Коса

– И вам не стыдно использовать такие дешевые трюки, Байонн?
Вот что сказал Пикар, прочтя мой сценарий к новой серии его «Судилища».
Я недоуменно посмотрел на него: мне казалось, что никаких таких трюков в моем тексте не было, но Пикар, очевидно, считал иначе.
Это был мой первый сценарий в криминальной документалистике, и я, как потом выяснилось, совершенно не понял, как нужно выстраивать сюжет в подобных программах. Да что там говорить, у меня и о детективных историях имелись весьма расплывчатые представления. Я думал, что зрителя нужно держать в постоянном напряжении, не давая ни на секунду расслабиться, а ближе к концу так завернуть интригу, чтобы дух захватило от неожиданности.
Пикар вернул меня с небес на землю.
Мне было поручено описать историю Люка Буаншо, того самого злополучного пожарного. Он вернулся после двухдневной вахты домой, открыл дверь своим ключом и обнаружил Франсуазу, свою жену, лежащей на полу. Лицо у нее было разбито в кровь, на шее тугим узлом завязан ситцевый шарф. Из дома ничего ценного не пропало, следы взлома отсутствовали, всюду царил идеальный порядок, и, тем не менее, кто-то сильно избил Франсуазу Буаншо, спустившуюся в гостиную в одной пижаме и с берушами в ушах, а потом нашел тонкий шарф в цветочек (не иначе как висевшим на вешалке перед входной дверью, и это в январе-то месяце!) и удавил ее.
Найдя тело жены, Буаншо зачем-то перевернул его лицом вниз, и только затем вызвал службу спасения. Ослабить узел на шее и сделать искусственное дыхание (все пожарные знают, что необходимо предпринимать в подобных случаях) он не догадался. Когда приехала скорая, он сидел у окна и курил одну сигарету за другой.
В течение тридцати минут спасатели пытались с помощью ультрасовременных приборов заставить сердце мадам Буаншо биться вновь, но оно так и не заработало.
После того, как тело забрали в морг, Люк Буаншо до блеска отмыл дом (полиция по какой-то причине его не опечатала) и отправился к своим родителям – он не горел желанием оставаться там, где всего несколько часов назад была убита его жена.
Через четыре дня его арестовали. На узле шарфа, стягивавшего шею жертвы, полиция обнаружила его ДНК, смешанное с ДНК врача из скорой помощи, который проводил реанимацию.
А еще полиция выяснила, что у Фрасуазы Буаншо имелся любовник – ее коллега по работе. Пораженный супруг отказывался верить в измену и утверждал, что коллега врет и про секс на работе, и про свидания в его отсутствие у Франсуазы дома. Но ревность как один из возможных мотивов стала слишком очевидной.
Почти сразу же Буаншо признался. Причиной смерти Франсуазы, по его словам, стала игра, в которую они часто играли. В какой-то момент, он и сам не мог вспомнить в какой именно, он случайно толкнул жену, она упала и умерла. Буаншо рыдал и просил прощения у допрашивавших его полицейских. После двухмесячной отсидки в муниципальной тюрьме, его привезли в суд, в ходе которого выяснилось множество интересных вещей.
Во-первых, Буаншо отказался от первоначальных показаний и настаивал на своей невиновности. Он рассказал, как полиция в буквальном смысле слова вырвала у него признания, показывая мать и сестру, сидящих в стеклянной будке, – в каждом полицейском участке есть такая комнатка с прозрачными стенами – и угрожая, если он не признается, отправить за решетку их. Почему Буаншо купился на такой явный блеф остается загадкой.
А во-вторых, соседи четы Буаншо сообщили, что в день убийства видели Франсуазу в окне кухни минут за пятнадцать до того, как ее супруг вернулся с работы. Это полностью опровергало версию обвинения, согласно которой Люк Буаншо вернулся домой на час раньше, задушил жену, убрал беспорядок, произведенный убийством, и вызвал скорую.
