Для дальних путешествий мухам нужны самолеты, а птицам нет!
«Прыжок в стекло или записки Божьей Полукровки» (1991)
Библиотека
В библиотеке имени Михаила Васильевича Ломоносова было темновато не из-за того, что не работало освещение, а потому, что каждое окно с улицы закрывали густые деревья. Люся, часто замещавшая свою тётку библиотекаршу, всегда с улыбкой заходила в помещение и ловила себя на мысли о том, что свет снаружи никак не мог попасть в библиотеку, где праведный свет книг стоял на старых облезлых полках и получалась какая-то таинственная двойная темнота, для кого-то удобная, выгодная и понятная. Для Люси библиотека была местом консервации огромных знаний, чистой совести писателей разных эпох и малочисленных желаний народа узнать хоть что-то новое из опыта раннего, давно ушедшего старого …
«Какой-то интересный парадокс отсутствия света с тонким намёком для глубоких размышлений и внутренних пониманий происходящего. Только кому это сегодня надо из совершенно безразличных современников, разучившихся с жадным любопытством изучать чужие мысли…?» – думала она.
Ремонт в помещении делался давно, на что тоже было самое обыкновенное объяснение: тот человек, от которого зависел ремонт этой библиотеки был современной бутербродной сволочью и выделенные деньги давно присвоил себе. Бутербродной, потому что был ею со всех шести сторон любого некруглого бутерброда в мире… Достаточно было поднять голову к потолку, чтобы рассмотреть тяжелые пятна плесени, микробные разводы сырости и тёмные таинственные углы, приспособленные под родильные отделения для беременных паучих. Все посетители этой библиотеки обязательно сотрясали тишину чиханием и кашлем, реагируя на вездесущую пыль на книгах, полках, в воздухе и на стенах. Не чихала только одна Люся, потому что умела ладить с пылью на молекулярном уровне, как бы странно это не прозвучало…, но это было именно так. В общем, книги, за которые в древности платили золотом, красивыми женщинами, оружием, жемчугом, табунами лошадей и даже рисковали жизнью…, существовали в отвратительных условиях нового мира… Это был печальный факт человеческого отношения к своей короткой гостевой жизни на земле..., потому что времена меняются и перелистываются, как и страницы книг…
Племянница, как было уже сказано выше, часто замещала свою тётку Нину Михайловну, у которой якобы была масса разнообразных болезней и которой оставался один год до долгожданной пенсии, а может быть один год до единственной смерти… Кто знает? Но всё было бы грустно, тихо, привычно и просто, если бы не тот факт, что сама Люся была человеком необычным во всех отношениях, направлениях, обозначениях, пониманиях, предчувствиях и осязаниях… У неё были весьма странные глаза совершенно черного цвета с едва заметной окантовкой зрачков, залитых от природы еще более насыщенным чёрным цветом. Её глаза были сверху и снизу окружены красивыми ресницами, ужасно похожими на четыре оторванных крыла уже давно мертвой бабочки. В добавок такими глазами она ещё и моргала намного медленней, чем все остальные.... «Не глаза, а черти что…!» - иногда перешептывались посетители. Создавалось такое впечатление, что она внимательно рассматривает этот мир в замедленном движении, которым сама и руководит. Странными были и её уши, которые умели заметно шевелиться под волосами, настраиваясь на определенные короткие и длинные частоты дальних звуков, шорохов, легких дуновений, каких-то шумов и совершенно неуловимых звуковых обозначений далеких дождей… Иногда ей самой казалось, что она слышит даже скрипы пустых паутин под потолком и может распознать разную тональность кошачьих шагов… Когда Люся сидела под старой лампой за низенькой стойкой с книгами, маленькая, невзрачная, совсем не яркая девушка в полосатом свитере со значком какого-то желтого цветка на маленькой груди…, сбоку для всех посетителей появлялась надпись на листке белоснежной бумаги: «Удивительное рядом!». Но на этот судьбоносный листочек с аккуратной каллиграфической надписью никто из пришедших за книгами внимания не обращал, что заставляло Люсю улыбаться и делать глубокие выводы о тех, кто пришёл в темную библиотеку, больше похожую на давно заброшенное бомбоубежище, чем на храм знаний и духовных открытий...
Нужно обязательно сказать, что читальный зал был большим и мог сразу вместить до ста пятидесяти человек, но с некоторых глупых и само разрушительных пор в нём находилось максимум человек восемь или даже шесть. Люся просиживала своё обозначенное время с 9.00 утра до 17.00, стараясь использовать его и в личных интересах. Все, кто приходил с улицы, отрывали её от важного дела и были посланниками глупо-тревожного внешнего мира с его проблемами и ложными, сформированными до каменного фанатизма, мнениями. В промежутках между общением с посетителями она внимательно изучала какую-то большую многостраничную книгу с непонятными каракулями на толстой обложке. Кривые буквы неизвестного алфавита были аккуратно выписаны замысловатыми и гибкими крючочками, подковками, узелками, треугольниками различных исполнений и размеров. Между странными буквами теснились многочисленные цифры и чередующиеся непонятные обозначения черточек, и настоящих каракуль. Не буквы, а неизвестное черти что, написанное кем-то, кто очень хорошо осознавал, что он пишет нечто захватывающее и полезное… Иногда она доставала блестящий циркуль из старой, затертой, папиной готовальни и тщательно, неспеша…, делала какие-то замеры кружочков и пирамидок, квадратиков, трапеций и тетраэдров и тех самых многочисленных цифр между ними… Затем, восхищенно произносила – «Ух, ты…, ну надо же, а…, этого не может быть…!», что-то быстро выписывала в толстую тетрадь бордового цвета, рисовала, обводила кружком, делала многочисленные пометки, внимательно смотрела в потолок, кусала свободный конец полосатого карандаша и задумывалась, глядя в одну точку. Люся не отрывалась от этой книги ни на минуту, а когда выходила по биологической необходимости в туалет, запирала книгу в железном скрипучем сейфе, сваренном наспех лет семьдесят назад на свежем воздухе какого-то заводского цеха. Редчайшую книгу «Зорхи Зауд», давно принадлежащую старой тётке она прятала от чужих глаз, тайных посягательств, выдуманных поползновений и воровских соблазнений... Любой внимательный и любознательный посетитель библиотеки мог бы сделать правильный вывод, что книга эта - не простая, но таких людей не было, а были безразличные и рассеянные очкарики обеих полов, слегка пришибленные, неспортивные, не любопытные, по-простому одетые, даже внешне не интересные с пространными взглядами в наглухо закрытый мир личного существования…
- Ру-ру-ру-рутина! (сказал бы любой заика, не задумываясь…, почему именно он заика, а не кто-то другой).
Пол этой библиотеки был скроен из старого паркета. А паркет, как знают все без исключения грамотные люди, это многократно увеличенный рояль для характеристик звуков человеческих шагов. Поэтому пол был обязательно по-особому скрипучим в центре и по бокам коридора. По разным тональностям скрипа отдельных паркетных «клавиш» Люся заранее определяла пол и вес нового вошедшего посетителя. Женщины и девушки, как обычно, ступали по-особому, совсем не так как мальчики и мужчины. Старики ходили медленно, с надрывом шаркая ногами, сопровождая свой приход скрипом прожитых лет и совсем не крепкими ногами. Инвалиды колясочники, люди с палочкой, хромые, на костылях, спортсмены, шустрые веселые девчонки, инфантильные…, худые, толстые, всех их Люся слышала ушами и заранее осознавала, кто пришел и сейчас подойдет к стойке с вопросом…
Короткий диалог между ней и посетителем был всегда стандартным до того самого момента, пока Люся, отвечая на вопрос, где найти заказанную книгу, чётко не указывала ряд, стеллаж, полку, и очередность положения книги к тому или иному автору. Сначала никто не верил, что это возможно, но после того, как книга была быстро найдена именно там, начинали восхищаться памятью маленькой девушки со значком желтого цветочка на свитере. Но только дело было не в памяти Люси, а в том, что она являлась…
Профессор Воропаев чувствовал себя замечательно после чашки горячего кофе в новом кафе с тихой музыкой. Напившись сладкого черного кофе и надышавшись ароматом, он вышел на улицу, где шныряли рогатые троллейбусы и железные автобусы без электричества. Он закурил сигарету из красивой пачки и шумно выдохнул сладкий дым. До входа в библиотеку оставался всего один поворот за большой дом на улице Маяковского, и он ускорил шаг, предвосхищая встречу с заранее заказанной книгой по религиозному инвиктиву. О, это была его новая тема для чужих мозгов… «А мозги всю жизнь всегда и везде чужие, между прочим…!» - подумал профессор и затянулся сигаретным угаром. Вечер обещал быть замечательным за дубовым столом личного кабинета, с новой чашкой кофе и выписыванием из редкой книги фактов агрессивных отношений между различными религиями и высокопоставленными персонами… Он предвосхищал свой триумф завтра на кафедре, когда только он - профессор Воропаев, будет делать доклад для убогих коллег, а затем и для тупиц-студентов, понимая, о чем идет речь и с удовольствием посматривая на глупые завистливые лица. Перед входом в здание библиотеки профессор сделал последнюю затяжку псевдо-американской сигареты, немного сплюнул в урну вдогонку брошенному окурку и, отрыв массивную дверь с непонятным медным обозначением, вошел в сумеречный коридор с приятно-скрипучим паркетом. Здание проглотило профессора Воропаева, как и всех остальных, потому что по всем человеческим признакам он был таким же, как и все: с двумя руками, грузным, совсем не спортивным туловищем, двумя ногами и головой…, ничего лишнего, дополнительного или особо выделяющегося среди остальных в нём не было, кроме внутреннего информативного наполнения и удостоверения, что он на самом деле является профессором местного Университета… А любые удостоверения, у людей думающих…, всегда называются – «Имитацией завуалированной значимости в среде обитания». Ну, это и так всем давно понятно…
У профессора Воропаева была одна черта характера, которую он даже не осознавал в своей жизни. При виде молодых студенток его уносило куда-то в дальний космос, он начинал потеть, вел себя надменно, много говорил поучающим и менторском тоном и где-то внутри наслаждался властью и преимуществом своего положения. Одним словом, при виде хорошеньких миниатюрных студенток его несло, как гусарскую лошадь к амбарам с зерном. Он любил такие моменты его жизни, когда что-то красивое и молодое слушало его болтовню с открытым ртом, дрожащей рукой протягивая зачётку и мило улыбаясь от восхищения и страха. В такие мгновения он внутренне летал, потому что дома с женой он не летал никогда и никак из-за отсутствия на то объективных причин домашнего матриархата и постоянных ежедневных придирок по одному и тому же списку.
