Этот вопрос часто застает врасплох.
Особенно тех, кто уже немолод и много лет никого не любил.
...
Перешагнув серебряную черту, Он начал остывать, как остывает земля на закате.
Он долго был один... и метла забвения размела воспоминания о любви по дальним углам стареющего сердца.
Но одиночество не тяготило его - он был слишком занят... он готовился к приходу смерти.
Растерянно смотрел он в глаза напротив и думал: как же они прекрасны, эти глаза!
Он мог бы полюбить... если бы не забыл, как это бывает.
Как найти дорогу к любви, если на всех дорогах стоит крест? Он не знал...
Его усталый взгляд больше не искал тонкую желтую линию горизонта, из которой на рассвете рождается новый день.
Он грустно смотрел на женщину с глазами перелётной птицы и упавшими, как ослабевшие крылья, руками.
Он хотел любить ее, а не жалеть, но боялся, что уже не сможет отличить одно от другого... и что всему свое время… и что он потерялся между временем обнимать и временем уклоняться от объятий… и что жизни осталось лишь на то, чтобы собрать свои кое-как разбросанные камни, и что сейчас это важно, важнее всего.
Он смотрел на нее и думал, что глупо на ночь глядя затевать долгий поход за любовью… ведь он знал, что когда ярко-алые просветы заката остывают, все птицы становятся черными… Он не понимал, на что надеется эта женщина, и во что она верит.
Он плутал в своих мыслях и молчал... а она ловила его взгляд распахнутыми глазами, которые отказывались молчать. Всё в них кричало о жизни, требовало безоглядного сиюминутного счастья, светилось отвагой внезапно осознанной любви - и всё это было настоящей проповедью против смерти.
Он не знал, что ей ответить, он хотел подумать еще о чем-то, что никак ему не давалось. Слишком много вопросов таил в себе ее вопрос. Он боялся всё усложнить, боялся сказать что-то лишнее и бесповоротное. Было что-то отпугивающее в том, чего он не мог додумать. Холодный сквозняк из глубин памяти вьюжил мысли, наполняя их саднящим беспокойством.
Он чувствовал, как застарелая тоска голодной пиявкой присасывается к сердцу... и как боль, загнанная в угол, щерится, словно старая собака... и как зашевелился страх, но не перед смертью, а перед слабостью умирания, когда жажда жизни подменяется способностью жить и связь с собой, двадцатилетним идеалистом, теряется навсегда...
И вдруг он разозлился... безотчетный гнев захлестнул его и толкнул к женщине, сметая все кресты...
В его душе еще не было ответа, но он стоял перед ней и, сам не зная почему, ждал невозможного... А она обняла его, закрыв спину руками, как крыльями, и поцеловала, словно заклеймила своей верой.