Будучи талантливым художником, Арсений Светлозаров умел ценить красоту. Однажды солнечным июльским утром он увидел у соседнего подъезда двух незнакомых девушек и сразу же обратил на них внимание. Одна, лет двадцати, что-то тихо пела под гитару, другая, лет семнадцати, внимательно слушала. Она-то больше всего и заинтересовала Арсения. Её тёмные миндалевидные глаза, шелковистые почти до пояса тёмно-каштановые волосы, лучезарная улыбка и необыкновенно красивые руки восхитили художника.
Светлозаров, проходя мимо, поздоровался с красавицами, и девушка с гитарой неожиданно завела с ним разговор. Другая помалкивала, но с явным интересом поглядывала на симпатичного, одетого в элегантный светлый костюм молодого человека, который был всё же лет на десять её старше.
Художнику хотелось произвести впечатление на понравившуюся ему незнакомку, и уже в первые минуты общения он почувствовал невидимую связь, возникшую между ними. Светлозарову показалось, что они, как друзья, хорошо понимают друг друга.
Арсений выяснил, что девушки приехали с Украины, и теперь живут в их многоэтажном доме. Оказалось, они сёстры – старшая Лия и младшая Есфирь. Мягкий нездешний говор и необычные имена длинноволосых сестёр только подогрели интерес художника.
В конце беседы Лия указала рукой на окна первого этажа и, назвав номер квартиры, пригласила Арсения:
– Приходите. У нас каждое воскресенье и среду – собрания. Послушаете, как мы поём духовные песни.
Светлозаров пообещал зайти, и тотчас увидел, как в глазах Есфири вспыхнула искорка радости – видимо, он тоже чем-то её заинтересовал.
Через неделю, проходя мимо окон квартиры, в которой жили украинки, художник услышал едва доносящиеся приглушённые звуки песнопений. Они повторились и в следующее воскресенье. Светлозаров решил непременно узнать, что это за странные собрания, хотя главным желанием художника было всё-таки увидеть Есфирь.
Придя на другой день по указанному адресу, Светлозаров познакомился с семьёй заинтересовавшей его девушки. Оказалось, что у Лии и Есфири есть ещё сёстры и братья – украинская семья Калиниченко была многодетной. Отец их три года назад погиб на производстве, а мать, глубоко переживая потерю любимого человека, заболела и через год умерла. Оставшиеся без родителей дети, продав дом, переехали в Воронеж к старшему брату и через пару месяцев купили квартиру в доме, где жил Арсений.
К сожалению, пообщаться с заинтересовавшей его девушкой художнику не удалось. В присутствии домашних Есфирь скромно помалкивала. За неё говорили старшие братья и сёстры, в том числе поведав и о том, что они верующие – христиане-баптисты.
Все девушки в этой семье были статными. О таких в народе говорят – кровь с молоком! Появление в их доме незнакомого молодого мужчины вызвало неподдельный интерес, но одновременно и насторожило. Чтобы расположить к себе хозяев, Светлозаров попросил исполнить какую-нибудь духовную песню.
– Конечно, я же вам обещала, – обрадованно согласилась Лия и подозвала к пианино одну из сестёр. Когда та взяла первые вступительные аккорды, вдруг зазвучало довольно стройное многоголосие.
После псалма сёстры исполнили ещё несколько песен. Видя, с каким интересом слушал Арсений, хозяева удовлетворённо переглянулись и попросили гостя рассказать о себе. Известие о том, что он профессиональный художник, было воспринято с одобрением. Оказалось, в этой семье почти все пели и рисовали. В зале, где проходили собрания, стену украшала роспись масляными красками, изображающая библейский сюжет – изгнание Адама из рая. На другой стене висела копия картины Александра Иванова «Явление Христа народу». Светлозаров сразу же определил, что они принадлежат кисти самодеятельного художника.
– Это работа Даниила, – с гордостью пояснила Лия, указывая на стоящего рядом мужчину с небольшой бородкой, – он тоже художник.
Арсений обратил внимание на то, что в квартире баптистов не было ни светских книг, ни радио, ни телевизора, ни даже привычной всем мебельной стенки. Косметикой сёстры Калиниченко не пользовались, одевались весьма скромно, носили длинные платья и юбки. Перед собранием девушки покрыли свои головы косынками. Новоявленные соседи жили в своём особом замкнутом мире. Отсутствие благ цивилизации их не смущало, наоборот, помогало выбранному образу жизни.