Ту самую редкую книгу он заранее заказал старой библиотекарше рыжеволосой Нине Михайловне, к которой относился слегка брезгливо из-за её большой родинки в центре лба… Поэтому, идя по коридору в основной зал, он настроился на разговор именно с ней и решил долго не рассусоливать, а заплатить, забрать книгу, поблагодарить и отправиться домой готовить убойный доклад мерзким коллегам. Но когда он подошел к библиотечной стойке, то вместо рыжей старухи в очках и с черной фасолиной на лбу, обнаружил молодую миниатюрную девушку с большими очень странными глазами и со значком какого-то цветка на груди. Его прошиб будоражащий пот, в простонародье называемый просто - будоражка. Девушка показалась ему чересчур милой и даже притягательной, потому что стала сразу же его притягивать, куда-то мысленно затягивать, утягивать и его не молодые колени стали приятно дрожать…
- Добрый цэнь! – театрально и не естественно произнес профессор, изуродовав слово «день», проглотив слюну, втянув живот и выпрямив спину.
- Добрый! – ответила Люся и, мило улыбнувшись, взглянула мужчине в глаза.
Воропаева прошиб пот, к которому он уже давно привык и не задумывался, что это значит для его тучного организма.
- А где же Нина Михайловна? – спросил он, облизывая губы и доставая чистый платок для вытирания телесных водяных отходов на лбу.
- Моя тётя больна, и я её замещаю! – ответила Люся.
- Ах, она ваша тётя и она больна…, ну так передайте ей, чтобы непременно выздоравливала, потому что болеть это всегда накладно, весьма неудобно и может всё закончиться черти чем… Вот я, например, никогда не болею, потому что занимаюсь регулярным спортом и обливаюсь холодной водой, а еще я не ем мяса, даже по праздникам и на Новый Год. Правильное питание — это весьма важная вещь в жизни любого человека. Вот можно что-то съесть и сразу же отравиться… и не важно даже, чем, то ли это устрицы с белым вином, то ли это рыба фугу или те же самые местные грибы…, даже сушеные, растущие в местных канавах и лесопосадках… Поди разбери в каких таких радиоактивных зонах эти грибы собирались, как их тщательно мыли, проваривали или сушили на проволоке мухам и осам на пользу. А есть ещё грибы подстолбовики, что растут под телеграфными и электрическими столбами, так это…, я вам скажу, гарантированное отравление. Можно так отравиться, что потом ни один доктор не сможет вернуть с того света, летаргический сон обеспечен лет на двадцать, капельницы, уколы, шок, интенсивная терапия, реанимация, кислородные подушки, хирургия, шприцы, скальпель, дренаж, пинцеты, аллигаторные зажимы, трата денег и всё такое…
- Вы за какой книгой пришли? – перебила его Люся, поморщив лоб от потока чепухи...
- Ах, да…, хм-хм, увлекся, пардон… Книга «Религиозные споры разных конфессий», там поднимается вопрос инвектива, хотя для вас это черная грамота, конечно же…
- У нас точно такой книги нет! – быстро сказала Люся.
- У вас-то нет, но вот Нина Михайловна приняла у меня заказ месяц назад и назначила мне прийти сегодня именно за этой книгой…, вот я и пришел.
- Заказ еще не выполнен и книгу не доставили... Если вы оставите ваш телефон, я вам сразу сообщу, когда бандероль принесут…
- Да? – разочаровано спросил Воропаев, понимая, что его завтрашний триумф отменился сам собой.
- Вы сказали, что для меня вопрос инвектива — это черная грамота? А скажите, на каком основании был сделан такой вакуумный и абсолютно холостой вывод?
- Ну, как на каком? Вы же молоды, куда вам до понимания внутренних религиозных склок, с нюансами, догматизмом и философией развития мысли? Это весьма замысловатые матЭрии (профессор произнес это слово употребив именно букву «Э»). Вам нужно прожить много лет, чтобы…
- Ну что же тут сложного, Господи ты боже ж мой? Вы меня рассмешили… Инвектива — это памфлет с издевательской строкой, высмеивающий противоположные мнения с целью дискредитации других посредством оскорбления в вербальной форме. Этим еще баловался Цицерон в античные времена и ему подобные злобные ораторы, обязательно жаждущие славы и признания. Ничего такого особенного здесь я не вижу и никогда не видела... Обыкновенное явление злющих мужчин по отношению к таким же злым мужчинам, живущим не так, как хотелось бы первым. Это весьма старая и мудрая методика Бога стравливать людей и наблюдать за их поведением. Можно даже сказать, что это обыкновенная и скучная логика существующего антагонизма. Раньше мужики соревновались, кто дальше и точнее бросит копьё в шерстистого носорога, а потом стали обливать друг друга повальной остроумной грязью и получать от этого большее удовольствие. То же мне…, вопросы Вселенной без ответов смертных землян… Вам не кажется, что вы преувеличили значимость данной книги и даже её полезность в наше время повальной безграмотности и постоянного поиска работы ради пропитания?
Профессор Воропаев оторопел и смотрел на девушку стеклянным взглядом, переваривая мозгом всё только что неожиданно услышанное. Ничего опровергнуть он не мог, потому что в голове не было ни одного железного аргумента против…
- Куда интересней выдуманное дураками Филиокве. Вот, где большой горизонт хитросплетений для сытых мужчин от продуманной кровавой церкви. Тут вам и Каппадокийцы и Второй вселенский собор и замысловатая Троица и конкретная анафема, и вычурно-витиеватые писания католической церкви, и раскол христианской церкви 1054 года и еще много всего надуманного и лишнего от злобы, сытости, безнаказанности и просто от гонора и нечего делать… А все от того, что хитросплетения веры придумывали только с одной целью, чтобы народ подчинять и просто дурить на его повальной безграмотности, тупости и не желании читать книги и заставлять себя думать. Ведь грамотные прихожане любой церкви никогда не были нужны, потому что грамотные и умные обязательно будут задавать неудобные вопросы, на которые ответов ни у католиков, ни у христиан нет, а есть только множество искусственно выдуманных догм, хитросплетений, завуалированной лжи, отговорок, лукавства, лживой кротости и тайной насмешки… Иногда посмотришь на сытое лицо толстого безграмотного священника с голосом трансвестита, мутными глазами и грязными зацелованными манжетами и разговаривать о вере уже не хочется, потому что там, где всё за деньги, там этого самого, так называемого Бога, никогда нет, не было и не будет…! Вы, как бывший коммунист, должны это понимать, осознавать, давно сделать выводы и протирать своим студентам по ушам только то, что они могут хоть как-то проглотить и запомнить на ближайшие десять минут после ваших лекций… Если именно этим вы хотите колонизировать мозги ваших студентов, то я должна вам сказать, что это путь тупиковый и конечный. Они ведь всё равно станут потом не студентами, а как будто бы свободными людьми и пойдут по своим разным дорогам: кто зимними куртками торговать, кто пенициллином и марихуаной, кто в таксисты с высшим образованием, а кто и в шулера высокого пошиба, это…, как им укажут сверху…, или снизу…, и ваши лекции, профессор, канут в никуда, то есть в глубокий Тартар… и дальше, почти…, как у Сэлинджера – «Над пропастью во ржи», который читается за 6 часов и 7 минут непрерывного вдумчивого чтения без стакана воды! Это вам понятно?
- Но позвольте…, - встрепенулся профессор Воропаев откуда же вы знаете, что я читаю лекции студентам и, что я бывший член партии?
- Ой! Ну это так же просто, как дважды два – будет равно три тысячи триста тридцать шесть квантовых единиц по теории скольжения мягкого парадокса обыкновенных чисел третьего поколения!
