Владислав Слободянюк
Монохром
Монохром
Солнце не спеша ползло за горизонт. Точнее это было не солнце, а лишь то, что осталось после многодневного господства грозы и непрекращающегося ливня. Город вновь готовился погрузиться в беспросветную темень и окутаться в свою излюбленную мантию, зовущуюся мглой...
С. оглянулся. Вокруг царило умиротворение. Но как бы парадоксально это не звучало, оно нагоняло тоску и необъяснимую тревогу. Кладбищенский холод вздымался к выси от мерзлых могил и охватывал собой все живое. Когда С. проходил у обочины, где раскинулось начало кладбища, то заметил изуродованное сгнившее дерево. Его ветви были похожи на массу обрубленных конечностей исхудалых рабов древности, уж слишком человеческий вид они имели. Когда ветер оживлялся, то тонкие сухощавые "пальцы" ветвей с треском шевелились. Казалось, что они вот-вот оторвутся от основания и пустятся в свой неизведанный путь по кладбищенским равнинам. Пар исходил от могил, показывая, что день отдаёт свои владения вечной своей сменщице. С. взглянул на небо и выставил руки перед собой, пытаясь уловить капли моросящего дождя. Они приятно орошали его небритое лицо. Люди, которые решили посетить кладбище в это тёмное воскресение, начали собираться и загружаться в автомобили. Незнакомцы проходили мимо С., делая вид, что никого не замечают перед собой, от чего у него создалось впечатление, что он совсем один.
Что он тут делал? Почему кладбище? Он и сам не понимал того. Обрывки памяти не хотели восстанавливать общую картину того, что привело его сюда. Пытаясь собрать единую цепочку событий С. щурился и чесал небритую щеку. Но каждый раз, когда казалось, что остаётся скрепить карабином собранную цепочку и обрести желаемое, она мигом обрываясь, оглушая звоном тяжёлого металла все уголки его помутневшего сознания. Ботинки вступали по сырой земле, капли воды стекали по капюшону, постоянно отвлекая взор, а руки коченели за считанные секунды, когда С. вынимал их из карманов своего плаща. Осознание так и не собиралось посещать его, сколько бы он не бродил челноком по опустевшему погосту. Его вел некий дух, ослепивший его на данном этапе жизни, некая сила, зовущая идти следом к непонятным целям. Он шел вперёд, вглубь, в самое сердце кладбища, переступая отсыревшие могилы и мраморные памятники. Он находился в окружении тысячи людей. Мертвецов. Они были там, глубоко код землей, но С. казалось, что именно в ту минуту они повылезали из своих тесных камер для тела и уставились осуждающим и пугающим взором в затылок заблудшего путника. "Тебе туда, тебе туда, тебе туда" - как бы говорили мёртвые. Могилы будто смещались, образуя тропу, куда должен был следовать С. Создалось ощущение, что он находится в сюрреалистическом царствии скитальческих душ. Могилы и памятники имели неестественный вид: ассиметричные углы, беспорядочное расположение крестов, отсутствия имён и фамилий. У их своеобразных подножий не было цветов, кустов и вообще чего-то живого. Пустота кругом. Такая же пустота, что повелевала душой господина С., который все брел и брел на зов сердца. Ему было все равно, куда он держит путь. У него не было жизни, только короткий её отрезок. Отрезок именно этот, темный и мрачный, отрезок, дававший понять то, что не было прошлого и нет будущего. Холод. Холод и мерзость. Округа была такой же мерзкой, как и хищные люди городка. Округа заманивала, затягивала и выедала изнутри.
Внезапно С. остановился у одной могилы и уставился на неё пустыми глазами. Что-то было особенно в ней. Что-то, что заставило его встать рядом и отбило желание куда-либо идти. Чёрный мраморный памятник был аккуратно возложен, окружен тяжёлым троссом. Свежая насыпь земли, на которой лежал забрызганный грязью и дождём разломанный венок. Под венком находились две синих розы.
Постепенно С. стал замечать, как окружающее его пространство терпит изменения. Цвета со временем теряли контраст, все чернело, серело и тускнело, образуя мир, который С. в мыслях окрестил монохромом. Больше не было ничего живого и дышащего. Монохром мгновенно, за считанные минуты овладел всем, что было вокруг путника. Звуки приглушались, открывая ворота для мчащейся колесницы со смертью и мёртвой подвальной тишиной. По сути все, что было в этом мире так же являлось монохромом: агрессивно-апатичные люди, угнетающая атмосфера, отчужденность, социопатия и природа. С. чувствовал, как гаснет огонь в его сердце, как через пробитое межреберное отверстие уходит любовь, воля к жизни, свобода и силы что-то делать.
Он посмотрел на ту самую могилу. Мысли перемешались в один густой раствор, в глазах темнело и жгло нутро. С наступлением черно-белого господства тишины наступила и мучительная фаза ожидания. Что будет дальше? Что все это значит? На мраморном памятнике внезапно стали вырисовываться серые буквы. Будто невидимый творец эпохи Ренессанса выписывал их каллиграфическим почерком. С. взглянул на буквы и понял одно: в этот чёрный день он хоронил себя и монохром - есть медленное поклонение смерти.
Вернись.
Наконец-то. Р. горел этой идеей последний год, целый год, который затянулся слишком уж надолго. Невероятные потрясения, перемены личности и разочарование, которое будто десятикубовым шприцом ввёл в его тело город - все это по способствовало тому, что год его жизни медленно плыл по течению общего бытия. Но удалось вырваться из проржавевшего городского трюма. Р. мечтал снять небольшой домик в горах, чтобы попытаться хоть как-то пробудить в себе вдохновение, покинувшее его восемь месяцев назад. Отчаявшийся композитор, скрипач со стажем, уважаемый человек и просто господин Р., но на данный момент - человек, потерявший свою музу в дремучих каменных джунглях, расположенных в вакууме обреченности и мерзлоты.
Встретившись с арендодателем Р. оплатил стоимость домика и спустя некоторое время вошёл внутрь. Жилище представляло собой небольшой комплекс из двух комнат, сделанный по типу сельских хижин. Но сделан он был так грамотно, что несмотря на всю простоту внешнего вида можно было заметить, что постройка выполнена соответствующие всем нормам безопасности. Одна комната была сделана код рабочий кабинет, где приезжие могли спокойно заниматься офисными делами и выпивать, а другая - спальня с двуспальным низкорасположенным диваном и камином. Стены дома были увешаны портретами известных исторических личностей. Войдя в комнату, господину Р. сразу же бросился в глаза Наполеон. Император величаво стоял у деревянного расписного стула, держась одной рукой за его спинку и глядел куда-то вдаль. В комнате находились и старый телевизор, книжный шкаф, дубовые тумбочки и полки, которыми был увешан практически весь дом. Кухня так же выглядела скромно, но находясь в ней создавалось ощущение, что попадаешь в какой-то типичный американский особняк. На улице располагалась небольшая летняя веранда, огражденная от внешних условий лишь навесом из толстого металлического настила.
Оставив вещи и разложив их по минимуму Р. вышел из дома и присел в кресло-качалку на веранде. Усевшись, он достал свою трубку и закурил, вглядываясь в далекий лесной массив и не веря своим глазам. После города все казалось таким животрепещущим и необъятным. Чистый горный воздух, разбавленный долей цветочного запаха, ярко-зеленая луговая трава, лес, вздымающийся из-под земли к вершине молочно-белого неба. Обойдя дом округу Р. резко остановился и от удивления широко открыл глаза...Его взору предстал горный ручей, берущий своё начало далеко за пределами досягаемости зрению. Кристально-прозрачная вода с тихим журчанием двигалась в направлении дома, огибая его часть прямо перед самым основанием, проходя сквозь горки выточенных камней и гальки. Куда держал путь ручей? Р. оставалось только догадываться, ведь вскоре вода достигала чащи и исчезала за темно-зелеными пышными кустами и молодыми деревьями. Р. опустился на колени, выставил ладони перед собой и зачерпнул ими воду из ручья. Затем он резко припал к ним, жадно глотая каждую порцию влаги, что будто бы отчищала и фильтровала его засоренный городом организм. Испив, он почувствовал то, как его лёгкие будто бы избавились от килограмма свинца и осажденных примесей. Все, что окружало господина, все детали местной флоры все больше и больше удивляли его. Пейзаж растворял волнение, усмирял душу, заставлял отречься от всего, что было с ним ещё пару часов назад. Место настолько пахло жизнью и девственной чистотой, что Р. чувствовал себя иным человеком: он обрёл вторую молодость, достиг долгожданного спокойствия и гармонии, гармонии с собой и природой, обрёл все то, что казалось бы могут обрести только герои книг и романтических кинолент. Вернувшись, он вынес скрипку на улицу и присел на то же кресло, принявшись расчехлять инструмент. Гордо возложив его к подбородку и плечу, он лёгким движением выхватил смычок из чехла и плавно провёл им по струнам. Окрестность разрезал тонкий звук последних нот и Р. невольно содрогнулся от того, что звукопроницаемость показалась ему невероятно сильной. И вот второе движение, третье и инструмент рождал небывалую мелодию, будоражившую разум господина. Его мозг отключился, поддавшись эскапизму, а руки сами плавно, но с напором водили смычок по разогревшимся струнам. Необычное почитание звуков скрипки, отдаленный крик ястреба и треск кузнечиков - все гармонировало и сливалось в одну мелодичную консистенцию, вводившую Р. в состояние эйфории. Как долго этого ждал...Вдохновение буквально ворвалось в его сознание без стука и перевернув все вверх дном принялось плодоносить настоящим музыкальным шедевром, созданным благодаря золотым рукам и волшебному инструменту. Р. играл все тише и тише, печально смотрел вниз и тяжело дышал, пока вскоре музыка не затихла и вновь не отдала эстафету звукам горной природы. Господин широко улыбнулся, закатил рукава свитера и наконец зашёл в дом. Не раздеваясь он пал камнем на диван и вознёс руки к потолку. Широкая улыбка не покидала его лица, сердцебиение участились, а глаза беспристанно моргали. "Неужели я ещё способен творить..." - только единственная мысль крутилась в голове у Р. И ведь музыка...Эта прекрасная мелодия родилась у него в голове спонтанно, это не Морикконе и Паганини, это сам господин Р., маэстро из тёмного города, родил эти греющие слух мотивы. "Почему я не успел это записать?"...
Поужинав, Р. Все-таки переоделся и уселся на диван, положив перед собой бутылку рома. Подумав, он резким движением сорвал пробку и прильнул устами к бутылке. Напиток приятно обжигал горло и воспламенял все, что находилось у него под ребрами. "Какой прекрасный день" - со вздохом произнёс Р., обращаясь будто к нарисованному Наполеону. Ему хотелось танцевать, кричать во все горло и восхвалять все живое и неживое. Самое главное, что должно быть у творческого человека, что должно сопровождать его, идти ногу в ногу по канату жизни - это и есть вдохновение. Но это было не просто вдохновение... Р. никогда в своей жизни не испытывал подобных чувств...С этими мыслями господин отложил бутылку с ромом и мгновенно уснул.
Что-то непонятное заставило его продрать глаза глубокой ночью. Нагнетающая тишина напугала Р. и он попытался подняться с дивана, опершись на его спинку. Поднявшись с трудом он одел очки и включил висящий над его головой ночник. Комната была все та же, только имела более странный и одновременно с этим и уютный вид. Стены отбрасывали тени, которые скрещивались воедино, образуя узоры на расписном ковре. Пахло сыростью и фиалками. Но тут Р. резко задержал дыхание и принялся вслушиваться в мертвую тишину. Откуда-то извне послышался глухой женский голосок, который вскоре стал ещё более разборчивым. Это была песня, песня молодой девушки. Каждое слово, произнесённое и растянутое донельзя ею откладывалось в голове господина, едва уловимая дрожь её голоса робко стучалась в зашторенное окно. Высокий сопрано наращивал темп, звонкое пение озаряло тьму, озаряло все, что были ему не подвластно до этого момента. Певучий голос старательно растягивал каждый слог, играя произношением и словами в самом что не на есть хаотичном порядке. Но это все было настолько поразительно и прекрасно, что Р. схватился за грудь и сгорбившись смотрел на окно, облизывая пересохшие губы. Ему хотелось выйти наружу, взглянуть на обладательницу божественного голоса хотя бы одним глазом, чтобы уловить ее взор на себе и расплыться в беспамятном удовольствии и блаженстве. Пение отдавало некой грустью и горечью, но несмотря на это заставляло улыбаться и манило все ближе и ближе к двери. Но когда Р. затопал босыми ногами по скрипучему паркету, то голос неожиданно оборвался, тем самым водопадом влил обратно ту самую мертвую тишину. Господину хотелось ещё, ещё раз услышать. Даже не услышать, просто сесть и слушать то, как неведомое чудесное создание воспевает ему серенады, но как бы он не пытался вслушаться заново, заставить себя окунуться в ту атмосферу - каждая его попытка была тщетной и жалкой. Его будто лишили половины тела, без которого он медленно и мучительно погибал в океане тишины. Так он пролежал несколько часов, беспрерывно думая о ней и ее голосе, но код утро все же удалось уснуть.
