МАМЕ ЛОШН

               
  Я отношусь к поколению детей войны, той большой мировой войны, частью которой явилась и наша Великая отечественная война. Как и все дети моего поколения, испытал на себе все её ужасы: эвакуацию в товарных вагонах под бомбёжками, холод, голод, потерю близких людей. Сам чудом выжил, несмотря на категорический приговор врачей. После войны нам повезло – отца оставили служить за границей, и на несколько лет мы зажили так хорошо, как нам и не снилось. Отец мой был убеждённый коммунист. Мама – беспартийная, но полностью разделяла его взгляды. Плюс атмосфера  военных городков за границей, где все – братья. Все разговаривали на русском языке. Я слышал, что есть какие-то украинцы, белорусы, грузины и различные нацмены. Кто это такие, я толком не знал, но часто слышал, как взрослые рассказывали о них анекдоты. Но мы все были, разумеется, русскими. При поездках в трамвае, когда к нам подходил кондуктор, мы указывали на звёздочку, вколотую в шапку, и гордо заявляли, что мы русские, кондуктор сразу отставал, т.к. связываться с нами никто не хотел. Я был настолько туп в национальном вопросе (хочется надеяться, что только в нём), что даже не подозревал, что у меня есть своя национальность.  Когда мы переехали в Будапешт, учительница в школе сала заполнять журнал, одновременно знакомясь с нами. Когда дошла очередь до меня, то на вопрос о национальности я ответил: «советский». Учительница удивлённо взглянула на меня и повторила вопрос. Получив прежний ответ, она поняла, что имеет дело с дебилом, и продолжила знакомиться с остальными учениками. А после уроков позвонила маме и попросила просветить меня. Так, только в третьем классе я познакомился с первым минимумом знаний в национальном вопросе. Правда, впервые слово «жид» я услышал в Уфе, где мы были в эвакуации. Но тогда я считал, что это просто одно из бранных слов, а не название нации.  Повысив своё национальное образование, я продолжал жить прежней жизнью, но начал замечать некоторые вещи, на которые раньше не обращал внимания. Например, что среди родительских друзей оказалось много офицеров с фамилиями типа Краснер, Ратнер, Шмуклер, Гринман и т.п. Все они оказались из того же местечка, в котором родились мои родители, друзья детства и юности.  Встречи всегда были очень весёлые, тёплые, с большим количеством выпивки. Первый тост всегда был за Сталина (с соответствующими званиями и эпитетами), а второй – за погибших земляков, тех, кто не дожил.
  На этих встречах я впервые услышал временами звучащий язык и песни на этом языке. Иногда они что-то рассказывали друг другу, а потом громко хохотали. На мой вопрос, почему все смеются, мама говорила, что это анекдоты на еврейском  языке идиш и что пересказать их невозможно, т.к. теряется весь юмор. Язык мне не понравился. Во-первых, я его не понимал. А во-вторых, не понравилось его непривычное звучание. Мне хотелось быть таким, как все, ничем не выделяться. Надо сказать, что эти встречи с земляками довольно быстро завершились – все разъехались в разные края, и в доме у нас теперь звучал только русский язык. Исключение составляли эпизоды (крайне редкие), когда родители обменивались информацией, к которой мы с сестрой не допускались. Родители готовили нас к жизни в среде русскоговорящей, и идишу нас не обучали. А я и не хотел его знать, хуже того – стеснялся. Когда мы были в отпуске в Виннице и мама начинала разговаривать с родственницами или подругами на идиш,  я кричал, чтобы они прекратили свою тарабарщину. Прохожие, слыша незнакомую речь, обращали на них внимание, а я стеснялся и убегал вперёд.
Сейчас об этом стыдно даже вспоминать, тем более – рассказывать об этом. Но это, хоть и стыдная, но правда. С годами антисемитская политика родной советской власти, хоть и с большим трудом, но разбудила моё национальное самосознание. Я почувствовал свою причастность к идишу, мне стали нравиться песни на этом языке, которые я слышал за столом от папы и различных друзей. Спустя много лет, уже в Израиле, незадолго до смерти папа мне сказал, что основная их вина как родителей - это то, что они лишили нас национальности.  И это правда. Для меня было неожиданным откровением, что мой отец, твердокаменный коммунист-интернационалист, знает Тору, которую учил ещё в детстве в хедере. Буквально за два дня до смерти он рассказывал нам историю возникновения мезузы и исхода евреев из Египта. Мы (я имею в виду не только себя, а значительную часть моего поколения) выросли, не зная ни истории своего народа, ни языка, ни его культуры. А ведь на этом языке созданы величайшие произведения культуры и искусства. Сотни поколений евреев развивали и совершенствовали этот язык. Я очень сожалею, что не смог и уже никогда не смогу почувствовать прелесть языка идиш. Мои грехи в этом вопросе «отмаливает» троюродный брат Мойша Лемстер, популярный поэт, который знает идиш в совершенстве, выпустил на нём несколько поэтических сборников и издаётся во многих странах мира. Кроме того, он преподаёт идиш для желающих в нескольких городах Израиля.
  Любите маме лошн! Именно он в значительной степени способствовал сохранению нашего народа как нации.
  Человек без родного языка – это человек без национальности.
 Примечание. Маме лошн на идиш означает материнский язык.