Вчера я по-настоящему утомилась. Видимо, поэтому все и случилось. А может, гормоны, которые «правят миром». Или присутствие «южных кровей» (куда от них деться) вдруг обнажилось. Или погода и духота…
Обрушившаяся на город жара со скоростью индукционной плиты варила белок моего правого глаза и выжигала зрачок левого. Уродливо кривя физиономию, спешила навстречу с подругой. Ради такого момента (нежданный променад за уже не помню какой период) принарядилась в черный сарафан с белым поясом, нелепым бантом болтавшимся на боку.
И вот оно – объятия, чмоки, радостные шаги по пути товарищества, взаимовыручки, интереса и самых что ни на есть добрых чувств. Как на грех, на краю тортуара мой левый разболевшийся зрачок выцепил несчастного мужика. Точнее, его кроткий, но такой наглый жест: бросок упаковки из-под орешков. Хотелось верить, что то было не намеренно, что «бельчонок» попросту обронил обертку. Но славный представитель какой-то другой (подозреваю, той самой, к которой наполовину принадлежу и я) народности сделал вид, что он не при делах.
- Вы ничего не потеряли?
Ноль эмоций.
- Поднимите, пожалуйста, обертку!
Развившаяся в мужике глухота меня не остановила. И перекрикивая гул машин, я заорала вновь: «Обертку поднимите!».
«Бельчонок» удивленно оглянулся, смерил меня взглядом и «проворковал»: «Слюшай, ыди, куда шла! Нэ твае дэло!».
- Вы дома так же сорите?
- Я здэс жыву!
- Тем более, зачем не бережете «свой» город»?
Слово за слово, нарисовался стандартный набор дежурных фраз, какими любят сыпать горячие мужчины. И он уроет, и он поимеет, и что-то там еще. И все это с телодвижениями петушиными типа полунаскоков, сверкая золотым крестом на курчавом треугольнике в разрезе белоснежной рубахи.
- Я вызову милицию!
- Я сам мылыцыя! И я тэбя дастану!
Бумажка, подрагивающая на асфальте от движения машин, замерла; поток остановился перед светофором; молчаливой публики, глядевшей с недоумением на озверевшую мадам с нелепым бантом на боку, прибавилось. «Бельчонок» выдал по-русски нецензурное «ипать». Один «ипать», второй «ипать». Забрало окончательно упало; и в уже развернувшегося уходить мужика метнула бранным словом. На что храбрец… швырнул орех в лицо.
И тут я осознала, как давно во мне зрело желание кого-нибудь немного покалечить. До самого мозга, который закостенел у иных и нуждается в срочном смягчении; до встряски жизненной, чтобы хоть что-то человек вдруг осознал или на что-то иначе взглянул. Как в детстве на разборках, когда на тебя нападают первыми. Как в офисе, когда найдется эдакий персонаж, что каждый день тебя изводит неадекватом и истериками, а ты как хомо сапиенс вынужден все сносить... Подруга разрывалась между тем, чтобы удерживать меня и пытаться вытащить звонящий в сумке телефон.
- Ну все, я вызываю!
И одновременно с подругой мы достаем мобилы: она – чтобы ответить, наконец, курьерской службе («Чокнутый! Ой, извините, это я не вам!»), я – чтобы позвонить в полицию. Тем временем «бельчонок» наш, подобрав обертку, ринулся прочь сквозь стоящий поток машин!
- Кудааа? Верниииись! Кому сказаааалааа! – и много еще чего вдогонку понесла.
- Бумажку подобрал. Но все равно ведь бросит где-нибудь во дворе. – Мне было одновременно и зло, и грустно, и обидно.
- Ты думаешь, это что-нибудь изменит? И он иначе себя будет вести? Что он что-то поймет?
Подруга говорит все верно. И ведь не в национальности дело – особенности в поведении, естественно, имеются у разных «народностей», и все же с червоточинкой людей найдется везде. Так философствуя, мы продвигались дальше. И снова солнце, но уже не такое беспощадное; и снова тихий шелест листвы; и снова хорошо.
И вдруг, свернув в очередной раз с дороги, мы заметили вдали… «бельчонка» с авоськой; он о чем-то спрашивал у девушки. По ее жесту поняли, что он искал путь назад. Бедняжка, в бегстве заблудился! Мы притормозили; я шутя показала ему жест: «Я слежу за тобой». Мужик заметил. Удрученно развернулся и побрел в другую сторону, от греха подальше.
Не знаю, чего мне больше жаль. Того, что не сдержалась, хотя могла пройти мимо? Того, что позволила себе распалиться до крика на весь мир? Того, что во мне самой течет кавказская кровь, и вроде бы отчасти - и мой «земляк», а я с ним - так? Жаль дворников, драящих (с большим, меньшим или вовсе без оного усердием) улицы? Жаль мужиков, которых нет повода уважать? Жаль женщин, которые, как я, стервенеют? Жаль некогда такую любимую Москву – теперь совсем чужую? Чего-то точно жаль...
Вчера я по-настоящему утомилась. Спала без задних ног до самого утра.