Светлозарову объяснили, что собрания – это своего рода церковные службы, которые семья проводит в квартире.
– У нас настоящая христианская община – домашняя церковь, как в первые века христианства, – назидательно произнёс старший брат Лии Даниил. – Мы здесь молимся, изучаем Библию, поём духовные песни. После собраний устраиваем чаепития, делимся духовным опытом, читаем религиозные стихи.
Приветливо взглянув на Арсения, Даниил добавил:
– Будешь к нам ходить, сам всё узнаешь.
Присутствие на подпольном религиозном собрании явилось для Светлозарова настоящим откровением. Он даже не подозревал, что люди в Советском Союзе могут так жить. Всё увиденное и услышанное было для него непривычным: и домашняя церковь в жилом многоэтажном доме, и стоящие на коленях молодые парни и девушки, которые по очереди молились вслух, прося прощения за грехи. Однако таинственность происходящего приятно волновало душу художника.
Когда все встали на колени и начали молиться, Арсений продолжал сидеть на стуле. Он взглянул на Есфирь, словно ища у нее поддержки, но девушка потупила взгляд. Она знала, что её родные за ними наблюдают, и поэтому старалась не подавать никакого предосудительного повода.
Собрание закончилось.
– Мне пора. Постараюсь ещё к вам прийти. Было очень интересно, – сказал Арсений.
Лия и Есфирь хотели проводить гостя и направились в прихожую, но тут к ним подошёл их второй брат – Карп, который, видимо, был у них за главного, и сурово произнёс:
– Да, ты уж постарайся, если не хочешь попасть в ад. Здесь не «интересно», как ты говоришь, здесь – истина, которая спасает. Так что решай, – и, заслонив Лию и Есфирь, брат указал Арсению на дверь.
Светлозаров вышел на улицу. Душа его была переполнена противоречивыми чувствами. С одной стоны, увиденное угнетало. Такого образа жизни применительно к себе Арсений не представлял. Он работал в специализированном комбинате торговой рекламы – оформлял магазины и рестораны на территории Центральной России, зарабатывая при этом приличные деньги. Его ценили на работе. Возглавляемая Арсением бригада художников-оформителей регулярно занимала первые места в соцсоревнованиях, в связи с чем он получал всевозможные поощрения в виде грамот и туристических путёвок в разные города Советского Союза. Вместе с ведущими художниками-проектировщиками Светлозарова посылали на всесоюзные конкурсы торговой рекламы в Ленинград, Вильнюс. Одним словом, в свои двадцать семь лет художник многого достиг и с уверенностью смотрел в будущее.
С другой стороны, Арсения влекло в эту квартиру, потому что там жила Есфирь, глядя на которую сердце его замирало от волнения. Такого с ним давно не случалось. Светлозаров чувствовал, что Есфирь совершенно не похожа на тех девушек и женщин, которых он знал, а знал их Арсений немало. В её настороженном взгляде время от времени вспыхивали магические искры, будоражащие сердце и разум Светлозарова. Художнику казалось, что Есфирь хранит какую-то тайну. Взвесив все за и против, Арсений принял решение посещать время от времени эти религиозные собрания, чтобы поближе узнать понравившуюся ему девушку, тем более что его посещения никаких серьёзных обязательств за собой не влекли. Есфирь вызывала у него живой интерес, но не более.
Постепенно к визитам художника стали привыкать. Да и сам Светлозаров начал относиться к происходящему по-другому: внимательно слушал тексты Библии, которые братья Калиниченко подробно комментировали, выучил несколько понравившихся псалмов, стал задумываться о духовных ценностях.
Арсения привлекало, что эти отрёкшиеся от мира верующие не пили, не курили, не занимались сквернословием и блудом. Однако когда в конце собрания начиналась всеобщая молитва, встать вместе с остальными на колени Светлозаров не хотел – тем самым он как бы оставлял за собой право уйти, когда сочтёт нужным.
В семье Калиниченко понимали: главное, что влечет в их дом Арсения, это Есфирь, которая, как ни пыталась, не могла скрыть взаимного интереса к художнику. Арсений вёл себя прилично, но при каждом удобном случае старался с ней перемолвиться словом, тем более что для этого имелся подходящий повод: девушка расписывала статуэтки из пластика, которые её знакомый продавал на рынке. Светлозаров взял над Есфирью шефство: показывал ей иллюстрации картин великих мастеров, рассказывал о своих любимых художниках, советовал заняться живописью профессионально, поступив учиться художественное училище.
