-Полк, равняйсь, смирно! Равнение на середину!-
Серёга Паладьев, находящийся в наряде по кухне, стоял и смотрел в окошко большой армейской палатки, на время ремонта заменившую столовую, как его родной гвардейский, мотострелковый полк встречает своего командира.
- Да, жизнь хороша и жить хорошо- думал он.
За окошком палатки страна Германия, весёлый цветущий месяц май, и так много тепла и света. Армейская служба перевалила на второй год, и с отъездом последнего дембеля он почувствовал себя полным кандидатом, и пусть это ещё не дед, но с его детдомовским воспитанием, это уже полная свобода. Вот и в наряд на кухню он пошёл не то что по своей воле, а можно сказать по своей прихоти. Так же и обязанности рабочего зала он получил по своему желанию. Работа непыльная и не потная, это не посудомойка и не помощник повара, на котором лежит обязанность драить котлы и швабрить полы. Нетяжёло снести грязную посуду в посудомойку, протереть столы, ну а полы в палатке земляные, с ними и заботы нет. Рабочий зала это тебе не караул, с постами и выматывающими бодрствующей и отдыхающей сменой, здесь сделал работу, попил чайку и отдыхай себе на здоровье до обеда. Недаром служившие всегда дают напутствие уходящим в армию:
- Будь подальше от начальства и поближе к кухне-.
Собственно Серёга так и старался поступать. В отличие от других солдат своего призыва, Серёга перед армией имел преимущество, то что был детдомовский, а детдом это тоже школа жизни в закрытом социуме, где есть дедовщина, помыкание другим, где вольно или невольно учишься приспосабливаться к этим язвам человеческого общения и противостоять им. Да что там детский дом, почти вся его жизнь до детского дома, была сплошной бег на выживание. Те события Серёга помнил на столько, на сколько ему позволяла память почти пятилетнего ребёнка.
Родная деревня на Волге, где то близ Воротынца , горящий коровник, мычащие коровы всеми силами не хотевшие выходить из огня, кричащие люди пытающие выгнать их, и кричащая и рвущая на себе волосы мать.
Пожар случился по вине отца, поскольку они жили недалеко от фермы, взвалившего за дополнительную плату, обязанности сторожа. Потом уже, сделав анализ событий той ночи, отец пришёл к выводу, пожар произошёл от самокрутки из табака выращенного на своём огороде и приготовленным своими руками.
Серёга помнил как любовно, в свободное от работы время отец готовил себе махорку, где не что не выбрасывалось в отходы, даже самые грубые коренья шли в дело. Вот эти самые коренья разрезанные на доске на мелкие кусочки, битые пестиком в ступе и просеянные от табачной пыли на сито, стали причиной пожара.
Было быстрое решение отца, бежать. Бежать, мыкаться, что угодно, но только не тюрьма. Быстрые сборы, нечего не понимающая сонная сестренка и побег в ночь.
С собой взяли деньги и документы, да ещё мать узелок кое чего из одежды, а отец, не смотря на протесты матери, ругаясь и путая русскую и чувашскую речь, объясняя матери, что чувашский мужчина не может бросить этот инструмент, прихватил небольшой чемоданчик со столярным инструментом. Только потом поменяв несколько мест жительства, мать поняла насколько отец был прав, как пригодился столярный инструмент к золотым рукам мужа.
Покинуть родную деревню помог младший брат матери дядя Егор, доставивший на телеге убегающих в соседнею Чувашию, потом ехали автобусом до железнодорожной станции. Билеты взяли на первый поезд, где хватило свободных мест на всю семью, до какой то станции на Урале. Родители прикинув, что бы меньше тебя замечали, нужно идти туда, где не будет бумажной волокиты, пристроились в каком-то колхозе, запомнившему Серёге, что там, близ деревни текла небольшая речка, с обеих берегов в заросшая черёмухой. Но долго задержаться там не довелось. Когда к их семье стал проявлять интерес местный участковый, отец решил, надо бежать дальше. Семья ещё три раза поменяла места жительства, и только на пятом, где то на севере Омской области, в леспромхозовским посёлке, с говорящим названием Дальний осела окончательно. Отец уже устал боятся и решил будь, что будет. Там тоже бдительный участковый проявил интерес к новосёлам, но за нужного ему работника, столяра золотые руки, заступился директор леспромхоза, человек авторитетный, имеющий вес в районе, заявивший участковому,
-Загнать самого себя и семью в такую глушь как наша, какое большее может быть ещё наказание.-
Да и на родине следствие, которое не видело и не допрашивало подозреваемого, посчитавши, что сторож просто струсил, давно потеряло к ему интерес.
