Я решил опубликовать 4 главы из неоконченного романа, который тогда представлял весь - до последней точки. Именно это (заданность сюжета) заставила меня бросить письмо. Прав я был или нет, но так случилось. Не уверен, что знаю ответ на этот вопрос. Написано чуток больше, но хватит и этого. Просто жалко: вот помру - и всё превратится в цифровую пыль, а так хоть кто-то да прочитает...
***
ЗАПОРОЖЬЕ. 198... ГОД
Глава 1. ОСТРОВНАЯ БИБЛИОТЕКА
Два кожаных свитка, сразу названных в научной периодике “Островной библиотекой”, чуть не привели к археологической экспансии, которую с неожиданной прытью готовы были финансировать как отечественные, так и зарубежные научные учреждения. Прежде других, конечно, застучали аристократическими копытами скифологи Британской Королевской Академии. Но они опережали в желаниях, а наши - в организационных возможностях.
Пока Жеребов составлял отчеты, регистрировал находки в фондах музея (для кабинетного описания всего этого богатства будет зима), фиксировал экспертное заключение о том, что найденный при раскопках скелет с проломленным черепом принадлежал человеку, убитому, в соответствии с письменным свидетельством, в 6122 году от сотворения мира (соответствует 614 году н. э.), что является основанием для невозбуждения уголовного дела в связи с давностью события; пока бюрократический змей пожирал время Гурия, кое-кто подсуетился. Пришло сообщение о снаряжении сразу двух маленьких, но представительных экспедиций: киевской и ленинградской - от Эрмитажа.
Жеребов отправил с нарочным резкую статью в “Известия” без всякой надежды на успех. Когда археологи объявились у заповедной зоны острова Хортицы в сопровождении бульдозера и экскаватора, их встретил неспешный и обстоятельный жеребовский школьный дружок Сан Саныч Чертомлин, - хмурый представитель страшной организации “котлонадзор”. Он быстро нашел нарушения и опломбировал технику под возмущенные возгласы археологов. Снять пломбу может только тот, кто ее поставил. А Чертомлин взял два дня отгулов (плюс два выходных) и якобы уехал рыбачить в Каневское.
Вечером того же дня Жеребову позвонил домой прокурор области Вил Егорович Сапегин и сообщил, что уж на этот раз его, то есть Жеребова, точно привлекут к ответственности за самоуправство.
А наутро пришли “Известия” со статьей, подписанной странно: “Г. Жеребов, Комендант Острова”. Гурий так статью не подписывал, и не мог подписать, потому что числился старшим научным сотрудником музейного комплекса историко-культурного заповедника “Остров Хортица”. Правда, между собой, за глаза, даже всякое высокое партийное начальство именовало его именно так. Кличка приросла, о ней знали все. А это значило, что там, на самом на московском верху, у Жеребова образовалась мощная, компетентная, наглая и ироничная поддержка. Настолько высокая, настолько наглая и ироничная, что в главном издании Правительства СССР не постеснялись подписать статью такой вот претенциозной кличкой.
Господа читатели, выросшие после разрушения Великой Империи, могут не понять пафоса. Ну, опубликовали какую-то статью, ну подписали ее прикольно. И что с того? Кому какое дело? Если те же “Известия” сегодня кого-то поддержат или на кого-то ополчатся, то общественного сотрясения от сей акции будет не более, чем от проехавшего мимо грузовика. Но... Есть времена и времена. Слова похожи, суть - иная. Тогда вся пресса принадлежала партии, а партия была одна. Она олицетворяла сразу несколько понятий: власть, государство, спецслужбы, следствие, суд и т.д. Критическая публикация в центральной прессе (будь то “Правда”, “Известия”, “Комсомольская правда”, выступление по телевидению или кинофельетон Сергея Михалкова “Фитиль” - все равно) чревата была для критикуемых и для руководителей области большими неприятностями. В первой половине ХХ века - при Сталине - критическими статьями инициировались рабочие митинги, а публикация нередко заканчивалась для объекта критики перемещением в ГУЛАГ, а то и расстрелом. При всём при этом были расстреляны, например, и десять редакторов газеты “Известия”. При Хрущеве уже не так сажали (разве что речь шла о диссидентах), но с работы снимали, а партийную номенклатуру, в зависимости от ранга, направляли в разные почетные ссылки (членов Политбюро ЦК КПСС - послами в развивающиеся страны, а региональных бонз - на хозяйственную работу или на целину, или в сферу соцобеспечения, куда-нибудь кем-нибудь руководить). Брежнев любил своих секретарей крайкомов, обкомов, горкомов, райкомов и даже представителей так называемых советских выборных и исполнительных органов. Попасть в это большое любящее сердце генсека было трудно, а выпасть из него - невозможно. Мышцы, желудки и желудочки партии, ее парные и непарные органы объединялись термином “номенклатура”. Товарищ Брежнев дал почувствовать баронам номенклатуры, что они - люди, живущие по особым законам. Под суд этих людей не отдавали. Если даже пьяный представитель районного Совета депутатов трудящихся избивал подростков, то в тюрьму попадали именно подростки. Если какой-то человек из номенклатурного партийного списка слишком много украл либо украл и убил кого-то, либо украл, убил, да ко всему и жене изменил, и все это не сумел сделать тихо, а нашумел на всю область, заставил о себе говорить, то... Его сначала исключали из партии, а потом уже отдавали под суд. И никак не иначе.
