешными – они были моими. Если сказать конкретно – раскрутил некоторые станки и заставил их производить прибавочную стоимость. Согласно религиозному учению Карла Маркса. На индустриальной территории в двенадцать гектаров, где даже был первым лицом. Номинально. До 8-00 утра. За те семь лет переформатировался в гражданина ночи и чувствую себя хорошо лишь после захода солнца. Ржу над утверждением что для живописи нужен дневной свет. Может для неё он и нужен, но не для меня. Роскошно сказал один клыкастый новопосвящённому – «Глянь на мир глазами вампира… Увидишь многое. Там где раньше ничего не замечал».
С сегодняшнего расстояния та реальность выглядит ещё бредовее. Хоть и вполне стереоскопично. Но некоторые моменты не вполне понимаю до сих пор. Например – нахрена я каждый раз лез на верхний пролёт крана? Если зимой, то по обледенелой лестнице. Дело обычно происходило в четвёртом часу ночи. Ага… В тот самый поэтический час, меж волка и собаки, вероятность нарваться на патруль была минимальной – у них был лимитирован бензин и к утру бак звенел на ветру пустотой. Этот момент мы обычно использовали для вывода наработанного с территории. С последующей фиксацией прибыли. Да, было важно поймать взглядом что всё прошло благополучно – наш драндулет с грузом пересёк Объездную и мигнул красными стоп-сигналами, скрываясь в гаражах. Это момент счастья и какого то неуместного эстетического восторга. Вероятно, Гектор Саламанка был такой же довольный… Когда его фура с волшебным порошком пересекала мексиканскую границу, удовлетворённо подмигивая красным стоп-сигналом с той стороны бордера. Только не вздумайте сказать покойному дону Гектору что груза то там… На раз высморкаться. Едва ли на пресловутую тысячу долларов. А после того как раскидаю завтра на всех причастных и соучастников – и того меньше. Разорванному взрывом дону Гектору будет сложно ржать надо мной. Там, в далёком Альбукерке. Всеми прилипшими к потолку кишками. И я совершенно не собираюсь его смешить. А спокойно работаю над следующим грузом. Через неделю вот опять полезу на этот кран, выше крановщицкой кабины. Помимо прочего меня здесь дико штырит какой то несуразный поэтческий восторг. По мозгам несётся вихрь мыслей и эмоций, совершенно недоступных в дневное время на поверхности земли. Вспоминаю о том что я здесь временно и когда-нибудь слезу с крана и вернусь к тюбикам, кисточкам и холстинам. Вернусь с пониманием многих важных и неважных вещей, как например того что Франсуа Вийон ловил свой кайф не только от стихов, а тоже чуток вампирил. И не он один, это с высоты пролёта особенно наглядно. Здесь удивительно легко, светло и комфортно. Вести неторопливые диалоги с размазанным по потолку покойным мафиози и другими уважаемыми людьми. Совершенно не думается о том что до земли лететь неприятно и для этого достаточно одного неуклюжего движения задней ногой. Видимо когда-нибудь потом опять стану бояться высоты, когда навсегда слезу с этого обледенелого крана. Вспомню о том что не люблю монтажей, карнизов и краёв крыши. Но это потом… А пока надо дожить до рассвета и двигать куда то дальше. Хотите – лайкайте, не хотите – не надо.
А что касается этих чуваков в патрульном джипе, ментов- камуфляжных автоматчиков, от которых мы шкерились за Окружной… То не следует думать что они были такие уж враги. Не фига подобного. Просто с ними не следовало пересекаться ночью на трассе. Но иногда они со мной созванивались и я выполнял их заказы. Ко взаимному удовольствию. Рассчитывались честно. Как то раз даже закатил их в портал цеха под крышу до утра. Они дрыхли в кабине пока я заканчивал заказ. Периодически отвечая на вызовы по бухтящей рации об том что бензин давно кончился и никуда машина без него не пойдёт. Хорошо что на вывоз блоков бензин у них остался.