Проснувшись, Р. сразу же вышел на улицу, держа в руках скрипку и принялся судорожно осматриваться по сторонам. Все те же пейзажи, то же спокойствие и пьянящая природа. Но не следа того, что заставило его покинуть сон и забыть на время о том, кто он есть. Может это всего лишь иллюзия? Может это и не человек вовсе, а материя? Природа, горы, вечерний ветер и шум леса? Может показалось? С этой мыслью Р. уселся в кресло-качалку и уставился в страницы книги, найденной на книжной полке. Глупые истории о пиратах, детство, воспоминания... Но вдруг господин резко оторвал взгляд от листа и с перепуганными и одновременно с этим сияющими глазами вскочил с кресла. Голос вернулся. Девушка напевала уже другую песню, по новому раскладывая слова и образуя новый феноменальный этюд. Р. Поправил свитер и осторожным шагом пошёл в сторону леса, аккуратно вступая кроссовками на траву. Голос отдалялся, заманивая его все дальше и дальше, вглубь. И вот он приступил границу леса и уже брел среди нависших над головой зелёных елей и сосен. Листва код ногами издавала неприятный хруст, приглушая прекрасный голос, поэтому Р. старался идти как можно мягче. Вскоре девушка совсем затихла, вновь спустив господина с небес на землю и тот с угрюмым видом вступил к своему временному жилищу, устало передвигая ослабевшими ногами. Зайдя в дом Р. удивился. Он целых 6 часов бродил по лесу в поисках обладательницы сказочного голоса, но время это пролетело, как каких-то десять минут. Что же с ним случилось? Происходящее начинало пугать Р. и он в спешке дрожащими руками раскрутил пробку бутылки и небрежно плеснул в стакан порцию рома. Залпом осушив, он сел на угол дивана и схватился руками за лицо, то и дело потирая покрасневшие глаза. Но вскоре ему позвонила сестра и заболтавшись с ней он на время подзабыл о той, которая не давала ему спать всю ночь. Да что там спать, не давала сконцентрироваться на написании музыки и наслаждении отдыхом от суеты.
Когда пробило 12 ночи и Р. готовился к отходу ко сыну он вдруг услышал вновь то самое пение. Но на этот раз все было не так. Голос раздавался казалось бы прямо из-за окна и близкое расположение его хозяйки давало возможность уловить все мельчайшие детали его красоты. Господин недолго думая вскочил с постели и выбежал на улицу, выбив дверь оголенным плечом. Перед ним стояла высокая девушка в длинном белом платье, которое обтягивало ее стройное тело и придавало ему формы. Ее пышные кудрявые волосы замерли в одном положении, ярко-голубые глаза то и дело моргали, встряхивая длинные дугообразные ресницы. Пухлые губы слегка улыбались и напевали ту же мелодию. Она была так близко, что Р. потерял дар речи от того, что видел ещё вот так, прямо перед собой. Он медленно качал головой, будто отрицая происходящее и подносил руку к щеке, всматриваясь в ночную гостью. Девушка закончила петь и на шаг приблизилась к Р., остановившись в паре метров от него.
- Тебе нравится тут, родной? - так же певуче спросила она.
- Д-д-да. - заикаясь ответил Р., нервно взглотнув.
- Тише, не бойся, я тебя не обижу. Возвращайся. Вернись. - тихим голосом шептала она, удалась и протягивала руку.
- Куда? - Р. Вопросительно пожал плечами и отступил шаг назад.
- Люди ошибаются. Они думают, что убежав от чего-то они обретают себя. Что они наконец находят свободу. В этом есть толика правды, но есть то, что никогда не заменит им это. - девушка перестала улыбаться, но смотрела так же нежно. - Ты слишком долго был там, и ты не успел увидеть тут чистоту, что должна была броситься мгновенно.
- Ты о чем? Я все видел, все ощутил. Я получил вдохновение, я за этим сюда и ехал. И кто ты такая? - Р. бросался вопросы один за одним.
- Нет, ты не думал, что должен вернуться. Но подсознательно ты отвергал все то, что получил тут. Кто я? - с той же чувственностью спросила девушка и зашагала вперёд.
- Да. Кто? Кто?! - повысил голос господин и продолжал отходить назад.
- Я монохром...
После этих слов ее глаза медленно стали наливаться красотой, пока все, до последнего их участка не стало алым. Белое платье выцвело на глаза, трансформируясь в серое тряпье. Из пальце медленно освобождались длинные мечевидные когти. Она не собиралась останавливаться. Она улыбнулась, открыла рот, который был усыпан сотней мелких, острых иглообразных зубов. Волосы с ее головы падали на траву, оголяя череп, а ноги выломились в обратные стороны. "Монохром" - повторила она уже нечеловеческим голосом, похожим на звук зажеванной пластинки, после чего дикий рев разразил горную местность.
Беги.
Раскаты грома и синевато-белые разветвления молний прорезали чёрное, налитое свинцом и ртутью, давно не видевшее солнца небо. Стёкла задрожали, словно кто-то на заброшенном людьми заводе запустил дремавшую веками машину, что испускала сгустки неведомой тёмной энергии, которые в свою очередь распадались на миллионы крошечных осколков, образуя в последствии то, что мы зовем проделками природы. Все вокруг пульсировало, вливая вместе с грозой тысячу оттенков и новых цветов, тысячу невидимых ранее картин и тысячу уникальных и по-своему ужасающих звуков. В ветхое окно падал тусклый луч света уличного фонаря. Его было сложно разглядеть из-за плотной стены непрекращающегося ливня и порванной полупрозрачной кружевной занавески, которая от сквозняка, протискивающегося через расщелины подоконника, колыхалась в комнате, по-своему виду и атмосфере не отличавшейся от уличных окрестностей города.
Я проснулся на раскладном диване в собственной и единственной комнате, едва сумев пошевелить конечностями. От моих попыток вернуть задубевшее тело в прижизненное состояние, диван издал страшный скрип, начавший постепенно приводить в работоспособность и ослабевший слух. Глаза открывались с трудом, через силу...Будто каждое веко являлось железобетонным засовом, который практически невозможно было отворить в таком состоянии. Когда все же получилось, то взору предстала мучительная размытая картина плавающего океанического окружающего мира, что искажался помутнением рассудка и немыслимым гудением внутри головы. Вскоре слух вернулся ко мне полностью, и я услышал шипящие звуки работающего радио, голос из которого казался таким мучительным, будто диктор говорил, извиваясь в предсмертных припадках и агонии. Голова с трудом повернулась в левую сторону и это сопровождалось отчетливым хрустом затекших шейных позвонков. Вскоре хруст вновь был заглушен очередным рёвом не унимающегося грома. Рука протянулась к веревочке светильника, висящего прямо над головой. И в тот момент это казалось недосягаемой вершиной. Стиснув зубы до скрежета я тянулся, шевеля пальцами как идущий ко дну утопленник, плененный ихтиандром. Когда все же удалось добраться и потянуть вниз долгожданную объект, сразу раздался противный щелчок, но светильник не отреагировал. "Чёрт подери, опять нет света" - я со злости ударил кулаком в стену, от чего пласт извести от неё отслоился и с треском разлетелся о плинтус за диваном. Тогда же и получилось с трудом сесть. Нащупав недопитую бутылку виски я трясущимися руками открутил пробку и впился губами в горлышко бутылки. Впился так, как впиваются влюбленные мужи в губы своих любимых дам. Оставшиеся глотки напитка приятно обжигали горло, согревая все внутри. Наконец-то я встал на ноги и припадая на правую ногу побрел к тумбочке, спотыкаясь о бутылки и разбросанные личные вещи. Открыв тумбочку, а точнее вырвав ещё основание я пропал к полу и нащупал свечу, которую я зажег стальной подаренной зажигалки. Огонёк от свечи резко осветил пространство, и я машинально закрыл рукой глаза, пытаясь оградить себя от вездесущих лучников, исходящих от горящего огня. Привыкнув, я взглянул на свечу, пламя которой начало исполнять завораживающий танец, время от времени выбрасывая искры из центра. Я подошёл к покосившемуся зеркалу, что висело там уже нет один десяток лет и заглянул туда. Во что я превратился...расстегнутая рубашка с разорванным рукавом, залитые кровью капилляры в глазах, что были стянуты вниз мешками. Трехнедельная щетина, а скорее борода, оказавшаяся разбитой бутылочной розочкой. Длинные немытые волосы, свисающие на лоб словно сосульки, которые я мигом пригладил назад, проведя рукой ото лба к затылку. "Беги" - утвердил мне кто-то изнутри. Я упал на сгнивший паркет и схватился за лицо. Хотелось рыдать, причём рыдать так, чтобы со слезами вылить всю боль и страдания, что накопились в одном исхудавшем теле за тридцать лет. Хотелось опустошить себя от несбывшихся желаний, от амбиций молодости, тёплых воспоминаний и людей, засевших плотно в памяти, как старый добрый кусок семейной драмы. "Беги" - громче повторял мне голос. Я уткнулся лицом в тот же паркет, почувствовав краем губ песок и пыль, скопившуюся тут за немалое количество времени. Хотелось просто уснуть, уснуть здесь и сейчас, но я исключал такой вариант. Спать пол жизни. Пить пол жизни. Быть мечтателем, романтичным юнцом, перспективным человеком, а прослыть слабохарактерной бездарностью, существуя десяток лет под гнетом гнилого общества, давивших моральных устоев и пустых надежд. "Беги!" - голос набирал обороты. И я хотел. Хотел бежать, но силы оставляли меня. Будто стая огромных москитов высосала у меня всю тягу к жизни, все эмоции, чувства, мечты и планы. Разбитый маленький человечек, маленькая часть гигантской цепочки, маленькая, но взаимозаменяемая. Заменённая давно более совершенной, более приспособленной частью. Умирающий муравей среди необъятного муравейника, в котором не видят собрата, из которого медленно уходит жизнь, ставя его на канат между небытием и существованием. "Беги" - кричал голос, с характерным звуком проникая в самые забытые участки сознания. Я перевернулся на спину и посмотрел вверх...так хочется в прошлое. Туда, где тебя ждали, словно праздника или религиозного поста, где ты был уважаем и где тебя ценили. Туда, где взгляд любимых людей пустынным солнцем выжигал тянущиеся из-под земли клешни чудовищ, собиравшихся в глубинах разума. Но нет. Крах, тлен и бессмыслица. Мы лишь крохотные создания, барахтающиеся в безграничном море, что зовется жизнью. Мы и есть тлен. Барахтаемся до тех пор, пока судорога не выломает с корнем руки и ноги, после чего глядя на отдаляющееся солнце код водой пойдём ко дну. "Беги!" - истошно вопил мне голос, от чего я вскочил на ноги и уперся о стену, пытаясь вызвать рвотный позыв, кашляя и беспристанно втягивая отяжелевший воздух. "Беги! Беги же!" - последнее, что я помню перед тем, как упасть рыбой о лед, распластавшись до утра на том же гнилом паркете.
Я стоял на переполненном людьми вокзале. Солнце робко освещало все вокруг, пытаясь скрыть следы от ночной грозы. Толпа суетилась, приобретая вид того самого муравейника. Звуки и своеобразные "голоса" отправляющихся поездов говорили о том, что жизнь вне четырёх стен кипит полным ходом. Я поправил лямку вещмешка, сильно сдавившего мне плечо и посмотрел в складное зеркало. Гладко выбритое лицо отличались солнцем, отдавало свежестью и вернувшейся юностью, короткие волосы были уложены набок, а глаза вновь приобрели блеск. Я последний раз обернулся назад, провожая город перед тем, как зайти в поезд. "Прощайте старые проблемы, прощайте все." - я улыбнулся краем губ и опершись на дверь влетел в вагон, после чего занял место у окна. Я обрёл себя. Наконец обрёл себя. Я бегу. Плевать куда, все равно, что меня ждёт вне этой злачной системы, вне этого котла. "Беги" - затухающе шептал голос. Меня провожали пейзажи города и выехавши за его пределы я вздохнул полной грудью. "Бегу".
Уроборос.
Спустя несколько часов, ближе к вечеру, ливень наконец оставил в покое городские улицы. Последние капли прекращающегося дождя тяжело бились об асфальт, оставляя круги на мутное воде, которая безмятежно текла вдоль обочин оббитых дорог. Синхронно включились уличные фонари, вдруг резко осветив часть улицы, находившейся на окраине у заброшенного машиностроительного завода. Но почему-то именно в этот день уличный свет был не такой яркий, гигантские фонарные столбы с металлическими головками и лампами накаливания не могли дать достаточного количества энергии для полного освещения, и улица погружалась в полутьму. Проезжающие мимо автомобили поднимали колесами волны грязной воды, которые акульим плавником прорезали воздух и с хлипким отголоском орошали парковочные бордюры и нервных прохожих. Ветеринарная аптека и продуктовый магазин, места, в которых было сосредоточено более яркое освещение, расставались с последними своими посетителями. Люди бежали... Бежали от города, который поминутно накидывал на себя ночной саркофаг. Город не жаловал тех, кто блуждал меж каменных джунглей в ночное время и жители это знали. Все мигом забывали то, для каких целей они покинули дома, откладывали встречи, проблемы и спешили домой, подальше от монохрома и его высохших лап...
Вдруг из-за угла с гулом выехал автомобиль с шашкой такси и спустя пару секунд резко остановился у парковки. Очередная волна разрезала воздух и небольшим приливом растеклась по тротуарной плитке. Из машины вышел человек средних лет, с залысиной на голове и густыми усами, похожими на щетку. Громко захлопнув дверь, он поспешил в сторону магазина, но резко остановился и посмотрел в мою сторону. Его лицо сконфузилось настолько, что усы тот час прижались к носу, и, создавалось ощущение, что они выражают недовольство вместе с ним. Постояв еще несколько секунд он по-офицерски развернулся в пол оборота и зашагал к входной двери магазина. Я посмотрел вниз. У моих ног все так же сидел Монсон. Он поскуливал от холода, тело его донимала дрожь, расходившаяся волнами по испачканной рыжей шерсти. Пес, почуяв взгляд на себе, поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Преданность, невероятное сочетание доверия и понимания таились за круглыми черными глазками. Еще бы, ведь Монсон - единственное, что осталось со мной после ухода от прошлого. Единственное существо, что так грело мою бродячую душонку. Да, я был бродягой. Таких как мы зовут БОМЖами, тунеядцами, бичами. Нет, я не пил, не проиграл состояние в азартные игры, казино, не влезал долги, просто играл с судьбой. Судьба предоставила мне право выбора: три стакана, повернутых основной частью к столу. В одном из них находился крах, разлад. И угадайте какой стакан я перевернул совсем случайно? С тех времен мы вдвоем...