Ну, а если вдруг в центральном издании появлялась критическая статья по общественно значимому вопросу, то смысл такой публикации был следующий: “Внимание руководству области! Автор публикации - человек, получивший нашу поддержку. Он - неприкасаем. А то, что мы его поддерживаем публично, а не по телефону, должно сообщить вам, товарищи начальники, что мы вами недовольны. И причины этого недовольства совсем не в том вопросе, о котором пишет газета”.
О, великий, могучий, гибкий, красный, важный, влажный, всепроницающий, нежный и твердый партийный язык! Язык намеков и перегибов, мудрых недомолвок, бурь в стакане воды и обязательных шифров-фразеологизмов, язык гремучих обвинений, фальшивых пословиц, псевдоязык простых до идиотизма псевдопростолюдинов, каковых никогда и не водилось на нашей земле, но каковые, однако, бодрствовали в головах у партийных лидеров!
Когда товарищи секретари собирались на свои совещания, после которых проверяли партийную стойкость качественным алкоголем, они традиционно целовались взасос. И возможно, что именно тогда, а не в моменты звукового общения, они с языка на язык передавали важные партийные тайны. Развитой язык социализма! Или язык развитого социализма? Я боюсь, что скоро его перестанут понимать новые поколения русских и вообще бывших советских людей. И тогда (в школах, университетах, академиях) нужно будет ввести часы по чтению древней партийной прессы: советской газеты “Правда”, журналов “Китай”, “Корея” и “Румыния”... Это обязательная прививка, поскольку яйца крокотавров... Ах, да, вы еще ничего не знаете. А я перепутал рок-н-ролл с блюзом и начал импровизировать от темы.
Аргументы Гурия Викторовича Жеребова в газете “Известия” были просты. Да, сторожевое славянское поселение на Хортице имело место быть. Да, в деле присутствует сенсация, ибо тексты написаны явно славянином Руси, но... за два века до появления кириллицы и самой структуры, именуемой Русью. Своеобразный древний воляпюк, в котором русские слова складывались из греческих букв. При этом иногда использовались элементы то ли кипрского слогового письма, то ли будущей так и не прижившейся на Руси глаголицы, а некоторые буквы могли иметь разное значение (например, в слове “OLOQA” буква “Q” могла читаться как греческая “тета” и как будущая славянская “фита”, но мы читаем это слово как “ОЛОФА” - князь, ибо слово это уже в более позднем славянском написании было обнаружено на кувшине археологом-разведчиком Загульским). Все эти рассуждения имеют смысл только в случае, если автор текстов дважды не ошибся датой (лето 6122).
Все это предстоит выяснить. Но совершенно очевидно, что древнее послание писалось не на острове Хортице и адресат находился, вероятнее всего, выше по Борисфену (Днепру) и даже не у полян, а среди древлян, в районе Припяти. Гонец ехал из Таврии (возможно, даже из Корсуня - нынешнего Херсонеса, где народы обменивались и торговали разными диковинками), и был убит во время краткой стоянки на славянском сторожевом посту в результате ссоры. Нужно ли по этой причине перекапывать заповедный остров, являющийся легкими металлургического региона?
