Большое семейное фото.
Голос за кадром: "Мать, папаша – золотых дел мастер, два брата, один из которых давно дал дуба на очередной русофобской баррикаде, и сёстры, каждой из которых в жизни ничего в общем-то и не надо кроме простого человеческого счастья: достойного мужа, просторной квартиры на Кузнецком мосту, дачи в живописном местечке ближнего Подмосковья, хорошей портнихи, всесильного брата и денег побольше - чтобы не мелочиться…"
Салон Иды Авербах. Хозяйка сидит в первом ряду.
Голос за кадром: "Ида стала женой будущего наркома девяти лет отроду. Казус, который до настоящего времени не имеет объяснения".
Молоденькая комсомолка, подросток, с воодушевлением читает стихи Эдуарда Багрицкого:
- Оглянешься - а вокруг враги; руки протянешь - и нет друзей; но если он скажет: "Солги", - солги. Но если он скажет: "Убей", - убей… Да будет почётной участь твоя; умри, побеждая, как умер я.
И присутствующие хлопают, хлопают, хлопают…
- Руководство к действию, а не стихи, - говорит один из энкэвэдэшников.
- Эттто точно, - соглашается второй…
Присутствующий в салоне Бабель печально говорит Багрицкому:
- Поверите ли, Эдуард Георгиевич, я научился смотреть на то, как расстреливают людей.
- А в Конармии вы куда смотрели? А, может, вы и маузер в руках не держали? Не прикидывайтесь паинькой, Исаак, вам это не к лицу – апрель 1930
Лето. Горький и Ягода катят в открытом авто.
- Горький едет в Горки, - говорит великий пролетарский писатель.
- А знаете, Алексей Максимович, - откликается Ягода, - Горки когда-то принадлежали Савве Морозову.
- И даже после смерти он оказывает мне услугу, - усмехается Горький.
- И не только он, - улыбается Ягода.
- Я очень люблю людей вашего типа, - говорит Горький. – Очень - 1931
Дача в Горках. Яркий погожий день.
Горький и Ягода вдвоём сидят на диване, в комнате, где несколько лет назад лежал парализованный Ленин.
- Мне никогда не везло с женщинами, - вздыхает Горький. - Их всегда было слишком много.
В гостиную входит голая женщина, не спеша пересекает её и исчезает в противоположных дверях. Тут же из третьих дверей появляется вторая голая женщина и медленно, можно сказать, торжественно шествует по диагонали.
Горький и Ягода, молча, провожают её взглядом.
Третья женщина – самая красивая из всех. При её появлении Ягода вскакивает на ноги.
- Здрасте…
- Ой! – вскрикивает она и, прикрываясь ладонями, бросается вон - 1931
Качалов на приёме у Сталина с чувством читает басню Николая Эрдмана, сидящего тут же:
- "Однажды ГПУ явилося к Эзопу и - хвать его за жопу. Смысл басни сей предельно ясен: довольно этих самых басен".
- Поклёп, - говорит Сталин. - Вот так у нас пишут историю: Миллеры всякие, Байеры, Шлецеры…Теперь Эрдман…А ведь всем известно, что ГПУ Эзопа не трогало. И к смерти Сократа оно не имеет никакого отношения. Зачем же на наши славные органы напраслину возводить?
Подзывает Эрдмана и говорит Ягоде:
- В ссылку его, на перевоспитание. Думаю, трёх лет достаточно.
И потом уже, обращаясь к Эрдману:
- Учи историю, олух! Вернёшься – проверю - 1933
Колёсный пароход "Анохин" на водной глади Беломорского канала.
На палубе - Сталин, Ворошилов, Киров и несколько высокопоставленных чекистов во главе с товарищем Ягодой.
- А наградить Ягоду орденом Сталина, - говорит вождь всех народов.
- Так нет такого ордена, Иосиф Виссарионович!
- Всё равно наградить. И послать на канал душеприказчиков!
- Душеприказчиков, товарищ Сталин?
- Советских писателей. Лучших отобрать. Самых лучших. Во главе с Великим Пролетарским Писателем Максимом Горьким… - 1933, июнь
И опять Беломорканал. Последний шлюз украшает огромная пятиконечная звезда, внутри которой помещён гигантский бронзовый бюст наркома внутренних дел с надписью:
"Генрих Первый Ягода
император ГУЛАГа".
Голос за кадром: "Зощенко, Вера Инбер, Евгений Габрилович, Валентин Катаев, Лиф-Петров, Виктор Шкловский, Бруно Ясенский, Лев Никулин, Михаил Козаков. Отгадайте, что объединяет этих людей? Правильно - поездка на Беломорский канал".