Я подошел к высокому бордюру парковки, присел на подол своей потертой куртки и засунул руку в зашитый карман. Достав пыльный носовой платок я раскрутил его и извлек помятую сигарету, лежавшую среди мелочи и шурупов. Подкурив отсыревшими спичками, я выпустил две струйки дыма и подманил к себе Монсона. Пес послушно подошел, сел рядом и прижался к моему боку. Я провел рукой по его холке и приобнял промокшего друга. Монсон робко повернул голову в мою сторону и посмотрел в очередной раз прямо в глаза. Жалобно заскулив, он принялся обнюхивать плечо и тянуться влажным носом к моей небритой щеке. "Друг, кушать хочешь? Я знаю...потерпи немного, завтра может что-нибудь да перехватим, ты главное держись, я же с тобой. Я буду всегда с тобой" - тихо прошептал я, обхватив двумя руками голову псу и глядя на него. Монсон издал протяжный лай и плотнее залез ко мне под руку, вывалив язык и завиляв пушистым хвостом, с которого вмиг посыпались комки грязи. Казалось, что он понимал меня. Понимал то, что я чувствую, что говорю, жалел и всегда мог выслушать. Я не получал заботы от людей, был всеми забыт, отвергнут, но только не им.
Вдруг дверь продуктового магазина со скрипом отворились и оттуда показалась женщина, держа за руку маленькую девочку лет шести. Она была одета в розовую курточку с детскими рисунками, черные штанишки и шапочку с белым цветком, уместившимся прям у лба. Девочка держала в руках леденец в форме петушка, улыбалась и что-то напевала. Неожиданно, пока женщина что-то перекладывала из сумки в сумку, кроха повернулась в сторону парковки и увидев меня замахала рукой. Я широко улыбнулся юной доброжелательнице и скромно махнул ей в ответ. Заметив сидящего рядом Монсона ее лицо изменилось и расплылось в довольном смешке. Я демонстративно погладил пса, как бы зазывая девочку познакомиться с ним.
- Мам, смотри, там собачка, а можно ее погладить?
- Нет! - ее мать резко посмотрела влево. - Ты хочешь что-то подцепить? У нее нет дома, это блохастая и вшивая собака, погладишь у тети. У нее же есть.
- Ну мам! Она хорошая. Дядя разрешает, видишь?
- Это не дядя, это алкоголик. - со злобой сказала женщина. - Не смей даже подходить к этому уроду, испачкаешь новую куртку. А вдруг он на тебя нападет?
Неожиданно девочка всхлипнула, а затем начала раскатисто и громко рыдать, указывая пальцем на Монсона, но ее мать резким движением перехватила ее руку и против ее воли потащила за руку за собой, попутно ругая. Когда люди исчезли за горизонтом тумана и огней автомобилей, я безнадежно отвернулся и подложив руку под челюсть задумался. В городе пороков нет любви, человечности, сострадания. Город изжигает, выедает, опустошает. Люди приезжают сюда жизнерадостными, строят планы, ищут знакомства и работу, но спустя некоторое время становятся частью коллективного разума, одним многоклеточным организмом, которым движет ненависть, жажда закабалить и унизить, переварить ближнего. Все мы стали его неотъемлемой частью, частью урбанистических пейзажей, такими же зданиями, камнями, асфальтом...
Я посмотрел себе под ноги. Волны грязной воды перетекали по асфальту. Она огибала колеса автомобилей, попутно цепляя выброшенный мусор, сигаретные окурки, помятые флаеры и прочий мусор. Она держала путь к нижней части города, к сливным решеткам, чтобы утечь по трубам туда, где больше не побеспокоит людей.
Вода... Что же это? Воду можно ассоциировать с целым жизненным циклом, с человечеством в целом. Связь бытия и круговорота воды не случайна. Где-то там, куда крайне редко наступают тяжелые ботинки туристов, есть красивейшие невероятные места. Скалистые серо-бурые горы, по котором движется к низу кристально чистая вода. Она пробивает каменные утесы, пересекает ущелья, спускаясь все ниже и ниже, к подножью. Словно жизнь, подаренная кем-то свыше. Мы появляемся на свет наряду с водопадом, жизнь зарождается с первой каплей горных вод. Жизнь необыкновенная, новая, предполагающая множество открытий, целей, счастливых моментов. Когда мы впервые открываем глаза, когда крохотный младенец подает признаки жизни, именно с этого момента начинается то, что не каждый по сути заслуживает. Вы не задумывались над этим? Каково это быть тем, кому было суждено увидеть этот мир, утонуть в материнской любви, каково жить? Жизнь не ценима, жизнь опошлена, жизнь отошла на второй план, открыв дорого мирской похоти, материалистическим потребностям, комфорту, каким-либо человеческим благам. Но ведь все не так просто. Нам даровали возможность приукрасить существующее, прочувствовать всем телом и душой невероятное, выходящее за грани познания. Но что мы имеем далее? Вода устремляется к низам, как и младенец постепенно теряет связь с потусторонней абсолютной чистотой. С каждой прожитой минутой, с каждым сантиметром движения потока, мы, как и прозрачные капли уходим от истоков, срываемся с мнимых золотых поднебесных поводков. Чего же ищет вода? Куда держит путь ручей? Капля - есть человек, поток - жизненный путь. Младенец постепенно трансформируется в более разумное существо, осознающее себя, строящее планы, имеющее мечту, определенные цели и жизненные принципы. Трансформируется наряду с потоком, что сошел с вершин водопадов и уже разделяется на ответвления, небольшие узкие ручейки, мини-потоки, расходящиеся в невообразимо разных направлениях. И направления эти не сосчитать на пальцах обеих рук. У каждого ручья свой длительный путь, путь становления, свои препятствия и окружение. Капли воды знают изначально в какое ответвление изломанного ручья им суждено попасть, ведь изначально выбранная тропа ведет к конечной точке. Одни ручьи текут через яркие и райские луга, окруженные цветами различного спектра окрасок, другие протекают через непроходимые черные леса и овраги, окутанные тьмой, третьи движутся по направлению, выданному сгоревшими злаковыми полянами, согреваемыми солнечными лучами. Мечта движет ручьями, мечта движет жизненным циклом в целом. Мечта - лучшее, что было и со мной. Я с ней открывал глаза в родительском доме, с ней возвращался домой и через много лет от любимой девушки, с ней засыпал, будучи сформировавшейся личностью. Но не всегда направление приводит к тому, что мы лелеем в мыслях, даже порой и самое светлое. В конечном итоге каждый ручей достигает конечного пункта, обозначающего промежуточный перевалочный пост. Озеро. Озеро - есть середина. Стадия умиротворения, успокоение, времени дальнейшего анализа. Его безмятежные воды недвижимы легким бризом, спокойствие вводит в транс. Но даже гигантское озеро имеет свои определенные точки и зоны, поросшие вязкой тиной и водоросли. Бурные воды ручья, все стремящиеся к движению сквозным выбросом врываются в тихие воды озера. Так же, как и молодые амбициозные юнцы натыкаются на риф реалий и уходят в массы, дополняя изношенные механизмы. Мечта отдаляется, мечту покидают и оставляют догнивать в той самой тине, если только капле не повезло случайно оказаться в самом центре озера. Но утро переходит в жаркий день и из-за светлых голубых облаков пробиваются первые солнечные лучи, которые так ожидаемы и желанны. Вода испаряется, те капли, которым повезло бороздить поверхности превращаются в легкий воздух, газ. Именно они не растеряли связь с мечтой, либо им просто повезло. Легким теплым ветерком подгоняемы они к облакам, к месту, куда желает попасть каждая капля. Место под солнцем, куда как известно рвется каждый человек. И уже то, что в недалеком прошлом было каплей, образует облако. Облака - есть элита. Уважаемая или попросту устрашающая часть общества, что возвышена над массами, возвышена над озером. Облака купаются в лучах солнца, ведь солнце ближе к ним, чем к озеру, нежатся в признании, богатстве и страсти. Но проходит время, они наливается беспроглядной чернотой, тяжестью. Разновесы достигают весов. Они давят на облака, направляя их к низам. И с первой прорезающей цепью молний и громогласным раскатом грома облака вновь становятся каплями. Они утрачивают то, что держало их там, что давало желание жить, и мертвенно и тяжко падают, разбиваясь об асфальт, траву, гладь, образуя новый поток. Тот самый поток, что сейчас прорезал мои изношенные ботинки у бордюра. Поток бесславный, никому не нужный, очерненный и мерзкий. Поток, перемешавшийся с мусором и отрубями общества. Больше нет мечты, нет ничего... Люди, находящиеся на данном этапе формально уже мертвы, увы, но я входил в их число. Я - капля. Капля грязной воды, плывущая по городским улицам, ищущая свою сточную яму, которая является финишной прямой. Абсолютный ноль, подгоняемый в пучину монохромом, подгоняемый в пучину озлобленной Матерью Природой и разгневанным Богом. И после того, как я кану в сточную яму, как город остановит мой пульс, змея наконец-то укусит кончик своего чешуйчатого хвоста. Цикл замыкается для того, чтобы разомкнуться позже и подарить жизнь новым каплям. Уроборос. Сине-золотой символ цикличности бытия, вечное движение и круговорот жизней, которые, увы, не ценятся сегодня.
Я потерял все. Потерял семью, работу, мечту. И вот теперь я тут. Не сожалейте мне, унижайте меня, испепеляете вечного раба каменного склепа, растаскивайте по лоскутам бренное тело, уничтожайте, громите... Ведь как иначе? Монохром неиссякаем, монохром - есть смерть, смерть - есть уроборос, а точнее хвост, уроборос - есть цикл...
Оторвав взгляд от мокрого асфальта я достал новую сигарету. Необычный день, таинственная ночь, просыпающийся голод. Полярная звезда указывала путь, куда мы должны двигаться этой ночью вместе с Монсоном. Она даже вселяла надежду, пусть и крайне ничтожную, надежду на то, что может быть мой поток грязной воды будет остановлен мистическим пустынным солнцем...
Я поднялся на ноги, вытянулся в полный рост, размял рукой ногу и разбудил уже уснувшего Монсона. "Звезда сегодня особенно яркая, дружок. - прошептал я, проведя рукой по спине пса. - Идем, она зовет нас."
Матрёшка.
- Ты думаешь нужно? Мам, он ничего не понимает, зачем? Какой из этого смысл? - тихий женский голос звучал так, словно его выдавало советское радио.
- Он же твой старший брат! Он жив, в конце концов, он просто не может ничего сказать! - второй голос настойчиво кричал.
- Он уже не жив. Он овощ, это больше не Роберт! Он утратил все, что было с ним, так что я не считаю, что мы должны страдать, с ним мы не можем жить и наслаждаться. И вообще: я ушла, дома сегодня не жди! - молодая девушка всхлипнула и вскоре разрыдалась, после чего захлопнула дверь...
Рассвет овивал и оттеснял ночную пору. Слегка розоватое небо приятно грело глаза, от чего в душе чувствовался приход весны. За окном зеленели и цвели деревья. Они источали приятный мягкий запах, идущий от крохотных цветков, забивших каждую ветвь молодых вишневых деревьев. Утренние трели птиц пробуждали и остальной город, после чего оживились люди, автомобили, заводы и кафе. Но не прошло и получаса, как небо вновь затянулось серой непроглядной пеленой и начался дождь. Привычное состояние погоды, весна не долго сопротивлялась монохрому и наконец сдалась, так и не успев поднять белый флаг. Тьма полностью огородила ее от мира и отправила куда-то, лишь бы подальше. Город вновь приобрёл свой обыденный вид...
Тесная комната, огражденная аркой и стеклянными дверьми пустовала и выглядела невзрачной. Почти пустовала. В воздухе витал аромат, что доносился из кухни, где судя по всему готовили свежую свинину со специями. Однако спустя время запахло скошенной травой и сыростью, так как двустворчатое окно было настежь распахнуто и пропускало одинокие капли дождя внутрь комнаты. Перед самым окном замерла старая инвалидная коляска, в которой сидел обездвиженный и укрытый пледом человек. Его глаза бессмысленно таращились в пустоту, рот был приоткрыт, а длинные волосы то и дело приводил в движение тёплый ветер. Морщины уже покрыли его относительно молодое лицо, бледное, мертвенно-бледное лицо. Роберт был парализован два месяца. Тяжёлый удар пришелся на его голову в загаженном квартале и с тех пор он не мог двигаться. Единственная конечность, поддававшаяся его контролю - правый безымянный палец. В остальном же он раз и навсегда стал статуей, памятником из кожи, мозолившим глаза членам его семьи. Сестра Марта по началу ухаживала за старшим братом, ночами плакала и смотрела на то, как Роберт упирается взглядом в стену, обклеенную грязными фотообоями. Но врач сказал, что больной утратил большую часть рассудка, поэтому он не может ничего, кроме как шевелить пальцем и смотреть в одну точку. Врач поведал, что бедняга Роберт лишился чувств, эмоций, памяти, страха, желания жить и что семья должна с этим смириться. Спустя месяц Марта закурила, стала пропускать университет и срываться на мать, что до сих пор лелеяла надежду о выздоровлении ее единственного сына. Как быстро все перевернулось. Ещё недавно Роберт был успешным человеком, владельцем небольшого кафе, доход от которого позволял жить в достатке и содержать семью. У него была жена, которая после произошедшего отказалась ухаживать за ним. Роберт путешествовал, объездил пол мира и очень любил фотографировать чудеса Света. Но теперь он тут, в тёмной комнате, поглощающей медленно его с головой, не давая почувствовать себя живым. Одинокий, лишившийся всего и обездоленный выкидыш природы.
Но на самом деле Роберт все прекрасно понимал, он сохранил способность не только осознавать происходящее, но и думать. Он все прекрасно видел, видел то, как трудно пришлось его близким, видел каждый угол, мельчайшую деталь комнаты. Он был заточен в своём теле и заточен навсегда. Ему хотелось разрыдаться от горя, хотелось умереть, он никому не желал такой жизни. Но какого это, когда при желании заплакать ты этого не можешь? Душу Роберта разъедала кислотная плазма его внутренних переживаний, давно забытых панических страхов и понимание того, что он больше не вернётся к нормальной жизни. Он больше не увидит жену, больше не прогуляется по березовой аллее, жадно вдыхая чистый воздух, не отдохнет с друзьями на природе, не увидит мир и проведёт немалый остаток лет в своей комнате, оглядывая стены и происходящее за окном. Тоска, непреодолимое желание вырваться из клетки, что была его собственным телом, желание показать всем, что он сохранил способность воспринимать - это все овладело Робертом. Часы утомительного ожидания чего-то невероятного. Может сейчас? Может через полчаса? Может завтра он снова вернётся к жизни? Может это всего лишь затянувшийся кошмар, оказавшийся явью? Нет...