Любовника Франсуазы, счастливого отца двоих маленьких детей, тоже вызвали в суд. Его алиби на момент убийства смогла подтвердить только жена. Прокурор посчитал ее свидетельство достаточным и не стал выдвигать обвинений, хотя адвокат защиты настаивал, что у любовника тоже имелся мотив. Франсуаза представляла для него опасность, если бы захотела рассказать жене об их связи.
Люка Буаншо оправдали. Плача от счастья, он упал в объятья отца и матери, которые ни на секунду не сомневались в его виновности и поддерживали все время, пока длилось следствие.
Дело о смерти Франсуазы Буаншо прекратили за отсутствием состава преступления, свидетелей и виновных больше не искали. Суд и полицию больше не интересовало, как умерла Франсуаза, чего нельзя было сказать о ее родных, которые по понятным причинам чувствовали себя преданными. Тогда за дело взялись журналисты, проведя собственное расследование, но и они ничего не выяснили о загадочных обстоятельствах, при которых погибла Франсуаза. Много вопросов так и осталось без ответа.
Например, почему Франсуаза была в пижаме? Ведь в таком виде она могла выйти только к очень близкому человеку.
Для чего тому, кто спит в одиночестве, могли понадобиться беруши?
Кто запер входную дверь?
Кто и почему избил жертву?
Кого видели в окне соседи за пятнадцать минут до приезда Люка Буаншо, если Франсуаза, раз уж на ней была пижама, в это время скорее всего спала?

– Проблема вашего скрипта – сказал Пикар, отечески похлопав меня по плечу, – в том, что вы искусственно создаете напряжение. Вы с самого первого момента бросаете подозрения на Буаншо, а потом в каждой сцене усиливаете этот эффект.
Я попытался оправдаться.
– Но так шло расследование! Я же ничего от себя не добавляю, просто пересказываю материалы дела. Да вы и сами знаете: в самом начале все говорило о том, что Буаншо виновен. Даже у полиции не было на этот счет сомнений.
– А, ну если вы пересказываете дело, тогда, конечно, вопросов нет, – саркастически заметил Пикар. – Только скажите на милость, зачем в таком случае вообще нужен сценарист? Я мог бы просто повесить фотографии супругов Буаншо на стенку, сесть перед камерой и зачитать сначала отчет бригады скорой помощи, потом рапорт осмотра места происшествия и, наконец, протоколы допросов. В конце мы вместе с месье Буаншо посетовали бы, как плохо во Франции работает полиция, и как неэтично она обращается с подозреваемыми, а перед титрами дали крупным планом лицо его матери, и она, проникновенно глядя в камеру, сказала бы, что всегда верила в невиновность сына. Ну, как вам это нравится?
– Кто-то должен написать синопсис и реплики ведущего в интервью, – попробовал пошутить я. – Для этого как раз нужен сценарист.
– Мой друг, но ведь дело же совсем не в синопсисе и не в строгом следовании фабуле. Проблема вашего сценария в том, что вы дурачите зрителя и большую часть времени ведете его по ложному следу. Вы же с первых кадров подсовываете ему виновность Буаншо, специально, чтобы в конце эффектным жестом объявить, что он тут совсем и не причем.
– Но разве не так строятся все детективные сюжеты? – воскликнул я, все еще не понимая, за что Пикар меня критикует.
– Бог мой, конечно, нет! С чего вы это взяли?
– Ну как же, в любом хорошем детективе читатель всегда идет по ложному следу, и только в конце выясняется, что убийца – это друг детства жертвы, а вовсе не тот бедный родственник, который всю дорогу сидит без гроша, и у которого единственного есть мотив.
– Одно дело самому идти по ложному следу, другое – когда туда гонят палкой, – заметил Пикар, поджав губы и укоризненно глядя на меня. – В любом хорошем детективе на первом плане находится загадка, именно она двигает сюжет, а не ваши жалкие попытки надуть зрителя. Вы должны представить ему все имеющиеся в распоряжении факты, а там уже не ваша забота, что он будет с ними делать.
– Фактов в этом деле не так уж и много – вот в чем проблема.
– А, по-моему, фактов здесь более чем достаточно, – не согласился со мной Пикар. – Проблема в том, что никто не хочет их анализировать. Ведь это слишком сложно и требует усилий! Куда проще согласиться, что в подавляющем большинстве убийств одного супруга виновен второй, и отбросить все, что эту версию не подтверждает.