Казалось наконец то семья зажила спокойной жизнью, что и было первые два года. Но что-то надломилось в родителях за время бега, оказалось спокойная жизнь это не их стихия и они начали пить и постепенно спиваться. Сереге тяжело вспоминать то время. Вечно пьяные родители, неухоженные и грязные дети, Серёга с сестренкой. Даже сейчас делается стыдно, когда вспоминаешь, как их завшививших, в школе, после медосмотра стригли налысо и какой то белой пеной, помазком, мылили им головы.
Но терпение местных властей лопнуло после Новогодних выходных, и детей, Серёге тогда было одиннадцать лет забрали в детдом. И как бы тяжело не жилось дома, детдом показался для него тяжёлым испытанием. Привыкшие к безалаберной жизни дети поначалу не воспринимали такую жизнь, где все по распорядку, где нет, пусть и пьющих, но любимых ими родителей. И Серёга бежал, пообещав сестренке, что скоро он с родителями, которых сможет убедить раз и навсегда бросить пить, заберёт домой и её.
Поймали его просто, поскольку ещё работал зимник, а дорога до теперь уже ставшей родной деревни была одна. Когда беглеца вернули назад, он был похож на зверька, готового бросаться и кусать любого, даже хотевшего погладить его. Но подошедший рабочий детдома, дядя Рома сказал, что ему нужен помощник на овощехранилище и с согласия директора и воспитателя, попросил дать ему в помощники Серёгу. В этой просьбе начальство усмотрело хоть какой то выход из создавшейся ситуации, поскольку знали насколько высок авторитет этого человека перед детдомовцами. Почему-то даже самые упертые и твердолобые воспитанники работали с ним, забыв исповедуемые ими принципы пофигизма и неповиновения.
Работали молча. -Зря ты так- первым молчание нарушил дядя Рома,-смотри сколько народа ты заставил оторваться от другой нужной работы, заставил волноваться и не спать всю ночь директора и воспитателя, да и милиции нет наверное больше работы, как пасти тебя на зимнике, не делай так больше брат -.
Новая волна обиды накатила на Серёгу:-Да не хочу я здесь жить, даже когда подумаю, что мне придётся здесь жить, хочется умереть, хочу домой.
-Если хочешь знать,- ответил ему дядя Рома - никто не приходит в детдом, потому что ему надоело жить дома, с мамой и папой, хотя приходилось видеть очень самостоятельных которых пьянство родителей достало и они решались на такой шаг. Ты же мальчишка, мужик, будущий воин, ну потерпи две, от силы три недели, с твоим пребыванием в детдоме вопрос пока не решён, может за это время родители возьмутся за ум и вы с сестренкой вернётесь домой, вопрос стоит пока так, да и то, что ты убегаешь может в будущем сослужить тебе не хорошую службу, если вас определят в детдом, вместо ближнего, нашего, вас могут отправить куда то далеко. А лучше всего, так поступают очень сильные люди, выбросить из головы всякую жалость к себе, и никогда не предаваться воспоминаниям как тебе было хорошо там, где то в другой жизни-.
Только уже потом понял Серёга, что сам бывший детдомовец, психолог от Бога, человек с большим жизненным опытом, дядя Рома выдумал эти две-три недели, что бы он за это время худо-бедно освоился в детском доме. Так оно и получилось.
Серёга стоял и смотрел на красивую церемонию встречи командира полка. Оркестр заиграл встречный марш, и перейдя на строевой шаг, командир и начальник штаба приближаются друг к другу . Но оркестр смолкает и Серёга чётко слышит доклад начальника штаба:
-Товарищ гвардии подполковник, Н-сотый Краснознамённый Верхне-Днепровский, орденов Александра Невского и Богдана Хмельницкого, гвардейский мотострелковый полк, на утренний развод построен. Начальник штаба, гвардии майор Гнедой-. Потом оба поворачиваются лицом к полку и командир приветствует личный состав:-Здравствуйте, товарищи гвардейцы! -Здравия желаем, товарищ гвардии подполковник,- в едином порыве отвечают ему полторы тысячи глоток.
Но на этом приветствие командира с полком не ограничивается. Командир и это уже система, ещё раз здоровается с полком:-Здравствуйте товарищи Верхне-Днепровцы!