От скуки и вездесущей тишины Роберт придумал себе замысловатое занятие. Он путешествовал по обоям. Щелчок в голове и он мысленно оказывался у подножья величавой горы, изображенной на стене. Вот он медленно вздымается к верху, огибая небольшой горный ручей, обходит расточенные многовековыми ненастьями массивы, любуется ярко-голубым небом, сквозь которое ярко светит нежно-желтое солнце. Оно приятно согревает кожу, даёт почувствовать себя свободным и отреченным от реальности, вводит в транс. Роберт идёт дальше, постоянно оглядываясь. Звуки живой природы окружают его и переливаются звонкими трелями в голове. Как прекрасно! Все вокруг настолько живое, дышащее и невероятно вязкое. Но один посторонний звук из соседних комнат и Роберт вновь возвращается в темную комнату, видя перед собой лишь кусок пожелтевшей бумаги с изображенной на ней рекой, горами и небом. Все возвращается на свои места. Он снова здесь, он снова предоставлен лишь самому себе. Роберт ассоциировал своё состояние с матрешкой. Внутри народного тела жил сам Роберт, его душа, внутри души таились надежды, внутри надежд таились тёплые воспоминания о прошлом, что так и норовили надавить на слабое место, заставляя Роберта вновь попытаться пустить слезу. Но тщетно...
Вдруг дверь в комнату отворилась и в неё когда мать. Она повернула коляску в сторону дивана, и сама на него уселась, пристально вглядываясь в глаза Роберта. Как же она за это время постарела. Нет больше того огонька в глазах, которому поражались бездушные жители городка, поседевшие волосы небрежно лежали на плечах, вечно печальные глаза, пропитанные слезами то и дело моргали, а морщинистые руки дрожали. Она взяла Роберта за руку и принялась нежно ещё гладить, прижимая время от времени своими ослабевшими ладонями. По ее щекам вновь потекли слёзы, которые женщина вытирала белым носовым платком. "Роберт, сынок, все будет хорошо. Все наладится. Я так люблю тебя. - говорила она. - Жаль ты этого не видишь и не понимаешь". И тут внутри тела Роберта будто прошёл разряд в тысячи вольт. Ему хотелось показать матери, что ещё сын с ней, он все чувствует и прекрасно понимает. "Мамочка, я тут! Я с тобой. Это я, твой сын!" - крутилось у него в голове, но вместо голоса было слышно только тяжёлое дыхание. Слюна потекла по его подбородку и мать вытерла ее носовым платком. Все что удалось сделать, так это беспомощно и в то же время неистово шевелить пальцем, но эту деталь женщина не заметила. Вскоре тихий плач перерос в рыдание и визг и мать беспомощно провалилась на диван, закрывая лицо руками. Она выкрикивала имя сына, била рукой по одеялу и заливалась слезами. От такого зрелища у Роберта защемило сердце и заболело все внутри. Жгучая боль пронзала истощенное тело, циркулировала с кровью, так и не находила выход. Когда мать успокоилась, она вновь повернула коляску к окну и обняв сына удалилась из комнаты.
За окном шел ливень. Роберт увидел двух молодых людей, которые по-видимому были парой. Высокий молодой человек держал в руках зонт и улыбался, а его спутница пыталась у его отобрать и хохотала, прыгая вокруг возлюбленного. Вскоре после неудачных попыток она по девичьи встала на носки и поцеловала его. Роберт вновь приуныл. Причём это состояние медленно перерастало в мучительную душевную боль, которая была не мнимой и образной, а самой что не на есть настоящей. Когда-то и он так же гулял со своей будущей женой, они так же дурачились и промокали насквозь, а дома отогревались, пили горячий шоколад и смотрели фильмы. Но теперь он тут. И он почти мёртв. Сердцебиение участилось, глухая боль поражала все неведомые ранее уголки тела Роберта, начиная от кончиков пальцев ног и заканчивая теменем. Он больше не мог вынести этого. Наблюдать за жизнью, находясь в лапах смерти. Он перевёл взгляд на небо. Сквозь серые тучи так же пробивались капли дождя, небо казалось спокойным, дымчатым и недосягаемым. Все вокруг растворялось, приобретая очертания натянутых проволочных металлических струн, которые с каждым вздохом складывались в гармошку. Роберт понял, что что-то не так. Он взглянул на стену и попытался перенести себя туда, к горам, но ничего не получалось из-за пронзительной боли, охватившей все. Все, что осталось медленно уползало с тенью, что отбрасывал книжный шкаф, медленно растворялось в серых цветах и теряло смысл...
***
Перед самым окном замерла старая инвалидная коляска, в которой сидел обездвиженный и укрытый пледом человек. Его глаза бессмысленно таращились в пустоту, рот был приоткрыт, а длинные волосы то и дело приводил в движение тёплый ветер. Но что-то деформировалось, даже в этом бесчувственном и нелепом живом памятнике чувствовалось нечто тёмное. Роберт больше не дышал...Последнее, что охватило квартал чёрного города - это пронзительный душераздирающий вопль матери, переходящий в истерический хохот и нечеловеческий рев.
Плен.
Очередной день близился к концу. Спали оковы рутины, очередного рабочего дня, не предвещающего ничего хорошего. Небо, затянутое чёрными налитыми облаками, лёгкий моросящий дождь и странное ощущение небытия и забвения. Проезжающие мимо автомобили, суетящиеся люди - все это накаляло до такой степени, что мне хотелось бы по скорее окунуться в объятия вечера. Вечера невероятного, пугающего и в тоже время чего-то нового.
Я шел по тротуару, обгаженному грязью и талым снегом, постоянно поправляя подол длинного чёрного пальто. Все вокруг тогда казалось таким страшным и необузданным. Меня пугал этот город, пугали люди, пугало все, что не было связанно с ней и с тем самым вечером. Прохожие жутко смотрели прямо в глаза, которые как будто говорили: "тебе тут не место", "мы тебя ненавидим", "ты не такой, как мы". Я пытался воротить взгляды, смотреть пристально, не обращать внимания...но нет. Город не принимал меня, не принимал моё мироощущение и мое Я. Тысячи душ, образов, отталкивающих и искаженных лиц, агрессивная масса...и один парень в чёрном. Неравное противостояние. Но мне было что противопоставить.
Я спустился по ступенькам в бар, подвальное помещение, которое так прекрасно гармонировало с моим постоянным чувством тревоги и моими клубами мыслей. Лёгкая завеса дыма, крики посетителей и свободный дальний столик. Столик, находившийся там будто специально для меня. Самый нелепый, толстый и кривой. Именно за ним я коротал время в тишине бара. Все было так, как обычно. Угрюмый бармен, шумные и не очень посетители, полутьма и наскучившая музыка из висящих колонок. За стойкой сидели два человека. Пожилой мужчина с бритой головой и молодой парень. Они о чем-то разговаривали, смотрели друг на друга и отчаянно жестикулировали. Звуки эти растворялись в дыме, пьяном угаре и музыке. Я подошёл к бармену и поприветствовав его коротким жестом, заказал виски со льдом, после чего сел за последний столик. Попивая крепкий напиток, я смотрел на трещины, которые рассекали старый стол, словно это каменные ущелья. Справа от меня светила лампа, которая так отчаянно била в глаза своими апельсиново-красными лучами. Надоедливая, постоянно повторяющаяся музыка въедалась в голову, оставляя там прожженный след и липкое воспоминание, из-за которого на выходе из бара мозг был атакован заочно.
В бар зашёл человек. Он выглядел усталым, флегматичным и сонным. Но в то же время в его глазах я заметил неповторимый блеск, синий отлив, который сиял из-под хмурых бровей. Одет он был в серое пальто, волосы были небрежно растрепаны и лицо его украшала двухнедельная щетина. Тяжёлым шагом он подошёл к бармену, заказал вино и сел за соседний с моим столик, бессмысленно уставившись в пустоту. Немного подумав, он достал книгу, какую-то синюю книгу, в которой было множество закладок, и тетрадь. Открыв и расположив все это, он принялся что-то рьяно записывать, отвлекаясь на то, чтобы вкусить дорогое вино.
Но я перестал осматривать незнакомца и посмотрел в сторону входа. Посторонние помыслы вмиг растворились, образуя новую порцию чего-то теплого и манящего, что смешало разум в одну густую консистенцию. Она как всегда была неотразима...Лёгкая, почти воздушная походка, из-за которой казалось, что она будто плывет над поверхностью сгнившего барного паркета. Неповторимая утончённость вкуса, женственность, кошачья осторожность и грация...Она смотрела на каждого посетителя бара. Смотрела высокомерно, унижающе и с долей ненависти, давая понять, что они и волоса её не стоят. Смотрела внимательно, сосредоточено, выискивая последний столик. Завидев меня, она резко обернулась, успев ехидно поразить взглядом мужчину, стоящего у стойки, и такой же порхающей походкой двинулась в мою сторону, сразу же изменившись в лице. Вся тяжесть ее взгляда, абсолютно все, что было до: строгость, высокомерие и осторожность...все изменилось в долю секунды после того, как наши взгляды пересеклись. Она словно освободилась от невероятно тяжёлых и надоедливых оков, которые на нас, каждый день вешают реалии мира и сатира города. Теперь это было ещё более прекрасным... Лёгкая улыбка украсила ее бледное лицо. Улыбка, которая прошивает сознание, полностью овладевая им. Заставляет не отрываясь наблюдать, любоваться и удивляться. Этому невозможно было противиться. Когда она наконец подошла и села рядом, то я почувствовал то, за чем скучал и что хотел целые сутки. Запах дорогого парфюма, невероятную энергетику и пленительную атмосферу, которая витала вокруг неё постоянно. Глаза цвета хризолита сияли при свете тусклого огонька лампы, который отражался в них, рассеиваясь тонкими нитями. Нити эти в свою очередь переплетались в лассо, которым моя таинственная знакомая уже не первый день перетягивала моё горло, что мгновенно замедляло сердцебиение и пульс, давая возможность утонуть в ее бездонных глазах. Она улыбнулась ещё шире, после чего пелена чувств окончательно окутала меня, обвиваясь вокруг тела, не оставляя места, которое было бы открыто для внешнего грязного мира. Хрупкая фигура, невероятная гегемония строгости и женственности...высшая область искушения и притягательности.
Я отпустил стакан с виски и медленно, слегка небрежно, коснулся ещё волос, убирая их со светлых щек, что сделало улыбку ещё более шедевральной. Мне было спокойно, так спокойно, как не было никогда. Только эти минуты я ощущал другой мир, наш собственный мир, где нет и не было места другим, где не было грязи, тлена, гнили и ненависти. В нем господствовала гармония и умиротворенность. Слегка улыбнувшись я посмотрел ей прям в глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на глубине, пробраться в самую душу, погрузиться, стать частью неё. Губы самопроизвольно потянулись к ещё губам и слились в продолжительном и нежном поцелуе, который окончательно добивал все внутри. Отстранившись, она заговорила со мной, от чего я почувствовал то, что я все ещё живу. Ее слова по одному уничтожали все уродства, все недоверие, весь холод...все, что накопилось за томительные часы ожидания. Вечер с каждой минутой перерождал мой разум, мироощущение. С каждым поцелуем, каждым взглядом и с каждым прикосновением все, что было до этого, все модернизировалось и подвергалось изменениям. Эти вечера были лучшим, что когда-либо происходило со мной в этом чужом и безумном мире.
Но прошло время и бар закрывался. Незнакомец, сидящий слева, встал из-за стола, сложил все в потертый рюкзак и вмиг удалился. После чего наружу вышли и мы. И тут меня словно охватил удар. Из нашего уютного и прекрасного мира мы попали туда, куда не хотелось бы возвращаться и под предлогом смерти. Грязь, порок и злоба. Ночной город вновь приветствовал нас, пытаясь показать то, что не код каким предлогом нам не скрыться от его длинных и гибких лап. Когда она покидала меня, казалось, что меня покидает частица души. Пустота, непреодолимое желание все вернуть, депрессия, непрерывно заливающая до краев чёрными мыслями бездонную чащу сознания. Ее не было со мной, но радовало одно: завтра ждёт точно такой же вечер, а вернее ещё более совершенный. С новыми эмоциями, расширениями граней нашего индивидуального мира. А сейчас одно: тёмная комната, алкоголь, одиночество и томительные минуты до следующего вечера.
Так было всю неделю. Неделю она согревала меня, порождала неведомые мне ранее воспоминания. Но в момент очередного вечера я заметил то, что что-то изменилось..
Я сидел напротив и по привычке смотрел ей в душу. Наслаждался каждой минутой, пил и ещё более попадал в ее плен. Но спустя одно мгновение я стал кашлять, что-то ужасное вырвалось из меня. Она резко встала и быстрым шагом опустилась к выходу, а когда я попытался ещё догнать, ноги задрожали, и я рухнул на пол. Все вокруг претерпевало изменения и метаморфозы. Посетители бара резко оглянулись в мою сторону. Их лица перекосило, из открытых ртов показались длинные клыки. Кожа, будто облитая кислотой или магмой разлагалась и слезала. Глазницы пустели. Я попытался закричать, но собственный голос услышан небыл. Люди из бара омерзительно хохотали, бились в конвульсиях и шли на меня. Костлявые руки тянулись, пытаясь достать меня и выдрать все то, что накопилось за эти вечера. Все вмиг стало черно-белым, все затягивалось чёрным и мутным одеялом, поглощая мир в пучину безумия и хаоса. Животный страх. Последнее, что я помнил...
