Тремя неделями ранее.
Высокий человек в богатых одеяниях шёл по узкой дороге меж домов. Слегка заморосил дождь, и он пробежался до нужного ему здания, после чего зашёл внутрь. Там он поднялся на второй этаж и прошёл в одну из комнат.
-Раймон, тебе лучше? – спросил мужчина.
-Разве может мне быть лучше, Лорент? – прохрипел доктор. Он заметил грустный задумчивый взгляд друга. – Не больше пяти дней. Я, конечно, держусь, но бубоний бы мне не помог, и я почти все лекарства отдал Аделарду. В этом городе всё равно все погибнут, а он ещё может спастись и кого-нибудь спасти.
Врач сильно закашлял. После чего содрогнувшись, случайно надавил на один бубон и застонал, еле сдерживая крик.
-Но почему ты до сих пор в городе? У тебя есть и власть, и возможность, а ты …
-Я тоже болен.
Де Винарио умолк.
-Во-вторых, это было бы предательством по отношению к людям и медицине, - сказал Лорент и присел на стул рядом с кроватью больного великого врача.
-Зло всегда побеждает в жизни, - прошептал Раймон. – Мы боремся за добро. Но оно не прилагает и малейших усилий для победы. Тем временем зло собственноручно избавляется от нас.
Друзья сидели, немного задумавшись, и делали большие паузы между ответами. Тишину нарушали периодические кашли.
-Однажды, когда я только стал придворным врачом и очень волновался, чтобы никто не умер во время лечения у меня, то встретил одного мудреца. Он сказал, что всё это не имеет смысла. Si juvatur, natura laudatur, si non juvatur, medicus accusator. И ведь действительно, если помогает, хвалят природу, если не помогает, обвиняют врача. Эти слова достаточно сильно повлияли на меня, и я не пытался усердно лечить никого. Говорил тоже и тебе, но всегда ты находил нужное лекарство и излечивал нуждающихся, а теперь передал этот дар своему ученику. Будем наедятся, что он спасёт миллионы людей, а мы спокойно и безболезненно умрём.
-К чему это?
-Мысли вслух. Но все люди, которых ты лечили после меня, попадались на моём халтурстве. Так как не считали нужным понимать хотя бы основ медицины. Так же происходит и сейчас. Обмазывать пациента дерьмом, велеть ему спать то на одном боку, то на другом, и при этом приглашать священников для чтения молитв – это всё, конечно, весело, но слишком глупо. Если врач не лечит чуму, то он должен не дать ей распространиться, и хотя бы здесь я сделал всё правильно, – продолжал Лорент.
-Тебе всё-таки удалось? Но как, если и мэр и командующий стражей заболели и впали в безумие? – удивился Раймон.
-Командующий не хотел меня слушать. Поэтому я его и зарезал.
-Бог простит тебя. Ты должен был это сделать.
-Бог уже не простит никого, раз послал всё это. За окном льёт дождь, и реки, образованные в узких улицах, несут грязь, кровь, дерьмо, гной, трупы и детей, и взрослых, и пожилых, и мёртвые тела животных. Завтра всё это сольётся в озеро, из которого черпают воду в другом городе и все в нём умрут. Тоже самое произойдёт и с другими городами, связанными реками этого озера. Поэтому закрытие города даёт лишь треть шансов на успех, - с нарастающей злостью проговаривал Лорент.
-Вторую треть даёт несвязность городов. А третью судьба, не так ли? – медленно сказал Раймон.
-Да, но всему виной люди. Вместо объединения они разобщаются и злятся. Ко мне на приём в трёх очередях убили пятерых человек, и они ещё больше разнесли заразу. Из-за не желания дворян далеко отпускать меня от себя, моя жена всю ночь кричала от боли и умерла с ужасной гримасой на лице, напугав дочь, мою бедную Элизу, которая в свою очередь, желая добра и только добра матери, обняла ее, после чего огонь жизни в её глаза угас всего за пол дня! – срывающимся голосом, со слезами на глаза сказал Лорент
-Так как ты образумил мэра? – перевёл тему Раймон, не желая видеть страдания друга.
- Он, конечно, хороший человек, но это не уберегло его от отчаяния после заражения. Мэр хотел открыть город, но произошло убийство главнокомандующего стражей. Человек, который занял этот пост, – мой друг. Он стал помогать мне вразумлять мэра. Но он не до конца соглашался. Тогда я сказал, что буду лечить его только в том случае, если оно закроет город от всего мира. И ему ничего не оставалось кроме как согласится. Но, ни то, что он хороший человек, ни то, что он образумился, не уберегло его от человеческой тупости. Я так же могу помочиться в бокал вина у него на глазах и сказать, что ему это поможет. А он выпьет всё до капли и потребует ещё! Люди – абсолютные игрушки в руках врачей вроде меня, если не разбираются в медицине. Но я хотя бы не опускаюсь до уровня лжецов из восточного угла города, которые даже обычный недосып трактуют как симптом смертельной несуществующей болезни, лечение которой будет стоить несколько домов. А иногда они ходят по рыночной площади и всем чихающим или почёсывающимся промывают мозги, приписывая им те же болезни, и настаивают на прохождении лечения именно у них. Я уверен, что в будущих веках, если они будут, подобные дела получат повсеместное распространение.
- И как ты, питающий ненависть к людям, стал врачом? Я всегда удивлялся твоему выбору! С твоей головой нужно было пытаться протиснуться во дворянство…
-Полное тупости, – перебил его Лорент. – Почти все дворяне – идиоты и олухи. Не желаю быть одним из них и видеть их не обмазанными дерьмом, а одетых в роскошные одежды. Первое им подходит куда больше, - хрипло рассмеялся Лорент.