Писатели с чемоданчиками штурмуют вагоны.
Голос за кадром: "На открытие Беломорканала ехали по блату. Отобрали сто двадцать маститых писателей. Собирались в гостинице "Астория" в Ленинграде. Холл кишел отлично одетыми москвичами. А местных обманули: вместо сорока на канал выехало всего лишь двенадцать писателей. Ленинградцы роптали. Не это ли недовольство явилось причиной убийства Кирова?"
Ягода в собственном кабинете, полулёжа на кожаном диване, читает вслух телеграммы, полученные с Беломорского канала (все они от 22 августа 1933 года), и бросает на пол:
"Восхищены грандиозной работой ОГПУ! Художники: Куприянов, Крылов, Соколов".
Говорит, словно разговаривает с кем-то: - Не хухры-мыхры – Ку-кры-ник-сы!
"Всякая иная человечность и гуманность есть ложь и лицемерие. Лев Никулин".
"Благодарю за великолепную мысль, позволившую нам увидать БэБэ канал. Целую Вас крепко. Всеволод Иванов".
"Мне не приходилось раньше видеть ГПУ в роли воспитателя, и то, что я увидел, было для меня чрезвычайно радостным. Михаил Зощенко".
Хмыкает.
- Радостно ему… Ну не уроды ли?
Уррроды… ну, уррроды…
Усадьба Ягоды под Москвой. В предбаннике по лавкам стоят иконы. Ягода и соратники, раздеваются, опоясываются полотенцами и расстреливают образа.
Картинно стреляют, будто позируют.
На лавке стоит граммофон, из жерла которого раздаётся трубный глас Фёдора Ивановича Шаляпина в хоровом сопровождении:
"Было двенадцать разбойников, был Кудеяр атаман. Много разбойники пролили крови честных христиан! Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим! Так в Соловках нам рассказывал инок честной Питирим. Днём с полюбовницей тешился, ночью набеги творил. Вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробудил. Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим! Так в Соловках нам рассказывал инок честной Питирим…"
Идут париться.
В предбанник входит старообрядческого вида женщина, собирает продырявленные доски - "И что вытворяют, антихристы!" - складывает стопкой.
Голос за кадром: "Страна считалась атеистической, тем не менее, согласно переписи 1937 года, половина населения объявила себя верующей. Многие скрывали религиозные предпочтения, опасаясь последствий".
Ленинградский железнодорожный вокзал. Сталин выходит из вагона, подходит к начальнику областного управления НКВД Медведю, бьёт его по лицу и тихо говорит: "Мудак!"
- Так точно! - соглашается Медведь.
- Расследование возглавлю сам, - говорит Сталин – 2 декабря 1934 года
По коридору первого этажа Смольного движется небольшая группа людей. Немного впереди шагает человек в военной форме. В правой руке он держит наган. Увидев встречных, кричит: "К стене! Руки по швам!" В этом человеке мы узнаём Ягоду, наркома внутренних дел.
Идёт допрос Николаева.
- Как вы попали в Смольный?
- По партбилету.
Кабинет Сталина. Агранов в присутствии Ягоды докладывает генсеку:
- В записной книжке Николаева имеется запись телефона и адреса германского консульства. По нашим сведениям консул Рихард Зоммер покинул СССР сразу же, как только городское радио сообщило об убийстве Кирова. На допросах Николаев показал, что получал в германском консульстве значительные суммы денег в марках, которые тратил в магазинах "Торгсина".
Голос за кадром: "Сталин не хотел разрывать отношения с Германией, которые и без того были испорчены после прихода Гитлера к власти. Германский след был надёжно законспирирован".
- И ещё. Я вынужден это констатировать. Особые отношения связывали жену Николаева Мильду Драуле с Кировым. Балерины из числа любовниц Кирова считали Драуле своей соперницей. А то, что знает одна балерина, знает весь кордебалет, пардон, весь город...
- Не умничайте, Агранов, не умничайте, - говорит Сталин и, обращаясь к Ягоде, спрашивает: - А как же заговор?
Ягода пожимает плечами.
- Я понимаю, - говорит Сталин, - лучшая улика в пользу заговора - список заговорщиков. Заверенный нотариусом. Есть у вас такой?
Ягода: - Нету.
Сталин: - Вот именно. Ничего у вас нет, даже этого. Работнички…
Голос за кадром: "Жена Николаева Мильда Драуле была когда-то чуть ли не латышским стрелком. Теперь её делали стрелочницей – обычная история, закономерная для всех времён и народов".