- Э-э-э-э-э-э…
- И снова звуки овцеводства…, - иронизировала Лю, - тон у вас профессорский, многозначительный, поучающий и ужасно презирающий собеседника. Это видно сразу и даже как-то быстро бросается в глаза… Вы когда молоденьких студенток видите, вас пот прошибает и это видно на вашем лбу, вас несет черти куда в дебри словоблудия…, это потому, что вас жена не любит, никогда не любила и это тоже заметно сразу по воротничку несвежей рубашки и волосам, торчащим из носа и правого уха. А так как вы есть номенклатура высшего учебного заведения и у вас есть обязательный, со строгим всё понимающим лицом, идеологический куратор сверху, - Люся показала глазами на потолок в сторону паутины и пауков, - то вы обязаны были быть членом уже старой ново-религиозной банды под названием КПСС, где мнение, якобы одного секретаря партии, всегда единогласно поддерживалось мнениями якобы миллионов простых подчиненных. Вот ложь – так ложь! Человечество это уже проходило не один раз, но только не делало никаких выводов по причине того, что история учит, что ничему не учит и бьет по лбу не один раз, а множество. Не система была, а доильный аппарат с уничтожением людей под соусом старенькой идиотской идеи равенства и братства, которые изначально не были заложены в бытие человека на земле… Это же простейшая логика здравомыслия и сопоставления реальности с обыкновенным опытом ранних поколений. Плюс у вас много лишнего веса в теле, вы сидите за столом пол жизни и пишите какие-то многочисленные никому ненужные бумажки, которые потом обязательно сожгут…, вы не двигаетесь…, на лице все признаки того, что вы курильщик, никаких холодных ванн не принимаете, спортом не занимаетесь, а только с умным видом знатока трёте студентам по ушам о различных религиях, за что и получаете ваши не очень большие деньги. То есть, высказываясь совершенно реальным языком, вы есть простейшая гайка в большой неуклюжей изуродованной системе образования для того, чтобы дураков студентов заставить хоть как-то думать башкой, и хоть чему-то научить в этой жизни, кроме питья пива, ношения модных шмоток, выпендривания друг перед другом и тисканья девчонок по темным углам. Вам что не видно, что жизнь с каждым годом наполняется всё большей армией деградантов и деструкторов, не умеющих ничего, ничего не знающих и не желающих хоть что-то строить для общего будущего? Это же ситуация общества, которая ведет к обязательной погибели! Если вам этого не видно, то вы мертвый слепой без палочки и без ушей, проживающий свой остаток существования…
- Я, я, я…, но позвольте, как же так вот так… сразу…, как же это так?
- Всё, что вы говорите вашим временным студентам, они же и переиначивают, то есть вольно или невольно занимаются извращенным психогенезом, о котором ни вам, ни им ничего неизвестно. Вы представить себе не можете, что твориться в их головах после получения хоть какой-то серьезной информации об историческом прошлом. Поставьте каждому студенту индивидуальный коэффициент интеллекта и ужаснитесь от результатов анализа их мозгов... Они живут от еды до туалета, им некогда вникать в основы манихейства или буддизма…, ортодоксального модернизма и сионизма, ислама и иудаизма, православия и старокатолицизма, кальвинизма и лютеранства, унитарианства и мормонизма, индуизма и вишнуизма, бабизма, шиваизма и татемизма, потому что всё это им до разбитой коридорной лампочки… Они вас не посылают к чертовой матери только потому, что у них еще работают хоть какие-то тормоза и обыкновенная житейская хитрость двойного инакомыслия… Думать и читать книги они не хотят с самого детства…, они желают часто кушать и получать любые удовольствия от своих телефонов, быстрой езды, дешевого алкоголя, от легких наркотиков до быстрого секса без малейших намёков на какую-то там сложную любовь…, точно так же, как самые обыкновенные мухи. Поэтому ваши потуги хоть немного прочистить пустому поколению мозги и заполнить их догмами разных вычурных религиозных идиотов прошлого и настоящего обязательно пропадут даром… Уверяю вас, вы являетесь бессмысленным исполнителем стареющей схемы государства по едва заметной шлифовке своих граждан. В этом мире договариваться друг с другом могут только редкие и умные люди, а их ничтожно мало. Вы уровень повальной современной катастрофы уже ощутили или вам безразличен анализ происходящего на ваших глазах и с вашим участием? Или в вами или без вас все ваши студенты никогда не долетят до Бетельгейзе даже в ничтожно реальном осознании собственной беспомощности… Потому что их души пусты, как рисовые поля во Вьетнаме после американских напалмовых бомбардировок…
- Я удивлен…! – только и произнес Воропаев.
- И будем считать, что это возглас правды из ваших уст! Ещё бы…, ваши студенты в массе своей - это случайные люди в Университете и в большинстве своём не державшие в руках ни одной классической книги нормальных мыслителей, которая из их пустых мозгов могла бы быстро сделать настоящее пюре и остановить поклонение глупому и бесполезному существованию говорящих деградантов. Они никогда, слышите вы меня, никогда не научатся слушать людей между строк, думать, размышлять, мыслить и анализировать себя и других. И вообще, понятно же сразу, что у ваших студентов разрушен нравственный порог, в связи с этим у меня вечный вопрос – а он вообще был? Вы на меня так смотрите, потому что наконец-то поняли, что не каждый день вы можете встретить молодую девушку, умеющую рассуждать на уровне образованной старухи, преподававшей всю жизнь основы здравого смысла и анализа для тех, кто не имеет ни малейшего представления, что это такое?
- Господи! Вы критикуете нашу систему, не построив своей… Да, я согласен, большинство их моих студентов полные кретины, бездельники, балбесы, тупицы и случайные люди… Ну, так что же вы персонально предлагаете, всех их выгнать к чертовой матери из Университета…, и что потом?
- Чтобы построить свою систему нужен благоприятный фактор, и ещё чтобы никто не мешал, а его нет уже тысячи лет, и кто-то постоянно лезет со своими советами. Никого не нужно никуда выгонять, это повлечет изменение чужих судеб и обязательные последствия. Вы, как взрослый и думающий человек должны понимать, что все студенты делятся на две категории. Первым нужен коллектив для общения и времяпрепровождения, а заодно и дипломчик получить под шумок. И вторые, их очень мало - это те, кто пришел учиться, получать качественное образование, становиться лучше, чтобы идти дальше… Выявить вторую группу не так уж и сложно…
- Как же я их выявлю, они же все одинаковые…
- А Всевышний не задумывал создавать всех одинаковыми, это фундаментальная ошибка вашего безразличия к живым росткам в человечьем облике. Дайте им написать тему… ну, допустим, за два часа и пусть сдадут вам свои безграмотные каракули. Я уверена, что 98 % напишут пустую ахинею с сотнями грамматических ошибок и глупыми рассуждениями на уровне их порхающего возраста. Но пара или тройка особых и, как всегда, тихих, раскроет вам свой внутренний мир и потенциал… Вот, где алмазные копи! С ними и работайте, им объясняйте, их посадите впереди за первые столы, они будут внимать и насыщать себя информацией. Это будет ваш реальный вклад в будущие судьбы реально желающих учиться людей. Остальное хаос, пустота, мажоры, им подобные или им подражающие, словом, ярмарка тщеславия, которая жаждущих не напоила водой, но залила их судьбы водкой… Представляете себе…, какая с виду страшная, но простая арифметика - из ста человек вытащить в будущую жизнь только троих, абсолютно наплевав на девяносто семь, самостоятельно и давно себя приговоривших… Не щадите никого, потому что вы не можете быть добрее Бога и не старайтесь…
- Это звучит как-то не по-человечески… А что за тему вы предлагаете им написать за два часа? – спросил профессор и прищурил левый глаз, как будто целился в прицел крупнокалиберного пулемета.
- А самую, на первый взгляд, безобидную и простую, которая моментально отсеивает пустые души, не желающие наполняться. Пусть напишут своё отношение к рождению человека на земле. Тема широкая, обильная, просторная… Родились сами- пусть обоснуют и помогут ближнему своему. Пусть поделятся с вами мыслями мизантропов, анархистов, филантропов и просто дегенератов. Вот, где каждый может раскрыться быстро и качественно. Написанное шариковой ручкой на бумаге – это уже документ лично для вас и прозрачная характеристика их мыслительной деятельности. - Студенты станут недоумевать от поставленной задачи…, начнут перешептываться и стараться включать мозг... Одни напишут пять строк, чтобы вы от них отстали, а другим не хватит и двадцати страниц… Вы представить себе не можете, как эта тема вскрывает и юношей, и девушек, которые обязательно должны учиться отдельно, а не вместе. Когда они вместе, ещё и в таком возрасте, это прибавляет хаоса и отвлекает от главного – наполнять знаниями свои пустые головы…
- Какая странная тема…, вам не кажется?
- Нет, не кажется. Тема Божественная, много раз проверенная, миллионы студентов вскрывшая и увязать её с вашим предметом не составит большого труда. Читая их письмена – вы сразу начнете понимать, какие молодые чудовища сидят каждый день перед вами в аудитории. У всех есть свои тараканы в голове, но вы должны и обязаны понимать, что у кого-то эти тараканы умеют летать. Неужели непонятно? Попробуйте и вы получите обширный и неожиданный ответ на ваш вопрос. Вы быстро отсеете пустые души от наполненных и будете знать, кто вас слышит, а кто даже не пытался…
Слева от профессора Воропаева к стойке подошел высокий худой парень в очках и с множественным рассадником прыщей на щеках. Он появился тихо, смотрел неуверенно, часто моргал, дергал плечом и переминался с ноги на ногу. Настоящий пубертат переходного периода от слепого щенка колибри до будущего летающего журавля или вороны.
- Извините, пожалуйста, здрасьте! Мне…, это самое…, для реферата нужна книга одна, это самое…, она мне так нужна, это самое…, и возможно…, у вас её нет…
- Короче! – прошептала Люся и взглянула парню в глаза, отчего он замолк и даже заметно отшатнулся.
- Это…, это, это, это…
- Ещё короче!
- «Сумерки Богов» Фридриха Ницше.
- Такая книга есть…, второй зал, проход номер 7, предпоследний стеллаж номер 9, полка номер пять, двадцать вторая книга справа от немецкого справочника по психиатрии, осторожно на деревянной лестнице, там ступенька номер два шатается.