Был у них и взаимный интерес к путешествиям. Светлозарова часто посылали в командировки в разные города Центральной России и он, как передовик производства, каждый год ездил по турпутёвкам в соцстраны. После каждой поездки Арсений приходил в гости к Калиниченко, приносил полутораметровый переносной экран, автоматический диапроектор и рассказывал о той стране или городе, где только что побывал, дополняя свои слова красочными слайдами. Его фотоотчёты всегда производили на членов семьи сильное впечатление. Арсений не только хорошо фотографировал, но и интересно рассказывал. К тому же никто из Калиниченко никогда не был заграницей. И если девушки не скрывали своего удивления от увиденного и услышанного, то Карп старался сделать равнодушное лицо и бросить какую-нибудь очередную язвительную реплику, так как с первых дней знакомства относился к Арсению с большой подозрительностью и недоброжелательностью.
Карп при любой возможности старался показать Светлозарову, что он в этом доме главный. Две фразы, с которыми брат Есфири обращался к Арсению, выводили художника из себя, хотя он старался не подавать виду, что эти слова его задевают. Так, например, Карп часто спрашивал у Арсения: «Как думаешь, ты попадёшь в рай или в ад?» Светлозаров пожимал плечами. Тогда Карп, ехидно улыбаясь, с издёвкой добавлял: «А я буду в раю».
Карп считал себя главным блюстителем нравственности в семье, хотя по возрасту был не самым старшим из братьев. Ему казалось, что он надёжно защищает сестру от мирского влияния симпатичного художника. Если он видел, что Арсений заходит в комнату Есфири, то шёл следом и, прерывая их разговор, с ехидной улыбкой произносил: «А, колдун явился? Привет».
Несмотря на недоброжелательность Карпа, сёстры ценили способности Арсения и часто просили, чтобы Светлозаров показывал им свои фотографии. Особенно девушкам нравилась подборка слайдов с цветами, которые они, как и Арсений, очень любили. Когда братья Калиниченко были на работе, художник показывал девушкам цветочные серии. Одна из них открывалась стихотворением Валерия Брюсова «Фиалка».
Цветики убогие северной весны,
Веете вы кротостью мирной тишины.
Ландыш клонит жемчуг крупных белых слёз,
Синий колокольчик спит в тени берёз,
Белая фиалка высится стройна,
Белая ромашка в зелени видна,
Здесь иван-да-марья, одуванчик там,
Жёлтенькие звезды всюду по лугам,
Изредка меж листьев аленький намёк,
Словно мох, бессмертный иммортель-цветок, –
Белый, жёлтый, синий – в зелени полян,
Скромный венчик небом обделённых стран.
После показа слайдов сёстры Есфири наперебой просили Арсения сфотографировать их с букетами понравившихся цветов.
Однажды Светлозаров увидел сидящую около подъезда на лавочке младшую сестру Есфири Еву. Лицо девочки было печально. Арсений спросил:
– Ева, ты что такая грустная?
– У меня сегодня день рождения, а все братья и сёстры уехали на дачу и приедут только вечером.
– Хорошо, тогда я сделаю тебе подарок, – улыбнулся Светлозаров, – сфотографирую с твоими любимыми золотыми шарами. Ты согласна?
Девочка кивнула.
Светлозаров подвёл Еву к кусту золотых шаров, который был выше одиннадцатилетней девочки, и сделал несколько снимков. Широко раскрытые светлые глаза хрупкой девочки-подростка, её печальное выражение лица в окружении больших ярко-желтых цветов придавали снимкам романтичность.
На другой день Есфирь, увидев фотографию сестрёнки, попросила Арсения сфотографировать и её. К радости Светлозарова, Есфирь оказалась прирожденной фотомоделью. Мало того, что она была весьма привлекательной, но в отличие от других позировала без всякого жеманства и стеснения, сразу улавливая то, что хотел бы видеть Арсений. И делала она это столь органично и естественно, что портреты получались глубокими и запоминающимися, достойными, как ему казалось, любой, даже самой престижной выставки.