Где то в это время когда отгремело первое:-Здрав, гав,гав,- в Серегиной голове проносится план:-А дайка я, попробую в один голос, вместе с командиром полка выкрикнуть второе приветствие, всё-таки я думаю, мне это поплечу. И он тут же, как ему кажется, слово в слово с командиром, кричит:
-Здравствуйте, товарищи Верхне-Днепровцы!
Но не зря Серёга в школе никогда не был первым учеником. Конечно он почти всё знал о скорости звука, но здесь какое расстояние, всего триста метров, всё как на ладони, эхо, какое там ещё блуждающие эхо, не в лесу же.
Но что это такое? Полк опять в едином порыве приветствует своего командира, но Серёга видит, что там что то пошло не так, и понимает - он услышан. От правофлангового подразделения полка отделяется два офицера и направляются в его сторону. Никогда он ещё не попадал в такое сложное положение, когда хочется провалиться сквозь землю. Как сквозь сон он слышит голос командира полка:
-Ко мне этого негодяя в кабинет, с командиром подразделения.
Это осложняет его проступок, своей глупой выходной он подвел командира роты, капитана Демидова, а это мучительно, из за него должен страдать не в чем неповинный командир роты. Он знает на сколько строг командир полка, подполковник Савицкий, на которого возложены ещё обязанности начальника гарнизона, а за границей это ещё ответственность не только за личный состав, но и за всех гражданских , жён, детей и вольнонаёмных. Серёга сам был свидетелем, когда подполковник Савицкий, равному ему по званию командиру соседнего полка, поставил на вид:
- Товарищ гвардии подполковник, не забывайте кто из нас здесь начальник гарнизона.
Уверенного в своей безнаказанности, посмевшего ему дерзнуть пьяной выходкой, начальника особого отдела, отдельного сапёрного батальона, старлея Синицына, в два счёта отправили в Союз.
Строг и неподступен гвардии подполковник Савицкий, слуга царю, т.е. государству, отец солдатам. Высокий, стройный, с заметной шляхетской статью, начинавший службу солдатом в первых наборах роты почетного караула, участник нескольких парадов на Красной Площади, выпускник училища имени Верховного Совета РСФСР, строевик не признающий на службе никакой обуви кроме хромовых сапог, и брюк кроме галифе. И вот теперь он, гвардии рядовой Серёга Паладьев, совершивший глупый воинский проступок, должен стать «пред ясны очи» этого строгого человека и командира.
Когда его нашли в палатке, Серёга, поняв что детдомовская привычка от всего отпираться, здесь не проканает,и в сопровождении двух лейтенантов, направился в штаб полка, где его сдали под опеку дежурному по части, дожидаться своего «судного часа». Он в окошко видел, как полк торжественным маршем проходит мимо стоящего на трибуне командира и расходиться на занятия согласно расписанию. Вскоре в штабе появился и командир роты.
–«Ах Паладьев, Паладьев,- зная прошлое детдомовское своего бойца, сказал он,- всё никак не бросишь свою детдомовскую придурь». –Виноват, товарищ гвардии капитан- сказал Серёга. –Виноват, виноват, но это ты скажешь бате,- тяжело вздохнул ротный.
Когда в штаб зашёл командир полка, Серёга и командир роты, в сопровождении лейтенанта, помощника дежурного по части, как бы им этого не хотелось, прошли в его кабинет. Даже не выслушав доклад ротного, подполковник Савицкий говоривший по телефону, рукой показал ему садиться.
-Ну, что товарищ солдат, потихоньку позволяем себе, здороваться с полком,-окончив телефонный разговор обратился к нему командир,- наверное дедом стали, или как это у вас там называется?
-Второй год службы, товарищ гвардии подполковник -вставил своё ротный,
-Виноват товарищ гвардии подполковник,- промямлил Серёга.
–А вы знаете, молодой человек,- как то не по военному спросил командир,- что виноватых бьют?-
- Так точно знаю, ответил Серёга.
- Он детдомовский, считая что этим много сказано, добавил от себя командир роты.
