В большом собраньи все они стоят -
Шолом, запечатлевший их разлад,
Шагал, запечатлевший их блаженство.
Задышат преломленьем из-за призм
Рассеянье, и космополитизм,
И холокост, и чин первосвященства.
Бредут по свету - Господи-прости!
У них любая музыка в горсти,
Любая диссертация готова.
Не любо им, когда ругает кто
За ряд афер. Но тоже, нет, не то,
Когда о них - ни слова, ни полслова.
Везде, где есть, устроят чехарду.
Им хлябь веков писала на роду
Отжать своё с лихвой и не по росту.
Почти что на инстинктах мастерят
Очередной хазарский каганат*.
Всё это вдохновенно и непросто.
Скользя в мирах, трактуя всякий чих,
Со всех сторон охватывать своих
Спешит ветхозаветное семейство.
За тыщи лет нарос изрядный ком,
А сделаться сантехником, врачом -
Шанс выйти за нелёгкое еврейство.
Обычно же - главред и замполит.
Ведущих и судьбу уговорит,
Нет, не Эсфирь - какая-нибудь Роза.
У них никто, нигде и не воскрес,
Но, прихвативши толику чудес,
Уже бегут за пшик от паровоза.
За много лет набрав на тощий том,
Вовсю давилась русским языком,
Себя саму обмацала вприкуску;
Вселившись в острие карандаша,
Каталась, пела, бавилась душа,
Но так и не сумела жить по-русски.
* Украина.