Реплика после спектакля" УЛЫБНИСЬ НАМ, ГОСПОДИ!"Римаса Туминаса по Григорию Кановичу
Mихаил Л. Герштейн
"...потому что в этой драме, будь ты шут или король,
дважды роли не играют, только раз играют роль."
Юрий Левитанский
Авнер Розенталь, как и король Лир, потерял всё. Всё есть всё, и тут не важно, что Лир потерял королевство, а у Розенталя сгорела бакалейная лавка.Главное: оба потеряли себя: "- Это вам только кажется, - промолвил нищий, - что я и Авнер Розенталь - один человек. Авнер Розенталь никогда бы с вами не поехал... Авнера Розенталя никто... никогда бы... под страхом смертной казни не заставил бы чесаться. Если бы Авнер Розенталь появился на людях в таких штанах, как эти, - нищий потрепал оторванную штанину, - он тут же бы умер..."
Слова нищего погорельца звучат переложением на еврейский лад знаменитых слов несчастного короля: "Кому-нибудь знаком я? Я - не Лир. Так ходит Лир? Так говорит?"
Но полубезумный Авнер всё- таки ищет счастье!
В первом своём существовании бакалейщик был на вершине местечковой социальной лестницы. Тогда, глядя на других сверху вниз, он был счастлив и почти не обращал на них внимание. Скатившись на голодное дно жизни, Авнер обрёл способность видеть людей, деревья и весну!
Не веря в своё имя, он дорожит тем, что он - человек, потому что может рассказать о своём горе. Теперь, нищим, он может понять других и сочувствовать им: - "У каждого свой пожар"!
Чтобы спасти Эфраима и Шмуле-Сендера он раздирает на себе кожу и притворяется прокаженным. Произошло очеловечивание несчастьем. Эфраим замечает, что пожар пошёл Авнеру на пользу.
И всё же... слишком горька участь попрошайки у закрытой двери. Нет у Авнера ни жены, ни детей. Напросившись в попутчики к Эфраиму и Шмуле - Сендеру, он ощутил себя нужным и теперь боится возвращения к презрительным взглядам. До пожара он почти не видел людей, теперь - они его почти не замечают. Он хочет стать деревом "Я хочу шуметь листьями, тянуться к небу, весной зеленеть, осенью желтеть... хочу, чтобы белка жила в моем дупле... Белка, а не печаль... И чтобы дятел долбил мою кору. Дятел, а не срам... не посох нищего..."
Убежав в рощу он, действительно, сливается с природой, обретает счастье и на этот раз хочет им поделиться:
"- Раздевайтесь, - вдруг сказал Авнер. - Здесь, в чаще, как в раю.
Шмуле-Сендер и Эфраим подавленно молчали. Они не знали, считать ли то, что Авнер заговорил, добрым знаком или дурным.
- Ты, Шмуле-Сендер, - будешь кленом, а ты, Эфраим, - дубом-исполином, - продолжал нищий. - Ну что вы на меня так смотрите? Если могу быть прокаженным, то почему не могу быть деревом? Шмуле-Сендер, скидывай с себя своего белого счастливого Берла!
Шмуле-Сендеру не хотелось, ну совсем не хотелось его скидывать. Белый Берл был самой теплой, самой надежной его одеждой - зимой и летом, осенью и весной.
- И ты, Эфраим, сними с себя негодника Гирша, бродягу Эзру, свою гулящую Церту. Станьте рядом со мной! Ты, Шмуле-Сендер, по правую руку, а ты, Эфраим, - по левую.
- Нам надо ехать, - сказал Эфраим. - Поедем, Авнер!
- А что я там не видел? Двери, двери, двери!.. Гроши, гроши, гроши!.."
Для Эфраима и Шмуле - Сендера предложение Авнера "сбросить" с себя семью и детей, конечно, представляется диким - это источник их тревоги и счастья. В надежде на встречу с заключённым в тюрьму сыном и едет в Вильнюс Эфроим. Мечтами о приезде сына из Америки и молитвами за заокеанских внуков живёт Шмуле-Сендер. "Куда бы мы ни поехали, куда бы ни шли, мы едем и идем к нашим детям. А они идут и едут в противоположную от нас сторону все дальше и дальше. И никогда мы с ними не встретимся"
Тем не менее Эфроим понимает, что голый и бездетный Авнер в роще обрёл счастье. Он не только стал частью природы, в нём остался импульс любви и сочувствия. Его смерть, показанная режиссёром как уход в свет, воспринимается не как конец, а начало. Верится, что из его души вырастет новое сердце.
Фёдор Достоевский не знал Авнера Розенталя, но как-будто откликнулся и на эту судьбу:"Человеку для счастья нужно столько же счастья, сколько и несчастья."
Михаил Л. Герштейн, 18 июня, 2015