- Ой, я не запомню, запишите мне пожалуйста, это самое…
Пока Люся чиркала великолепной каллиграфией на оторванном листке бумажки координаты книги Ницше, профессор Воропаев смотрел на неё сверху вниз и поймал себя на мысли, что по сравнению с этой девчонкой он весьма глуп и это надолго…, возможно даже навсегда… На его лбу выступили новые капли пота… «Преподавать основы здравого смысла? Пожалуй, в этой фразе больше истины, чем я могу себе представить!» - подумал профессор, впервые начиная сомневаться в своём звании.
- Вы что помните, где находится каждая книга в вашей огромной библиотеке? Чушь…, какая-то…! – спросил он с удивлением, заметной злостью, веселым сарказмом и ехидством.
- Конечно! – весело ответила Люся и добавила каким-то шипящим, но очень внятным шепотом, - а разве можжжжжет быть иначчччччче?
- Э-э-э-э-э-э…
- Вы же сейчас, как человек «высшей пробы», споткнулись о совершенно неизвестную вам реальность, не так ли? Если будете падать, я не буду вам мешать… Даже, если вы сейчас спросили бы меня найти любую информацию о герцоге Нижней Лотарингии и Сполето, маркграфе Тосканы, графе Вердена и маркграфе Антверпена - Готфриде Третьем, жившем в 1025 году. То я бы указала вам точное место нахождения и название трёх книг, где описана его жизнь и ему подобных весьма глупых и жадных правителях тёмных времен самодурства, глупости и антилогики. Что касается вашего заказа, то вот вам цитаты из ожидаемой вами книги, которая могла бы принести вам наибольшую пользу для того, чтобы ваши коллеги пустили слюну зависти и задохнулись пылью собственной перхоти. «В средние века при широком подходе к любой массовой болезни, можно было любую напасть (голод, чуму, смерть людей или болезни коров и свиней) объяснить колдовством…, и всегда нашлись бы доносчики, готовые показать указательным пальцем в нужную сторону…». А как вам эта цитата из заказанной вами книги? «Жизнь женщин, особенно женщин с неустроенной личной судьбой, была полна тягот, и если Бог не приходил им на помощь, то их взгляды легко могли обратиться в противоположную сторону». Прошу обратить внимание на тонко скроенную формулировку какого-то хитрого подлеца-демагога – «…и если Бог не приходил им на помощь…». Когда это Бог к кому из женщин приходил на помощь, я вас спрашиваю, а? Кто мог бы это реально доказать? Меня подобные высказывания повергают в гомерический хохот от их махровой глупости! Это же пустая никогда недоказуемая болтовня… Кто-то видел его приход? Это люди сами придумали объяснение, что он пришел на помощь и чем-то помог…, потому что всем людям постоянно необходимо вера в лучшее и хоть какое-то объяснение того, что произошло или происходит не так. Без объяснений как-то страшновато, грустно и очень любопытно…
- Э-э-э-э-э, - произнес Воропаев с лицом растерянного человека.
- Э-э-э-э – в данном случае это снова хорошая реакция, многоговорящая, широкая, конкретная, понятная! – улыбнулась Люся. – Ваши нейроны растерялись и не могут найти друг друга, поэтому сразу же идет звук э-э-э-э-э-э…
- Да? Я мало что…, так сказать, понял, э-э-э-э-э…? А давайте с вами поспорим…
- Стоп! Вам сколько лет? Вы не наигрались ещё с собственным самолюбием и ведете себя, как обогащенный изобилием интеллекта человек! Я никогда ни с кем не спорю, потому что это алогично… и бесполезная трата сил и пространства. Вы же вольны спорить с кем угодно и даже с самой жизнью, потому что в любом случае жизнь вас переиграет и оставит за линией горизонта с пустым пьедесталом и с остроумной надгробной надписью… Азарт – это не для вас, потому что именно вы проиграете любое пари, даже самое простое и незамысловатое. Чтобы спорить, нужны титановые аргументы минимум по десяти направлением аргументации и блефа, нужен жесткий режим целенаправленности вперед, задатки аферизма, авантюризма, злости и уверенности в победе… Вы понимаете, какие прописные истины я вам сейчас ведаю?
- Н-да…? С вами сложно разговаривать…, а ну-ка, хочу взять книгу Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак» …
- Что значит ваша деревенская формулировка - «А ну-ка!»? Что за блажь? Вы поэт- песенник-задушевник? Вы к кому обращаетесь…, к служебной собаке? Можно ли мне вашу команду «А ну-ка!» расценить, как команду для собак «апорт» или «фас»? Прекратите меня усиленно разочаровывать, ведь вы же целый профессор, а не какой-то там вечно голодный, нищий и завистливый доцент без секса, с немытой головой и пустыми карманами с семечной шелухой. Вам для интереса нужна эта книга или вы хотите насладиться душевными муками уродливого героя с длинным носом и поэтической душой? Вы получаете удовольствие от человеческих трагедий, несчастий, тоски, депрессий, разлук, печальных раздумий, туманных мыслей, чужих поражений и черных разочарований?
- Я…, я просто…, хотел бы эту книгу взять домой и почитать, так сказать…! – растерянно соврал профессор и три раза быстро моргнул глазами.
- Ну, конечно же хотели…, так сказать…! – передразнила Люся. – Получите в третьем зале, проход номер 2, стеллаж номер 5, полка номер 17, пятьдесят девятая книга справа, а слева она будет семьдесят третьей возле одной из шестисот комедий Лопе де Вега «Собака на сене»! – уверенно отчеканила Люся и ухмыльнулась странной раздражающей профессора ухмылкой.
Профессор Воропаев смотрел на девушку, как на редкую идиотку только по одной непростой причине: он не мог допустить, чтобы какая-то девчонка помнила наизусть расположение минимум ста тысяч книг по рядам, стеллажам, залам и по порядковому числу книги в левом и правом ряду на полке. Это был абсурд. Это было невозможно. Это была недопустимая ерунда и ахинея невозможности. Потому что в его голове он напоролся на тупик непонимания чужого процесса мышления и запоминания огромных пространственных данных. Профессор ужаснулся новой мысли, что эта маленькая девушка на самом деле больше профессор, чем он сам!
– Здесь всё, как в ювелирной аптеке…, может быть в каких-то других библиотеках совсем по-другому: картотеки, алфавиты, медлительность, передвижения вдоль радов, копания в пыли, чихания, прочтения карточек, путешествия между стеллажами в поисках нужной цифры…, но здесь хрустальный порядок, потому что иначе никак нельзя, иначе будет необузданный хаос, точно такой же, как снаружи этого здания…, где люди тихо и громко ненавидят друг друга и ежедневно мешают друг другу быть какими-то счастливыми по каким-то разнообразным идиотским причинам. А там, где необузданный хаос и нет логики существования, там нет ничего и никогда быть не может, потому что для нормальной жизни нужен крепкий и умно выстроенный фундамент…, который нужно строить целыми поколениями порядочных людей, а строителей-то давно уже и нет…!
- Этого не может быть, это невозможно…, такого не бывает, чтобы помнить огромные и конкретные знания на разных полках этого дома, – воскликнул профессор и быстро ушел по направлению к третьему залу со стеллажами.
Он нервничал из-за осознания собственной беспомощности и ничтожности. Воропаев был раздавлен, как в детстве, когда у него украли пластмассовую машинку с черными колесиками и он её больше никогда не видел. Так часто бывает с теми, кто сравнивает свои взрослые чувства с детскими, но желает быть выше по каким-то личным причинам и умозаключениям…
- Несчастный человек с тяжелой старостью, система сделала из вас исполнительного идиота без воображения! – прошептала Люся ему вдогонку и улыбнулась черному таксу Гунчу, лежавшему под стулом у её ног.
Гунч, открыл пасть, тихо зевнул, затем закрыл пасть и продолжил дремать, наслаждаясь покоем и полным отсутствием войны на улице. Профессор Воропаев, задыхаясь, быстро вернулся назад с книгой Эдмона Ростана, на обложке которой был профиль какого-то очень носатого мушкетера в шляпе с перьями и умным взглядом вдаль. Это был он, тот самый Сирано де Бержерак, умеющий говорить красивую правду в глаза, протыкать шпагой грудные клетки негодяев, ставить шрамы на чужих щеках и не знающий пощады и лжи… Лицо профессора с книгой в руке напоминало морду удивленного кабана, неожиданно попавшего в глубокую яму с кольями и усыпляющей солью…
- Вы оказались правы…, черт побери! - запыхавшись выдавил он. – Я не знаю, как вы это делаете, но прошу эту книгу на меня записать, и вот мой домашний телефон, когда придет моя бандероль, прошу мне позвонить. И еще…
- Да! Вы не знаете, как …, – зло взглянула ему прямо в глаза Люся.
- Я не знаю, как вас зовут?
- А я знаю, что вы не знаете, потому что это совершенно логично…, если бы вы знали, то не спрашивали бы меня — это простая логика круглой шахматной доски.
- Но, позвольте все шахматные доски квадратные! Где вы такое видели, чтобы… э-э-э-э-э-э…, круглых досок вообще не бывает! – возмутился профессор Воропаев.
- Ха! Откуда вы можете знать, что бывает, а чего нет? Вы кто, Бог? Специалист узкого религиозного направления? Так бывает, скажу я вам громко! Еще как бывает, вы просто их никогда не видели и не знаете правил, по которым там ходят фигуры и не представляете внутренний смысл победы и поражения. В круглых шахматах есть особая фигура называется «Цветочная клумба». Она там самая главная!
- Но как же все-таки вас зовут?
