- Что было до того, как первые боги отделили свет от тьмы?
Первые слова, произнесенные Афилой за ужином, застали Яру врасплох. Она уже успела привыкнуть к тому, что хозяйка дома постоянно испытывает ее, задавая странные вопросы, но такого еще не слышала.
- Наверное, тьма, госпожа? – предположила девушка. – Ведь янтарные Жрецы и их потомки говорят, что раньше первые боги жили во тьме…
- Глупая девка, тьма не может существовать без света, а свет не может существовать без тьмы. И даже первые боги не в силах это изменить. Что было до того, как они отделили свет от тьмы?
Яра медленно отложила ложку и посмотрела в фиалковые глаза колдуньи. Когда-то она не выдерживала ее взгляда дольше нескольких секунд, но те дни остались позади. Позади осталась напуганная девочка, впервые постучавшая в дверь дома на окраине городка, и кошмарные сны, которые она видела в течение нескольких лун, пытаясь найти границу между грезами и явью. Рассказы Афилы о культе богини Охотницы и сути их ремесла стали редки, а вопросы чаще всего задает Яра. Этому искусству хозяйка дома обучала ее долго и кропотливо – наравне с искусством приготовления отваров из особых трав. Все ответы у тебя внутри, повторяла наставница. И будут скрываться до тех пор, пока ты не задашь правильный вопрос.
- Я не знаю, госпожа, - призналась Яра.
Колдунья в сердцах ударила ложкой по столу.
- Я учила тебя так долго, а теперь ты смотришь мне в глаза и говоришь такое? Ты, жрица богини Охотницы? Женщина, нашедшая в своем сердце смелость принять дар госпожи? Женщина, властвующая над жизнью и смертью, способная творить миры силой мысли? Может, в тебе до сих пор живет страх, Яра Лесная Дочь? Может, ты до сих пор боишься взглянуть в темное зеркало и рассказать, что там видишь?
Темного зеркала Яра боялась до смерти, хотя ей ли говорить такое? Она приняла свое посвящение, пусть и не так, как это делали жрецы Охотницы в древности. Госпожа подарила ей новую жизнь. Она дышит, ее сердце бьется. Она уже умирала. В этом мире больше нет вещей, которые могут ее напугать… кроме проклятого темного зеркала.
- Не боюсь, - тихо, но твердо ответила девушка.
- Тогда расскажи мне, что было до того, как первые боги отделили свет от тьмы.
- А как вы думаете, что было до того, как первые боги отделили свет от тьмы?
Афила с улыбкой погрозила ей пальцем.
- В последнее время ты чересчур осмелела. Завтра подниму тебя до рассвета и отправлю на рынок. Будешь таскать кувшины с вином и мешки с зерном до обеда.
- Я думаю, что до того, как первые боги отделили свет от тьмы, был сумрак, госпожа. День и ночь не сменяют друг друга внезапно… есть утренние и вечерние сумерки.
- Сумрак, - повторила колдунья, вновь принимаясь за похлебку. - И что же там, в сумерках? Почему первые боги не избавили нас от этого? У сумерек даже есть покровители. Адвена, богиня соблазна и бесчестной войны, властвует над вечерними часами. Эрфиан, бог смерти и супруг нашей госпожи, бродит по земле в предрассветный час. Что там, между светом и тьмой? – Она подняла руку, показывая, что не ждет немедленного ответа. – Расскажешь мне завтра, что надумала.
***
Во сне Яра гуляет по незнакомому лесу. Она ест дикие ягоды, наслаждается одиночеством и пением птиц. Поиски чистой питьевой воды приводят ее на заповедную поляну к небольшому строению из черного камня. Стоит Яре приблизиться – и все звуки замирают, будто подчиняясь неведомой магии. На каменных ступенях сидит красивая черноволосая женщина, облаченная в длинное платье из белого шелка. Глаза у незнакомки фиалковые, как у Афилы. Яра останавливается, как вкопанная, осененная внезапной догадкой, и склоняет голову.
- Я рада видеть тебя, дитя, - говорит женщина. – Твой путь был долгим, но многие из тех, кто хотел стать моим жрецом, боялись являться сюда, пусть и только во сне.
- Я не заслужила такой чести, госпожа.
Женщина встает и делает ей знак приблизиться.
- Как нарек тебя отец, дитя?
- Я не знаю своего отца, госпожа. Моя мать назвала меня Ярой. На наречии светлых эльфов это означает «лесная дочь».