Я проснулся от резкой боли в голове и попытался открыть глаза. Сквозь помутнение и белую плёнку я разглядел человека в медицинской маске и халате, лицо которого было украшено огромными очками с толстыми линзами. Он смотрел на меня и хлопал глазами, а после чего поднял руку. "Пациент номер 74 очнулся, сестра!". Над головой нависла молодая девушка, пытаясь привлечь моё внимание.
- Где она? - еле выдавил из себя я и тут же был сломлен сухим продолжительным кашлем.
- Кто? Кто "она?" - доктор недоумевая пожал плечами.
- Где она, сволочь? Куда вы её дели? - я попытался подняться, но боль пронзила живот, и я с диким криком рухнул обратно, почуяв, как пульс внутри накатывает волнами страха и волнения.
- Вы пролежали без сознания неделю, вас ранили, я не знаю о ком вы... - доктор посмотрел на меня ещё ближе. - Слава Богу вы очнулись. Не пытайтесь вставать, вам нужен постельный режим.
В этот миг мне захотелось умереть. Ее нет... ещё никогда не было... Все это было ложью и выдумкой моего подсознания! Как? Этого не может быть! Я снова в этом мире, я снова там, где меня никто не ждёт и где все меня ненавидят. Снова один, со своей депрессией, переживаниями и страхом. Дьявол надсмехался надо мной, давая осознать всю свою никчемность. Бессмысленное существование, неизбежность скитания и поиска себя. Все, что ожидало меня без неё. Я не хотел жить и пытался закрыть глаза и хоть на секунду воспроизвести её образ. Но все было не то... Она уходила от меня, ускользала и терялась. После чего я повернулся направо и почувствовал, как слеза стекает по носу и падает на подушку. Крах...
Вскоре, через две недели больничной жизни меня выписали и угнетающие дни больничного режима сошли на нет. Я опять вернулся к своим старым проблемам, заботам и полностью ушёл в бездну тоски. Воспоминания о тех вечерах не выходили из меня не на минуту, не давая свободно мыслить и улыбнуться. Я приходил домой, наливал очередную порцию коньяка, напивался и погружался в царство Морфея в ожидании увидеть во сне ее.
Спустя два месяца я как шел с подработки. Те же грязные, окутанные мраком улицы. Те же гнилые и лопающиеся от ненависти люди. Все вернулось на круги своя. Но проходя мимо остановки я заметил знакомое лицо. Вмиг тепло разлилось по моему телу, тепло не от алкоголя, а от той самой атмосферы. Взгляд устремился в сторону, а руки зажали голову и пришлось по глазам. Это был не сон. Я подошёл к ней вплотную и посмотрел прямо в душу. Так, как делал это раньше. Взгляд, за который я был готов отдать половину жизни, чтобы ещё раз им насладиться. Мир, который был лучше любых земных богатств и привилегий.
- Вы...вы мне снились. - она посмотрела так, будто увидела перед собою мертвеца или призрака.
- Вы мне тоже снились. И я вас нашёл. И больше я вас не отпущу.
Нить.
На сегодняшний день почти вся информация доступна рядовому человеку. Но кроме, наверное, той, которая идет под грифом "совершенно секретно". Но есть и особый вид информации, скорее даже из ряда необычной, мистической. Именно таким занимаются они - журналисты. Они рыскают всюду: от интернет-источников, до заброшенных уголков страны только ради того, чтоб их статьи и интервью были оригинальными и невероятными. У одних это получается лучше, у других хуже, а у третьих не получается вообще. Эти амбициозные и хитрые ребята везде и всюду... Им бы подай лишь того, что можно обсудить и о чем написать. Можно где-то и приукрасить, преувеличить - все равно. Лишь бы люди заинтересовались. Таким был и он, М., студент пятого курса. Заканчивал М. факультет журналистики и как полагается каждому студенту должен был писать дипломную работу. Но требовалась не обычная статейка о чем-то повседневном и обыденном, а действительно интригующий и захватывающий материал. М. хотел найти что-то такое, что бы не предоставил ни один студент, так сказать повергнуть в шок комиссию и остальной преподавательский состав. Пока остальные студенты в течении последнего курса жили типичной студенческой жизнью, он собирал информацию и каждый день ломал голову над тем, о чем же можно написать в своей дипломной работе.
Однажды вечером, когда фонарные столбы за окном общежития только зажглись, к нему в комнату подселили паренька-первокурсника. Выглядел он слегка взволнованным и потерянным и его можно было понять. Переступив порог комнаты, худощавый юноша с испугом посмотрел в глаза М. и трясущимися руками бросил сумку в угол.
- Меня зовут З. - тихо проговорил он.
- М. Приятно познакомиться. - спокойно ответил М. - Ты не бойся, проходи, располагайся, жить тебе только со мной, да и то я скоро закончу и уеду отсюда. Никто тебя тут не тронет.
- Злая у вас вахтерша. - нахмурив брови улыбнулся З.
- Да уж... - М. усмехнулся. - Так и норовит на кого-нибудь накричать. Нечего старухе делать, вот и бесится.
Из знакомтсва с З. он узнал, что тот закончил школу с отличием, в течении первого семестра учебы в университете он жил на квартире, но после смерти родителей переехал в общежитие, потому что некому было оплачивать жилье. З. казался ему славным парнем, поэтому после двух дней совместного проживания они сдружились и через два дня вечером за ужином вместе пили пиво, которое в тайне от вахтерши они пронесли в рюкзаках, набитых тетрадями и бумагами. Тогда то М. решил подробнее расспросить З. о его жизни.
- Можно вопрос?
Давай... - непонятно пробормотал З., тщательно пережевывая копченый куриный окорок.
- А почему умерли твои родители? Какая причина? - спросил М. шепотом. - Ты извини конечно, но у меня тоже были неприятные случаи и я готов поведать о них, раз мы будем соседями.
- Разбились. На машине. - не обращая внимания на неудобный вопрос ответил З. - Город у нас такой.
- В каком смысле?
- А в таком... Почти со всеми, кто пытается оттуда уехать что-то приключается. Он как будто никого не выпускает. - убавив тон ответил З. - Мерзкий темный городишко. Мне вот повезло оттуда выбраться, поступив сюда, что очень странно. А вот родителям, решившим переехать, не очень...
- Подожди... - М. вдруг осенило. - Эврика! Как говоришь он называется?
***
Автомобиль очень быстро несся по ровной трассе, показывая 120 км/ч. В тот момент казалось, что древний "ФИАТ" вот-вот развалится на части. Все дрожало и гудело и М. сбавил скорость, внимательно всматриваясь в каждый знак на обочине. "Проклятое корыто. И зачем мне его отдал отец" - буркнул парень и достал из кармана жевательную резинку. С каждой сотней метров, приближавших к городу, было заметно, что погода вносит свои коррективы в планы студента. Когда наконец вдалеке стала виднеться черта пересечения и знак, на котором красовалось название города, тогда заморосил дождь. Капли неистово барабанили по крыше автомобиля, создавая впечатление, будто сотни барабанщиков тарахтят по ней своими барабанными палочками. Вдалеке моментом сверкнула молния. Из-за густых и высоких деревьев, которые находились с левой стороны от автомобиля, выползли черные свинцовые тучи. Подъехав к знаку М. заметил, что тот искошен и почти выбит одной стороной из земли. Дальше испортилась дорога. Колеса загрохотали и чувствовалась каждая кочка. Пару километров ухабистая гравийка менялась с небольшим участком дороги, покрытой асфальтом. В примерно пятидесяти метров впереди М. заметил идущего по обочине человека, напоминавшего вопросительный знак. По-видимому пожилой мужчина с трудом упирался на костыль и медленно брел, даже не оборачиваясь. Проезжая мимо него студент сбавил скорость до 30 км/ч и повернул голову направо. На него уставились два огромных серых глаза. Рот старика скривился в ехидной дрожащей улыбочке и он судорожно облизал губы, кивая головой. От этого зрелища М. вздрогнул и резко воткнул вторую, а потом и третью передачу. "Господи, мне уже не нравится".
Подъезжавшего к ветхому отелю М. уже сопровождал сильный ливень и припарковавшись он в спешке выхватил чемодан и бросился к его дверям. Зайдя внутрь он заметил, что отель был больше похож на больницу, нежели на место, куда можно селить туристов. Но на большее денег небыло. За небольшим уголком сидела пожилая женщина, которая завидев посетителя резко вскочила и начала тепло приветствовать его. Сняв комнату на втором этаже, М. быстро поднялся и открыв ее оглядел пространство. Да, и она была похожа на больничную палату. Одинокая койка советского образца, покосившаяся тумба и высокие двустворчатые окна, залепленные чем-то белым. напротив койки стоял внушительный платяной шкаф, а на полу простилался узорчатый махровый ковер. Обернувшись, М. увидел на полке крохотные телевизор с искривленными рожками антенны, которые так же были чем-то укутанны. Пожав плечами, новоиспеченный временный хозяин номера раскрыл чемодан, достал ноутбук и не раздеваясь уселся в койку. Ему поскорее хотелось начать то, зачем он сюда приехал. Нарыв необходимую информацию о городе, М. собирался встретиться с людьми, о которых слышал из уст З. Все эти люди хотели покинуть город, но по каким-то странным причинам они не смогли этого сделать. Об этом он и хотел их расспросить, встретившись с ними. Намечался отличный материал для дипломной работы. М. знал, что его однокурсники не смогут проявить такую креативность и так подойти к работе, поэтому он был воодушевлен и мотивирован. Он чувствовал себя детективом из фильмов 80-х годов, который будет расследовать нечто необычное. Жажда приключений и любопытство овладевали им с каждой минутой, поэтому к принялся копаться в ноутбуке в поисках номеров телефона, которые в свою очередь для него достал З.. Студент извлек из кармана свой телефон и принялся набирать первый номер. Гудки долго томили его ожидание и наконец, после тяжелого дыхания, в трубке послышался тихий женский голос.
- Слушаю...
- Добрый день, извините за беспокойство, я тот самый студент жур. фака, о котором вам уже поведали...Могу ли я с вами встретиться в ближайшее время?
- Да, можете. - монотонно говорила дама.
- Мне очень неудобно спрашивать, но когда можно это сделать? - заминаясь спросил М.
- Подъезжайте через два с половиной часа... - женщина продиктовала адрес и повесила трубку.
Следующие два часа для М. были, словно два дня. Но, когда оставалось меньше получаса до встречи, студент пулей выбежал из номера, прихватив все необходимое и поспешил завести машину. Проезжая по окраине города он отметил для себя то, что все постройки были невзрачны и обшарпаны. То, что люди были одеты в преимущественно темные и холодные тона. Они, словно персонажи фильмов о зомби бессмысленно двигались в разные стороны. Вернее, лучше сказать "перетекали". Абсолютно пустые выражения лиц, печальные взгляды и тотальное безразличие ко всему, что их окружало. Выкрутив руль почти на 180 градусов, М. свернул в проезд, часть которого была завалена строительным мусором и прочим хламом. "Так. дом 141..." - студент невольно грыз ручку, расположив на руле видавшую виды карту. - "Кажется я на месте". Когда М. вышел из машины, ему тот час захотелось забежать обратно. Из-за потертого серого забора на него смотрели два желтых глаза. Смотрели не с агрессией, а с долей интереса. Это была собака бойцовой породы, но какой именно он не знал. Вдруг послышался звук отворяющейся металлической двери и собака сию минуту исчезла за забором. После этого отворилась калитка. М. встретила женщина, лет 40 от роду с рыжими волосами и широкими скулами. В одной руке у нее красовался бокал вина, а в другой длинный мундштук с вставленной туда сигаретой. М. вмиг опешил и стал теребить рукой уголок карты.
- Ну? Вы ведь тот парень, что звонил мне? - так же тихо спросила незнакомка.
- Да...э-э-э..я..
- Так проходите, не бойтесь, Аргиель уже в вольере. - дама взмахнула рукой, подзывая гостя и вскоре скрылась за воротами.
Зайдя в дом М. остановился и принялся рассматривать открывшийся ему вид. Дом был однокомнатный, но огромный зал, представляющий эту самую комнату был внушителен и необычайно необыкновенен. Стены были обклеены бордовыми обоями с геральдическими узорами, которые переплетались между собой, образовывая в центре нечто вроде щита. Там, где стоял щит, висела трехуровневая лампа накаливания, выполненная в стиле эпохи Ренессанса. Занавески были похожи на множество алых платьев. Они были чрезвычайно пышными и массивными и сразу видно, что делались на заказ. В самом конце зала стояла двуспальная кровать с навесом, с которого свисала точно такая же алая материя. Сам дом был заставлен множеством тумбочек, шкафов, сервантов, через стеклянные дверцы которых можно было разглядеть старинные фото, сервизы и украшения.
- Вы разулись? Верхнюю одежду сюда.. - женщина вальяжно выхватила куртку из рук студента и взгромоздила ее на полку.
- Да. Куда можно пройти?!
- Вон за тот стол, пожалуйста.
Ноги М. вступали по махровому ковру и вот наконец он и его собеседница уселись за прозрачный стеклянный журнальный столик. Незнакомка положила ногу на ногу так, что одна ее нога оголилась до середины бедра. Затем она долила вина в бокал и подперев правой рукой подбородок уставилась на удивленного М.
- Что, господин, вы чем-то удивлены? - прищурившись спросила она.
- У вас красиво... - подвел итог М. - ...и странно..
- Бросьте!..- засмеялась дама. - просто у меня дом. Во всех смыслах этого слова. А не холостятская конура или комната в общежитии.
М. заметил, что дама говорила с неким шармом и явно располагала к разговору. Она была слишком привлекательна для ее возраста, но в то же время это и пугало.
- Мое имя Э. - протянула она не только каждую букву в словах, но и руку, с призывом к М. ее поцеловать.
- М. Студент. Вам должно быть сообщили, зачем я приехал. - М. выполнил просьбу.
- Да... Ну так что вы хотите узнать?! Спрашивайте. Я буду настолько откровенна, насколько я могу быть откровенной. - Э. пафосно улыбнулась и закурила.
- А вы не против, если я буду записывать на диктофон? - поинтересовался студент.