В правой части острова копать нельзя: там много поздних чумных захоронений. Когда в 1968 году при строительстве дороги зуб скрепера вывернул из земли просмоленный сруб, налетели эпидемиологи, велели все зарыть, а дорогу увели сильно в сторону, высадив на месте того захоронения непроходимый колючий акациевый кустарник. В центральной части острова, где расположилось несколько санаториев и профилакториев, местность была перекопана еще во времена строительства этих зданий. Кое-какие более поздние археологические архитектурные находки (брустверы времен появления огнестрельного оружия) были случайно уничтожены во время строительства зональной комсомольской школы. В левой, плавневой части Острова, где с трудом удавалось сохранять заповедную зону, единственный подозрительный холмик, достойный внимания ученых, уже облагодетельствован ими. Теперь на его месте зияют три ямы: большая, поменьше и маленькая. Последняя и подарила миру “Островную библиотеку”. Стратиграфия (описание культурных слоев раскопок) показывает, что на данном месте никто, кроме шести воинов богатырской заставы, не сорил предметами материальной культуры до самой советской эпохи.
Статья Жеребова была снабжена подробностями, которые задевали не только эмоции страха (чума!), но и гастро-сексуальные струны в душе советского читателя. Она также красочно разрисовала развернувшуюся на острове драму. Обозначенные в письме шестеро здоровых молодых парней под угрозой смерти не имели права не только заводить семьи, но и просто устраивать вечеринки с прелестными кочевницами материка. Найденные в их бывшей выгребной яме россыпи бус, а также осколки типично кочевой половецкой посуды свидетельствовали о том, что парни украли себе подружек, а подружки, вероятно, сработали как наводчицы, позволив любовникам грабить изредка папины жилища.*
Питались воины в основном осетрами, скелеты которых великолепно сохранились, а один из них в реконструкции составил 6 метров в длину. (Жители Приднепровья ахнули, ибо про осетров тут слыхом не слыхивали, и даже сладкая чехонь исчезла в последние двадцать лет, а за нею - раки, потом ерши и окуни. И когда в очередях обсуждали эту известинскую статью, то особое место уделяли вопросу: как такую гром-рыбу могли поймать их ловкие предки... Впрочем, сошлись на том, что меню богатырей было все-таки бедным: воины за все время службы съели лишь одного козла. Остатков от агнцев, вепрей, волов, лосей и прочей живности, каковая водилась на острове сегодня, найдено не было. Гонец князя (олофы) застиг богатырскую заставу за пиршеством и развратом, потому и был убиен, а потом наспех, без обрядов, брошен боком в неглубокую яму. Так раскопки раскрыли древнее преступление.
Более ковыряться здесь незачем. Раскопки с применением техники распугают птиц, лосей косуль, кабанов, щеглов, соек, цапель, лис, коршунов, зайцев и всю другую фауну, нарушая режим заповедности. Загубить гармонию, сохраненную в центре огромного промышленного города - все равно, что ковырнуть вилкой собственные легкие, дабы убедиться, что они уязвимы... Вот такая была статья... И готовил для Гурия эту статью не кто иной, как мой добрый приятель - Стас Чарышев. Не даром они с Жеребовым провели ночь за правкой текста, выпячивая одни факты и старательно “забывая” другие. Ни слова неправды. Только аргументы, долженствующие привести к нужному результату. Литровая бутылка доброй самогонки была выпита ими не зря.
...Жеребову позвонила некая дама-инструктор из отдела пропаганды обкома партии и сказала:
- Гурий Викторович? Археологи уезжают. Скажите своему приятелю, пусть снимет пломбы с техники. Отдел культуры облисполкома боится с вами разговаривать, чтобы не попасть в очередную публикацию, - и она рассмеялась со своеобразным грубоватым кокетством, присущим именно дамам-инструкторам.