Я был полностью с ним согласен.
– Справедливости ради нужно сказать, – продолжал Пикар, – в этом деле есть совершенно необъяснимые детали. Признаюсь, я так до сих пор и не понял историю с летним шарфом. Вытащить его из шкафа в январе месяце могла только сама Франсуаза, но никак не муж и не любовник, если допустить, что убийцей мог быть и он.
– Для чего по-вашему она это сделала?
– Мне приходит на ум только одно логическое объяснение, – Пикар развел руками. – Мадам Буаншо решила повеситься и именно для этого достала платок.
– Но ведь полиция проверила потолок в гостиной и не нашла балок, куда она смогла бы закинуть петлю.
– А я и не настаиваю, что она сделала это именно в гостиной. Повесится можно и на перилах лестницы, для этого большого ума и изобретательности не требуется, главное решиться.
Я был в замешательстве.
– Но тогда как она очутилась в гостиной? Вы, я надеюсь, не рассматриваете сверхъестественные версии?
– Друг мой, ну о чем вы? – усмехнулся Пикар. – Конечно, никакой мистики тут нет. Мадам Буаншо могла попасть в гостиную двумя способами. Во-первых, она могла умереть не сразу. Науке известны случаи, когда человек воскресал спустя несколько часов после смерти. Франсуаза могла повеситься где-то в другом месте, после чего очнулась, развязала петлю и спустилась в гостиную, где смерть настигла ее уже окончательно и бесповоротно.
– А во-вторых?
– Ну, а во-вторых, ее мог перенести туда Люк Буаншо. Да, он сказал полиции, что нашел Франсуазу на полу гостиной. Но почему все решили, что он говорит правду? С таким же успехом он мог обнаружить ее где-нибудь в спальне или на лестнице, отвязать и перенести на то место, где потом ее безуспешно реанимировала скорая.
– Но какой смысл ему скрывать этот факт? Почему бы сразу не сказать обо всем полиции? Это упростило бы дело и сняло с него подозрения!
– Совершенно не обязательно. Он мог решить, что полиции не понравится, что он трогал тело. А может в состоянии шока он просто-напросто забыл, что вынул жену из петли и перенес в гостиную. Мозг иногда просто отключается, если действительность становится слишком пугающей.
– Поразительно! – воскликнул я. – Вы нашли такие простые и логичные объяснения казалось бы совершенно необъяснимым вещам.
– Мне встречались дела и посложнее, – хитро проговорил Пикар. – Вот помню случай, который, не окажись в ней одной совершенно фантастической детали, так и осталось бы нерешенным.
Конечно, я попросил его рассказать мне эту историю.

– Было это, кажется, лет пятнадцать назад, – начал Пикар. – Летом мы с Элен и детьми жили в Ла Сель-Сан-Клу, у ее родителей. Детям там нравилось, дед с бабкой предоставили большой дом с садом в их полное распоряжение. Они часами играли с поливочным шлангом, бросали фрисби и смотрели как Джек, золотистый лабрадор тестя, ловко хватает его на лету, а набегавшись, валились спать прямо на траву или в глубокие шезлонги, куда мадам Коллет, мать Элен, предусмотрительно положила большие пухлые подушки.
Добираться на работу из Ла Сель-Сан-Клу было удобно, от редакции, с которой я сотрудничал, меня отделяло всего двадцать километров. Адвокатская контора Элен была и того ближе. По утрам я любил бегать по обочине дороги вдоль полей, которые начинались, стоило чуть отойти от главного шоссе. Неподалеку от моего обычного маршрута располагался небольшой симпатичный замок в классическом стиле, с толстыми желтоватыми колоннами. Монументальный вход его венчал вырезанный на камне герб и стершийся девиз. Вокруг замка раскинулся великолепный парк, манивший меня коротко постриженными лужайками – я питаю слабость к бегу по пружинистой траве. Ворота в парк, находившиеся слева от центрального входа, стояли всегда открыты, словно приглашая внутрь. Красная табличка, висевшая на громадном дереве, однако, сообщала, что это частное владение, и вход туда воспрещен.
