Я - бармен в "Сuba Libre", уже год работаю, точнее подрабатываю. Устроился на третьем курсе, а что? График гибкий, знакомства с девчонками - по определению.
Каких только персонажей я здесь не встречал, почти разучился удивляться. Но эта четверка в углу была не то, чтобы странная. Они все кого-то напоминали, казалось, вот-вот вспомню, где их видел, но никак не получалось. Актеры что-ли? Внешность у них была колоритная.
Сидели скромно в уголке, о чем-то неслышно беседовали. Один был огромный, широкоплечий с пышной седой бородой, которая была заплетена цветной тесемкой на конце, а седые же волосы разбросаны по плечам - выбивались из под ковбойской шляпы. Был он уже стар, лет шестидесяти, нос - картошкой, усталые глаза выглядывают из под кустистых бровей. Пил смузи.
Второй был лет сорока и похож на наркобарона, темные зализанные волосы, усики и бородка. Черные, маслянистые глаза смотрели нежно и пронизывающе. Заказал себе странный коктейль по собственному рецепту - молоко с ромом, смеясь сказал:
- Это же гоголь-моголь!
Третий почти не поднимал глаз, все время смотрел на свои огромные руки, в которых держал казавшийся крохотным стакан воды. Был одет в хороший костюм, но какой-то мешковатый, что придавало ему вместе с неряшливой бородой несколько бомжеватый вид.
Четвертый был совсем молодой, пил шампанское и разглядывал девушек своими нагловатыми, блестящими, выпуклыми глазами. Усики придавали ему вид белого офицера из фильмов про дореволюционную Россию.
Когда Машка меня сменила, я не пошел домой, а взял пива и устроился за соседним столиком, стараясь расслышать сквозь музыку разговор удивительной четверки.
Всем дал сразу клички, чтобы различать их: седой с бородой стал Малаховым, так как смахивал на народного целителя, второй стал понятно - Эскобаром, третий - Бомжом, а четвертого я назвал: поручик Голицын.
- Ваше сиятельство, вы выбрали странное alter ego, но нужно сказать, скромность - это не самая сильная ваша черта. Написать роман "t" - это было гениально, и, почти также гениально, как неприлично и дерзко выбрать себе писателя. Я намедни читал интервью с другом Пелевина. Il y a une fatalit dans cette interview, direz-vous, mais vous avez tort. Я смеялся почти до слез.
- Таким быстрым, молодым голосом мог говорить только Голицын. Интересно, к кому он обращается: ваше сиятельство? - подумал я.
Потом я услышал глуховатый голос:
- Я хотел сообщить всем, что в настоящую минуту нахожусь в таком затруднительном положении, что деньги, вами обещанные, уже не принесут мне ровно никакой пользы, а только протянут мою безвыходность.
- Много ты перенес, любезный друг Федор, нужды и поруганий. Помоги тебе бог принять всё это, как всё, что нам посылает бог, всегда всё на благо, - проговорил высокий стариковский голос. - Может быть, тебе легче, а я рад хоть воображением и мыслью помучаться с тобой. Но и не думай, ты же знаешь, я помогу.
- А я последовал твоему примеру и отказался от молока, кофе и чаю уже с месяц, но заменил это овсянкой, - добавил немного погодя тот же голос, как я понял, Малахова.