Так с шумом был выигран публичный бой, и теперь “комендант” мог спокойно вздохнуть и признаться самому себе, что ради острова покривил душой, пойдя на поводу у прагматичного журналиста (вот она, благодарность остепененных мужей!). Далеко не всё ясно в этой истории. И если бы речь не шла о заповеднике, то нужно было носом землю рыть, свезя сюда лучших археологов мира. Дело, конечно, не в том, что славяне переписывались за двести с лишним лет до того, как святые Кирилл и Мефодий составили для них две азбуки - кириллицу и глаголицу. И не в том, что обнаруживались торговые контакты с Африкой (князем черной стороны), даже хоть бы и через посредство греков. То есть, это важно, но вполне может обойтись без материальных доказательств. Достаточно самого текста. А вот “булатные граты, что рудой не кроются” уже напоминает химически чистое железо. И клетки эти железные нужно бы поискать. Посланные в них яйца крокотавров могли окаменеть и тоже сохраниться. И получить доказательство существования такой вот (да любой!) допотопной твари - мечта нормального археолога, к которому тут же выстроится в очередь на просмотр чуда нескончаемая чреда биологов. Само упоминание о потопе - тоже вешка, подтверждающая теорию заведующего отделом биогеографии АН Украины доктора Полищука, который считает, что балтийская волна прокатилась по киммерийцам 2,5 - 3 тысячи лет назад. Совсем недавно. Вчера… Место киммерийцев заняли скифы. А там и мы рядышком.
Правда, есть еще срубные культуры... Но о них, если придется, в другой раз. А вы, господа, уж будьте любезны, рассудите сами. Перед вами два документа, названные “Островной библиотекой”. Это “канонический” текст в переводе на современный русский язык с едва заметными стилизационными характеристиками. В скобках даны слова, не имеющие сегодня перевода.. Разбивка на предложения и абзацы, естественно, отсутствовала.
ДОКУМЕНТ 1.
Брату моему жупану· Кощею в здравии княжити. Сынам его Огнию и Дарилу соколами бесстрашными на добрую брань расти. С нами род.
Посылаю тебе, князь, гонцом в седле дружинника Тошу. Пусть посмотрит в дороге заставы богатырские и огневые вышки, и тем послужит делам братским. А кого посрамит или казнит кнутами - не серчай: Тоша правду знает и служит верно. У меня же к тебе есть дело. Суди брата-олофу как воина, а не как гречкосея или менялу. Но если без меча и злата, без крови и слез горлиц наших мы достаток обретем, то род не осудит. Купцы князя черной стороны дают плоды (атабан), целящие от злыдней тоски и лихорадки, а также поднимающие мужскую силу. Помногу не пробуй их, потому что случится тяжесть животу. Дают они и ковры из больших красивых листьев, от которых на земле сырой сон сухим будет. А еще дают во множестве в мен камень колотый, прозрачный и дымный, прочнее булата. Хороши камни эти в кистенях да булавах, да и обруч княжий красят. А еще есть камень – Ярилово око, которых я себе взял впрок. Им огнища... (далее фрагмент текста не прочитывается, сгнившая кожа).
... заморские: одни поют красиво, другие молчат, но перья царские кажут, а еще кричат как дети малые. А еще на верви паклевой тварь волосатую с хвостом кажут - ну точно человек, а с хвостом, и рожи делает. Смешно, брате. Дают купцы також яйца того самого чудо-зверя крокотавруса, про которого нам с тобой и Гада-гусляр ведал. А еще проверь на себе или на дружинниках, как и я проверил, черный камень, раны затягивающий. Мену ведут удобную на гречиху, полбу, иное хлебное зерно по причине мора через засуху. Говорили, что ежели нужно, то привезут (хуругуву), вещающую судьбы. Мне без нужды, но, коль нужно, скажи. Образцы, которые Тоша доставит, я уже выменял. Если мена тебе хороша, собери товар к листопаду.
Твой брат олофа Ошуя”
ДОКУМЕНТ 2.
Брату моему единородному жупану Кощею брат олофа Ошуя во здравии княжити желает. Наставляю тебя про яйца крокотаврусов, которые и от сынов, и от черной челяди, и от воинов дружины береги, чтобы беды не было. Каждое яйцо заключено в булатную клетку, от вод не ржавеющую. Не поганится и само яйцо ни в земле, ни в воде, ни в холоду. На булатных прутьях клетки имя самого крокотавруса, который из яйца вылупится, а также имена тех, кого он позднее родит. Первого яйца имя на прутьях Джин Тэму, друг...(ого?)... (неразборчиво – сгнила кожа). ... вылупившийся крокотаврус в клетке, он не больше галки. Но, выйдя из клетки, начинает быстро расти и становится размерами с медведя. Голова, руки, ноги у него как у человека. Но на спине панцирь острый и стелится хвост, как у ящерицы. Говорят, что до большой воды места наши были заселены белоголовыми богатырями, волхвами и гречкосеями - таврами, от них в малом народце только имя и осталось. А также воинами, рожденными от коней – кентаврами. А также буйными порождениями тавров и быков – ленивыми и злобными минотаврами. Самыми же коварными считались порождения людей и зеленых злобных (крокоров), потому крокотаврусы мудры и кровожадны. Они боялись лишь друг друга, отнимали у тавров стада, а когда голодны были, не вередовали собаками и людьми. После большой воды уцелевшие ушли на юг к (сантми, гону, тигросам и елонду). Многие умерли.