-Долго здесь с вами разговаривать у меня нет времени да и желания, не любитель я читать мораль подчинённым, для этого у меня есть замполит и пропагандист, но вам товарищ солдат, ещё очень надо для этого постараться, если конечно вы об этом мечтаете, что бы здороваться с полком,-сказал подполковник Савицкий,-и относитесь к службе да и вообще ко всей жизни, это мой совет вам на будущее, ответственно и серьёзно, а пока я, данной мне властью, как начальник гарнизона, объявляю вам семь суток ареста.-
-Есть семь суток ареста,- по уставу ответил Серёга-.
-В повторении товарищ гвардии лейтенант, - пока ещё не совсем понятное для Сереги, добавил командир, обращаясь к помощнику дежурного по части.
- Ну чапела, ну чапела,- проговорил подполковник Савицкий, как бы вспомнив, что то для себя приятное, и добавил,- Все свободны.
На гауптвахте, «новобранца» в прямом смысле с распростёртыми руками встретил прапорщик Приходько, добряк, здоровяк и великий шутник, о котором не все, но многие побывавшие на губе, говорили только самое хорошее, и при встречи всегда шутили:
– Созрел, товарищ прапорщик, созрел.
Так каждого вновь поступившего, начальник гауптвахты, принимая лично, всегда говорил:
-Созрел, дружочек, видно созрел, что означало поступивший на губу созрел, что бы получить в морду.
Следующая процедура прапорщика Приходько было: – Отбой 30 секунд, время пошло… Этим он проверял вновь поступившего на борзость, и не дай бог было кому-то борзануть. Отбой- подъём, мог повториться большое количества раз, да и последующие пребывание на гауптвахте борзому не когда не казалось мёдом.
Но Серёга всегда знал, где можно борзануть, а где проявить незаурядную прыть, поэтому процедуру посвящения в арестанты прошёл без всякого напряга.
Но сама гауптвахта показалась Серёге настоящем адом. Здесь в любое время суток тебя могли поднять на разгрузку бурого угля, отправить почистить отхожие места, общим всё самое тяжёлое и грязное доставалось «губорям». Ничего хорошего не было и в том, слава богу что и из-за занятости арестованных на работах, это случалось не часто, когда их выводили на утреннею зарядку. Какой нибудь молодой лейтенант, помощник начальника караула, здесь изощрялся как только мог. Разбив арестованных на пары, он устраивал бега по плацу гауптвахты. Арестованный поддерживаемый за ноги партнёром, на руках, где то 30 метров, должен был добежать до стенки, потом бежавший на руках, запрыгивал на спину ранее державшего его за ноги, и тот бегом нёс его назад. Добежавшие последними принимали упор лёжа и отжимались. Так продолжалось до тех пор покуда из пяти пар не оставалась одна, которая за выносливость получала приз, она не принимала упор лёжа и не отжималась. Но Серёгу ждал ещё сюрприз, о котором он только догадывался, когда командир сказал помощнику дежурного по части, семь суток ареста в повторении, что означало после семи суток второй заход, опять на семь суток.
Когда я встретил Серёгу после гауптвахты, мне показалось, что это уже другой человек, в котором уже не было показной удали и ухарства. Куда то девалась и та показная растопыренная походка, которую он разбушлатившись как павлин, демонстрировал вне строя. То, что это другой человек выдавал его и взгляд, серьёзного усталого человека. Когда я попытался шутить :-Ну что, будем здороваться с полком?-то понял ему не приятна эта тема, но тут же он задал мне встречный вопрос: -Насколько я помню, командир вроде тебе земляк-? - Не вроде, а самый настоящий,-ответил я. -Раз так, то объясни мне, что такое «чапела»-. Я рассмеялся, поскольку уже слышал, что гвардии подполковник Савицкий иногда употребляет это непонятное слово.-Всё просто Серёга, - сказал я,- ты конечно слышал такое русское слово «Ухват» -ухват, именно тот ухват, которым бабы в деревнях таскают из русской печи сковородки и называется у нас чапела. Но чапелой,- так же как у вас где нибудь в Сибири- ухватом- называют ловкого человека, - у нас могут обозвать ещё и не очень ловкую бабу. Хотя этот железный инструмент на длиной деревянной ручке ещё и грозное оружие в женских руках. Случись на пороге незваный гость, или вечером бабушке скажем захотелось сходить на другой конец деревни к подружкам поиграть в 66, она чапелу в руки и пошла, здесь тебе и палка для опоры и грозное оружие, от собак или нехорошего человека отбиться. Как бы там не было Серёга, тебе и твоему командиру роты повезло, потому что знаю, это слово подполковник Савицкий говорит только в хорошем расположении духа.