- Пожалуйста, если вам это надобно... Мой голос на записях еще более сексуален.
М. извлек из кармана квадратную электронную коробочку, оснастил ее проводом с петличкой и протянул ее собеседнице. Нажав кнопку он глубоко вздохнул.
- День первый. Жительница города. Э. И так, вы сказали, что вас зовут Э. Сколько вам лет?
- 47 полных. - выдохнув струю дыма прошептала дама.
- Когда вы приехали в этот город? - С удивленными прошлым ответом глазами спросил М,
- В 22.
- Были ли у вас попытки уехать? для чего приезжали? Расскажите все что можно, а когда закончите, то кивните. - студент приготовился слушать.
- Ну что ж... - Э. страстно вздохнула. - Я приехала сюда совсем юной и несмышленой... Эдаким ангелочком, не познавшим дерзости современности. Я приехала работать. Набивать стаж. Я - медсестра. Жила в отеле, работала без выходных, а по выходным ходила на балет и театральные выступления кружка инвалидов... Мне поставили задачу: отработать тут три года, а после вернуться. По продолжительности трех лет ничего необычного не происходило... Будни сменялись выходными, усталость бодростью, день ночью. Но когда срок истек и мне нужно было уезжать, то стали случаться странные вещи. На подходах к вокзалу наше такси попало в аварию и я провела два месяца в той больнице, где я работала. Только уже в качестве пациента. После этого, окрепнув и встав на ноги, я планировала новую попытку уехать. Но оборвал ее он...
- Кто? - спросил М. с набитым ртом, жуя предложенный круассан.
- Любовь всей моей жизни... - ехидно и певуче поведала женщина. - Вернее я так думала. Закрутился роман. Но продлился он не долго, ведь я мягко говоря не однолюбка... Я прогнала его, а когда решила, что пора покидать город, то узнала, что в положении... Так прервалась моя вторая попытка. Я родила. Родила двух очаровательных мальчика. Близнеца. И когда им исполнилось по 5 лет твердо решила, что нужно уезжать. Собрав вещи, я поехала за ними в детский сад, оттуда мы собирались сразу же вызвать такси на вокзал. Но когда я приехала, меня ждала ужасная новость... Мои дети сгорели в общей спальне вместе с двенадцатью другими... Это подорвало мою психику на тот момент и последующие 10 лет посещала различные психотерапии и сеансы. И спустя годы я оправилась, окрепла. Больше я не хочу покидать город, потому что он окончательно вошел в мое сердце. Я стала практически его символом... Таинственность, тьма...
Заметив, что Э. кивнула и затушила сигарету, М. остановил запись.
- У меня слов нет.. Как вы после всего этого сохраняете себя? Откуда столько радости? - поинтересовался студент.
- Подчини себе среду, если не хочешь, чтобы среда подчинила тебя. - улыбнулась Э. - Правила слишком просты: играй без правил!
Вдруг Э. резко положила свою руку на грудь М. и поднялась со стула. Она изогнула спину, словно дикая кошка и потянулась губами к губам своего собеседника. Парень рефлекторно отдернулся. Да так, что чуть не упал со стула.
- Что вы делаете?!
- Брось, милый, ты же этого хочешь.. - прошептала уже стоящая рядом Э. - У тебя глазки горят. Я в них увидела похоть..
М. сорвался с пола, выхватил со стола шнур с кассетным диктофоном и со всех ног пустился к выходу, прихватив с полки куртку. Выбежав во двор, он пронесся мимо вольера с собакой и наконец оказался возле машины. Хлопнув дверью "Фиата", он принялся судорожно крутить ключом в замке зажигания. Когда двигатель взревел, он поднял голову и увидел Э. Она стояла в 30 метрах от машины, манила его пальцем и сладко облизывала губы. М. переключил передачу и старая иномарка рванула задним ходом, задев пластиковый мусорный бак с какой-то макулатурой. Отошел от произошедшего М. уже на полпути домой, с трудом все переваривая в мыслях. "Почему я убежал? Она была слишком привлекательна... Но одновременно жуткая и холодная.."
Всю ночь в отеле М. провел в раздумьях по поводу дамочки Э. Неужели все те люди, с которыми ему предстоит вести беседу, такие странные? И что это за город такой? Может зря он взялся за все это... Он мог сейчас развлекаться в общежитии: выпивать, читать журналы, играть в настольные игры, а потом сдать типичную дипломную работу, за которую бы получил "отлично". Но нет... его потянуло на авантюру, он бросил вызов не сколько остальным, а сколько себе и отступить - значило разочароваться в собственном Я. А М. - парень не из тех, кто просто так может сдаться. Ему предстояло встретиться еще с четырьмя людьми и выжать отсюда максимум информации. С этими мыслями он и уснул.
Но его ожидания не оправдались. Три человека оказались не более чем неудачниками и лодырями, не сумевшими перебороть свои пороки. Тут не пахло абсолютно ничем мистическим, лишь жалким стечением обстоятельств. Именно с этими людьми З. его жестоко подвел. Пришлось тратить свое драгоценное время на выслушивание фентезийный баек о родственниках и их пристрастиях, нежели на получение полезной информации. Тогда оставался еще один человек, который, судя по голосу был чем-то болен.
Когда М. подъехал к многоэтажному обветшалому дому, его уже ждал человек, сидящий на лавочке у подъезда. Выглядел он мягко говоря нездорово. Он был одет в длинное серое пальто с кожаными рукавами и "стоячим" воротником, потертые синие джинсы и тяжелые ботинки. Его волосы были небрежно убраны назад, но часть из них все равно непослушно вздымалась к верху. Его лицо выдавало умиротворение и спокойствие, потому что при виде М. не одна мышца лица не пришла в активности. Примерно недельная щетина скрывала уголки тонких губ, а длинная слипшаяся прядь волос лезла на правый глаз. Сам мужчина был около двух метров в высоту, широкоплечий, с большими ладонями, которые в рукопожатии сильно сжали тонкую руку М. Но в то же время он выглядел весьма больным. Мертвенно-бледная кожа шелушилась почти на всех открытых зонах, а синеватые губы дрожали при любом, даже легком порыве ветра.
- Я Д., писатель. - добродушно кивнул мужчина.
- М. Поднимемся? Помощь нужна или вы сами? - любезно предложил М.
- Сам, мне то и пятидесяти нет, просто выгляжу так, будто слегка передержали в криогенной камере. - ухмыльнулся Д. и уперся на трость, которая выскользнула из-за его ноги.
Это была не обычная трость.. Нижнее основание ее было тонким и по мере возвышения уплотнялось. На середине ее однородность обрывалась и к верху она вздымалась уже тройным переплетением деревянных узоров с ярко-желтой гравировкой, выполненной на латыни. Завершала е это творение ручка, за которую дрожа держался Д. Она представляла собой змею, закрученную в символ уроборос. Д. видимо заметил интерес М. к своему аксессуару и флегматично выдал: "Подарок друга. Вот позавчера пришла весть о смерти. В Италии похороны были...". М. молча кивнул.
Когда они зашли в квартиру, писатель, к удивлению парня резко спохватился и принялся суетиться, расставляя посуду со сладостями и накрывая стол. "Сейчас чайку попьем, поговорим, вы пока осмотритесь.." - бормотал Д. себе под нос и вскоре уселся за дубовый стол, пригласив гостя к обеду.
В отличии от сумашедшей Э., скромный писатель не держал в квартире всякой диковинной утвари и она смотрелась по проще, но все же жилище выдавало себя за место обитания творческого человека. Книги, тетради, обложки... ими было заложено практически все помещение: от столов и комодов, до пола и дивана. На стене красовался турецкий ковер, который то и дело приманивал к себе взгляд М., а в самом центре одной из комнат стоял небольшой столик, одна из ножек которого так же была подперта стопкой книг. На нем взгромоздилась солидная печатная машинка старого образца. Как говорится раритет чистой воды. Она собирала вокруг себя исписанные листы, словно долголетняя яблоня молодые деревья. На противоположной стене красовалась косо прибитая полка, на которой боком стоял старинный словарь древнескандинавских символов и фотография. С нее, прямо в глаза парня смотрели два человека. Среди них он узнал Д. На фото писатель смотрелся человеком, полным жизненной энергии и амбиций, уж слишком широка была его улыбка. А рядом с ним стоял мужчина небольшого роста, с бритой наголо головой и голубыми глазами.
- Присаживайтесь. - Д. повторно пригласил к столу.. - И спрашивайте что угодно. Мне, увы, скрывать нечего.
- А можно включить диктофон?
- Хоть студийную видеоустановку...лишь бы вам было удобно.
М. очень импонировало то, как писатель вел беседу. Хоть он и выглядел сурово и загадочно, но манеры этого человека были заточены до совершенства. Впервые М. видел в этом городе настолько культурного, простого, но одновременно влиятельного и интеллигентного человека. Видимо он был мастером своего дела, но почему М. ни разу не читал его произведений?
- Так о чем поговорим, уважаем..- вдруг Д. резко начал кашлять. Его лицо покраснело, а кашель перерос в обрывистую хрипоту. Писатель резко вскочил с места, подбежал к дивану и принес к столу какой-то рюкзак. Расстегнув молнию, он достал баллон и ингалятор, в который совершил три глубоких вдоха. Вскоре ему полегчало. - Об этом я тоже расскажу, если желаете.
- Эмм...хорошо. - М. установил на столе прибор записи. - Я пишу об этом городе. Я - журналист, студент. И мне хотелось бы узнать: правда ли, что этот город невозможно покинуть, если жил тут какое-то время?
Писатель замолчал. Но затем, подвинув к себе пепельницу и закурив, уселся в кресло поудобнее и сложил руки в крест на груди.
- Да, друг мой. - Д. перешел на полушепот. - Это сущая правда. Это более чем правда. Правда, разрывающая сознание науке и подрывающая мировоззрения!
- Что вы имейте ввиду? Расскажите об этом по подробнее...
- Начну, пожалуй, сначала. Я - довольно известный в прошлом писатель, лауреат многих наград, автор культовых сборников. И попал сюда я уже достаточно сформированной личностью. После наших многолетних кропотливых трудов, я и мой друг все-таки обрели заслуженную волну читателей и дела у нас пошли в гору. Мы организовывали презентации, мероприятия, давали интервью. Переехали жить за границу. В частности, я жил в Штатах. И все было хорошо, пока меня не накрыл на тот момент мой первый серьезный творческий кризис. И чтобы снова творить мне нужна была разгрузка, новая обстановка, вдохновение. А для написания нового романа этот город был как нельзя кстати... Я переехал сюда, как тогда думал, что на время. И первым знаком свыше было то, что на въезде я каким-то образом потерял почти все сбережения, которые брал с собой...
- И как же вы жили? - интересовался М.
- Я попросил друга прислать мне денег, естественно. Но ни одна посылка и не один перевод не доходил. Даже на карту. А в центральной службе переводов этого города мне сказали, что их и вовсе не было, хотя коллега уверял, что был. И не один. Потом я понял, спустя много лет... Этот город ровняет всех! Тут нет богатых, тут нет бедных, тут нет хороших, а соответственно нет и плохих..
- Интересно... - М. почесал подбородок.
- Меня это заинтриговало и показалось, что вдохновение скачет ко мне семимильными шагами.! - Д. развел руками, случайно выронив сигарету. - И я решил попытать судьбу. Устроился работать в местную газетенку, чтобы иметь хоть на хлеб и воду, хотел в собственной шкуре освятить своего героя. То есть я по сути так же как и вы: ехал сюда за сюжетом. Тогда же я нашел старичка, который согласился снимать мне комнату. Эту, в которой мы с вами сейчас сидим. Я ему сразу понравился и поэтому он оставил мне квартиру после своей смерти. Но все пошло не так, я захотел проведать товарища и попытался выехать из города. Трижды происходили странности: ломалась машина, терялся билет, отменяли рейс! И тогда я позвал его в гости, но он каким-то образом не смог найти сюда дорогу. На этом попытки иссякли. Тогда я встретил девушку. И полюбил ее настолько сильно, насколько может человеческая душа. А она, как вы знаете, безгранична.. Мы прожили тут 6 лет. И это самые лучшие 6 лет за всю мою жизнь...
- И?
- И однажды она пропала. Я не спал ночами, три дня рыдал, потом уже оставлял надежду на то, что ее найдут... - писатель замолчал.
- И нашли? - М. вытащил из пачки сигарету и закурил лишь для поддержания компании.
- Да... Но мертвую. Изуродованную так, что хоронить пришлось в закрытом гробу. Я долго не находил себе места, бросался на соседей, вел себя неадекватно. И следующие 6 лет своей жизни я провел в лечебнице. А это самые ужасные 6 лет в моей жизни. Я вышел и оставил надежду. И год назад, когда я уже принял вызов и попытался бежать из города, на самой границе в автобусе у меня случился приступ. Меня сняли с рейса, вернули домой и направили в больницу. И что вы думаете? Рак. Поэтому я дышу только через эту хрень. - Д. протянул ингалятор.
- Господи.. - история писателя поразила М. настолько, что тот не мог связать и двух слов. - Вы оставили надежду? Так же нельзя!
- Это нить, сынок! И эта нить оборвется нескоро, помяни мое слово. Без разницы сколько будет бессильных потуг... Главное, что если ты не принимаешь город, то станешь частью его пейзажей: земли, травы, деревьев. Мне остался месяц, мой юный друг, а потом и я постигну сей житейской мудрости.
Д. встал, зевнул, изогнув спину и подошел к окну. После чего он отстранился и приманил пальцем М. "Это за вами?" - вежливо спросил Д. Студент подошел к окну украдкой и обомлел. За окном стояла женщина с рыжими волосами, широкими скулами. Ее бардовое платье сочеталось с пейзажем, а руки дрожали, сжимая мундштук с сигаретой. Она смотрела М. прямо в глаза, страстно облизывая алые губы...