Памятно нам по песням появление крокотавруса Драка в землях лядских, где он княжил жестоко, морочил людей и тварей, поедал девиц и отроков юных. Боится же крокотаврус шипа змеиного. Когда гады шипят, он падает лицом вниз и замирает, тут ему снизу горло и секут. Крокотаврусы очень ладно и мудро говорят на всех ведомых языках и умеют это делать не учась, от рождения. Их в клетках пользуют за толмачей, а также для потехи и разговора в дороге. И поют ладно. Они не паруются, а четырнадцати лет от роду откладывают одно яйцо (большое на воле или малое в клетке), а после того ищут смерти. Яйцо в клетке следует держать на солнце, пока скорлупа не потемнеет. А после занести в тень. Когда яйцо заговорит и попросит разбить скорлупу, следует сделать это. Остерегайся разрушить клеть, чтобы многих бед миновать.
Клетку купцы ценят выше яйца. С ногатой и резаной к ним за клетью и подходить не стоит. Берут едой и зерном - не меньше, чем на сто кипов*.
А теперь, брате, про черный камень. Я его наменял много, и в битвах он (далее кожаный свиток сгнил)”.
* * *
Свитки подверглись тщательному анализу. Их подлинность не вызывала сомнений, хотя послания на пергаменте были слишком дороги и в практике переписки не значились (почему, действительно, не береста?). Болгарский археолог Никола Стоянов предположил, что это древний, но гораздо более поздний по датам, розыгрыш (он считал, что свитки были изготовлены примерно в XV-XVI веках, то есть – на исходе монгольского ига или после него). Да! Еще один порожек, через который не сразу перепрыгнули. Был сделан вывод, что текст выжигался на выделанной телячьей коже (кожа, конечно, засохла, и ее в лаборатории разворачивали под паром). Но вот чем выжигали буквы? Линии греческих букв тонкие и четкие. Тут же возникло предположение насчет Ярилова ока. Уж не лупы ли торговали в Херсонесе? Но даже если и лупы, то что это за извращение такое – писать бытовое письмо почти что лазерным способом? Именно Жеребов предположил, что использовалась одна из органических красок в смеси с какой-то кислотой. Заметные под микроскопом неровности на краях букв подтвердили эту версию (тем более, что других не было).
В этимологической связи слов “кентавр”, “минотавр” и “тавр” не было ничего нового, кроме… географической привязки к Таврии (Тавриде) и истории с допотопным человечеством, да еще того, что под таврами следует понимать людей вообще, а не отдельную народность. Частично разрушалась версия того, что легенды о кентаврах возникли в Элладе в связи со скифами, открывшими верховую езду. Греки якобы воспринимали всадника и коня как единое существо. Эту версию очень любили во времена материального объяснения легенд. И тогда неприличным было задавать вопросы, скажем, о минотаврах. Возникновение на легендарном поле крокотавра требовало новых теоретизирований. Представление о человеке, ездящем верхом на крокодиле или подобной ему твари выводило материалистическую научную фантазию на уровень душевной болезни. И, коль скоро островную библиотеку отрицать стало невозможно, теоретики предпочли отмолчаться.
Жеребов убедил себя в том, что поступил правильно, когда не допустил новых раскопок. Алмазы давно подарены богатырями ласковым половчанкам. Африканские сухофрукты наверняка употреблены для понятия мужской силы. Что искать? Лупы из кварца или горного хрусталя? Так они давно уже смешались с другими камушками и камнями. Изгнившие непромокаемые коврики? Или черные камни для затягивания ран? Или клетки с яйцами крокотавров? Возле разрытой стоянки их не было. Коль скоро клетки были из отличного булата, то они давно пошли в дело на изготовление оружия. А яйца – они яйца и есть. Пыль степная…