….Ах, как было это давно… Прошлый век и прошлое тысячелетие…
Первые деньки июня 1963 года. Вот—вот яблони должны покрыться бело-розовым своим бархатом, а сирень брызнуть всем своим разноцветьем и ароматом в палисадниках пригородных московских деревень. Эта романтика последних майских дней и первой недели июня до сих пор кружат мне голову.
Каникулы! Какое счастье для любого школьника. Портфель к новому учебному году я уже собрала. В августе мама посмотрит, насколько я выросла и приведёт в соответствие длину юбки форменного платья. Мне пока что всё равно. Длиннее или короче – это озаботит меня после 6—го класса. А пока я перешла только в 4—ый. Лирика моего детства часто снится мне по ночам.
Лето 1963 г. Мне чуть—чуть не хватает до десяти, моей любимой бабуленьке, Матрёне Алексеевне, чуть—чуть не хватает до 63 – х. Она умудрилась родиться первого ноября 1900 года. Это же времена Царя Гороха, как говорит мой остроязычный папа, обожающий свою тёщу.
После завтрака я носилась по деревенской улице в компании своих ребят одногодок, наслаждаясь свободой, нагрянувшей внезапно. Впрочем, как и всегда.
Бабуля, надев на себя рабочую одежду, направилась на свои любимые грядки. Уходя, она сказала, что позовёт меня обедать или попить чайку. Вчера она напекла таких пирогов, что полдеревни до сих пор тянуло жадно носом. Пироги с капустой! Я вас умоляю!
И я умчалась гулять. Теперь, с высоты своих лет, я всё равно не могу понять, откуда же у меня было столько сил?! Казаки—разбойники. Километров 5 на велосипедах с любимой моей сестрой—подругой Аллой. Поездка на Москварику (так говорят все местные москвичи и жители деревни Таганьково), там папа моей любимой Аллочки учил нас плавать.
И вот часа в 4 пополудни, бабуленька Мотя кликнула меня пить чай.
— Ага, — отозвалась я.
Я вымыла руки и конопатое своё лицо под уличным рукомойником и влетела на террасу.
Чай в моей чашке был ещё слишком горяч. Я откинулась на спинку стула и стала смотреть в окна кухни. Они у нас на даче выходят как раз на закат, на «гнилой угол», как звала его бабушка. Если солнце садилось в тёмные облака над лесом – жди непогоды, Если небо было красным, следующий день, как правило, был ветряным, если же небо было чисто и безоблачно – погода обещала нас порадовать теплом и безветрием. Это были бабулины приметы. Она жила в этом доме, как только вышла замуж в 1920 году, и свёкор построил им с дедом дом.
Я с шумом втянула в себя пару глотков чая из блюдечка, проглотила откушенный пирог и посмотрела в окно, в сторону гнилого угла. Солнышко садилось в безоблачное и яркое голубое небо, предвещая хорошую погоду. Сколько я так просидела, не знаю и не помню. Но вдруг встрепенулась от того, что на кухне, где я пила чай, и на террасе, куда с кухни была открыта дверь, стало очень тихо. Невыносимо тихо. Даже кошка, дремлющая на стуле, куда падали лучи заходящего солнца, не урчит.
Повернув голову в сторону террасы, я увидела бабулю, застывшую, словно статуя. Полчаса назад, когда я пришла пить чай, бабуля сидела на террасе, и, глядя через окно, монотонно сворачивала в бобины эластичные бинты. Бабуля страдала тромбофлебитом и утром, не вставая с постели, бинтовала ноги от щиколотки до колен. Но сейчас, руки её лежали на коленях, в одной руке она держала так и не свёрнутую до конца бобину. А взгляд её был устремлён в наш чудесный сад.
Но мысли были где—то очень далеко.
И вдруг, у меня даже мурашки по спине пробежали, я поняла, куда она смотрит.
Сквозь толщу лет, событий, радости и горя, она смотрела туда, где она была такой же вот малявкой, как я со своим недоеденным пирогом. Отец её сидел на ступеньках, подшивая детскую обувь, а мама, моя прабабушка, доставала ухватом котелок щей, чтоб позвать потом мужа и детишек к обеду.
Бабуля не могла представить, что ждёт их революция, гражданская и отечественная война. Радость Победы, Белка и Стрелка, Гагарин. Давление, тромбофлебит, сбитые в кровь мозоли от садовых работ. И спина колесом. А в молодости вся деревня выглядывала, как Павлова молодуха несёт на коромысле полные вёдра. Моего деда звали Павел. И был он ниже моей бабули почти на голову. А бабуля была почти два метра росту. Она несла два полных ведра воды, не расплескав ни капли. Высокая и стройная.
Кто вложил тогда мне в голову эти мысли… Мне, конопатой девчонке—малявке? Но я запомнила это навсегда.
* * *
Пролетело время.
Школа, институт.
Первая любовь. Свадьба. Плачь моего первенца.
Выпускные экзамены старшего и младшего.
«Прощание Славянки» на проводах сына в армию и счастье встречи, что вернулся живой и невредимый.
А потом, в середине 80—х, появилась эта песня.
«ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЁКО».
Мне не было и 30—ти. Вся жизнь была впереди. Но уже тогда стар и млад не мог без слёз слушать эту песню. Только теперь я знаю, что каждый слышал в ней что—то своё.
И вот сегодня мне 63. Я сижу на ступенечках террасы. На кухне пьёт чай моя внучка, ей 12. А я смотрю сквозь время и понимаю, что слова этой песни для молодых означают веру и надежду на прекрасное далёко, а для тех, кому за… Прекрасное далёко – то время, когда нам было совсем немного лет. А всё было впереди.
И я желаю всем молодым, чтобы ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЁКО не стало бы для них жестоким. Чтобы родители как можно дольше были с ними. Чтобы Любовь была счастливой и единственной. Чтобы дети были живы и здоровы.
Чтобы было ГОЛУБОЕ НЕБО И ЯРКОЕ СОЛНЦЕ.
От всего сердца к своим читателям
Рута Юрис
30 мая 2017 года (С)