Метро Горьковская

Валерий Петровский
      Станцию «Горьковская» запустили лет шесть назад. Но какой-то химический запах в ее вестибюлях, который вначале воспринимаешь как следы лако-покрасочных работ, сохраняется до сих пор. Но не лак это и не краска, они пахнут по-другому, порезче. А этот уводит меня далеко в прошлое. Так примерно пахли штабеля шпал у железной дороги на станции, за которыми мы иногда прятались друг от друга, дурачась.
      Особенно резко струился этот ни с чем не сравнимый запах в знойные  дни, каковых в Казахстане тогда было не менее девяноста, все три месяца летних каникул. А мы только летом и имели возможность съездить  в райцентр, в Шортанды, который одновременно был и железнодорожной станцией. Вокзал, непрестанно перебирающие рельсовые стыки товарняки, влекомые коптящими паровозами, редкие пассажирские поезда, за мутными окнами которых угадывались люди, иногда даже – дети, с превосходством разглядывающие нас…
      Сейчас рельсы укладывают на железобетонные «шпалы», бетон не пахнет. В метро – тоже бетон. Но запах… Откуда? Чувствую, как напряженно перематывается пленка моего внутреннего поисковика, отматывает назад, в прошлое. Недаром говорят, что пожилые легко забывают недавние события, но помнят великолепно прошлое. Ну, великолепно – это уж слишком… Я уже пожилой?! Все кокетничаю…
      Далеко, почти за пределами нашей Барышевки, за МТФ (молочно-товарная ферма), за конюшней (в Барышевке были тогда и лошади), возле овечьих кошар мы обнаружили как-то загадочное сооружение. Продолговатая яма, метров десять длиной и шириной метра три, с отвесными зацементированными боковыми стенками. Дно ямы тоже покрыто цементом, оно полого поднимается к противоположным краям – к входу и к выходу, сообразили мы. На дне ямы была небольшая лужа из дождевой воды и довольно много овечьих горошин. А вокруг ямы – изгородь из длинных жердей. И снова особенность – у входа и выхода изгородь расширялась воронкообразно кнаружи.
      Уже не помню, как мы узнали о предназначении непонятного сооружения. А вскоре стали очевидцами его применения.
      Летом в Казахстане очень жарко. В густой пропитанной потом и прочим шерсти овец скапливаются всякие паразиты, которые вызывают не только нестерпимый зуд, знакомый и нам, но и кожные заболевания. И не только кожные. Поэтому овец периодически обрабатывают дезинфицирующим средствами. Способ обработки прост: в яму наливают воду, растворяют в ней то, чем собрались обрабатывать, и загоняют в эту яму овец. Все просто. Но овцы – это же бараны! Это мы, люди, спускаемся в метро спокойно, так же выходим, поднимаясь по ступенькам. В Нижнем метро не очень глубокое, эскалаторы – редкость. Может, и поэтому, спускаясь в небольшой толпе в метро или поднимаясь наверх, мне вспоминается детство, бараны…
      Мы наблюдали, как все происходит. Вот уже слышен хорал из нескольких сотен овечьих голосов. Передние не хотят вступать в вонючую воду, задние - напирают. Как в московском метро в час пик. Вон баран - баран, а прыгнул через забор. Мужики вокруг ямы длинными деревянными крючковатыми палками сталкивают овец в воду, да еще и притапливают их, чтобы кучерявая голова тоже окунулась в раствор. Да еще нужно уследить, чтобы не затоптали какую-нибудь робкую овечку родичи, не утопили.
      Выпрыгивают из воды на волю овцы бодро, отбегают немного, отряхиваются почти как собаки, долго обнюхивают себя и себе подобных… Вонь стоит неимоверная. Я вспомнил, что за вещество использовали для обработки овец – то ли креолин, то ли креозот.  Прогуглил, точно – креолин! Антисептик, противопаразитарный препарат. Применяется в ветеринарии до сих пор. А креозот – тоже антисептик, но немножко другой. Он используется в строительстве для обработки деревянных изделий, подверженных воздействию всяческих короедов, древесных жучков-червячков. Вот тебе и шпалы! Вещества по формуле разные, но не очень. Пахнут одинаково противно.
      Я долго не решался увековечить эти ничего не значащие воспоминания.  Кому они интересны? Пишущему нужен читатель, а много ли нас стояло тогда вокруг ямы, наблюдая за омовением овец?! Мужики-то точно читать не будут. То поколение только внешне было здоровее нашего. Но жили не долго. А сверстники еще порой открывают и «Одноклассники», и «Проза.ру». Для них бы написать, напомнить.
Подтолкнуло вот что, не поверите! В какой-то из выходных дней сидел у телевизора.
      Наш телепутешественник путешествовал по-настоящему то ли по Ирландии, то ли по Шотландии и забрел на ферму, где два молодых фермера разводили овец. Для шерсти. И они при демонстрации своего хозяйства показали ему… Вы не поверите! Показали устройство для дезинсекционной обработки овец. Практически такое же, как в Барышевке! Продемонстрировали в действии! Наш земляк был соответственно экипирован, в руки получил такую же, как тогда в Барышевке, крючковатую палку.
И хотя яма была поменьше – метра три-четыре длиной, и овец было всего пара десятков, намучился он вместе с хозяевами неимоверно. По-моему, наши колхозные овцы и даже бараны были сообразительнее. Или послушнее. Или я что-то подзабыл. Лет шестьдесят прошло.
      Но всякий раз, спускаясь на «Горьковскую», ловлю даже в морозный день едва уловимый запах и оказываюсь на краю Барышевки, под знойным казахстанским солнцем. Стелется седой ковыль, трещат кузнечики, блеют овцы, чуть-чуть пахнет креолином… И жду поезд в сторону дома... Счастье!
      А откуда этот запах в метро, так и не знаю. Да мне и не интересно уже.