В ту пятницу народ пыхтел в поте лица,
надеясь, что неделя та не зря прошла...
В столице каменной, к закату дня,
на Агору делец ступил, с дворцового крыла.
Пусть к сумеркам он изнеможился, устал...
– доволен был и духом личный флаг держал.
И всё же, в вечер тот, хотя и обещал,
корпоратив он оживлять не стал.
Домой помчался... И к полуночи убитым спал.
Во сне, в мемории его один портрет застрял
и оттуда ему мозги непрестанно ковырял.
На том холсте, будь он неладным, фигура смутная видна:
Лицом и торсом – дама - в красках ногти, губы и глаза;
грязной чешуйой единая нога одета от пупка,
и вниз – до рваного вонючего русальчего хвоста...
Ей фору даст любая старая Баба Яга.
Ты кто? – спросил делец. – Фортуна я, твоя.
– Ах вот!... А то гляжу, прилипла как своя.
– Твоею я была, и есть, и буду - навсегда.
– А года три назад, когда помойки жрал я, бомжевал?..
– Если бы тогда не обнищал,
на белой лошади сейчас бы не скакал...
– На бородатых греков мне чехать!... За чем пришла?
– В дефолтах я!...
Немного подсоби, и буду вся твоя – на веки и века!
– Згинь как пришла, не нарушай мне сна!
Завтра - встречи, протокол, дела.., верха.
Иди, чтоб я тебя не видел и не слышал никогда!
– Сейчас мне страшно нелегко, но я прорвусь...
Другим искателям везучим пригожусь...
А ты...- бросаешь камень в невиновную судьбу,
шутя играешь в безудачную игру...
Прошли недели, месяцы, весны...
Прошли и годы той обиженной судьбы,
пока Хозяин её дорос до верхней высоты.
С размахом он смотрел на мир с дивана моготы,
планы строил лет на сорок впереди,
с пафосом читал себе шикарные стихи...
Мир куралесит, бьют куранты, тикают часы,
крутится Земля, волчок..., и годы крайние ушли.
Народ душой чехнул, верха стряслись,
кадры свежие в кулачище единое сошлись.
– Жить с ними тоже..., только не жадничай, делись!...
Так поступил торгаш, банкир... и даже аферист,
только не наш гонористый крепыш капиталист.
В судах он зверски дрался за права, Европу, острова...
за фабрику и дом родной, за яхту, за свекольные поля...
В конце концов его помяли судьи, адвокат и консультант.
Свободы ради отдал он последний адамант,
по жиже вязкой стал идти как беглый арестант,
забыв, что дед его – врождённый протестант.
Подался он в безделие, депрессию, запой...
как все, идущие скользящей, узкой и извилистой тропой.
Как-то ночью, быть может утром иль средь бела дня,
в сон его, с одним кошмаром новым вторглась и она:
в ажуре, золоте, гламуре... и на блестящем лбу – фата.
Мило улыбаясь, едва краснея и, молчком, слегка стесняясь,
хозяину бывшему, по старой памяти, бровями приклоняясь,
махом одним, вокруг – пыль, крошки сухарей... Фортуна сдула;
С сырого пола платье длинное к рукам своим прибрала,
на стул кривой со скрипом села, вуаль броскую с ресниц подняла.
– Привет, мой рыцарь! Как дела?...
Хотя... Судьба твоя и так ясна.
А я вот... – Замуж, навсегда... За хаккассийского вождя.
Хоть и не ждал, на свадьбу пригласить пришла.
Глаза открыл..., и жижей чёрной харкнул наш делец:
– Конечно, шуба у него, и шапка... - всё песец!
Но птицам юности твоей давно конец.
Им не летать, как мне алмазов синих не копать...
– Не торопись в день завтрашний плевать.
Я, даже замужем, смогу опущенный твой дух поднять.
Ты мне не чужд... И, перестань-ка сопли горькие жевать!!!
Король алмазный – Феномен. С ним надобно и ладить... и дружить.
- ...Чтоб мне с тобой, юродивый, в любви купаться... и красиво жить.