В замке ремонтировали крышу. Вокруг башни, возвышавшейся над парадным фасадом, установили леса в несколько уровней. На самом верхнем их ярусе двое рабочих ловко укладывали кровельный сланец. Работа так спорилась в их руках, что каждый раз пробегая мимо я ненадолго останавливался и любовался их слаженными движениями.
Однажды, я заметил перед входом мужскую фигуру в спортивной форме. Человек стоял и с интересом наблюдал за рабочими на крыше. Наверняка, его, как и меня, привлекла их умелая работа, а может быть он просто переводил дух и отдыхал.
– Не крыша, а произведение искусства! – крикнул я, поравнявшись с ним.
Он обернулся и улыбнулся широкой улыбкой.
– Глаз не оторвать, – подтвердил он. – Только месяц прошел, а они уже половину сделали. А крыша тут дай Бог, почти тысяча квадратов!
Он оглядел меня с ног до головы.
– Давно бегаете?
– Года два как, но нерегулярно.
– Вы слишком наклоняетесь вперед. Из-за этого у вас наверняка потом болит шея, и в следующий раз вам сложно заставить себя выйти на пробежку.
– Бывший спортсмен? – сказал я, впечатлившись его наблюдательностью, но стараясь не подавать виду.
Он кивнул.
– Легкая атлетика. Но это все в прошлом. Сейчас только малые нагрузки для поддержания формы. Кстати, я собираюсь сбегать туда, – он показал на вход в парк. – Не хотите со мной?
– Но ведь это частное владение.
Он кивнул
– Ну да, а я его владелец, – он протянул мне руку. – Фабрис Маяр – будем знакомы.
«Какое удачное совпадение», – подумал я, пожимая его широкую и теплую ладонь.
Парк оказался огромным. В нем уместилось два широких пруда с плакучими ивами и целая сосновая роща. Дорожки были засыпаны мелким гравием, бескрайняя лужайка постриженная словно по линейке, уходила куда-то вдаль, плавно изгибаясь пологими холмами. Бегать тут было невероятно приятно и как-то спокойно. Вокруг царила сонная тишина, высились вековые деревья, и никто не мешал, погрузившись в себя, наслаждаться природой. Вдалеке я увидел косулю, мирно жующую траву.
– Завтра приходите снова, и бегите сразу в парк, – сказал Маяр на прощанье – Буду ждать вас около оранжереи. На этот раз побежим подольше, но в более медленном темпе.
– Вы уверены?
– Конечно! Нужно поставить технику, иначе вы так и не начнете заниматься регулярно. Будете мучиться от болей и заставлять себя. Я помогу вам исправить позу при беге. Обязательно приходите завтра, – добавил он твердо.
Я обещал.
Вернувшись домой, я спросил о нем тестя.
– Этот Майяр – темная лошадка, – сказал месье Коллет. –Отношений с соседями не поддерживает, живет затворником, из замка практически не выходит. К нам он переехал лет пять назад, а может и шесть, я уж и не помню.
Меня это заинтриговало:
– Он живет один?
Тесть кивнул.
– Мадам Боккар говорит, что за все время пока он тут, его не навестила ни одна живая душа.
– Мадам Боккар?
– Она из местных. Работает у него экономкой и иногда готовит. Майяр выделил ей апартаменты прямо в замке.
– На какие же средства он живет?
– А черт его знает. По слухам вроде как играет на бирже.
– Аристократ?
– Нет, точно не из этих. Фамилия не подходящая, да и не живут так аристократы. У них обязательно будет куча детей вокруг, две бывших жены, какие-нибудь незамужние тетки впридачу и штук десять внучатых племянников, которые водят экскурсии по замку или собирают деньги на ремонт замковой часовни. Кстати, а почему ты им интересуешься?
Я рассказал, с кем бегал сегодня утром.
На следующий день я, как было уговорено, пришел в парк. Маяр бегал со мной два часа и все это время следил, чтобы я держал спину ровно, не наклонялся вперед и приземлялся на носок, а не на пятку.
