Из письма

Сиринга
…он, как прежде, считает, что надо
по-мужски принимать в одиночку удары судьбы,
что свобода любимых – важней, коль и "мы – не рабы",
ты ему уступила – ни казни тебе, ни пощады...
А. Пахнющий

Да, есть горькое право мужское – не плакать, не звать,
даже если хотелось бы очень заботу принять
от руки берегущей – не вторгся бы кто ненароком
и покой не нарушил бесценный… Но лучше вот так:
ожиданье с терпеньем сграбастать, сжимая кулак,
исцеляться от мира классическим джазом и роком…

Даже если свобода мучительна будет для той,
что готова и душу, и жизнь – если б сделку с судьбой
заключить можно было – отдать для него во спасенье,
даже если соломинкой крепкою – друга совет,
словно, вдруг обретённый, рождается заново свет,
неожиданный в жёстком и верном, простом откровенье…

Но, как ни были б тяжки разлуки тягучие дни, –
с бесконечною нежностью – твёрдо: «Мой ангел, пойми…»

Есть и женское право: терпением душу скрепив,
и, зажмурившись, страстной молитвой – один лишь мотив –
повторять, будто в школьной зубрёжке, хоть рвётся наружу
нестихающий, тягостный, сАднящий, ноющий вой…
И отчаянно, истово... словно бросаешься в бой,
где всесильной защитой тебе – не земное оружье.

Это женское право – сражаться один на один
за желанных и милых... С упорством до самых вершин,
до безмолвных небес докричаться – в упрямом прошенье
из надежды – в уверенность чуда: так будет... так есть!
И в горюющем сердце – ответом – великая весть
дарования жизни и блага, любви – как знаменье.

И звучит непрестанным заклятьем, биеньем в крови,
словно истинно, вечно одно лишь: «Любимый, живи…»

Есть и высшее право – оно у того судии,
в чьей руке помышленья и всякие годы и дни,
и пред кем предстаём – так для каждого путь предназначен.
Но надеемся всё же и верим: удастся судьбу изменить
и на тОлику малую счастье и радость продлить,
и, взыскуя, незримо – мужчины ли, женщины – плачем.

Нищета и недуги… покоя ли легче стезя,
что безликостью, серостью жизни в итоге грозя,
достаётся иным и душевные губит порывы?
Проще, невыносимей – на волю небес не сердясь,
за того, кто дыханья дороже, немолчно молясь,
обретать уверенье, и горечь, и нежную силу,

уповая с любовью, надеясь до слёз, до конца
не на милость судьи – на сердечность и мудрость отца.