Не были врагами и памирские моджахеды. Срисованные с карикатуры в газете «Правда» афганские душманы. С бармалейскими бородатыми мордами, в длинных халатах, с короткоствольными калашами. Приверженцы Ахмад-шах Масуда. Это конвойная команда гоняла в Сибирь караваны фур под крышу набитых ящиками с литровыми банками портвейна. И здесь у них была перевалочная база. Банки с жёлтыми жестяными крышками и криво наклеенными этикетками выглядели советским образом по-дурацки. Но портвейн то был великолепен. Когда доберусь до атлантического побережья Португалии – сравню с их винищем. И ещё неизвестно что будет лучше. Эти чуваки периодически заруливали ко мне в будку позвонить к себе туда в горы. И чего то докладывали на дари-фарси. Возможно что и Ахмад-шаху. Уверен лишь что не Гульбетдину Хекматиару.
Всё чаще приходила мысль о том что никуда уже не хочу возвращаться. Сталкер ушёл в зону и в ней завис. В зоне этой по-тарковски выразительно. Живёшь себе и мурлыкаешь. Непечатный рефрен из «Лоботомии» Летова. Который не просто родился и вырос из этой зоны, а так в ней и остался пожизненно. И посмертно. Субтильный юнош в очёчках, коего можно перешибить соплёй. А кроме того – поэт и музыкант культовой величины. Перпендикулярный любой эпохе. Не с первого взгляда понятный и всегда торчащий поперёк реальности. Человек, которого не хочется определять словечком «гений» лишь ввиду тяжёлой затраханности этой этикетки и приходится искать другие слова. Зубы об него обломаете, но членом он не станет. Будет просто художником без ксивы. Огребёт и лайков и долларов и мировой известности, но навсегда останется здесь. И прохожие пролетарии останутся не в курсе – кого они задевали локтями на остановке. Он вон там, за гаражами, на первом этаже жёлтой панельной хрущёбы. Петра Осминина-5. В узкой конуре с двумя рыжими кошаками пишет в сей момент очередной совершенно невозможный альбом. Ему осталось жить ещё восемь лет. Его отсутствия здесь никто не заметит как не замечали и присутствия. Даже когда похожий на залупу выдающийся русский писатель Прилепин, иуда и патриот, начнёт из Москвы ставить ему тут памятник и оформлять опустевшую конуру в музей.
Миссия была бы невыполнима… Забуксовавши в воспоминаниях долго не мог добраться до этой ключевой фразы. Если бы люди были другими – никаких денег бы в этой стругацкой зоне я бы не поднял. В какой-нибудь Германии мне бы шустро завернули ласты за спину. Только вот те кто должен был их заворачивать мне ещё и помогали. Причём большей частью совершенно бескорыстно. По дружбе. Считается хорошим тоном плеваться в направлении многомиллионной генерации охранников. Как в наглядное воплощение кретинизма и мерзости эпохи. Только что бы я без них делал, без этих камуфляжных чуваков? Это не более чем обычные русские люди. В идиотские времена. Дослужившиеся до ментовской пенсии в 45 и нацепившие значок «Охрана». И спасибо им за дружбу. Одного даже припахивал периодически на вывоз хабара до места назначения. Он ещё и на этаж помогал это поднять. Как то раз в 6 утра мы выгружали из лифта громоздкие предметы в коридоре у моей мастерской. Выглядело это малость странно.
- Кто этот человек?... - Поинтересовались у меня шёпотом.
- Этот человек? – Прошептал я в тон, но так чтоб было слышно всем присутствующим – Мент. Приставленный ко мне надзирать. Штоб я случайно чего не украл.
Первым заржал мент, а потом все долго не могли остановиться.
- Умеешь ты, однако, сформулировать… Точно между глаз. За это тебя и ценим. И это… - Кивок в сторону двери – Пока там чай заваривается… Покажи всё-таки свои картины. Ты ж ведь художник? Можно хоть глянуть – что ты там малюешь?