Я вернулся в парк и на следующий после этого день, потом еще раз и так стал бегать там ежедневно.
Однажды, прошло уже больше месяца с начала наших регулярных тренировок, Маяр изменил установившемуся у нас правилу. Каждый раз по окончанию пробежки – она составляла полный круг по периметру его колоссальных владений – в момент, когда мы оказывались напротив все время распахнутых французских окон, он махал на прощанье, взбегал по ступеням и исчезал в сумраке гостиной. Я же отправлялся домой неторопливой трусцой.
В этот раз все было иначе. Метров за сто до всегдашней развилки Маяр замедлился, тронул меня за плечо и нерешительно проговорил:
– Не хотите зайти и выпить кофе?
Я не заставил просить себя дважды. Мне до смерти хотелось побывать в замке и посмотреть, как живет этот загадочный человек.
Вошли мы через главную дверь.
Внутри замок оказался светлым и чистеньким. Стены были выкрашены в теплые кремовые цвета, в миниатюрных гостиных и спальнях висели гобелены, кабинет и библиотека до самого потолка были заставлены книжными шкафами. Большинство корешков было современными, но попадались и старинные фолианты.
Майяр провел меня чередой комнат, объясняя назначение каждой.
– Вся обстановка осталась от прежних владельцев, я ничего не трогал, – объяснил он. – Я ведь не разбираюсь в дизайне, тем более в старинных интерьерах. Удивляюсь я только одному. Вы, кстати, чувствуете этот запах?
Я принюхался. Пахло пылью и табаком.
– Вот-вот, – Майяр энергично кивнул. – Вы тоже его чувствуете? У меня такое ощущение, что бывший владелец курил в каждой комнате, причем делал это не переставая. Я сменил шторы и велел почистить ковры на полу. Но как вытравить вонь из гобеленов, ума не приложу. Вы не знаете, как это можно сделать, Пикар?
Вопрос был риторическим. Я отрицательно покачал головой и подумал, что такому здоровяку как Майяр вдвойне трудно находиться в помещениях, где до этого курили не переставая.
Как бы прочтя мои мысли, Майяр добавил:
– И в спальне он тоже курил.
– Сочувствую.
Болтая таким образом, мы дошли до гостиной, в окнах которой Маяр скрывался после пробежки. Как всегда, они стояли открытыми настежь.
– Вы всегда держите их нараспашку? – поинтересовался я.
– Мне нужно много воздуха, – сказал Майяр, – когда они закрыты, я буквально задыхаюсь. Через них в дом однажды забежала лиса, она шныряла между креслами и нюхала углы, а я смотрел на нее и любовался.
Я слушал его, улыбаясь. Обаятельный парень был этот Маяр. Простой и добродушный, мне он нравился.
Мадам Боккар, грузная женщина с подвижным лицом и топорщившимися короткими волосами, принесла нам кофе.
С чашкой в руке я принялся бродить и рассматривать картины, висевшие на стенах в гостиной. На каминной полке, я заметил что-то похожее на шкатулку со стеклянной крышкой. Мне показалось, что в ней свернувшись калачиком притаилась черная гремучая змея.
Я взял шкатулку, чтобы рассмотреть ее содержимое, и чуть не выронил ее от неожиданности. Под толстым дымчатым стеклом лежала не змея, а толстая коса, сплетенная из почти черных, лоснящихся волос. «Змея хоть и мертвая – это красиво, – подумал я. – Отрезанные человеческие волосы выглядят отталкивающе, словно экскременты».
Маяр заметил мое замешательство. Он подошел и забрал у меня шкатулку.
– Это все, что у меня осталось от женщины, которую я буду любить всю жизнь, – задумчиво проговорил он, гладя пальцами стеклянную крышку. – И всю жизнь ненавидеть, – добавил он голосом, от которого у меня побежали мурашки.
Он просунул руку под футболку и достал с груди шнурок, всегда висевший у него на шее. На нем был маленький ключик. Маяр отпер шкатулку, вытащил волосы и погладил ими себя по щеке. Потом вытянул руку и принялся любоваться ими, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, словно ища нужный ракурс.