Глядя на Есфирь, Светлозаров ловил себя на мысли, что, если девушку изысканно одеть и подчеркнуть её природную красоту косметикой, она могла бы затмить многих прославленных красавиц-актрис. И ещё художник заметил: красавица прекрасно знала, что нравится мужчинам. Несмотря на свой юный возраст, Есфирь могла без особых усилий увлечь какого-нибудь сверстника-воздыхателя, а потом неожиданно дать тому отставку. Ей доставляло удовольствие испытывать на бедных юношах силу своего женского обаяния, чувствовать собственное превосходство. Происходило это потому, что около Есфири всегда увивалось много молодых людей, но истинных друзей и тех, кто покорил бы её воображение, среди них не было. В душе она испытывала гнетущее одиночество. Видимо, сильно обжегшись однажды, Есфирь боялась новых разочарований, и поэтому со всеми старалась держать дистанцию, не позволяя ничего лишнего, а подпускала к себе лишь тех, на кого сама «положила глаз», а таких почти не было. Девушка нуждалась в опытном и искреннем друге-советчике, которому решилась бы раскрыть душу и к которому могла бы обратиться за помощью в сложной ситуации. Светлозарову льстило, что Есфирь видела в нём такого человека.
***
Шло время. Арсений продолжал ходить в общину. Приветствуя стремление Калиниченко к обретению духовной чистоты, Светлозаров, тем не менее, стал замечать и негативные стороны в поведении членов домашней церкви. Карп с его старшими братьями и сёстрами пребывали в уверенности, что они несут лишения и притеснения, потому что владеют истиной. «Мы знаем, что Бог нас любит», – говорили они, забывая, что Бог любит не только их, но и всех остальных. К тому же, несмотря на постоянно звучащие в общине призывы любить и прощать, воплощать в реальность благие пожелания у Калиниченко получалось с трудом. Известно, что указывать на недостатки тех, кто тебе неприятен, намного легче, чем их действительно прощать.
Боязнь нарушить перед посторонними внешнюю благопристойность приводила к лицемерию. Карп считал, что если он обличит провинившегося цитатой из Библии и строго укажет тому, как нужно правильно поступать, то это решит проблему. Не будучи женатым и не имея собственных детей, он любил рассуждать о том, как должны вести себя друг с другом юноши и девушки и как должны воспитывать детей родители. Никто, к сожалению, не подсказал самому Карпу, что дети в верующих семьях не рождаются святыми, их нужно воспитывать так же, как и в любой другой семье. И хотя Есфирь жила в окружении многочисленных братьев и сестёр, ей не хватало душевной теплоты и сердечности. Она набиралась жизненного опыта в одиночестве, методом проб и ошибок.
Когда Арсений узнал, что Есфирь предпочитает чёрный цвет, то поинтересовался у знакомого психолога, что это значит. Оказалось, что те, кто закрывается чёрным цветом, как правило, личности в себе неуверенные, остро переживающие отсутствие должной заботы и любви. Наблюдая за семьей Калиниченко, Светлозаров не раз вспоминал сказанную кем-то фразу: «Неуслышанные дети – несчастливые взрослые».
Несмотря на догляд старших Арсений всё-таки сблизился с Есфирью. Время от времени они «случайно» встречались на улице и подолгу беседовали. Пользуясь любым удобным случаем, девушка приходила к художнику в гости. Они слушали современную музыку, обсуждали темы, о которых в семье Есфири говорить не полагалось.
Арсений с удивлением узнал, что Есфирь, как и её сверстницы, была в восторге от красавца Элвиса Пресли. Девушка попросила Светлозарова дать ей послушать записи песен короля рок-н-ролла. Художник живо представил, какую реакцию эта просьба вызвала бы у Карпа, если даже ему самому стало не по себе: зачем скромной верующей девушке нужен самовлюблённый миллиардер, имеющий всемирную славу и бессчётное количество поклонниц. Арсений вдруг поймал себя на мысли, что приревновал девушку к сорокадвухлетнему Пресли, который о её существовании и не подозревал.
Тем не менее Светлозарову нравилось, что Есфирь как губка впитывает новые знания, активно ищет своё место под солнцем. В школе её окружали сверстницы, у которых были свои понятия о жизни, свой кодекс чести. Большинство подружек Есфири стремились встречаться с «продвинутыми» парнями, имевшими гитары, магнитофоны и мотоциклы «Ява». Это являлось непременным условием для завоевания авторитета в компании. Увидев как-то двух длинноногих импозантных девиц на высоких каблуках, которые проходили мимо, Есфирь с завистью вздохнула: «Мне бы такой рост». Светлозаров был искренне удивлён: Есфирь и так выше его, зачем ей ещё нужно быть как эти высоченные девицы? И лишь спустя время Арсений понял: Есфирь стремится самоутвердиться. Видимо, в кругу школьных подруг её природная красота без косметики и отсутствие приличной одежды не производили должного эффекта.