- Меня зовут Ёла! – быстро соврала Люся и улыбнулась кривой улыбкой.
- Какое странное имя! - высказал мнение профессор.
- Ничего странного. Обыкновенное эстонское имя, - продолжала сознательно путать профессора Люся, - просто вы его никогда раньше не слышали, вот оно и показалось вам необычным, а если бы вас с самого детства окружали одни только Ёлы, Райтисы, Ирмы, Инги, Урмасы, Вяйно, Айно, Пайно, Хейно, Унно, Лунно, Туйно, Бино и еще четыреста три имени, то вы бы давно привыкли к этому. Это снова простая логика круглых шахмат… и ничего сложного в этом нет.
Воропаев выдержал паузу и стоял, задумчиво глядя в темные глаза Люси. Ему показалось, что он…, что он…, что он, уже, где-то видел эту ситуацию, эти странные глаза, этот голос и пыльный запах старой библиотеки. Порывшись в памяти, он ничего не вспомнил и объяснил это наваждение простым дежавю, которое никогда и не для кого не было простым.
- Ёла, извините…, хм-хм…, я проникся к вам доверием и хотел бы уточнить, э-э-э-э-э…, а скажите, пожалуйста мне лично, э-э-э-э—э-э, это видно по мне, что моя жена меня совершенно не любит?
- Да, это видно по вам. Вы никогда не сидите дома в тепле с вином, женой и внутренней радостью, она вам верит мало и очень медленно, у вас в семье именно она председатель комиссии по заливу свинца в вашу голову, у вас у обоих нет входа близких душ, потому как он замурован изначально и там стоит железно-диоритовая печать класса - «Нет»… Вы меня понимаете?
- Пробую как-то приспособиться к вашему стилю изложения… Может я уже настолько стар и неприспособлен к хорошему настроению…?
- Запомните, профессор! Главное условие вашей жизни - никогда не жалуйтесь вашей жене. Это даже не бесполезно, потому что это совершенно бессмысленно! Вы же не Теодор Драйзер, которого жена обожала… Вместо того, чтобы вас пожалеть она будет еще больше вас не уважать, а после большого накопления этого самого неуважения она будет смотреть на вас, как на необходимый элемент мебели или как на дверцу от холодильника. Не печальтесь, профессор, так живут миллионы семей, потому что не имеют денег купить новую квартиру и разъехаться навсегда, разъединяя зубные щетки и ванные запахи. Так и живут, притворяясь гордыми, независимыми и счастливыми, а на самом деле они съедают свои дни, превращая их в замороженное мясо… Ничего хуже нет, как быть свободным человеком, но жить в квартирной тюрьме с чужим телом и надоевшими запахами, каждый день оправдывая эту тюрьму своей якобы полной свободой. Чёрная заплесневелая чушь! Логика где? А там, где нет логики – нет ничего! Это так же верно, как и то, что комары никогда не пьют кровь из человеческих ладоней и пяток, потому что это закон ощущения мягких тканей для всемирного существования всех комаров. Вы еще не старый… Это не старость — это износ ваших слов, вы простая песчинка в кастрюльке с кактусом, на вершине которого сидит ваша домашняя женская муха…
- Я, пожалуй, уже пойду…, - очень грустно вымолвил глубоко расстроенный и задумавшийся Воропаев.
Скрипя паркетным полом, он медленно удалился в сумрак коридора библиотеки имени М. В. Ломоносова. У него началась аритмия сердца и очень захотелось курить. Он не знал, зачем ему это надо, но ему очень захотелось… Паркет всё так же скрипел под тяжестью грузного тела, исполняя звуки прощания… Горло сигналило требования никотина, грудь умоляла, головной мозг дал разрешение…, где-то бились отбойные молотки, пульсируя кровью и издеваясь над потоками лимфы. Профессор этого не понимал, потому что был обыкновенным человеком с простым удостоверением профессора напечатанном в простой типографии…
- А кто её любит…, эту вашу правду? Пожалуй, никто… Демагоги доморощенные, профессора с удостоверениями от гнилого социума… Имел бы душу, сидел бы в хижине, ловил рыбу, убеждал бы муравьедов не жрать муравьев, берег природу и был бы счастлив…, а так отправляйтесь охранять драгоценные яйцеклетки своей жены, которых давно уже нет… Бесплатных уроков на этой планете не бывает! - прошептала Люся и продолжила читать свою странную необычную книгу в толстом переплете с оттиском какого-то желтого цветочка, похожего не то на лютик, не то на что-то цветочное без определенного названия с цифрой 9 на самом краю обложки…
Она бормотала губами и снова делала быстрые пометки в рабочем блокноте:
… слушай не себя, а свой мозг…, он укажет тебе, куда идти, что делать, где искать краски для полной картины, он научит, как протиснуться между падающими дождевыми каплями и остаться мокрым настолько, насколько тебе позволят …
… так-с…, использование огня из самозажигательного устройства, находящегося в черном кожаном пальто у влюбленного мужчины издалека… укажет тебе дорогу в дальний город «IL BAGATTO»
… использование круглого зеркальца, возраст не менее 55 лет, лежащего в большом броневом механизме…( минеральная вода, водка, пиво, раки…)
… чтение точных отпечатков лапок…, так-с…, после поджога и вынужденных танцев на стекле… читать следы от мёда через увеличительное стекло…, так-с, интересная задачка…
… получить подсказку по аврестинии шизофреногенной диагностики у простуженного врача…, передав ему иммунную защиту 19 поколения.
… так-с, и еще…, вот - последние мысли блуждающего «Пилигрима» перед неслучайным уходом в другую жизнь…
- Ничегошеньки непонятно, но моя тётя всегда знает, что делает! – произнесла вслух Люся и захлопнула блокнот.
Рынок
Рынок был грязным и хаотично разбросанным, пахнущим миксом протухшего мяса, мёртвой рыбы, необоснованной злобы, жадности и преувеличенной выгоды… По территории мирно прохаживались беспризорные собаки и сами по себе кошки – улавливатели утренних вибраций. Остатки заброшенности и архаичности читались сразу… Обычно рынок подметали две пожилые женщины с густыми метлами после пяти часов вечера. Мусора везде было предостаточно, потому что лавина народу, проходящая сквозь многочисленные ряды, оставляла после себя скомканные бумажки, сигаретные окурки, пакеты, обязательные плевки, жестяные банки, трубочки, стаканчики, раздавленные упаковочные ящики и ещё много всяких отходов якобы цивилизации… То есть, по признакам любого мусора, можно было определить, что здесь обязательно побывало множество людей без высокого воспитания, совершенно не осознающие себя и окружающую среду, с обыкновенными мыслями, не умеющие ничего рисовать, задумываться о среде обитания, писать стихи и каждый день думать о любви к цветам и «ближнему своему»…
Люся вошла на рынок ровно в семнадцать 00. Она остановилась в открытых настежь, облезлых, давно некрашеных чугунных воротах и бросила внимательный взгляд на замусоренную территорию. Глубоко вдохнула носом воздух, сузила глаза, проанализировала полученные данные и сделал первый шаг в сторону внутренней территории… Ряды были почти пустые, очередной торговый день подошел к концу. Возле первого ряда она бросила свой взгляд на блестящую монетку и на разбитый арбуз, валяющийся на асфальте в позе раскрывшейся космической антенны на поверхности Ригель. Над ним летали тигровые осы, пользуясь случаем быстро употребить сладкое и смазать жилистые крылья. Черный такс Гунч подошел к арбузу, понюхал его, и с надеждой посмотрел на хозяйку в ожидании взаимопонимания и разрешения откусить…
- Ага, сейчас! Не вздумай… даже лизнуть эту отравленную гадость, - сурово сказала Люся и шмыгнула носом, - этот арбузик вырастили на пестицидах, чтобы глупых людей травить за их же деньгу, понял? Внутри мякоти столько отравы, что и не перечислить…, будешь долго болеть и скулить… Я ухаживать за тобой не буду, в ветеринарную больницу тебя не повезу и дорогие уколы делать тоже тебе не буду…, понял?
Гунч внимательно выслушал замечание хозяйки, громко фыркнул и, подбежав к арбузу ближе, стал на него мочиться.
- Вот это правильно! – улыбнулась девушка.