Сталин, будучи в гостях у Горького, рассказывает ему:
- Ленин очень любил Иудушку-Троцкого и часто называл его ласковыми именами: и пустозвоном, и свиньёй, и негодяем, и кошерным подлецом, и даже проституткой…
А меня не любил, нет, не любил: ни одного из этих милых прозвищ ко мне не прилипло…
Ромен Роллан в тёмном кинозале смотрит фильм "Земля" Довженко.
На экране мечется голая Максимова… -
и Генрих Ягода, сидящий за спиной Роллана, говорит во всеуслышание: "Это не просто плохо, это - порнография".
Голос за кадром: "В акте изъятых у Ягоды ценностей фигурируют одиннадцать порнографических фильмов. Фильма Довженко среди них нет" - 28 июня 1935 года
Захламлённый подвал Большого Кремлевского дворца.
Служитель – старик, подобно экскурсоводу, ведёт группу чекистов.
Мы видим роскошный гроб, обитый красным бархатом, и служитель говорит, что:
- В этом гробу лежал Владимир Ильич в Колонном зале Дома Союзов. А это сейф, которым вы интересуетесь.
Один из чекистов тщетно пытается его открыть.
- Тут надобен медвежатник, - говорит он руководителю группы.
- А для чего мы тебя взяли в органы? – вопрошает тот и, обращаясь к старику, спрашивает: - И давно он здесь стоит?
- Аккурат с тех самых пор, как умер Яков Михайлович. Почитай семнадцатый год…
- Есть, - говорит бывший медвежатник и распахивает дверцу сейфа. Сейф битком набит золотом.
Кто-то из чекистов громко присвистывает.
Голос за кадром: "В сейфе покойного Свердлова были обнаружены золотые монеты царской чеканки на сумму 108 тысяч рублей, 705 золотых изделий с драгоценными камнями и заграничные паспорта: семь чистых и семь заполненных на членов семьи Председателя ЦИК. Содержимое сейфа хранилось на случай краха большевистского режима" - 17 июля 1935 года
В кабинет Ягоды входит Бабель. Нарком встречает его традиционным вопросом: - Что вас привело в наши Палестины?
- Любопытство, - отвечает Бабель.
Голос за кадром: "Бабель ходил на чужие допросы, как на свои собственные, и даже задавал вопросы".
Ягода спускается в какой-то полутёмный подвал. Вслед за ним идёт Бабель.
- А скажите, Генрих Григорьевич, как следует себя вести, если посадят?
- Нужно всё отрицать и говорить "ёк". Только вряд ли это поможет.
Исчезают в тёмном коридоре. Слышны револьверные выстрелы.
Голос за кадром: "То, что дядюшка Линч работал в ЧК, не вызывает сомнения. Спорят лишь об одном – в каком звании".
Ягода крутится перед зеркалом в костюме генерального комиссара государственной безопасности. Белый китель осыпан золотыми звёздами, на синих брюках малиновые полосы…
- Ну как? – спрашивает у Тимоши.
- Маршал, да и только! – говорит Тимоша, наблюдая за ним со стороны, - вся в чёрной коже: фуражка, куртка, галифе и сапоги.
Голос за кадром: "Пишут: она была обворожительно хороша - Ягода расстарался" - 10 ноября 1935 года
Голос за кадром: "Дача Ягоды располагалась неподалёку от горьковской резиденции, и он, как к себе домой, каждое утро приезжал к завтраку. Оставлял машину позади дома и не спеша пересекал поляну от ворот до парадного входа…"
Ягода по ступенькам поднимается на веранду. Целует в щёку заждавшуюся Тимошу. Потом они завтракают, сидя друг против друга.
Горький появляется на веранде. Увидев любовников, смущённо покашливает в кулачок и, ни слова не сказав, уходит в глубь дома.
Голос за кадром: "Писатель догадывался, что смерть сына была неслучайной, подозревал Ягоду и его подручных".
Сталин в гостях у больного Горького. Просит принести шампанское. Принесли. Чокнулись. Сталин пригубил. "А вам, пожалуй, лучше не пить", – говорит Горькому. В проём двери видит Ягоду.
- А этот зачем здесь болтается? Чтоб его не было. Ты за всё отвечаешь, – говорит Крючкову.
Голос за кадром: "Ягоду он терпеть не мог – всё его продажное нутро чувствовал".
Через день Сталин вновь приехал в Горки. 2 часа ночи. Горький спал. Будить не стали.
И в третий раз приехал Сталин, когда Горький, оправившись после кризиса, чувствовал себя хорошо. Пробыл недолго – вышел через восемь минут - 8 июня 1936 года
Октябрьский зал Дома союзов. В одном из окон, похожем на иллюминатор, американский посол Дэвис видит до боли знакомый силуэт человека, раскуривающего трубку.