***
На стене красовался турецкий ковер, а в самом центре одной из комнат стоял небольшой столик, одна из ножек которого так же была подперта стопкой книг. На нем взгромоздилась солидная печатная машинка старого образца. Как говорится раритет чистой воды. За печатной машинкой восседал худощавый мужчина и дрожащими руками что-то судорожно печатал, отпивая из треснувшей бутылки текилу. Он так и не вернулся в город, так и не сдал дипломную работу, так и не закончил университет. В лице мужчины было не узнать того М., который когда-то поражал окружающих своей целеустремленностью и амбициозностью. Он доживал и тлел, угасал после многочисленных попыток покинуть город. И единственным пристанищем был дом, оставленный ему в подарок новообретенным тогда другом, потрясающим человеком и писателем от Бога.
М. поднялся из за стола, вырвал лист из объятий печатного раритета и подошел к тому самому окну. Распахнув гнилые створки, которые разошлись с противным скрежетом, он в последний раз посмотрел на мятый листок, перед тем, как развеять его прах по ветру. Заставить стать частью пейзажа... Надпись гласила: "Это нить, сынок! И эта нить оборвется нескоро, помяни мое слово. Без разницы сколько будет бессильных потуг... Главное, что если ты не принимаешь город, то станешь частью его пейзажей: земли, травы, деревьев"
Тайна.
В тот день кафе "Н...т" было как всегда открыто. Когда рабочий день основной массы людей города подходил к концу, сотрудники данного предприятия общественного питания только занимали свои рабочие места. Вывеска-транспорант мерцала крохотными разноцветными огоньками, устилающими основу букв, из которых состояло название кафе. При взгляде с улицы, можно было заметить, что внутри заведения горел по истине необычный свет, не такой, который пробивался сквозь шторы окон окрестных девятиэтажных домов. Этот свет был необычен тем, что от него исходил приятный розоватый отлив, успокаивающий перегруженное зрение и нервную систему. Свет будто манил зайти внутрь, протекал сквозь расщелины разума, блокируя иные потоки мыслей. Все сводилось лишь к тому, чтобы прохожий позабыл о целях своего похода по городу и зашел перекусить в странное кафе. Наверное, в этом освещении был секрет успеха и популярности заведения.
Так думал Альберт, который как раз туда и направлялся. Он стоял перед входом и судорожно втягивал в себя остатки дыма дотлевающей сигареты. Выбросив ее, мужчина поправил галстук, посмотрел в карманное зеркало, прилизал рукой волосы и наконец-то отворил дверь. Завидев Альберта, угрюмые посетители синхронно оторвались от своих дел и повернули голову в его сторону. Альберт вяло махнул рукой и почесав гладко выбритую щеку скорчил гримасу, изображая недоумение. Интерес посетителей мгновенно иссяк, и они принялись дальше суетиться, общаться и поглощать пищу. Шум нарастал и забивал всю атмосферу заведения. Альберт размеренным шагом подошел к своему столику и подманив официанта пальцем присел за него. Столики были небольшие, сделанные из тонкого дерева, на котором красовался и вился некий "пожеванный" орнамент, состоящий из листьев винограда и закрученной спиралевидной лозы. Стулья были сделаны в таком же стиле. "Какие же они неудобные" - подумал сразу же Альберт, снимая пиджак и вешая его на спинку стула. Наконец черноволосый и смуглый официант подошел, демонстративно кивая головой в знак того, чтобы клиент озвучил заказ. Он достал из кармана ручку, щелкнул, шмыгнул носом и приготовился записывать. "Мне пожалуйста куриные крылышки в фирменном соусе с зеленью, салат "Чешский" и бутылку этого вина." - Альберт ткнул пальцем в меню. Официант записал, кивнул и поспешил прочь, но тут же был подозван какой-то парочкой. Выслуша то, что шептал ему на ухо тучный посетитель, официант развел руками, покосился на Альберта и ушел куда-то в сторону уборной. Речь наверняка шла об Альберте, но тот предпочел пропустить данный случай мимо себя и достал из кармана гаджет, который "разрывался" от противного высокого рингтона. СМС сообщение гласило: "Я уже еду. Буду через 20 минут". Мужчина выложил телефон на стол, сплел кисти рук между собой и принялся судорожно обкручивать один большой палец другим. Когда наконец его заказ принесли и разложили все на стол, он налил вино в округлый бокал и принялся за еду. Вкус крылышек сегодня был особенно приятен. Чувство голода постепенно сошло на нет и Альберт принялся за салат. Добив порцию, он оперся на спинку стула, уселся удобнее и потягивал сложенными в трубочку губами красное вино. Допивая третий бокал он взглянул на часы. "Прошло уже полчаса, а ее нет! Вечно опаздывает" - подумал он и от досады закатил глаза.
Следующие 10 минут томительного ожидания прошли для него как 10 часов и увидев очертания женской фигуры за полупрозрачным стеклом он наконец успокоился. Дверь отворилась и в кафе зашла стройная высокая блондинка в ярко-красном платье и с черной сумочкой, усеянной стразами, переливающимися блекло-голубоватым оттенком. Улыбнувшись, она, стуча каблуками, подошла к столику Альберта и уселась прямо напротив него, вглядываясь в его глаза.
- Как всегда. Если ты не опоздаешь - это не ты. - проговорил мужчина и наполнил второй бокал вином. - Поешь?
- Нет, спасибо. Не хочу. Но, пожалуй, выпью. - девушка грациозно выхватила бокал из рук Альберта и поднесла его к губам.
- Ты прекрасна, Ева. - он улыбнулся своей собеседнице и вздернул брови вверх.
- Любишь же ты констатировать очевидное, любимый. - шутя сказала она.
На лице Евы прослеживалась легкая нотка волнения и даже паники. Она то и дело поджимала губы, смотрела на свои ногти и отводила взгляд от собеседника на бокал, в котором водоворотом кружило вино. Ева тяжело дышала и суетливо теребила чехол мобильника.
- Ну... Я не просто так отобрала у тебя время. Мы виделись пол дня назад, но это срочно. - сказала она.
- Что-то случилось? Я же просил говорить тебе все, что тебя беспокоит. - озабоченно говорил Альберт.
- Я ждала этого разговора. Давно хотела открыть тебе все. - растерянно шептала Ева, слегка улыбаясь.
- Ты о чем?
- Альберт, мы уже год вместе...
Альберт недоумевающе смотрел на свою спутницу и часто моргал. Сегодня, когда он отпустил подчиненных с работы и засиживался с бумагами, к нему заявилась Ева. Выглядела она как обычно: игрива, слегка наивна, нетерпима и мила. Она ждала его и после чего они уехали к ней домой, где придались любовным утехам. Она была настолько привычна ему и отзывчива. Но что с ней творится сейчас? За год отношений она ниразу не говорила загадками, ее речь была отточена и прямолинейна, а сейчас она будто сама не своя...
- Я должна тебе кое-что рассказать. Кое-что очень необходимое, мне было сложно решиться на этот разговор, ты небыл готов... - говорила она.
- Говори скорее...
Альберт уже прокручивал в голове всевозможные варианты того, что может сказать Ева: от расставания, до беременности. Но он не боялся. Девушка была для него не столь важна, ведь он бизнесмен, известный человек в узких кругах, и он может отыскать себе сотни таких же. Он не испытывал к ней абсолютно ничего, лишь некую привязанность. С ней ему было спокойно и душа его отдыхала от всей суеты. В этом было счастье Альберта. В том, что у него есть женщина, определенный общественный статус, деньги. Ева была лишь сосудом, который восполнял недостающую ячейку его жизни. Из таких ячеек, собственно говоря, и состояла его жизнь. Но что-то настораживало Альберта. что-то не давало покоя ему в тот момент, когда Ева вошла в кафе и села перед ним.
- В общем так: на самом деле меня нет... - Ева опустила глаза в пол.
- Что? Что ты несешь? - Альберт возмущенно жестикулировал.
- Меня нет, понимаешь? Меня не существует, Альберт... - продолжала она.
Это было похоже на какую-то злую шутку. Злую, нелепую и не смешную шутку. Что говорит эта девушка? Где логика в ее словах?
- Как это? Вот ты, передо мной. - Альберт с удивлением указал двумя пальцами на нее.
- Просто. Ты понимаешь, все то, что ты видишь перед собой - иллюзорно. Все, что ты чувствуешь, что ты ешь, все твое окружение - самообман. - Ева улыбалась.
- Что?! Ты совсем с ума сошла? Тебе нельзя пить!
- Послушай. - на полном серьезе говорила Ева. - Послушай и не перебивай...
- Хорошо. - Альберт демонстративно сложил руки крестом на столе.
- Ты сейчас живешь своей мечтой. Именно об этом ты мечтал всю свою жизнь. Автомобиль, влияние, деньги, большой дом. На самом деле у тебя этого нет, понимаешь? Это мираж. Игры твоего подсознания. Это то, что ты пытаешься выдать за желаемое, но по какой причине все так реально, можешь узнать лишь ты сам. Вот вспомни как мы познакомились... Ты помнишь, как я появилась в твоей жизни? - с укором говорила Ева.
- Нет...
А ведь реально... Альберт вдруг понял то, что он не имеет не малейшего понятия о том, как он познакомился со своей девушкой. О том, как он ее встретил и почему они вместе. "Что происходит? Что за чертовщина" - думал он.
- А работа. Ты помнишь то, с чего ты начинал? Помнишь время до того, как стал большим начальником? - Ева не унималась и каждое ее слово было ударом по мозгу Альберта.
- Не помню...
- А помнишь ли ты, что было, пару лет назад вообще?
Не помню! Не помню! - Альберт бил кулаком по столу, хватаясь за голову, от чего волосы его приобрели неопрятный вид.
Он ничего не помнил. И как? Как он не задумывался об этом? Почему он понял только тогда, когда его ткнули лицом в элементарное? Вся жизнь, все то, чем жил Альберт, и даже земля уходила из под ног. Но он заметил странную особенность. Посетители не обращали никакого внимания на его крики, хотя он кричал в полный голос и уж хотя бы один человек машинально должен был повернуться к нему. Но нет... Они все так же занимались тем, чем занимались и до того, как зашла Ева.
- Почему?.. - начал Альберт. - Почему они не смотрят на нас?
- Я так хочу. - резко захохотала Ева. - Видишь того толстого мужчину, который шептал о тебе официанту?
- Да...Постой, откуда ты...Тебя небыло же... - но Альберта прервал голос его собеседницы.
- Смотри! - Ева щелкнула пальцами.
Внезапно толстяк и его спутница вместе с едой и одеждой исчезли. Они будто испарились в воздухе. Их стол пустовал, как будто там никого и небыло. Посетитель исчез на глазах Альберта и у того от неожиданности отвисла челюсть.
- Я же говорила? А ты не верил, любимый. - улыбалась Ева. - Я могу и так.
Девушка громко хлопнула в ладоши. После чего, увиденное подвергло Альберта в шок. Все, абсолютно все посетители исчезли. Столики пустовали и выглядели так, будто кафе уже закрылось и все ушли. Альберт вскочил с места и с ревом откинул свой стул назад, отходя ближе к стене, судорожно хватая воздух в ее поисках. На лице его читался панический ужас, его губы дрожал, а брови сложились треугольником.
- Счастье иллюзорно, Альберт. - говорила Ева уже грубым скрипучим мужским голосом. - Тебе пора бы повзрослеть, друг мой, вернись в реальный мир. Ты - ничтожество. Ребенок, заблудший в собственных мечтах, непутевый странник. Вот она - тайна твоей жизни. Твоей никчемной и бестолковой жизни.
Щелчок. Тьма. Пустота...
***
После того, как он очнулся, в нос ударил едкий больничный запах. В глазах все плыло, образуя странного вида линии и круги. Даже моргая он не мог избавиться от того, что предстало его взору. Пролежав 15 минут в таком состоянии, наконец, к нему вернулось зрение. повернув голову Альберт заметил, что привязан толстыми канатными веревками к постели. Он попытался отдернуть руку, но попытки оказались тщетными. Оглянувшись, он обратил внимание на розоватый отлив стен, который д сих пор будоражил его сознание. "Где я?" - закричал он. Сразу после этого послышался чей-то топот и гулкий звук ботинок бегущего человека. В комнату ворвались двое человек. Молодая хрупкая девушка и полный мужчина с седой бородой. Они были облачены в белые халаты и в руках держали какую-то емкость, заполненную медицинским оборудованием.
- Вы очнулись? Как самочувствие? - монотонно спросил доктор. - У вас опять провалы в памяти? Амнезия - редкое явление, Франц, вы, наверное, забыли все вновь? Я ваш психиатр.
- Франц? - прошептал мужчина. - Франц...
- Да, ваше имя. - робко подтвердила медсестра.
"Фрааанц!" - протяжно заорал пациент. Крик стал переходить в омерзительный рев. Его тело извивалось на койке и билось в конвульсиях, слюна летела брызгами изо рта. Нечеловеческий ор заполонил пространство и окатил больничные коридоры.
"Сестра, очередную дозу препарата ему, он похоже вновь обезумел..." - закричал доктор. Медсестра достала пятикубовый шприц и ввела иглу в жилистую руку, которую держал доктор. Постепенно тело пациента ослабело, и он рухнул камнем в кровать вывалив язык на нижнюю губу...
***
Дин стоял посреди тротуара, охваченного движением бесчисленных потоков прохожих. Он вглядывался в каждого из них, в надежде увидеть нужного ему человека. Наконец, среди них он разглядел очаровательную блондинку в ярко-красном платье. Она под давлением толпы шла вперед и широко улыбалась Дину. Когда она подошла вплотную, мужчина поцеловал девушку и посмотрел на нее.
- Ну что, Мария, идем? Мы многое должны успеть сегодня - Дин восторженно трогал ее светлые волосы, которые лежали на ее плечах.
- Да, любимый...
После того, как Дин отвернулся, девушка злорадно и дико усмехнулась, но когда он повернулся, то увидел перед собой всю ту же ослепительную улыбку.
- А что за тайна, которую ты постоянно упоминала? - поинтересовался Дин.
- Придет время и ты все узнаешь. - Мария поцеловала в щеку возлюбленного и они, взявшись за руки, пошли туда, куда следовала толпа.
