В поисках народного воодушевления

Михаил Мороз
            

В этот  сумрачный ноябрьский день с набухших серых небес с короткими перерывами сеется, как через сито, мелкий-мелкий дождь.  Подхваченный ветром, он хлещет по моей куртке, по курточке моего маленького квартирного пса Жорки, который не любит таких промозглых дней чернотропа и норовит спрятаться у меня под ногами. Я из жалости беру пса на руки, вытираю салфеткой его трясущиеся лапки, рыжий хвост, измочаленный дождем и потому обретший вид пеньковой веревки, и несу некоторое время, пока Жорка не согреется и не обвыкнется с ненастьем, которое теперь надолго.

Мы, в поисках народного воодушевления и торжественности, идем по городской аллее.   Уже десятый час на дворе. Однако безлюдье. Ни души.  Никому нет дела до провозглашенного с какого-то перепугу праздника «единства».  Еще один выходной, слетевший с кремлевских башен, подаренный «по манию царя» в противовес Красному дню календаря  обывателю, воспринимается им, обывателем, как необъясненная причуда власти. А некоторыми моими соседями - как дурь, как блажь или каприз, который может  родиться только  в воспаленном мозгу властителей, возненавидевших свою историю.  Все сидят дома. Правда, это я знаю, обяжут студентов и учащихся к какому-то времени выйти на торжество, чтобы продемонстрировать «единство». Но пока пустынно.

Разноцветные полотнища, вывешенные полукругом у памятника В.И. Ленину в честь Дня единства, выглядят тупейшей насмешкой над здравым смыслом и требуют язвительного пера уровня Салтыкова-Щедрина, чтобы дать справедливую оценку  рассудку, решившемуся на такое безрассудство.

Я помню ноябрьские демонстрации в день Великого Октября. Несмотря на некоторую  суматошную заорганизованность, была и сердечная торжественность,  и даже расположенность к тому, что мы делали. Этот праздник был НАШ. Мы с усмешливой озабоченностью следили за порядком, за официозным стремлением партийных аппаратчиков наладить «строй» и порядок» в шеренгах. А в шеренгах – красные (НАШИ!) полотнища, гармошки, советские песни. И, конечно, невесть откуда взявшаяся бутылка со светлой и жгучей жидкостью, рюмки и воспламеняющие всё нутро  «капельки», от которых простодушное веселье враз убегало от убогого официоза. Чувство единения жило само собой, подкрепленное не только возбуждающей жидкостью, но и потребностью быть коллективом. Мы вразнобой кричали «ура» и, нарушая строй, кричали песни от «Мы нааш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!» до «Вот кто-то с горочки спустился, наверно, милый мой идет…»
Дни 7 ноября часто были ненастными. Но после демонстрации «сугрев» был почти в каждой квартире. В них рвали мехи гармонисты, женщины пели «страдания», топали курскую «Тимоню» или всегдашнюю и для всех «барыню».
Люди сами себя развлекали от души.

А теперь на день липового единства привезут из столиц попсовых шоуменов. И на площади, против администрации, разнесется надоевшее, пошлое чужебесие, которое повторит то, что каждый божий день в наши души впихивает телевидение. Но ТВ вроде как бесплатно, а за действо на городской площади администрация отвалит не один миллион…

Ноябрьский дождь  сеется по городским улочкам. Дома серы и угрюмы. По-прежнему пусто, безлюдно. Окна квартир глядятся свинцом, а за ними - тишина. На гармошках теперь никто не играет. Некому. Трещат только мобильники. Но они трещат ежедневно, ежечасно…

Флаги у памятника Ленину от волглости виснут как тряпицы. И даже  вихри ветра не в силах расшевелить полотнища, уныло облепивших флагштоки.