Богиня Охотница кивает. Справившись с собой, девушка поднимает голову и смотрит ей в лицо. Сказать об этом существе «красивая» было бы страшным оскорблением. «Прекрасна, как бессмертная» - тоже. Неудивительно, что Сновидцы, появляясь в храме, не смотрят на статую богини. Будь Яра смертной, она и в самом деле сошла бы с ума, увидев это лицо.
- Хочешь узнать, где преклоняли колени мои жрецы много весен назад, в те дни, когда Орден еще не правил миром, вампиры были дикими и свободными, жители Большой пустыни приходили в деревню янтарных Жрецов для того, чтобы поцеловать перстень вождя, а смертные не умели ходить на двух ногах, дитя?
- Очень хочу, госпожа. – Яра покусывает губы. – А еще я хочу задать тебе вопрос.
На тонких губах женщины появляется едва заметная улыбка.
- Сумрак, - говорит она. – Ты хочешь узнать, что находится между светом и тьмой. Для того, чтобы ответить на вопрос наставницы?
- Нет… не только. Мне важно это знать. Я хочу стать хорошей жрицей.
- Мои жрецы – мои дети. Они не бывают плохими или хорошими. Они могут разгневать меня, и тогда я наказываю их – но только из любви к ним.
- Мой вопрос разгневал тебя, госпожа?
Богиня Охотница поднимается по ступеням храма, и Яре ничего не остается, кроме как последовать за ней. Она проскальзывает в приоткрытую дверь, и пахнущий благовониями и кровью полумрак святилища принимает ее в свои объятия. Здесь нет ни свечей, ни факелов – только пара масляных ламп на алтаре. До блеска начищенное блюдо для ритуальных подношений пустует, равно как и стоящий рядом кубок.
- Пусть Великий Свет и Великая Тьма будут милостивы к тебе, дитя – и ты никогда меня не разгневаешь.
- Значит, ты ответишь на мой вопрос?
Женщина вертит в пальцах тонкий ритуальный кинжал.
- Темные шаманы говорят так: «Во тьме заключены истина, суть и смысл. Все начинается с тьмы и заканчивается тьмой. Все создается во тьме и разрушается во тьме. Тьма – лучший из миров». Светлые эльфы, твои предки, боятся тьмы как огня. Их время – ясный день, когда на небе светит солнце, и они верят в то, что истина – это свет. Но истины нет ни во тьме, ни в свете. Истины не существует, потому что каждый находит ее сам – и для каждого она своя.
- Сумрак – это истина? – поднимает брови Яра.
- Сумрак – это пустота. Люди и темные существа проводят жизнь в сумраке. Прячутся от всех – а заодно и от себя. В сумраке мы не различаем цветов, не слышим звуков, не ощущаем запахов. В сумраке нет жизни, но многие убеждают себя в том, что это ложь, ведь так жили раньше и продолжат жить до тех пор, пока Великая Тьма и Великий Свет не станут одним целым. В сумраке мы не видим лиц – и не боимся, что кто-то не поймет или не примет нас. В сумраке мы можем позволять себе смелые речи – и не бояться, что кто-то нам возразит. Сумрак – это смерть. Тот, кто выбирает жизнь в сумраке, умирает, едва родившись. Первые боги не отделяли свет от тьмы. Первые боги отделили жизнь от смерти, действие от бездействия, любовь от страха. Днем нас может обжечь солнце. Ночью на нас могут напасть дикие звери. Днем мы можем гулять по лесу, любоваться горами и слушать журчание ручья. Ночью мы можем смотреть на полную луну, считать звезды и греться у костра.
- То есть, сумрак – это и есть страх, бездействие и смерть? – спрашивает Яра с надеждой.
Богиня Охотница откладывает кинжал и берет в руки кубок. На глазах девушки он наполняется темно-алой жидкостью, похожей на кровь, но через несколько мгновений она темнеет. Яра чувствует знакомый аромат черного вина, ритуального напитка Сновидцев. Она смотрит на свое отражение в начищенном до блеска ритуальном блюде, и думает, что оно похоже на темное зеркало. Когда-нибудь она в него заглянет… очень скоро. Ей придется в него заглянуть.
- Оставь свой сумрак позади раз и навсегда, жрица. Он будет звать тебя каждый день. Являться тебе во снах. Вспомни о своих словах, когда соблазн вернуться станет непреодолимым.
- Да, госпожа, - отвечает Яра, принимает из рук богини Охотницы кубок и делает большой глоток. Вино обжигает горло, но голова остается ясной – совсем не похоже на напиток, которым ее много раз угощала Афила.
- Это твое посвящение, жрица Яра. Теперь ты – одна из нас.