- Ты решил пожаловаться мне на жизнь и рассказать своё мнение по каждому поводу?
-Нет, я решил рассказать тебе про свою жизнь. Подобное окружает меня каждый день. Кто-то считает, что придворный врач невероятно почётная должность, но это полное убожество. Я каждый день слушаю этих индюков про то, что им показалось, что у них что-то со здоровьем и так далее. Иногда, между их болтовнёй мне кажется, ты знал, что такое жизнь придворного врача, и поэтому отказался от этой должности в мою пользу. Но при этом об ужасных болезнях и постоянные жалобы пациентов я слышу куда реже, чем ты, так что есть в этой отвратительной должности и свои плюсы.
Лорент подошёл к окну.
Женщина еле шла под дождём и вдруг резко закашляла, да так сильно, что схватилась за горло. Через секунды она выплюнула кусок лёгких, после чего больная пошатнулась, сжала места с бубонами, а затем закричала от боли и со слезами и кровью во рту упала. Кровь аккуратно текла по её подбородку и уносилась вместе с ручьём. Вскоре на тело накинулись крысы. По слегка дёргающемуся лицу и слезам было ясно, что она, к сожалению, ещё жива.
После увиденного у лекаря закружилась голова, и он с кашлем и судорогами упал на колени.
Оправившись, он сел на стул и продолжил:
-Думаешь, Аделард найдёт лекарство? Есть ли оно вообще или же все обречены на смерть?
Де Винарио молчал. Затем он вздохнул и спросил:
-Почему ты тянешь время этими пустыми разговорами?
Лорент посмотрел на доктора. Глаза его были полны ужаса.
-Я не хочу возвращаться. Я – придворный врач и видел много всякой дряни, но то, что происходит в городе… я не могу смотреть на это. Всё вокруг – это… это хаос, чумной хаос. На улице полно гниющих трупов с ужасными гримасами на лицах. Их собирают два негра в тележку с сотнями подобных тел, а ведь некоторые ещё живы. Разбойники убивают и грабят всех без разбору. По площади скитаются тощие дети и грязные животные, брошенные родителями и хозяевами. Третий день льёт дождь с редкими чёрными хлопьями и в городе становится всё труднее дышать. В бедных углах развивается истерия, кабаки полны трупов и мертвецки пьяных людей, чья участь – не секрет. Неведомым образом к нам проникли инквизиторы, и теперь они сжигают, кого захотят, не разбирая, старики это или дети. На книгах вчера вырисовались кресты. Но похоронные обряды всё равно не выполняют, а еле живых и мёртвых хоронят вместе с оступившимися могильщиками, упавшими в погребальные ямы. А я не желаю видеть этот ужас, но и не могу покинуть город, чтобы не распространить чуму. Сегодня, когда я шёл к тебе, видел поражённое чумой и почерневшее дерево, рядом с которым лежали два полуторагодовалых почерневших ребёнка. Их ели три собаки, после чего они сами умерли рядом. Солнце не видно всю неделю, на улицах темно и сыро. Кто-то поговаривает о чёрном демоне с белыми глазами, который ходит по улицам и указывает на людей, чья смерть наступит от чумы, и она не за горами. Обычно они, не желая терпеть боли, с душераздирающими жуткими криками отправляют себя на тот свет. Все они требуют лекарства, несуществующего лекарства. Одни молят, другие угрожают, но толпятся и заражаются ещё сильнее. Вчера вечером под толпой разошлась земля и поглотила их. Ночи я провожу во тьме, потому что свечи недолго горят при таком холоде и влажности. Я всё чаще ощущаю дыхание смерти. Но я не могу убить себя, сначала должен погибнуть мэр. Это случится через два-три дня, максимум через четыре. А я в лучшем случае скончаюсь утром пятого дня. Это ужасные муки за мои грехи…
Лорент рассказывал всё это с бегающими глазами, периодически покашливая и срывая голос. Он умолк, остановив взгляд на де Винарио. Тот смотрел в окно пустым взглядом.
-Раймон…, - у врача потекли слёзы, – Раймон…, ты оставил меня одного… это божья кара за моё халтурство. Нужно отправить гонца Аделарду, чтобы он не отсылал письма, - вытащив из кармана два конверта, сказал он.
Через полчаса, собравшись с силами и чувствами, врач с помощью главнокомандующего стражей вытащил из-под надзора незаражённого гонца, присланного Аделардом, и сказал ему, отдав письмо от своего имени:
-Раймон Шален де Винарио скончался от чумы. Передай это главе экспедиции чумных врачей. Найти его сможешь по отмеченным местам на карте. Он щедро тебе заплатит и подлечит, если заболеешь, а теперь иди и не возвращайся никогда!
Гонец в спешке собрался и, пройдя через чёрный выход из города, скрылся из виду.
-Херв, ну как ты, держишься? – спросил Лорент главнокомандующего.
-Тяжело мне приходится, но ещё живой. Не думаю, конечно, что проживу больше трёх дней, – ответил он.
- На нас двоих лежит честь города и много жизней, которые будут уничтожены, если заболевшие люди сбегут. Конечно же, из других городов, скорее всего, народ уже бежал. Но лучше не играть с судьбой. Твоя смерть испортит всё. Придётся тихо умертвить мэра. После этого город будет разрушен изнутри и все больные умрут в его стенах. А выжившие через неделю убегут в безопасные земли, если такие останутся. Ладно, Херв, держись, я хотел бы погоревать. Раймон был мне почти братом.
Лорент ушёл.