Приложение
Дмитрий Карыгин
Остановка во мраке
Яркая синяя молния прошлась по ночному небу, оставляя после себя оглушительный гром, стремилась к своему закату. Этот грохот привел меня в чувство бодрости, которого мне так не хватало за рулем автомобиля. Придя в более-менее сознательное состояние, передо мной открылась по истине красивая картина за лобовым в капельках дождя стеклом.
Под пасмурным ночным небом, которое напрочь закрывало свет луны, светили огни приближающегося города. А дорога, отражающая свет заставленных по краям фонарными столбами, словно манила меня туда.
До прибытия оставалось каких-то пару часов. Часть моей работы заключалась в посредничестве между группой лиц. На тот момент, да и сейчас меня это более чем устраивало. Тем более денег своих брать не приходится: все расходы в пути покрывают мои работодатели, коеми являются в основном кампании. У меня было ровно столько денег, сколько было необходимо для снятия номера в отеле, для заправки машины и для еды.
Уже на въезде в город я начал задумываться о том, как лучше всего вести переговоры и что самое важное, как себя подать. По своей натуре я мечтатель, фантазер, в общем, как хотите, так и называйте. В те минуты я настолько увлекся процессом воображения и моделирования ситуации, что не заметил как врезался в телефонную будку.
Вмиг придя в реальность, я обнаружил дым из-под капота и помятую будку.
- Фууух… Хоть никого не было, и на том спасибо. - сказал я с облегчением, подходя к будке, размахивая руками, стараясь разогнать клубы дыма.
Следующей мыслю стал вариант о поиске автосервиса в половину первого ночи. К счастью в конце квартала стояла доска с объявлениями и рекламой. Тут же предо мной стоял вариант о поиске нового ночлега, так как почти все деньги придется отдать на ремонт машины в кратчайший срок.
Я оказался прав. Действительно, почти все деньги были отданы за починку. На моих часах был ровно час, когда я вышел из сервиса со словами мастера о том, что машина будет готова завтра после полудня.
Я достал телефон и набрал номер отеля с целью отмены брони. Звук набора сопровождал шум двигателя автомобиля и веселой пьяной компании напротив меня, по ту сторону дороги.
Приложив телефон к уху, я слушал мелодию, которую обычно заменяют вместо простых гудков.
Ответ последовал довольно быстро. После приветствия одного из персонала отеля я сказал:
- Добрый вечер. Я хотел бы отменить бронь номера сто двадцать четыре. - говорил я, перебирая под ногами мелкие влажные от дождя камушки с прилипчивой мелодией отельного гудка.
- Хорошо. Вы не могли бы сказать с какой целью?
- Нет денег.
По ту сторону телефонной трубки чувствовалось недоумение:
- Эмм… Хорошо, приятного вечера.
- Спасибо. - сказал я, нажимая на сброс вызова.
После чего я полез в карман пальто за объявлением о сдаче комнаты в каком-то неизвестном мне районе. Это единственное, что я мог себе позволить на тот момент при наличии данных средств.
- Да! - раздался режущих слух грубоватый женский голос.
- Здравствуйте. Я по поводу квартиры.
- Да, кончено. Ключи возьмешь у соседки и деньги ей отдашь. - резко оборвала дамочка, повесив трубку.
Мне ничего не оставалось делать, как поймать такси и поехать по адресу.
То, что я увидел по приезду совсем не впечатлило меня. А точнее полностью поменяло мое представление об этом городе.
Ветхие кирпичные дома стояли по краям дряблых дороги и валяющегося там же мусора. На весь квартал было пару работающих фонарей, свет которых был настолько тусклый, что мог придать этому кварталу вид не гниющего района, а скорее старого, величественного европейского города. Если бы, собственно, не мусор и не населяющие это место пьяницы. Однако мое внимание привлекла молодая девица в леопардовой юбке, красной кожаной куртке и ярком макияже. Ее глаза явно выражали печаль, но из-за количества теней мало возможно было понять так это или нет.
Я почувствовал, как в одно мгновение мое нутро наполнилось презрением к этому месту. И ко всему вообще. Единственное, что еще придавало этому месту свет - это пару магазинов и бар, из которого вываливались окровавленные люди, потому что кто-то там сжульничал в картах.
Наконец дойдя до нужного дома, я поднялся на четвертый этаж через парадную. И взяв ключи и расплатившись с соседкой, я открыл дверь и зашел в комнату.
Резкий табачный запах вцепился словно когтями в мои носовые рецепторы. Я не стал снимать свои вещи сразу, а решил оглядеться вокруг, осмотреть квартиру.
Коридор был довольно длинным. Он вел прямо к балкону. Справа от меня была комната и туалет, слева - кухня. Найдя включатель, я принялся зажигать свет. Но ничего не произошло. Потом, как я понял, он просто не работал в коридоре.
Пройдя чуть дальше, я решил начать с комнаты. Старая двухместая кровать, вид которой отбил у меня сон, стояла спинкой по центру к стене. Вот и весь интерьер, который был на фоне ободранных обоев и заплесневевших стен. В этой комнате каждая деталь бросалась в глаза. Каждый изъян, каждая трещина в стене. В центре потолка висел всего лишь один патрон, с вставленной туда лампой, свет которой заменял свет солнца, делая его до боли отвратительным.
Теперь прилипчивая мелодия пропала, остался только треск волокнистого паркета коридора, который привел меня на кухню. На кухне была такая же ярчайшая лампа. И такие же зеленые вперемешку с желтым стены. Имелся там небольшой столик с парой табуретов, сколоченных наспех. Слева от меня вряд стояли кухонные стоили, на которых имелась одна электроплита к двумя конфорками, несколько столовых принадлежностей и ржавая раковина, на поверхности которой обитало несколько тараканов. Вода с крана капала так, что пришлось налить в единственную кастрюлю воды и оставить ее прямо под краном, чтобы вода, попадая в наполненную кастрюлю не выдавала звук.
Гниющий пол теперь привел меня к уборной. Там картина была такая же: грязь, ржавчина и канализационная вонь вперемешку с осевшим здесь табаком и опадающей голубоватой плиткой. До балкона добраться так и не удалось, потому что он был завален всяким хламом. Мне хотелось поскорее уснуть, дабы пропустить весь этот кошмар.
Я не стал снимать с себя одежду и лег на кровать, чувствуя скрип пружин и вместе с ними то, как некоторые из них покалывают ногу. Я провалялся около часа. Даже чуть не уснул, однако по ту сторону стен начала стучать кровать, от чего я быстро встал и не раздумывая вышел из этой квартиры, закрыв за собой двери. Мне хотелось прогуляться, поесть и выпить чего-нибудь, чтобы крепче спалось.
Спускаясь вниз, я раздвигал ногами пустые бутылки и пакеты от разных закусок и пробирался сквозь пелену дыма. Выйдя на улицу, я первым же делом вдохнул полной грудью. Воздух здесь был все же чище по отношению к дому.
Закурив сигарету, я пошел прямиком сбавляя темп, в универмаг, стоящий на углу квартала.
Старый беззубый продавец удивился мне и как-то странно поглядывал в мою сторону. Вероятно, мое появление в этом зловонном квартале действительно вызвало у него некое недоумение.
А я тем временем бродил между стеллажами с продуктами под холодным светом ламп.
Взяв пакетик сырных снеков и содовую, я направился к кассе. По пути мне встретилась маленькая девочка лет шести, стоявшая около стеллажа с конфетами. Совершив свой выбор, она побежала к маме, стоявшей в свою очередь напротив стеллажа с алкоголем.
- Мама! Мама! Купишь мне вон тех конфет? - спросила девочка маму издавая милый детский голосок.
- Отстань! Господи, сколько проблем от тебя. Ты можешь хотя бы ненадолго оставить меня в покое? - кричала мама в ответ. Ее голос напоминал скрежет стекла по металлу. Взяв первую попавшуюся бутылку водки, она пошла к старому продавцу, тянув за собой воротник потрепанной детской курточки, которая надета на ее дочь.
На лице девочки не было ни печали, ни грусти. По ее лицу можно было понять, что она привыкла к такому отношению своей матери.
А я тем временем последовал за ними с целью оплатить покупку. Подойдя к кассе, я остановился около той самой женщины. Выглядела она неприметно. Однако единственная деталь в виде выпуклого живота заставила смотреть на нее с еще большим отвращением. Вероятно, она была на четвертом месяце беременности.
После оплаты своей покупки, я вышел из магазина, и предо мной вновь отрывался вид мерзкого квартала с летящим от ветра мусором. Спать мне по-прежнему не хотелось. Весь сон перебивало представление о той квартире и мыслью, что нужно непременно выпить, дабы притупить ощущение своей ущербности от того, что нахожусь по среди грязного, воняющего мочой котла.
В магазин возвращаться не хотелось, и я пошел в бар напротив.
Тусклый свет этого заведения давал хоть какой-то уют этому месту. Я подошел к барной стойке и заказал стакан дешевого виски. Взяв стакан, я пошел за свободный столик в конце зала. На свободный стул я положил свое пальто и вытащил из сумки тот самый пакетик снеков. Сев напротив, я стал оглядывать этот бар.
Самое светлое, что здесь было - это стеллаж с алкоголем и светловолосая барменша, которая была протирала стаканы после дурно пахнувших пьяниц. Остальное место украшал тусклый свет посреди зала, обои древесного цвета, которые украшали постеры моделей эротических журналов. По залу были расставлены несколько столиков, за одним из которых бранились выпившие посетители бара.
Допив свой виски, я собрал свои вещи и поспешил к выходу, так как сон немного возвращался ко мне. Времени у меня было достаточно, так как встреча должна состояться около трех часов дня.
Улица как всегда пустела и только вновь та самая девица в красной куртке мыкалась под светом фонарей. Я решил подойти к ней и узнать о стоимости.
Как я и предполагал, цена была под стать этому месту:
- Хорошо, пошли со мной. - сказал я, протягивая ей часовую оплату.
Она неспешно докурила свою сигарету и взяла протянутые ей деньги, после чего просунула свою руку на мой локоть и пошла рядом со мной в ту зловонную квартиру:
- Как тебя зовут? - спросил я.
- А тебе это так важно? - отрезала она своим на удивление женственным голосом.
Я ничего не ответил, посчитав это лишним и просто чувствовал немного опьяненное состояние своего разума.
- Хелен… Мое имя Хелен. - сказала девушка с чувством некой вины в голосе.
- Очень приятно, Хелен.
Спустя некоторое время, мы оказались уже в квартире. Запах в ней казался уже привычным, нежели мерзким.
Сняв свое пальто, я заметил как ее рука оказалась в моих штанах. После чего мы поцеловались и направились к кровати.
После завершения, я пошел на кухню. Закурив сигарету, я позвал ее к себе:
- Расскажи мне, как ты здесь оказалась. - говорю я. - Ты не похожа на тех, кто здесь обычно ошивается.
- Это не твое дело, милый. - сказала Хелен.
- Расскажи, а я заплачу за два часа. - интерес к этой девушке странно поднялся.
- Хорошо. - сказала она, неохотно засовывая руку в сумку. Она достала оттуда фотографию из семейного альбома. - Это мой сын. Теперь тебе понятна причина?
- Понятна, но я хочу знать больше.
- Ох. Хорошо. - сказала она, сев за стол, пока я тем временем переливал воду из кастрюли в чайник. - Ему пять лет. Его отец бросил нас, как только узнал о моей беременности. Видишь, все банально. Тут не о чем рассказать.
- Да, но я хочу послушать именно твою историю. Продолжай. - говорю я, зажигая конфорку, на которой стоял чайник с водой.
- Я приехала сюда за новой жизнью. Хотела выучиться, найти хорошую работу, завести семью. Но все пошло не так с того момента, как я встретила Тонни. Он просто бросил меня. Оставил одну с сыном на руках.
Я молчал, давая ей рассказать всю свою жизнь:
- А теперь у меня денег не хватает даже на еду, потому что здесь если попал сюда, то как ни старайся, не выберешься. И все, на что тебе остается надеяться, так это только на чудо.
- Знаешь, порой ожидание того самого чуда и есть путеводитель в жизни. В этом, я думаю, есть вся суть человека.
- Да, думаю ты прав. Теперь все что мне остается только надеяться на то, что я когда-нибудь продолжу обучение в институте, выберусь из этого дерьма и обеспечу сыну достойную жизнь. - ее голос понемногу срывался и переходил на плач.
Оставшуюся часть времени я слушал ее, попивая с ней чай из одноразовых стаканов. Слушал о том, кем она мечтает быть. О том, как она ненавидит себя за то, что является не тем, кем могла бы стать. О том, как несмотря ни на что любит своего ребенка.
Теперь я смотрел на нее с сожалением, нежели с отвращением.
Потому что есть все же люди, живущие на самом краю жизни и даже не понимают этого. Они не понимают, насколько это может быть отвратительным. Но Хелен полная противоположность таких людей: она пытается во что бы то ни стало выбраться из этого края. Ведь единственное, что держит ее еще на плаву, это то, что у нее есть маленький сын, который вселяет ей надежду и дает сил выбраться отсюда.
На том и расстались мы с Хелен. Мое время вышло, а она, взяв оплату, поспешила покинуть меня. На следующий вечер я возвращался домой с переговоров и размышлениями о небесах и подземельях.
А ведь оно так и есть. Мы можем оказаться по случайности на небесах довольные жизнью и не понимая то, что могут в любой момент пасть. А когда падаем, редко помним себя такими, какими были.
Но может оказаться и наоборот: ты вроде бы стремишься к небесам, но какой-то тяжкий груз тянет тебя вниз, от чего ты стараешься найти в себе силы и продолжать стремиться вверх. Но можно и остаться внизу.
Здесь уже выбор за самим человеком.
И от его выбора зависит его жизнь.
Содержание:
Монохром……………………………2
Вернись………………………………6
Беги…………………………………...14
Уроборос……………………………..18
Матрешка……………………………. 26
Плен…………………………………..32
Нить…………………………………..39
Тайна…………………………………57
Приложение: «Остановка во мраке» (Д. Карыгин)…..66