Я постарался скрыть свое отвращение.
– Почему вы запираете их на ключ? – спросил я.
– Эта коса живет своей жизнью, – сказал Маяр, не переставая вертеть ее в руках. – Если ее не запирать, она появляется в самых неожиданных местах. Однажды, я нашел ее на столике у постели, в другой раз на переднем сиденье в машине. Как-то я обнаружил ее висящей на дереве в парке, она билась на ветке, словно раненая птица.
Я подумал, что Маяр спятил. А как еще реагировать на подобные заявления?
Долгое время я не мог выбросить из головы этот разговор. Однажды мне даже приснился кошмар. Черная коса словно змея вползла в комнату, где мирно спал Маяр, и принялась жалить его.
Я постарался разузнать, кто была эта женщина, которую Маяр одновременно любил и ненавидел. Выяснились совершенно удивительные вещи.
Несколько лет назад Маяр пережил ужасную трагедию. Он был женат на дочери Варнана, который, кажется входит или входил в десятку богатейших людей Франции. Тею, так звали жену Маяра, похитили, когда они вдвоем отдыхали в Каннах в своей летней резиденции. Пока Маяра не было дома, похитители, обойдя камеры наблюдения, проникли в дом и увезли Тею. В качестве доказательства, что женщина у них, они прислали ее отрезанные волосы и потребовали выкуп – четыре миллиона евро. Конечно, расчет был на месье Варнана, только он располагал такой суммой. Маяр, хотя и был профессиональным спортсменом, за всю жизнь не смог бы собрать такую кучу денег.
Похитители потребовали сложить всю сумму купюрами по двести евро в две сумки и отвезти в лес Вальмак. Там сумки следовало положить в мусорную корзину, находящуюся позади стадиона. Все это должен был проделать лично Маяр – преступники настаивали на этом в электронном письме, отправленном с неизвестного адреса. Не забыли упомянуть и об отсутствии полиции, пригрозив сразу же убить жертву.
Перепуганные муж и отец выполнили все требования. Маяр отвез выкуп и вместе с тестем принялся ждать Тею. Но она не вернулась. Ни на следующий день, ни через неделю. Полиция проверила мусорную корзину – сумки с деньгами исчезли.
Тем летом я еще часто выходил на пробежки с Маяром. В конце сентября мы с Элен и детьми вернулись в Париж.
Однажды, с тех пор прошло уже, наверное полгода, позвонил тесть и сообщил, что Маяра убили.
Я сразу же поехал в Ла Сель-Сан-Клу. Следствие вел мой знакомый – инспектор Асликофф. Он показал мне фотографии с места убийства.
Тело Маяра лежало в гостиной, той самой, где мы пили кофе после пробежки, и где я впервые увидел эту жуткую черную косу, запертую под стеклянной крышкой, словно черт в табакерке. Я заметил, что окна в гостиной в тот день по-прежнему были раскрыты настежь. На зеркале, висевшим над камином, алели слова «Пока смерть не разлучит нас».
– Кровь? – спросил я Асликоффа, указывая на надпись.
– Помада, – ответил он.
– Значит писала женщина.
– Ну да. Кровавая невеста – вместе до самого конца.
– Вы сказали, что Маяра задушили.
Инспектор кивнул.
– Сначала его ударили тупым предметом, отчего он скорее всего потерял сознание. А потом задушили.
– Вы нашли орудие убийства?
– Оно лежало у него на горле, – поморщившись проговорил Асликофф. – Его задушили косой из волос.
Я отметил, что ему, как и мне, вероятно, был сильно неприятен вид отрезанных волос.
Тело обнаружила мадам Боккар. Я захотел побеседовать с ней. Асликофф не возражал.
Мадам Боккар всхлипывая, усадила нас за стол на кухне, налила кофе и поставила на стол жестяную коробку с печеньем.
– В последнее время он очень нервничал, – сказала она, размачивая в чашке бисквит. – Особенно вечером. А на ночь вообще стал запираться в спальне, чего раньше никогда не делал. А потом, месье Пикар, стало и того хуже, месье Маяр начал пить, перестал бегать и целыми днями сидел у себя и с кем-то переписывался по телефону. Я слышала он постоянно пищал от приходивших сообщений.