- Кто это? – спрашивает он у соседа.
- Шерлок Холмс, - отвечает сосед.
Голос за кадром: "Говорят (и почему не говорить?) на московских процессах в качестве подсудимых присутствовали не Зиновьев, Каменев и Бухарин, а артисты столичных театров: Ильинский, Охлопков и Качалов. Кто и кого играл, догадаться нетрудно.
Говорят (и почему не говорить?), что каждую ночь, пока шёл процесс, к Сталину приводили молодых красивых женщин, а наутро они бесследно исчезали.
Говорят (и почему не говорить?), что все эти женщины были еврейками" – 19 августа 1936 года
- С чего бы это посол США не пропускает ни одного заседания на московских процессах? Делать ему нечего что ли? – спрашивает Бабель у Ягоды, и Ягода недоумённо пожимает плечами.
Голос за кадром: "Всё время, пока длилось судебное разбирательство, в первом ряду Октябрьского зала Дома Союзов сидел американский посол. Процесс длился 16 дней. Вышинский напоминал Дэвису министра юстиции США – тот был таким же спокойным, бесстрастным, рассудительным, искусным и мудрым. Г-н Дэвис восхищался тем, как вёл дело Вышинский и не скрывал этого.
О громких когда-то московских процессах рассказывать не интересно, потому как осуждённых по самой кошерной 58 статье, в конечном счёте, реабилитировали, кроме самых одиозных персонажей вроде Ягоды и Ежова. Остальных осудили и расстреляли просто так – от нечего делать, забавы ради и чтобы организовать рабочие места для славных правоохранительных органов".
Хор, в составе которого поют: Луи Арагон, Ромен Роллан, Лион Фейхтвангер, Бертольд Брехт, Бернард Шоу, Герберт Уэллс, Анри Барбюс.
Мы узнаём их по табличкам, повешенным на груди.
А поют они "Оду к радости". На немецком языке, разумеется.
Дирижирует хором нарком Ягода. Время от времени он подобострастно оглядывается на Сталина.
Иосиф Виссарионович сидит в центре абсолютно пустого зала. Кричит "Веселей, подкаблучники, мать вашу!" и лениво хлопает в ладоши. "Ай - молодца!.."
Лубянская площадь – общий вид.
Голос за кадром: "Говорят, что в 1936 году из окон верхних этажей знаменитого дома на Лубянке с регулярностью маятника стали падать чекисты с еврейскими фамилиями. Москвичи поняли: началось новое время. В сентябре 1936 года Ягоду снимают с поста наркома внутренних дел. Трое из приближённых к Ягоде сотрудников успевают застрелиться".
Визуальный ряд:
Курский стреляет в лоб…
Даген – в висок…
Ткалун – в сердце…
Идёт обыск в квартире Ягоды, и высокопоставленный сотрудник НКВД диктует подчинённому:
- Чулки шёлковые и фильдеперсовые - 130 пар. Трико дамские шёлковые, заграничные – 70 штук. Коллекция трубок курительных и мундштуков из слоновой кости и янтаря...
Брезгливо вертит в руках лихой закордонный предмет и, глядя на Ягоду, продолжает:
- Мужской половой член, резиновый...
- Это - Идочкин, - говорит Ягода. – Она - женщина современных взглядов… вся как есть - советская…
- Шахматы слоновой кости – 8 комплектов. Для семейного сеанса одновременной игры? – спрашивает у Ягоды. Тот кивает в ответ.
- И множество неиспользованных заграничных презервативов. Всё. Написал? Добавь в конце: командовал обыском комбриг Ульмер.
Голос за кадром: "При обыске на квартире бывшего наркома обнаружили более трёх тысяч порнографических снимков, на которых были запечатлены жёны видных деятелей партии, науки, культуры и армии, не считая известных спортсменок" - 29 марта 1937 года
Идёт допрос Генриха Ягоды.
Евдокимов садится напротив Ягоды, выпивают рюмку водки, занюхивает кусочком хлеба, засучивает рукава, показывая волосатые бицепсы, и с размаху бьёт по лицу.
- Это – по инструкции, а теперь по существу. Место жительства?
- Кремль.
- Социальное происхождение?
- Отец - золотых дел мастер, мать – домохозяйка.
- Состав семьи?
- Отец - Григорий Филиппович Ягода, иждивенец; мать - Мария Гавриловна, как я уже сказал, домохозяйка. Жена - Ида Леонидовна Авербах, зам прокурора г. Москвы. Сын Генрих, 8 лет. Сёстры: Эсфирь, Розалия, Таиса и Фрида.