Такс посеменил кривыми короткими лапками к хозяйке и тихо взвизгнул от восторга понимания. Они последовали к дальнему затемненному углу рынка, где под железным листом, за ободранным железным прилавком полузакрытого киоска с глупым названием «Самопочинка» сидел человек весьма странного вида с головой похожей на танковую башню без ствола и с повадками умной собаки. Он мирно курил толстенькую папиросу, которая повисла в уголке его рта и внимательно прислушивался к диктору радио. От его папироски поднимался дымок и вокруг как-то странно попахивало настоящей полевой травой. Это был совсем не табачный дым, быстро распространявшийся вокруг, а что-то такое сладкое, колдовское, умиротворяющее, нежное и еще какая-то специфическая нотка…, зазывающая к размышлениям на разные темы бытия, самосознания, самокопания, выдумки и анализа. Глаза этого человека жили отдельно от лица и это было очень заметно по глазницам…, которые сразу же напоминали детские хлебные корзины. Зрачки этого человека были смещены в бок от центра каждой глазницы и создавалось такое впечатление, что во время разговора он смотрит по сторонам, а не на собеседника. Еще он страдал редким заболеванием- нистагмом и его глаза дрожали в частой амплитуде. При этом за годы жизни он выработал нулевое положение головы, при котором ему было удобно рассматривать внешний мир под особым углом. Вдобавок он носил большие очки в черной оправе со специальными линзами с радужным покрытием, чтобы фокусировать, видеть цвета, наводить резкость, привыкать к картинке и считывать визуальную информацию. Все эти процессы происходили в его глазах не так как у всех, а гораздо медленнее. Редкое сочетание пространного взгляда инвалида детства с самостоятельными глазами хамелеона. Одним предложением можно было сказать, что у него было выражение лица человека, который хотел попасть в пещеру к кроманьонцам, чтобы лечить им запущенные зубы. Это всё потому, что на позднем сроке маминой беременности он был разнообразно и с выдумкой травленный в её животе и список этих отравляющих веществ был длинный, вычурный и скорбный… Таковы кем-то установленные странности судьбы на ранней стадии прихода в этот мир – одни слушают в животе фуги Баха, гармонии Битлз, и едят витамины мытых овощей и фруктов, а другие слышат ужасную ругань и питаются остроумными ядами потустороннего мира… И то, и это – подготовка к выходу в совершенно неуравновешенный мир испытаний, глупости, антагонизма и бесплатно гарантированного конца… И то, и это есть верхний намек живому человеческому комочку в воде о том, что его может ждать при выходе в пасмурный мир медицинской лампы или солнца. Жизнь – как экзамен, и никак иначе…, короткий, сволочной экзамен на зрелость предыдущих испытаний…
На небритом лице человека волосы росли повсюду, между бровей на мочках ушей и даже на кончике носа. Они торчали из двух широких ноздрей, выглядывали из дырок ушей и плавно переходили от горла на грудь. Две положенные природой брови над глазами были густыми настолько, что могли задержать в себе сразу двенадцать стекающих дождевых капель, а не одиннадцать. Человек в очках внимательно слушал радио, прислушиваясь к каждому слову, продолжал курить смесь марихуаны с пластилиновой «оранжевой джигой» и дергать свободным мизинцем в такт тихой музыки. Кстати сказать, мизинец у него был один, а не два и у него почему-то было четыре фаланги вместо обыкновенных трёх, как у всех. В это же время из старенькой спидолы «Океан», стоящей на крышке старого холодильника радиодиктор подробно рассказывал о синдроме Туретто... Голос был безразличный и читал медицинский материал тоскливо и не интересно…, так читают смертный приговор… или усыпляющую сказку о глупости одиночества в лесу…
- Я так и знал! – громко воскликнул волосатый очкарик. – Я всегда это знал, клянусь верхней полкой моего старого холодильника.
- Хреновая клятва! – громко произнесла Люся и посмотрела человеку в глаза. – Мог бы уже давно купить новый холодильник и поменять свою дурацкую клятву, очень похожую на кремлевское словоблудие сытых фарисеев.
- А, Люсинда, пришла…! Снова красивая и ничего с этим поделать невозможно…
- А ничего и не надо делать с моей красотой. Меньше разнообразных красок, искусственного налипания ресниц, вырезания бровей…, а все остальное сделает обыкновенная геометрическая симметрия и не более того, - отреагировала Люс широкой настороженной улыбкой.
- Курнешь со мной забитухи- счастливой поветухи? Сегодня реальная шишка приехала их долины кляузников и завистников…, от моего хорошего знакомого собирателя природной пыли, потому что у меня есть и не очень хорошие знакомые, которые являются даже не знакомыми, а летающими насекомыми, доставляющими мне в своих цепких лапах пыльцу разной марихи…, понимаешь меня, Лю?
- Понимаю.
- Чё приперлась, Дева отрадная, самоходная, опять что-то надо от раба божьего Феодориди? Так я тебе скажу, что верхние полки моего разума всегда открыты для умной беседы с правильной библиотекарной девушкой…, гы-гы-гы, кстати, как твоя опасная тётка поживает? Её имя по-моему- Нинель Михайловна Шардонэ или Фердоне, что, по сути, мне ближе и как-то по-родственному адекватней, гы-гы- гы-гы-гы-гы-гы-гы-гы-гы-гы-гы…г…?
- Ох, тебя и прёт, сказочник местного рынка…, просто слюна твоя, как соки папоротника с майонезом! Видать в этот раз тебе подогнали что-то уж совсем поразухабистей, чем в прошлый раз. Продолжаешь искать себя без маршрутной карты и маленького компаса?
- Ага-хахахахахахаха…, Люксично! - заржал очкарик и глубоко затянулся папиросой засасывая дым, как воздухосос очистительной системы…
- Ну, мою тетку оставим в покое, Навуходоносор! А то кардиолог может умереть от разрыва сердца…, что совсем не логично, как наказание… Тебя тащит от мозгового тумана, живи и улыбайся, а другим не мешай делать дело, понял, да, дымовоз халулайский…? Нет, спасибо, курите сами ваш отравленный глицидол…! – с улыбкой ответила Лю.
- Привиделось мне только что…, что ты принесла мне что-то ужасно полезное… Здравствуй, хитрая, уважаемая и опасная девушка! Если ты пришла за разрешением твоей просьбы, то решение вопроса только через трехвалентный ацетон, как обычно…, клянусь дверцей моего холодильника…, хотя там ничего нет кроме пятнадцати килограммов замороженного мяса и шести пакетов зимней марихи.
- Я помню, ты у нас человек бессовестный — вот я тебе и помогаю! - тихо сказала Лю и поставила на захламленный стол бутылку с мутной жидкостью и с этикеткой на китайском языке. Как обычно верхний иероглиф была написан, как «Тишуа», но читался, как «Ашень», второй иероглиф писался, как «Ханьд», но читался, как «Цушь». Ну, в общем, всё и так было понятно и без переводчика… Сбоку черным фломастером было коряво написано по-русски – «АЦЕТОН» (3 вал). - Здесь ровно один литр и шестьсот грамм первоклассного ацетона для твоей творческой работы с насекомыми. Не забывай закусывать сербским печеньем, которое очень чует мой нос.
- А почему сербским?
- Потому что именно здесь, именно сейчас пахнет сербским печеньем, что говорит мне о том, что ты только что распечатал целую пачку и при моем появлении спрятал её под прилавок от моих глаз. Прошу отметить, что запах именно сербского печенья в корне отличается от запахов швейцарского, австрийского, китайского, Монте-Карловского и еще печенья 89-и стран. Если твоё воображение имеет доступ к высшему пониманию логики - думай и понимай. Я не буду мешать работе твоего головного мозга, особенно нейронам пятой категории и девятнадцатой…
- Запутала снова…, общаясь с тобой чувствую себя, как отрыжка божьей коровки… От тебя ничего не скроешь! – разочарованно ответил рыночный торговец и метко сплюнул в старенькое ведро.
- А зачем что-то скрывать от моих глаз? Ты не преступник, а я не пьяный начальник Уголовного розыска товарищ Бандюк. В чем здесь здравый смысл? Ты не оригинален в своих привычках, так поступают люди пуганые в детстве… Я тебе скажу, что у меня, когда-то давно был знакомый, которого постоянно, от родительской доброты душевной, воспитанности и культуры, звали за стол пообедать или подкрепиться, но он всегда, сука, пространно отказывался и делал вид, что он сыт, доволен, внутренне богат, соизмерим, одухотворен, насыщен, и самое главное, псевдо независим…, хотя это было шлифованной ложью, детским испугом и зачатками шизофрении. Но, когда все уходили с кухни, он быстро подходил в сковороде или кастрюле с остывшей картошкой, быстро брал её руками и впихивал себе в рот под инстинктом самонасыщения голода... Когда же его позорно засекли за этим занятием и спросили, зачем он это делает…, он не знал, что ответить и глубоко возмущался внутри своего организма таким глупым вопросам… Поэтому, твоему печенью ничего не угрожает, даже моя собака Гунч. Когда люди что-то ничтожное прячут от меня, я делаю глубокие выводы и могу повлиять на исцеление, осознание или наказание их прозрачной глупости.
- Н-да! Ты снова права… Жизнь меня часто загоняет в квадраты, которые даже Малевичу не снились. Как-то машинально получилось. Некрасиво, но машинально, – попробовал оправдаться человек. – Какие-то внутренние инстинкты, от которых я давно не могу избавиться…, они меня пожирают как клоп-черепашка с дощатым зазубренным носом, воняющим карбидом, вчерашней смолой и паутиной без узлов…
- Вот тебя пронимает…, до самых подкожных нервов. Снова врешь, изобретатель дырявой ложки! Ничего в этом нет машинального, ты это делал осознанно, подчиняясь давней укоренившейся привычке прятать всё от людских глаз. Это натура у тебя такая, Фёдор! Поверь, что не ты один среди народонаселения занимаешься такой ничтожной ерундой, характеризующей процесс твоего взросления в очень неблагополучной среде… Это либо закрытый интернат, либо дом для брошенных детей, где раздают подзатыльники, зуботычины и пендели. Одним словом, эту дурацкую привычку ты получил между пятью и десятью годами своей задрипанной жизни…, не позже, потому что позже дети уже умеют кусаться, предавать и спать спокойно…
- Ты права, я спрятал печенье осознанно, я так делаю…, сколько себя помню. И детство было у меня совсем не счастливое, детдомовское, голодное, холодное, сволочное... Омерзительное было времечко…, меня били по голове и ушам, во сне поджигали газету в пальцах моих ног…, наливали мочу в мою кружку с компотом, засовывали в хлеб канцелярские кнопки, иглы в подушку, стекло в ботинки…, бросали вшей в мои трусы…, резали волосы на голове…, сука, им всем было весело, бля! А жечь мои пальцы на ногах — это у интернатных скотов называлось – велосипед, а жечь пальцы на руках – балалайка… Как вспоминаю - сразу же хочу вычурно казнить их всех подряд на площади перед народом.