– Эти сообщения его раздражали?
– Еще бы, месье! Он так яростно нажимал на кнопки, а потом выходил из себя, дико кричал и крушил все вокруг.
– Вы были удивлены, обнаружив косу?
– Еще бы мне не удивиться! Ведь за три дня до этого, – она запнулась, – ну, до того, когда месье Маяра убили, косу уничтожили.
– Уничтожили? – удивился я, а Асликофф даже привстал со стула. – Вы уверены в этом?
– Конечно, месье, абсолютно. Я сама лично сделала это.
– Как это произошло?
Она наморщила лоб:
– В тот день, кажется, месье Маяр было особенно не в духе, сидел в гостиной, пил виски и был каким-то всклокоченным. Мне он велел принести ему закуску. Когда я вошла, то увидела эту шкатулку, в которой он хранил волосы. Крышка ее была разбита. Месье Маяр передал мне косу и попросил ее уничтожить.
«Вы хотите, чтобы я сожгла ее, месье?» – спросила я. «Да, и хочу видеть, как вы будете это делать», – ответил мне он сдавленным голосом. Понимаете, месье Пикар, это ведь коса его жены, которую похитили и убили. Поэтому-то я и решила, что он не в себе. Он ведь очень любил свою жену.
– И как же вы поступили, мадам Боккар?
– Развела огонь в камине и сожгла ее, конечно. Мы вместе смотрели, как пламя охватило ее. Мне показалось, месье Маяр после этого как-то весь успокоился, как будто что-то, что давно мучало его, вдруг ушло. В тот день он даже пошел на пробежку в парк, чего не делал уже долгое время. А через три дня его убили, – мадам Боккар вновь залилась слезами.
– Вы не припомните, когда он начал запирать двери?
– Месяца четыре назад.
– А не появлялось ли последнее время в окружении месье Маяра каких-нибудь новых людей? В большей степени меня интересуют женщины.
– Женщины? – мадам Боккар раздумывала. – Полгода назад мы взяли на работу мадам Пимпурне, она помогает садовнику. А еще мадам Лано – это новая медсестра, она приезжала три раза в неделю и делала месье Маяру инъекции. Какие-то гормоны или стволовые клетки, я если честно в этом не сильно разбираюсь.
– Как они выглядят эти женщины?
– Как выглядят? Ну, мадам Пимпурне такая крепкая и рослая, все время ходит в рабочем комбинезоне. Волосы у нее черные и вечно растрепанные, она делает из них огромный пучок на полголовы и заматывает его в тюрбан. Наверное, чтобы они не лезли ей в глаза, когда она работает. Мадам Лано – невысокого роста, с очень хорошей кожей. У нее длинные темные волосы, она их причесывает так гладко набок.
Спустя несколько дней после разговора с мадам Боккар Асликофф приехал ко мне в студию обсудить результаты ДНК-экспертизы косы, найденной на теле убитого. Сомнений не было – волосы принадлежали Тее Маяр.
– Но ведь экономка клянется, что сожгла ее, – сказал Асликофф, непонимающе глядя на меня.
– Ну и что?
– Как что? Это же чертовщина какая-то! Откуда она снова взялась эта коса? Восстала из пепла как Феникс? А может быть экономка нам солгала?
– Не думаю, что мадам Боккар нас обманула. Какой в этом смысл?
– У нее была возможность убить. Она находилась непосредственно на месте преступления.
– Ерунда, у нее же нет мотива.
– Хорошо, а у кого он есть?
– Конечно, у того, чье ДНК найдено на месте преступления.
Инспектор с удивлением воззрился на меня.
– Мадам Маяр? Вы в своем уме? Как она могла убить мужа, если сама давно мертва?
– А с чего вы взяли, что она мертва? Вы видели ее тело? Предположу, что нет, а это значит, что мадам Маяр вполне может оказаться живой.
