Смерть либерала

Маргарита Ириде
Эпиграф номер раз:
"Здравствуйте,
Спасибо за Ваше сообщение.
Мы не уверены, что Вы владеете авторскими правами на эти материалы, поскольку не являетесь их автором. Просим предоставить соглашение о передаче прав, подписанное автором, или иное законное основание на владение правами.
С уважением,
команда Google"
(Истинные авторы этих ваших интернетов)

Граждане авторы, а все ли вы уже в курсе, что вы не авторы?
Риторический вопрос. А потому...

Эпиграф номер два:
Автор удалённого автором сайта (неавтор) - принципиально неустановленное гуглом лицо и автором не являющееся, поскольку автором может быть только тот, кто платит за домен. Платите - и становитесь авторами, неавторы!
(Неавтор.)

____________

Смерть либерала.

Как обычно пишут в подобных случаях: все совпадения случайны, и т. д.
Может быть использовано в качестве пособия по психологии предательства.

В одном из самых модных ресторанов… Да что там – в самом модном ресторане этой страны был заказан не самый дорогой, но достаточно эффектный банкетный зал – без вычурности и помпезности, но не без парадности. По периметру – сервированные столики, покрытые белыми скатертями, стулья в белых чехлах, на спинках привязаны белые гелиевые шары и элегантные банты цвета графит. Такого же цвета кручёные шатром сервировочные салфетки подчёркивали лаконичный минимализм первого и единственного блюда – толстые короткие сосиски с гарниром тосирак. Конечно, для подобного мероприятия уместнее были бы фуршетные столики. Но участникам акции предстояло провести несколько часов на ногах, поэтому избранное общество разумно выбрало сидячий вариант.

Собрались все. Единодушные как никогда. Общее настроение – торжественное, взволнованное, приподнятое. Ибо событие отличалось значительностью.

Посреди зала стояла эбеновая кровать с белой постелью. В постели на двух больших подушках полулежал очень солидный человек. Главный редактор одной из самых известных газет. Да что там – самой известной газеты в этой стране. Его нечёсаные космы с равномерной проседью, слегка провисая, торчали во все стороны, обнажая высокий лоб внушительного индивидуума. Далее эта косматая рама безусловно художественно окаймляла лицо снизу бородой от уха до уха. Горизонтальное отверстие между бородой и усами было заполнено без сомнения благородной камелопардовой сепией зубов и преисполнено усталой полуулыбкой.

В торжественном молчании прозвучал поставленный голос с интонациями старорежимной театральной школы: «Господа, вы кушайте, подкрепляйтес. Крепитес».

Застучало, захлюпало, зашуршало и даже вполголоса загудело.
Главному редактору был преподнесён бокал воды.

И в этот момент новенькая сотрудница редакции, юная и очаровательно наглая блондинистая журналистка, чуть громче, чем вполголоса произнесла: «Не, ну правда, почему он так и не сходил к стоматологу? Неужто это страшнее смерти?»

Поставленный голос парировал мгновенно и громогласно: «Стыдитес, милочка. Как можно, с вашим-то образованием – и допустить такую дичь? Такой нонсенс! Такую безвкусицу! Этот страшно великолепный, этот чудовищно храбрый человек не может, просто не имеет способности бояться, особенно каких-то там зубных врачей. Тем более, в такой момент… Это символ свободы и здравомыслия, в назидание нам и всему цивилизованному сообществу. Это знак протеста.

И все одобрительно и убедительно закивали головами. Блондинка сняла очки и порывистым жестом закрыла лицо руками. Её плечи несколько раз мелко вздрогнули. Но ободряющий гул заглушил этот короткий смешок.

Наконец заговорил он. Самый главный и почти уже бывший редактор.

– Без предисловий. Итак. Меня осматривали лучшие врачи с мировым именем.

Воцарилась гробовая тишина. Десятки пар светских глаз умоляюще вопрошали: «Ну?!»

– Врачи нашего круга, доставленные ко мне из цивилизованного мира, развели руками и с прискорбием констатировали факт: это очень редкое и скоропостижное заболевание. Настолько редкое и скоропостижное, что диагностировать его – уже удача из ряда открытый века. Не говоря уже о лечении. Увы, удел избранных – быть редкостными…

Послышались вздохи облегчения. Графитовые салфеточки прислонены к щекам – уголком к левому глазу.

– Я был в экзотической стране и схватил экзотическую хворь. Но спросите меня, жалею ли я, что отдыхал в той, а не в этой стране, и я отвечу вам: нет, нисколько не жалею.

Послышались вздохи восхищения.

– Лучшие доктора сказали мне, что я не буду мучиться. А значит, не буду мучить и вас, мои дорогие. Надеюсь, что без меня вы не подешевеете, а будете становиться всё дороже и дороже.

Смех в зале.

– Просто мне вдруг захочется спать, а поспать я люблю. А пока лежу я вот тут, и, как полагается в таких случаях, просматриваю киноленту собственной жизни. Об этом я вам и расскажу. Устраивайтесь поудобнее.

Пару секунд в зале поскрипывало, пошикивало, постукивало и даже почавкивало и позвякивало.

