День проходил в привычном сумасшедшем темпе – пробки, звонки, суета. С утра я бегал, как заведённый, но день не задался, и оттого раздражение зашкаливало. Я уже полчаса сидел один за столиком, ждал клиента, который, видите ли, опаздывал. Заказав ещё одну чашку кофе, я задумался. После нашей поездки в отель осталось странное чувство: с одной стороны, я был удивлён, испытав доселе неизвестные мне ощущения, а с другой… Чёрт, как же мне было хорошо. У моей девушки тоже видимо сложилось двойственное восприятие того, что между нами было. Она всю дорогу сидела в машине и задумчиво смотрела в окно. Я тоже молчал, больше всего на свете я ненавижу разборки. Так мы и ехали всю дорогу, не проронив ни звука. Однако, подъехав уже к самому её дому, она всё же заговорила:
– Ты был какой-то другой… Словно это был даже не ты…
– Да? И какой же?
– Не знаю… Страстный… И очень… Дикий.
Я тогда отшутился, сказав что-то вроде: – "Да, детка, я такой", - но её слова почему-то запали в душу. Картинка сменилась на другую, я вспомнил своё детство, как меня ребёнком на лето отправляли к родственникам в цыганский посёлок. Помню, как там жилось, легко и вольготно. Мы, дети, принадлежвшие сами себе, бегали с утра до вечера шумной разноцветной стайкой. Смелые озорные мальчишки и девчонки в цветастых юбках, ничем не уступающие нам в хулиганстве. Целыми днями мы носились по посёлку, озорничали, но домой возвращались всегда вовремя. Вечером большая семья собиралась за обеденным столом, становилось шумно и тесно, но вместе с тем уютно. Все много говорили и смеялись. Тогда, именно в те моменты, я ощущал себя защищённым в этих стенах. Потому, что ты не один, вокруг тебя любящие люди, готовые прийти к тебе по первому зову.
Цыгане – люди природы, дети огня и солнца. Они открытые и искренние, любящие и настоящие, но не со всеми и не для всех. Чужаки - гаджо, уже не были бы допущены в круг их доверия. Я, городской житель, конечно очень отличался от своих соплеменников, хотя бы потому, что с детства был эстетом . Поначалу детвора приняла меня настороженно, приходилось силой завоёвывать уважение к себе, но пара драк и вопрос был решён. Я быстро сам отстоял равноправное положение в ребячьей стае, а со временем у меня еще и появился защитник. Мой троюродный брат был на несколько лет старше меня. Он был больше, чем родственник, он стал мне другом на долгие годы. Мы с ним были даже похожи – как характером, так и внешне. Такой же нелюдимый, угрюмый, его так же считали немного странным и так же уважали за дикий нрав. Дикий…
Почему-то сегодня я вспомнил именно про него. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, брат уже был достаточно взрослым и работал в посёлке табунщиком. Будни пастуха лошадей не столь привлекательны, как многие представляют, судя по фильмам и красивым картинкам. На самом деле это тяжёлый труд. Но есть в этой работе что-то особенное и вечное. Я тоже всегда любил лошадей. Брат брал меня с собой на пастбище, учил находить с ними общий язык, и я довольно быстро у него многому научился. За красоту люди склонны видеть в лошади совершенное создание, но это, увы, совсем не так. Если подходишь к незнакомому табуну, надо быть предельно осторожным. У лошадей свои законы, они очень недоверчивы к посторонним.
Помню, как состоялось моё с ними первое знакомство – лошади подходили ко мне по очереди, и все вели себя по-разному. Одна принялась меня с любопытством обнюхивать, другая замотала головой и прижала уши, грозясь укусить. Зато третья сразу начала попрошайничать и, толкаясь носом, принялась шарить губами по карманам. Она так и ходила за мной следом и клянчила еду. Только на третий день лошади меня запомнили, и я мог спокойно, бродить вместе с табуном, не опасаясь. Брат часто брал меня с собой в ночное, мы с ним не раз перегоняли табун на дальнее пастбище. Тогда же я первый раз попробовал алкоголь. Домашняя самогонка, взятая втихаря из дома, не отличалась приятным вкусом, но мне понравилось то ощущение эйфории, которое наступило после.
Помню, как упал в стог сена, лежал в нём, раскинув руки, и смотрел в чёрное звёздное небо. Огромный тёмно-жёлтый диск луны над бескрайним лугом, вокруг ходят лошади, изредка издавая гортанное ржание, танцующий в небо языками пламени костёр, и ты… наедине с природой. Тишину нарушает только потрескивание поленьев в костре и жужжание цикад в траве. Послышался топот копыт – это мой брат скачет на своём вороном, пришпоривая в смоляные бока, ночной ветер треплет его чёрные волосы и распахнутую на груди рубашку. Воля… Самое большое счастье для цыгана – безграничная свобода. И тогда она у меня была в полной мере.
Вскоре брата женили, девушку ему выбрали из соседнего посёлка. У нас женятся рано и не всегда по любви, бывало, что пару для детей подбирают родители. Но невеста оказалось чудно хороша – стройная, с огромными, чёрными, и испуганными, как у лани, глазами. Было видно, она ему очень понравилась.