– Но ведь ее похитили! Или вы думаете, что похитители все это время держали ее взаперти, и только сейчас освободили? Но даже если предположить этот абсурд, зачем ей убивать мужа?
По недоуменному выражению лица Асликоффа и его решительному несогласию с моей версией я сделал вывод, что придется объяснять ему с самого начала.
– Видите ли, я думаю, что мадам Маяр не похищали. Более того, я совершенно уверен, что всю эту историю придумал сам Маяр, чтобы выманить у тестя четыре миллиона и попутно избавиться от супруги.
– И у вас есть факты, доказывающие это? – с любопытством спросил инспектор.
– Пока только предположения. Помните, похитители настаивали, чтобы деньги принес именно он. Именно это навело меня на мысль. Кому проще всего забрать деньги? Естественно, тому, кто должен их передать. Лес Вальмак он знал как свои пять пальцев, ведь там находится стадион, на котором он наверняка частенько тренировался. Маяр ведь профессиональный легкоатлет.
– Когда же он взял деньги? На следующий день, когда полиция проверила мусорный бак, их там уже не было.
– Я думаю, он даже не вытаскивал их из машины. Приехал на место, постоял там какое-то время и вернулся домой. Если полиция решилась бы проверить тогда его багажник, то убедилась бы, что сумки на месте.
– Что же он сделал с женой?
– Думаю, скоро это выясниться. Наверное, задушил или выстрелил в нее, а потом бросил где-нибудь в лесу. Одно ясно, она не умерла, хотя Маяр был уверен, что убил ее. Тея пришла в себя и решила мстить. Пять лет она выжидала удобного случая, пока, наконец, две недели назад он ей не представился.
– И вы полагаете она задушила его собственной косой?
– Для этого она слишком короткая. Я думаю, она задушила его веревкой. Веревка оставляет такой же крученый след. Волосы у нее за это время, конечно, отросли. Она заплела их в косу, отрезала и положила на труп, а на зеркале написала «Вместе до самой смерти» в качестве апофеоза своей мести. На мой взгляд, все это слишком мелодраматично, видно, что ей хотелось как-то символически обозначить свой поступок, и она не подумала, что это будет выглядеть так пошло.
– Вы ведь не зря спросили про новых женщин в окружении Маяра? – мои слова, видимо, убедили инспектора, и недоверие исчезло из его тона. – Мадам Маяр – это кто-то из них?
– У них обоих волосы нужного цвета, обе они сравнительно недавно появились в замке, имеют доступ в дом и знают привычки его хозяина. Да он и сам наверняка сразу же узнал ее. Мне кажется, это помощница садовника мадам Пимпурне.

– Ну вот, Байонн, на этом расследование закончилось. Мадам Пимпурне действительно оказалось Теей Маяр. Выяснилось, что пять лет назад муж подстроил ее похищение, а до этого задушил ее. Труп он выбросил в лесу Вальмак, где его потом должна была найти полиция. Тея, однако, не умерла, а находилась в глубоком обмороке, спустя какое-то время она очнулась, ну а дальше вы знаете.
Я подумал, что для Пикара неразрешимых тайн просто не существует. Ему достаточно бегло взглянуть на какой-нибудь самый загадочный случай, и он тут же видит все скрытые в нем нити и мотивы.
– Но как вы догадались, что это была именно Пимпурне? Ведь вы же никогда ее не видели, как, впрочем, и вторую.
Пикар улыбнулся.
– Я рассуждал логически. Она работала в парке и имела возможность изучить все ходы и выходы. К тому же мадам Боккар сказала, что Маяр перестал выходить на пробежку и стал запирать двери в гостиной. Конечно, он делал так, потому что хотел скрыться от мадам Пимпурне, постоянно находившейся где-то поблизости в парке.
– И что же потом с ней стало? Она села в тюрьму за убийство мужа? – меня мучило любопытство.
– О, нет. Ее отец нанял целую армия адвокатов и они за короткое время посеяли сомнения в умах жюри. Дело против нее прекратили за отсутствием улик.
История была потрясающая. Вот только я так и не понял, чем случай с незадачливым пожарным Буаншо напомнил Пикару дело об убийстве Маяра.