Каждый вечер он распахивал окно и с особым трепетом вглядывался в мутный горизонт, привычные и расплывчатые силуэты ночного города. Поэт, влюбленный в неэвидимую девушку, свою Музу, он каждый день ждал ее, взывал к ней и с упоением наслаждался каждой новой встречей… А встречи действительно были и даже довольно часто. Девушка неспешной и легкой походкой опускалась на пол прямо перед творцом. Она могла заходить разными способами, но чаще всего влетала в окно. Поэта она приветствовала кроткой улыбкой и никогда-никогда не здоровалась первой.
Вообще до конца не было понятно, с какой целью сама девушка является сюда: подразнить ли своего воспевателя, доставить ли своим присутствием ему удовольствие или же она сама что-то получала от этих встреч… А молодой человек был по-настоящему влюблен в нее, в свою милую Меланхолию или, как он ласково называл ее, Холли.
Поэт любил ее, потому что Меланхолия была единственной, кто не покидал его в тяжелые времена. Она осталась с ним после болезненного расставания с прошлой любовью и каждый раз помогала поэту выбираться из творческого кризиса, вдохновляла на новые творения. Холли любила заходить в дождливые дни, когда на улицах была сырость, а в сердцах грусть. Она незаметно приходила, садилась у изголовья кровати; о присутствии девушки можно было догадываться лишь по ее тихим шагам или легкому-легкому прикосновению мягкой ладони. Но вскоре она стала проявляться в более реалистичном виде, приобрела свой характер, даже облик. У Холли было много образов но чаще всего она являлась в облике девушки с изумрудными глазами, волнистыми светлыми волосами, в нежно-голубом платье и с грустной-грустной, но очаровывающей улыбкой. В больной ли фантазии отчаявшегося творца или же на самом деле все так и было, никто судить не может: свидетели этих встреч -безмолвны…
Поначалу поэту просто было приятно проводить с Меланхолией время, рассуждать о великом за чашечкой чая в какой-нибудь особенно холодный день. Холли также научила его любить грусть и даже наслаждаться ею. Затем он начал осознавать, что привязался к ней, стал звать ее чаще. А она нарочно приходила на первый же зов… В какой-то момент поэт больше не мог проводить ни одного вечера в одиночестве. Он нуждался в Меланхолии стал умолять ее не покидать его дом, а она, негодяйка, всегда уходила. Да, эта несуществующая девушка стала несбыточной мечтой поэта…
Со временем молодой человек начал замечать, что Меланхолия изменилась. Стала более капризной что ли, перестала приходить, когда была ему нужна. Она приходила когда хотела. Эта милая девушка с зелеными глазами, полными нежности, сменила свое нежно-голубое платье на черное, а взгляд Холли стал мутным и темным. Да и вся она стала какой-то грубой, ступала тяжело, переваливаясь с ноги на ногу, ворчала и много плакала. Говорить с ней было теперь невозможно: от одного только вида и присутствия Меланхолии без видимой причины сводило челюсть, а по спине проползали ледяные мурашки.
Поэт стал отрекаться от нее, с болью и горем пополам, он стал отрывать любимый образ от себя. Молодой человек чувствовал, что Меланхолия надвигается на него, как грозовая туча, после каждой встречи с которой, поэт чувствовал себя опустошенным.
Но Меланхолия упрямо продолжала приходить, и каждый раз уносила часть вдохновленной души поэта, вставляя вместо него, точно кусочек паззла, грусть. И медленно, медленно Холли собирала душу поэта из собственного паззла. На самом деле, этот процесс начался уже давно, но только теперь молодой человек видел, что эта девушка была настоящим чудовищем!...
Стоило только ей взглянуть на поэта-неясная тревога тут же охватывало все его существо, парализовала эмоции и туманила разум. А уж если Меланхолия раскрывала свои объятья перед ним, молодой человек и вовсе терял себя, ибо объятья ее были страшны, как Смерть, если не хуже. Объятия Смерти были, бесспорно, страшны, но Смерть раскрывает руки только один раз в жизни. А Меланхолия делала это почти каждый день… Поэт стал избегать встреч с ней, умолял девушку оставить его, но Холли лишь улыбалась всем его мольбам и еще сильнее заключала в объятья, прижимая к своей мертвой груди. Она нарочно держала его голову, заставляла вдыхать свои ядовитые поры. А когда молодой человек противился, она злилась…
В какой-то момент поэт понял, что Холли-неправильное имя для этой особы. Он
видел, во что превратилась его милая Холли-маленькая и приятная грусть. Сейчас это была настоящая Хандра, находящаяся на границе, разве что, с нервным расстройством. Это было Саморазрушение.
Но ему хватило сил и духу прогнать ее. Поэт видел, как его любовь испарялась, исчезала, на коленях просила у него пощады, но он не поддавался больше ее чарам… Меланхолия исчезла, оставив после себя миллион черных осколков, которые раньше были частью души молодого человека. Она исчезла и лишь в редкие моменты жизни давала о себе знать. Но поэт больше не смел называть эту девушку своей Музой. Да и не нуждался больше в ней…