- А знаешь, что было дальше?
- Э-э-э-э-э…
- Не э-кай, Федя Мурео-Нелепов! Потом ты тоже стал кого-то бить и поджигать пальцы на ногах другим и стал таким же скотом… и даже сволочью третьего класса. Потому что есть первый и второй, а для дегенератов даже четвертый. Это эстафета давно известна всем изгоям, мать вашу…, интернатовскую! Боль за боль, и конца и края этому дебилизму нет со дня основания мира и написания Библейской инструкции, где ясно сказано для всех убогих по миру – «… не убий» и «…око за око и зуб за зуб», то есть – убий и, глядя, на свежий труп, задумывайся о бренности мира! Вопросы есть, потерпевший? Сразу видно, что графа Льва Николаевича Толстого ты никогда не читал, и твои бывшие интернатники- есть агрессивное насекомое дурачьё, питекантропы, австралопитеки и синантропы в своём детском развитии. Чтобы душу свою тихомирить надо сходить тебе в маленькую церквушку, где священник не жирная свинья, а худой старец в чистой одежде и без денежных глаз… Там наедине со своими думами останься, расскажи наверх в ясные небеса свои дороги-тревоги, признайся, что был ты сволочью окаянной, бездушно-бездумной, но хочешь порог дегенератизма переступить и стать нормальным человеком. Расскажи и поведай…, не мне, не старцу, не деревянным иконам…, душу выжми, как махровое полотенце от дождя, туда…, на самый верх, где хорошая крыша летает сама, как пели Глеб и Вадим в кураже… Глядишь, через пару деньков знак тебе прилетит свыше, не то голубь, не то орех по голове, не то слово со стороны, не то бабочка, синичка, тараканчик, козявка какая… Так и заживешь новой жизнью, очень сожалея о тех живых людях, кому по своему недомыслию огнем ноги жёг, падла!
- Я конечно же всё понял!
- Конечно же ты не понял, товарисч! Вместо того, чтобы каждый день улучшать свою жизнь совместными усилиями, вы поджигали друг другу ноги…, имбиторийские извращенцы и квазилюди. Кто, после этого, мог назвать вас умными созданиями на какой -то любой планете всеобщего мироздания? Вы – очень глупый мир…, наполненный реальными удобрениям и теплым навозом в 36.6 градусов. Я всегда знала, что наши люди – это такая несовершенная форма жизни для будущих зоопарков далёких звёзд…, для впечатлений туристов с очень далеких нереальных созвездий темных миров, умеющих знать и понимать чужие страдания… И вообще для меня человек – это мозг в упаковке! Только редкий человек может идти другим путём, а не тем, который предлагает окружающее скотское стадо. В те дальние времена своего осознания мира, я не давала мальчишкам отрывать крылышки у кузнечиков и отпускала всех божьих коровок на волю…, я спасала крыс, птенчиков, выпавших из гнезда, кормила брошенных котят и щенков и ненавидела соседа Сатановского за то, что он бил большую добрую собаку. А ты в интернате стал как все, и душа твоя умерла еще в детстве, сгорела, медленно прогнила до душевной трухи…, но ты себя уважаешь за то, что кому-то делал больно в отместку за то, что делали больно тебе… Фу, архаичный кусок билебейза… бумбараш недоумный! Скотская схема, но здесь, для разнообразия и равновесия псевдо справедливости работает веками. Лично я это знаю, потому что вижу тебя давно, вижу насквозь твою тень и даже твой водный и зеркальный силуэт в дождевых лужах… Одно лишь у тебя достоинство – это обширные связи и реалистично скорбящие глаза…, как у той самой умной собаки Сатановского!
- Почему скорбящие? – спросил Федор.
- Потому что собаки, глядя на людей, всегда скорбят о тяжкой людской участи. Собаки всех людей жалеют, неужели непонятно? Вопросы еще есть, всё понимающий поглощатель? Возьми печенюшку и дай сейчас же моему Гунчу.
- Момент! – услужливо сказал оторопевший Федор и стал шелестеть пачкой сербского печенья под прилавком.
Всегда нюхавший этот мир Гунч подбежал ближе, понюхал протянутый ему квадратик печенья, оскалил клыки, громко фыркнул и отбежал в сторону, как собака…
- Чего это он? – спросил, Фёдор.
- Твое печенье тоже отравленное. Сейчас почти всё нельзя употреблять в пищу, потому что контроля за производством продуктов питания уже давно не существует. Множественные негодяи ради наживы не дружит с совестью и готовы продавать что хочешь, даже маму, папу, бабушкину жилплощадь и трехвалентный ацетон…
- Пожалуй ты очень не по-человечески права, дорогая Лю, и я этого печенья есть не буду, оно мне тоже сразу же не понравилось. На этикетке улыбающаяся рожа человека, который мне напоминает меня самого, не находишь? Это мне в нагрузку его дали вместо сдачи, как жвачку «Дон Педро» или худенькую шоколадку с ореховыми отбросами и каплями шоколада…
Фёдор протянул пачку печенья Лю, показывая чужое рекламное лицо с улыбкой.
- На тебя это лицо не похоже, ты красивей, а вот всю пачку печенья я, пожалуй, у тебя заберу, чтобы крыс травить в нашем подвале. Их там видимо-невидимо развелось, потому что на углу открыли новый сырный магазин и назвали его «Формаджо», то есть, сыр по-итальянски. А могли назвать просто, по-нашему, по понятному, просто - «Сыр», но не смогли, потому что русское слово звучит для кого-то уже нелепо…, сволочи продажные, память родного языка у них подшибало…! Куда ни плюнь везде надписи на английском, но плюют все также, по-русски…! Так вот, я продолжу: из этого магазина запахи проходят в вентиляционную трубу, затем выходят наверх, но часть сырного воздуха, по законам сообщения запахов, попадает и в подвал. Крысам плохо от такой обманки, они сходят с ума, потому что запах есть, а самого сыра-то и нет… Какая-то виртуальная крысиная реальность получается. Крысы реально недоумевают… У них даже включились позвоночные инстинкты…, они там уже остервенели. Но людям, продающим сыр, настроение крыс в подвале совсем безразлично, потому что это же обыкновенные крысы, а не родственники директора магазина… Я их угощу твоим печеньем…, отравленным, лады? – спросила Люся, положила пачку новенького овсяного печенья в кожаную сумочку, успела подмигнуть Гунчу и улыбнуться.
Она улыбнулась собаке потому, что её такс Гунч водил личную дружбу с подвальными крысами. Знал все последние новости, был уважаемой «собакой» в подвальной среде и носил туда пакеты от Лю, в том числе с печеньем и шкурками мандарин и апельсин (для крысиных детей). Крысы всех возрастов хорошо понимали, что черный Гунч совсем не собака, а уникальная большая черная крыса с мутированными ушами, имеющая доступ в человеческий мир по каким-то особым никому непонятным, но Люсе хорошо понятным причинам. Они его принимали, тщательно обнюхивали, внимательно слушали и всегда были рады личному шпиону с верхним доступом к сырным запахам и какой-то фантастической колбасе. Люся знала эту крысиную слабость и манипулировала инстинктами серых грызунов, как хотела и когда хотела, потому что была умной и для крыс всегда незаметной…, как Бог…, но об этом чуть позже.
- Хочешь огурчик? Свеженький, экологически чистый… Мой друг Андрюша, тот самый…
- Что жил в сумасшедшем доме и вечерами читал «Капитал» Карла Маркса для умалишенных…? - быстро вставила Лю.
-Точно, он! – обрадовался Федор.
- Напомни мне, сколько раз он прочел эту книгу аборигенам дурдома?
- Ровно семь раз от корки до корки за четыре года! – с энтузиазмом и гордостью за друга ответил Федор.
- А что получилось в мокром остатке? - спросила Лю.
- Все сошли с ума еще больше… от сплетения чужих немецких мыслей в узлы…
- То есть, прочитав экономическую библию человечества вслух, он вывел состояние и без того умалишенных на более высокий уровень помешательства?
- Именно так и было! Он теплицу сделал у себя на балконе, потому что во дворе всё заставлено сволочными машинами и гаражами. Натаскал на балкон чернозема и в два яруса выращивает огурцы за сорок дней. У него продукт чистый, в заботе выращенный, как когда-то на бескрайних полях умных и трудолюбивых людей-колхозников…
- Давай попробуем его огурчик…, - произнесла Люся и укусила зеленый бок огурца. Сделала несколько жевательных движений, остановилась, что-то прочувствовала внутри рта и головного мозга, приподняла брови и быстро откусила целую половину огурца.
- Ну как?
- Привкуса пластмассы нету…, похож на настоящий, хотя…, черт его знает, какой он настоящий должен быть…? – ответила Лю, продолжая жевать огурец.
- Да…, времена такие, переменчивые… Снова переходный период от одних дураков к другим. Одни песню свою кое-как допели, сбежав в Англию с государственными деньгами…, другие только начали завывать совершенно новый куплет неизвестной оперетты…, ибо приближается катастрофа! Логики всё нет и нет, из года в год… Время идет…, одни жрут, другие глотают слюни при виде журнальных картинок красивого шмацека сыра… и чахнут от зависти, ненависти и безнадёги. Таких проблем нет ни у кого, даже у муравьев…
- А люди сами создают себе проблемы, а вот решать их не могут… Идиотия антилогического пути и ужасных пробелов периода детства… Представляешь себе? Любой создатель новой проблемы не может тихо сесть на стул, закрыть глаза и задуматься над вопросом - к чему его новая проблема приведет? Лично для меня это так очевидно и просто, что я даже начинаю чаще моргать от осознания в воздухе огромного наличия само разрушительных дураков.