- А тебе точно это надо?
- Да ты не гляди, что у меня морда валенком… Я Римское право сдавал… В заочном юридическом.
- Ну тогда смотри.
Этот день завершился в какой то придорожной пивной на Перелётной улице, где сегодня элитное жильё, а в те годы лишь бурьян вокруг котлованов. И Пиво-распивочные заведения. Это собственно и был второй лайк. Мы обмывали картину, которую я подарил менту Юре после визита в мою мастерскую. Она стояла замотанная рядом со столиком. На картинке той была изображена девочка в белом платье в сумерках после дождя пересекающая готический квартал Барселоны. Некий бред заключался в том что квартал этот оказался изображённым весьма правдоподобно, в чём лично удостоверюсь через двадцать с хреном лет. Посетителей было мало. Мент Юра был в ударе и митинговал перед малочисленной публикой что сегодня утром получил эстетический удар поленом по шапке-ушанке мощностью в двадцать мегатонн в эпицентре взрыва. И лично познакомился с Ван Гогом – вот эта бородатая морда перед ним сидит, с бутылкой в клешне.
- Люся! Нам ищо две тёмных, пожалуйста!.. И те не жаль было расставаться с этой гениальной картиной?! Она жы 15 миллионов стоит… Долларов!
- Да мне 400 франков хватит… И нет, не жаль. Не так то и много… Было тех кто врубился в то что я хотел сказать. Пока что помню всех. Вот теперь и ты в этом списке.
- Мужыки!.. Какие нахрен франки? Забудьте… - Вклинился в диалог какой то ханыга с просветлённым фейсом – Миллениум через год. Евросоюз и Евро… А вы про какие то франки…
У того ханыги был дома интернет. А у меня только «Седьмой континент» на «Радио Свобода». В Омске в тот год интернет был редкостью.
- И чо? Реально можно коммутироваться с кем угодно? С Австралией?
- Да хоть с Новой Зеландией. Хоть с Тасманией. С кем угодно, без разницы. Если там у тебя есть с кем разговаривать…
- Люся! Нам ищо пива…
Потом когда я вернулся из ноябрьского мрака мизансцена изменилась. Юра размотал картинку, поставил её на пивную стойку рядом с Люсей и чего то вещал с умной мордой как замполит на комсомольском собрании. Публика молча внимала. Меня это весьма взбесило. Картинку вырвал. Юра отлетел, возник некоторый шухер, но постепенно всё успокоилось. Даже добавили ищо пива напоследок…
Потом телепались на исходные позиции. В кривом виде по хрустящему льду во мраке. Картинку болтало ветром.
- А ч-чо… Ты залетел такой рассвирепевший с улицы?.. Н-не понял ничо… Я людЯм картинку д-демонстрировал.
- Вот не люблю такого. Если их куда то тащу по улице – всегда в замотанном виде. Не знаю почему…
- Н-ну!.. У тебя была такая рожа при эт-том… Што я подумал – пи- *здец! Ща реально мне на уши нахлобучишь. Эту Барселону.
- Это было бы эффектным завершением вечера.
- Да и ладно. Х-хорошо што не нахлобучил. Эт-тот вечер я запомню надолго. Навсегда. Хоть и поверь что жизнь у меня была нескучной. Есть что вспомнить.
***
Вот такие были два лайка за все легендарные девяностые годы. Или две мохнатые собачки. Или те две воображаемые крысы на воображаемом пороге. С хвостами. Не знаю как их звали, но они были. Аж две штуки. И это гуд.
От автора
Обстоятельства, имена и географические локации вымышлены. Нет никакой Барселоны. И Омска. И Перелётной улицы и пивных ларьков. И обледенелых подъёмных кранов. Эксклюзивно уточняю для любителей писать протоколы – ничего этого не было. От подписи в протоколе откажусь при встрече. Со всеми вопросами обращайтесь к покойному Гектору Саламанке, Альбукерке, Нью-Мексико.