Голос за кадром: "Фрида Григорьевна Фридлянд-Ягода являлась родственницей изменников родины и по девичьей, и по супружеской линии. Запомните эту женщину – мы ещё встретимся с ней в конце нашего повествования" – 2 апреля 1937 года
Старый еврей сидит за столом и пишет цидулю.
Голос за кадром: "Отец Ягоды Григорий Филиппович, мастер ювелирного дела, состоял в компартии с 1905 по 1922 год, "выбыл механически" (и такое бывает), написал Сталину слезливое письмо, в котором упомянул "счастливые годы жизни в период революции" – видимо тогда, когда старший сын погиб на баррикадах в 1905 году, а младший "был расстрелян за отказ идти в бой за самодержавие".
Самое потрясающее: "Всю нашу жизнь, написал он, мы связывали и продолжаем связывать с интересами революции, которой и сами посильно помогали и готовы помогать до конца".
Вы только позвольте нам "спокойно дожить теперь уже недолгую жизнь в нашей счастливой и прекрасной Советской стране". Желательно в Москве, а то ведь уже и срок для выселения дали – пять дней! И куда – к чёрту на кулички!" – 26 июня 1937 года
Ягода рассказывает следователю:
- С именем доктора Левина меня связывает, пожалуй, самые тяжёлые мои преступления перед народом… Максим Алексеевич Пешков мешал мне жить. Причины здесь глубоко личные и низменные, никаких политических целей тут не было, но факт остаётся фактом: я решил его убрать…
Всю свою жизнь я ходил в маске, выдавая себя за непримиримого большевика…
У Буланова хранился мой нелегальный валютный фонд, который был создан в целях покупки нужных мне людей…
Голос за кадром: "Ягода был откровенен. Он признался, что отравил наркома внутренних дел Менжинского.
Признался, что посылал за границу деньги Троцкому.
Признался, что готовил дворцовый переворот. В будущей хунте соглашался остаться в прежней должности, но, по собственному признанию, метил в председатели Совнаркома" – 28 декабря 1937 года
Следственный изолятор.
- Есть бог, - говорит Ягода комиссару госбезопасности Абраму Слуцкому.
- Есть, - соглашается Слуцкий. - Я даже знаю его имя. Хочешь, назову?
- Нет! – вскрикивает Ягода. – Нет! Не поминай имя Божие всуе!
- Его зовут Иосиф…
В начале 1938 года к Ягоде в камеру подсадили Владимира Киршона, стукача по призванию и драматурга по профессии. Или наоборот: стукача по профессии и драматурга по призванию. Так вот, с Киршоном Ягода говорил так искренне, как никогда в жизни.
- Я вырос на крови, - говорит Ягода Киршону. – Меня жалеть надобно, а не судить.
Киршон докладывал о поведении бывшего наркома в тюрьме.
Голос за кадром: "О смерти он говорит постоянно. И всё время тоскует.
Говорит о том, как хорошо было бы умереть до процесса.
Упомянул, что однажды передал Тимоше 15 тысяч долларов. Сумма огромнейшая по тем временам.
Плачет по несколько раз в день и, вообще, раскис и опустился позорно".
Ягода в своём последнем слове был краток: "Вина моя перед Родиной велика. Не оправдать её и не искупить. Тяжело умирать. Перед всем народом и партией стою на коленях и прошу помиловать меня, сохранив жизнь".
Голос за кадром: "Приговор был приведён в исполнение в 2 часа ночи 15 марта 1938 года в присутствии прокурора Вышинского".
Заснеженный Карагандинский лагерь.
Брезжит рассвет.
К одному из бараков подъезжает подвода. Из барака выходят зэки, вынося замёрзшие трупы, за руки - за ноги складывают на телегу.
Один жмурик… второй… третий…
Возница оборачивается, и мы узнаём в ней сестру Ягоды Фриду Григорьевну Фридлянд. Глаза усталые, заледенелые.
- Антисемиты, - говорит она нам, зрителям, - ненавижу вас… Чего уставились, сволочи?..
А за кадром звучит голос её брата: "Начальникам управления лагерей, их заместителям и помощникам… Надо, чтобы каждый работающий заключённый твёрдо знал, что основой его благополучия является перевыполнение нормы…"
Эфир трещит, как раздираемый надвое коленкор.
"Сделаем из уголовников передовиков производства, из воров в законе – стахановцев. Нам и не такое под силу, товарищи!.. Нам нет преград на море и на суше…"