Свадьбу гуляли шумно и весело. Под открытым небом накрытые столы ломились, тогда собралось очень много гостей – несколько кланов. Они в течение дня всё прибывали и прибывали, поздравляли и произносили во славу молодых красивые тосты. На свадьбе всегда много музыки. Под стоны гитар женщины грудными голосами пели пронзительные народные песни, выбивая слезу, потом танцевали наразрыв зажигательные танцы… Цыганские женщины народные танцы исполняют особенно – всем телом, обволакивая руками, закруживая в яркие юбки, заколдовывая перезвоном монист на груди. А как они чаруют глазами… Цыганские танцы – это магия.
Невеста сидела, смущённо опустив глаза, а мой брат буквально пожирал взглядом молодую жену. В какой-то момент они встали из-за стола, и в сопровождении уважаемой родственницы ушли в дом. Вернулись примерно через час. Невеста была еще больше смущена, зато жених весь сиял и выглядел очень довольным. Женщины вынесли из дома поднос с простынью, и показывали его гостям. После этого свадьба продолжилась с ещё бОльшим весельем, молодожёнам стали дарить подарки и поздравляли по десятому кругу.
Со временем девушка освоилась в новом доме, и на смену её невинному смущению пришёл довольно-таки дерзкий нрав. Она не раз сцеплялась с женщинами на кухне, когда те готовили мужчинам еду. В доме жили несколько семей, и женщины сообща занимались домашним хозяйством. Как правило, женская мудрость одерживала верх, но молодая жена старалась всё время показать свой норов, и один раз настолько зарвалась, что сильно обидела одну из родственниц.
Ночью я любил залезть на большое дерево, растущее в нашем дворе, смотреть на звёзды и думать о своём. Окна молодых выходили как раз на ту сторону, где я устроился на ветке. В тот вечер было жарко, и ставни везде в доме были открыты. Я хорошо видел, оставаясь незамеченным, что у них происходило в комнате. Девушка сидела за столом, опустив голову, она что-то бормотала в своё оправдание, брат же стоял напротив и громко ей выговаривал. Было видно, что он зол. Его чёрные глаза гневно горели, он скрежетал зубами так, что на смуглом лице вздулись желваки. Я не слышал, что именно она говорила, это было очень тихо, но по горделивой осанке и наклону головы было понятно, что она ему перечила. Брат сжал кулаки и ходил по комнате от одного угла к другому широкими шагами. Он был без рубашки и движения его бронзового тела напоминали метания чёрного хищника. Резко остановившись, он взял в руки плеть и скомандовал жене:
– Встань к стене.
Девушка попятилась назад, в огромных глазах читался неподдельный ужас. Она повысила голос и я услышал:
– Нет… Ты не можешь меня бить… Я буду кричать… Нееет…
– Кричи, сколько угодно. Ты же знаешь, что тебе никто не поможет. Я твой муж, и я тебя сейчас накажу за дерзость.
Толкнув к стене, он сорвал с её плеч кофточку и оголил спину. Осознавая своё отчаянное положение, девушка сама встала и отвернулась, я видел, что она тихо плачет. Взмах плети, багровая полоса на нежной спине, её крик…Лицо брата мне было хорошо видно – раздувающиеся в бешенстве ноздри, гневно сжатая линия рта. Но меня больше всего поразили его глаза, в них тогда не было ничего человеческого, только холодный, отрешённый взгляд зверя. Он чётко и сосредоточенно наносил жене удары плетью, словно это была просто лошадь, словно он не слышал её криков и причитаний. Остановился он только лишь тогда, когда она с диким воем сползла по стене. Тогда брат бросил ей под ноги плеть и выскочил из комнаты. Я забыл, как дышать, пока наблюдал эту сцену. С одной стороны мне было девушку очень жаль, но с другой…
Чувства, которые я тогда испытал, были настолько новыми, что я не знал, как можно их описать… Они были словно из другой реальности. Что случилось дальше, меня и вовсе повергло в состояние абсолютного транса. Брат вернулся в комнату, поднял с пола плачущую жену, а потом… Он перекинул её через стол, задрал юбку и стал насиловать. Просто, как животное, без слов и прикосновений.
В ту ночь я долго не мог уснуть, эта картина до утра стояла у меня перед глазами. На следующий день я не выдержал, и спросил у матери:
– Почему Русалине вчера никто не помог? Все же слышали, что она кричала.
Мать пристально на меня посмотрела и поинтересовалась, а что же там такого могло случиться, что ей нужно было помогать.
– Как что, он её избил, она кричала. Полный дом народа, неужели не слышали?
– А что там нам слышать? Муж учил жену, как себя вести, наказал. Её, по-хорошему, давно уже надо было кнутом отходить, как следует. Впредь умнее будет. Правильно он всё сделал, жену не распускает.
Я хотел ещё добавить, что он не только её бил, но промолчал. Но мать, словно прочитав мои мысли, снова посмотрела мне в глаза и чётко произнесла:
– Запомни. Что в спальне за дверями между мужем и женой – это только их дело. Ты вырастешь, многое поймёшь… И будешь точно таким...
– Здравствуйте, прошу прощение за опоздание, эти пробки, никак не подгадать по времени, – Мужской голос вернул меня из прошлого обратно в реальность. Я так задумался, что даже не заметил, как подошёл клиент. Цыгане, кони, плети… Всё в один миг улетучилось, оставив после себя странное послевкусие – запах дыма костра, пьянящее ощущение воли и горький стон красивой сломанной девушки...