- Такое впечатление, что живем не в цивилизованном городе, а в малярийном болоте, где я постоянный донор, всю свою маленькую жизнь…, - зло пробурчал Федор и, подняв ладонь, внимательно посмотрел на пустое место, где должен был находиться его бывший, откусанный кавказской овчаркой, мизинец.
- А я тебе много раз говорила, что большинство государств – это такая сорганизованная машина по подчинению, высушиванию и уничтожению своих граждан, ибо власть -дело одинокое! Сама схема жизни глупа и антилогична до смешного. Куда не плюнь, везде нет логики, а есть только злой умысел ради личной наживы. Поэтому я тебе многократно говорила, чтобы ты выходил из зависимости от директора этого рынка… От этой жирной, больной, гипертонической свиньи, живущей в назидание простым и голодным гражданам честного направления. У него же в жизни только одна цель, нажраться свинины, а затем переваривать её лежа на диване перед ящиком для дураков. А затем теплый туалет и новая свинина и так много лет, потому что он кратковременная волосатая личинка без метаморфозы превратиться в прекрасного махаона с возможностью улететь на вершину Эльбруса. Таких жирных гусениц по схеме (жрать и выбрасывать из себя переваренное) очень много разбросано по продавленным диванам в бетонных дырках высотных домов. Вся еда, всегда уходит в унитаз, и никто никогда не сможет доказать обратное, потому что процесс замкнут сам на себя, как кольца Сатурна. Такие вот толстые поедатели живут в назидание остальным, чтобы включался мозг у других, они задавали себе вопросы эти единицы прозревших искали новые пути мышления и существования…
- И не говори…, страшная история жития, - буркнул Федор и сплюнул в специальное ведро для плевков, чтобы не плевать на пол. Федор старался быть интеллигентным даже в плевках…
- Тема эта старая, тяжелая, заунывная и мне совсем уже не интересная, потому что я всегда вижу, чем именно закончится новая политика строительства всеобщего благоденствия… Но вернемся к нашей сделке, за которую я уже поставила тебе трехвалентный ацетон на стол!
- Да, да…, я всё сделал… Уже сходил в другой отсек, потому что летаю в другой ракете. Я слово своё Нелеповское держу…, вот, пожалуйста…, вашему вниманию! – с торжественными нотками сказал Федор и, вытащив из стола стеклянную прозрачную банку, поставил её на стол перед Люсей.
- Вот и встретились три одиночества! Так-ссссссс! – медленно прошипела Лю, вытащив большое увеличительное стекло из рюкзачка и внимательно разглядывая содержимое банки.
В банке что-то шевельнулось и слегка загудело атональный мотивчик.
- Такс-сссссссссс! – повторила Лю. – И ты хочешь сказать, что это именно ….
- Именно она! Твой заказ исполнял за деньги благороднейший человек…. Дипломат, умница, работает в нашем Посольстве в Нигерии. Обман исключен, потому что он очень хороший человек…
- Факты…, давай факты! – грозно сказала Люся продолжая рассматривать содержимое банки. – Если он переводит старушек через дорогу и кормит дельфинов колбасой, для меня это не значит, что он хороший человек…
- У него добрая улыбка! – воскликнул возмущенный Федор.
- Ёб-т! – встрепенулась Лю, криво улыбнувшись, - ну так бы сразу и сказал, теперь и я верю, что он хороший человек…, железно!
- Зря иронизируешь, верь мне и всё тут…, - буркнул Фёдор.
- Такс-сссс! Ты хочешь сказать, что это и есть та самая «Glossina», то есть муха Цеце? И эту самую муху из Африки притарабанил сюда хороший дипломат, за деньги, с доброй улыбкой? Непростой наборчик совпадений получился… Но дело в том, что я изучала атлас африканских мух и могу тебе точно сказать…
- Он не мог меня обмануть, он не такой…, вот если бы ты его увидела, ты бы сразу же прониклась к нему доверием. Кучер - хороший человек!
- У дипломата фамилия Кучер? – переспросила Лю.
- Ну да, а что?
- А то, что с такой фамилией нужно работать кучером или на худой конец усталым таксистом, а не дипломатом. Дипломат с такой фамилией — это глубинный нонсенс и насмешка над страной, это намек на то, что система запустила в себя антитело… Какая фамилия такой и полёт, только об этом мало кто знает, а если и знает, то никогда не задумывается, а принимает, как тихую данность…! Таких работников от сохи в МИДе пруд пруди, там своя мишпуха, закрытая, сытая, лживая, подкованная в словесных выкрутасах…, фраках, платьях и сплетнях. Я знавала одного горе дипломата по фамилии Огрызок, вот, где была ирония Господа Бога над Министерством болтунов и путешественников! Им всем разговаривать о собственной праведности, что красную икру деревянными ложками хлебать под холодную водку. Всё смешалось к чёртовой бабушке в доме Облонских…, как и говорила моя прабабушка после переворота в 17 году прошлого века! Если ты меня снова не будешь перебивать, то я продолжу. Случилось так, что я внимательно изучала редчайший английский атлас африканских мух и могу тебе сказать, что это и есть…, без сомнений, та самая муха Цеце. То же брюшко, хоботок, рисунок крыльев, усиленные природой механорецепторы, удлиненные волоски, три усика, форма глаз, размеры, цветовые переливы, наложение крыла одно на другое, ярко выраженный рисунок топора мясника на крыльях. Ещё и живая! Именно это мне и надо, именно то, что взвесил ювелир… Спасибо твоему Кучеру без лошадей, но при особом государственном корыте и даже бесперебойной кормушке, чтобы с голоду, не дай Бог, не умер! Ведь дипломат — это не профессия, — это привилегия над всеми просто живущими, это очень закрытый клуб ханжей, льстецов и фарисеев, клуб изобилия в нашем тревожном мире глупости, дороговизны, повальной глупости и аморфности. Хочу отметить, уважаемый Федор, что связи у тебя в этом мире обширные… Это не признать нельзя! Ты смог достать для меня живую муху Цеце за тысячи километров от ореола её обитания. Вот это уровень! Я тобой горжусь, ну и собой тоже, что ты у меня есть… Спасибо, тихий курильщик!
- Ха! Ну я же тебе обещал …
- А вот почему ты сидишь в подчинении у этой рыночной свиньи, я ума не приложу… Хочешь, я его закручу в паучьи узлы, как рельсы на Байкало-Амурской магистрали…, так, что ваши пути дороги никогда и нигде больше не пересекутся, потому что назад дороги уже не будет…? Чтобы зайти назад, нужно будет выйти вперед…, чтобы захлопнуть дверь, её не обязательно открывать…, понял?
- Нет! Я редко понимаю твои головоломки, э-э-э-э-э…
- Ты что барашек, козлик или овца?
- Хотелось бы, конечно, чтобы он как-то куда-то уехал и больше не вернулся…, - шепотом сказал Федор. – Но это как-то уж очень слишком…
- Я вижу и я чую, что у тебя от общения с директором рынка уже сутулится спина, а твоя спина – это твой позвоночник, а твой позвоночник – это твой копчик. Просьба к тебе, Федька, береги свой копчик! Мне что изморозь, что морось – подсушу быстро и надежно… Я сказала, я и сделала…, если не я, то кто тебе поможет разобраться с этой жирным, отмороженным, воровским куском мяса? Замётано…! – ответила Лю, быстро бросила в сумку закрытую банку с опасной мухой и исчезла за ближайшим поворотом.
Старая женщина с метлой подошла к киоску Федора, молча прикурила «Казбек» от его непонятно пахнущей папиросы и глядя ему в глаза произнесла:
- Жениться тебе надо, лоботряс чёртов…! Такая девка к тебе в гости захаживает, а ты тюфяк тюфяком, просто захухря какая-то сидячая, а не парень! Ты себя в зеркало-то видел? Ты даже не летучая мышь…, совсем летать не умеешь… Уведут девку, как пить дать, уведут и останешься ты с своим длинным носом, как у итальянского Буратины…, понял, Челентано волосатый?
- Понял…, я ищу своё счастье…, - буркнул Федор и нахмурил брови.
- Понял он, - зло пробурчала старуха, - ни хрена ты не понял. Счастье он своё ищет, сыщик хренов… Утром проснулся, вот тебе и счастье…, и нечего его искать по сторонам в дальних далях, вот оно…у тебя под боком, перед глазами ежедневно ходит…! – пробурчала старуха с метлой и громко плюнула на разломанный асфальт себе под ноги.
Уборщица дернула рукой и раздражительно чиркнула метлой по старому асфальту, поднялся клуб сизой пыли. Она громко чихнула и пробурчала себе под нос, что-то плохое..., нехорошее. Федор уставился на длинную зигзагообразную пружину, лежавшую на столе, внимательно обдумывая свою новую мысль…, закурил, затянулся дымом марихи, сделал маленький глоток самогона для вкусовой гармонии на языке, оттеняющей горечь от кайфа, и продолжил манипуляции по сбору какого-то непонятного механизма с пятью колесиками и какой-то дырявой бутылочкой. Только изобретатель Федор знал, что это будущая автоматическая поилка предназначена для мясных мух с зеленым отливом для двенадцати сцинковых гекконов Пржевальского и пяти эублефаров в зоомагазине его сестры…
Уважаемый читатель! Продолжение на авторском сайте.