– Это история о том, как я стал символом борьбы. Когда я был маленьким, в моей жизни произошло одно событие. Это событие казалось мне незначительным, и даже совсем забылось. А сейчас вот помню, как будто это было вчера. Был у меня друг. Имени не помню, а только лицо. И как-то так случилось, что в классе его часто обижали. Обзывали, толкали и били. Однажды его били группой, а я стоял среди зрителей, которые окружили драку и смотрели. Было в этом что-то сильное, первобытное – такое, что приковывало взгляд и приводило в оцепенение. И тут меня кто-то окликнул. Лица не помню, помню только голос. Задорный такой, звонкий: «А чего ты не заступишься? Это же твой друг!» Я промолчал. Но тогда у меня возникло такое чувство несправедливости, что хоть вой: почему учителя ничего не делают, они что, не видят и не слышат, какая тут драка? Елена Александровна на всех переменах сидит в классе – ей что, подойти трудно? Почему я должен заступаться? Я такой же маленький, как мой друг. Что изменится? Я один ничего не могу сделать. Это они, взрослые, виноваты. А я не виноват.

Послышались одобрительные возгласы.

– Следующий кадр фильма моей жизни такой. Я уже студент последнего курса универа. Учиться стараюсь хорошо, веду себя примерно, но отличаюсь от сверстников собственным мнением на всё, что происходит. Меня считают очень умным, но высокомерным – завидуют. У меня есть девушка, одногруппница. Лица не помню, помню только имя. Таня. Домовитая такая, ласковая, тихая. И тоже имеет своё мнение. Однажды гуляли мы с ней вечером. Провожая её до дома, я купил ей красные розы. Потом мы вместе стали подрабатывать, а затем и работать. Собирались даже пожениться. Но как-то так случилось, что наш начальник положил на неё глаз. И когда она в слезах выбежала из его кабинета, я промолчал. И мы больше не виделись. Она уволилась в тот же день, а я не стал навязываться с расспросами. Что я мог поделать? Разве я виноват в том, что не хотел терять работу? Ведь по любой статистике хороших девушек больше, чем хорошей работы.

Поощрительные усмешки в зале.

– Но в тот момент во мне вдруг поднялся такой ураган, какой может породить только вопиющая несправедливость: почему в этой стране всё так? Куда ни глянь – везде кого-то унижают, обманывают, грабят. Хватит это терпеть! Виновные должны быть наказаны – все и за всё. Уж я-то доберусь, кто там у вас главный, кому выгодно всё это.

Зал пришёл в заметное возбуждение.

– Итак, я начал бороться с несправедливостью: ходить на марши несогласных, стоять в пикетах, поддерживать все акции протеста. Это стало моей жизнью. Меня заметили люди из лучшего общества и приняли в свой круг избранных. Так моё стремление к свободе и демократии стало моей работой. Я больше не случайный участник стихийных протестов, а профессиональный правозащитник и организатор стихийных протестов. Я больше не терзаюсь сомнениями и не задаюсь вопросами, ибо нашёл на все вопросы один ответ: я свободен, а виновные будут наказаны.

Аплодисменты в зале.

– Кульминацией фильма, показанного мне в этот последний час, стали кадры, лентой проходящие в СМИ. Убитые мирные жители – старики, женщины, дети. Во всех странах мира, где стихийные протесты свергали тиранов. И возгласы на пресс-конференциях: почему я не выступаю в защиту этих людей? Сегодня я могу дать ответ на этот вопрос всем. Если мыслить масштабно, то кто все эти люди – простые мирные жители? Ответ очевиден – это жертвы, волею случая оказавшиеся в заложниках у пропагандистов, нанятых кровавыми режимами с единственной целью – загородиться этими жертвами как живым щитом. Эти мирные жители – жертвы пропаганды, они не стали все, как один, участниками стихийных протестов, более того, они были против. А некоторые из них даже брали из рук кровавых режимов оружие и шли убивать цивилизаторов, пытаясь подобраться к организаторам стихийных протестов. К нам. К тем людям, которые несут им освобождение. Поэтому их смерть логична: они хотели остаться в рабстве, но мы свергаем рабовладельцев, и головы рабов слетают с плеч. Это неизбежно. Жалеем ли мы рабов? Безусловно, их жаль. Но должны ли мы защищать их? Нет, мы свободны от этого, а виновные будут наказаны.

Тишина в зале.

– Хочется спать. Я умираю. От этой вопиющей несправедливости мне хотелось бы рвать и метать. Хотелось бы. Но не хочется. Потому что хочется спать. Но кто в этом виноват? Уж точно не я. Я свободен, а виновные будут наказаны.

Бывший главный редактор самой известной газеты в этой стране закатил глаза, силясь посмотреть туда, откуда на него, вне всяких сомнений, воззирал Самый Главный Виновник. Но сон сознания был неумолим.

Минута молчания в зале.

Грянул похоронный оркестр. Избранная толпа, оставив душное помещение с героем дня и парой его родственников, подхватила шарики, вывалила наружу и вальяжно поплелась по улице. Над толпой высились плакаты, на которых крупными люминесцентными буквами было написано: «Мы устали!», «Нам надоело!», «Хватит это терпеть!», «С этим надо что-то делать!» «Виновные должны быть наказаны!», «За свободу и против рабства!», «За добро и против зла!», «Тиран, уйди сам!»

Юная журналистка – блондинка с ликующими солнечными зайчиками в очках – раздавала детям зазевавшихся прохожих белые шарики.
Акция прошла успешно и без происшествий.