Арсений старался приободрить девушку, всячески подчеркивая её истинные и мнимые достоинства, дарил слайды, сделанные им во время совместных прогулок, о существовании которых другие Калиниченко и не догадывались. Он приглашал девушку к себе в гости, где показывал ей собственные работы, выполненные темперой и гуашью на бумаге. Разглядывая их, Есфирь высказывала свои суждения. Не имея художественного образования, она тонко чувствовала многие профессиональные нюансы.
Однажды Есфирь спросила Арсения:
– Насколько точно можно отобразить окружающую действительность живописными средствами?
Арсений, мягко улыбнувшись, сказал:
– Сейчас я расскажу тебе одну притчу, и ты, будучи девушкой умной и проницательной найдёшь ответ на свой вопрос. В Древней Греции, в Афинах, два известных художника устроили соревнование: кто из них лучший живописец. Один так нарисовал виноград, что, когда убрал занавеску, прикрывающую картину, птицы попытались клевать нарисованные ягоды. Другой принёс свою картину, тоже прикрытую занавеской, но открывать её не торопился. Художник, нарисовавший виноград, не выдержал и решил отодвинуть ткань, чтобы скорее увидеть работу соперника. Оказалось, что занавеска была нарисована.
– Понятно. Чтобы так рисовать, нужно быть выдающимся художником, как каждый из этих двоих, – подытожила Есфирь.
– Не скажи. На самом деле это не так сложно, как кажется. Я как-то на спор нарисовал обгоревшую спичку на столе, и все мои друзья пытались её смахнуть, думая, что я забыл её убрать. Никто из них не мог поверить, что она нарисована.
– Арсений, если можно скопировать натуру, как на фотографии, то в чём же роль живописи? – удивилась Есфирь.
– В том-то и дело! – воскликнул довольный Светлозаров. Ему понравилось, что она в очередной раз проявила себя настоящим аналитиком. – Главное – не обмануть зрителя, а заставить его размышлять и чувствовать. Как сказал однажды Илья Репин, там, где заканчивается фотография, начинается искусство. Я покажу тебе работы Чюрлениса – одного из самых любимых мною художников, и ты поймёшь, о чём я говорю. Увидев его картины впервые, я почувствовал исходящую от них музыку.
Заметив усмешку Есфири, Светлозаров огорчился:
– Поверь, это правда. Когда я узнал биографию Чюрлениса, оказалось, что мои ощущения подтвердились. Его картины действительно наполнены музыкой, потому что каждому звуку соответствует определённый цвет. Он так подбирал цвета, что они «звучали». Это подтверждают искусствоведы. Чюрлениса не спутаешь ни с каким другим художником.
– Но согласись, если цветы нарисовать как живые, они впечатлят любого, – заметила Есфирь.
– А если в них вложить ещё душу и чувства, они действительно оживут, – согласился Светлозаров, не подозревая, что сказанная им ради красного словца фраза будет иметь в его судьбе огромное значение. Арсений улыбнулся и добавил: – Когда-нибудь я нарисую для тебя такие цветы, которых нет краше на белом свете, как в сказке «Аленький цветочек», а сейчас подарю живые!
Художник вынул из вазы букетик крупных белых подснежников и протянул Есфири. В её глазах вспыхнули те колдовские искры, которые всегда будоражили Светлозарова.
– Спасибо.
Девушка пристально посмотрела на художника и вдруг прикрыла глаза. Арсений приблизил своё лицо к лицу Есфири и, видя, что она не отстраняется, осторожно коснулся её губ губами. Светлозаров успел заметить, как её веки дрогнули и губы слегка приоткрылись.
– Кто тебе разрешил это сделать? – каким-то глубоким голосом спросила Есфирь, не отстраняясь от художника.
– Моя любовь! – патетически воскликнул Арсений и ещё раз притронулся к её губам.
Есфирь напряглась, щёки её покрылись румянцем. Она слегка отстранилась от Арсения. Хотя глаза её светилась радостью, Светлозарову вдруг сделалось стыдно за своё поведение, за произнесённые с такой лёгкостью слова о любви. Арсений понял, что имеет дело не только с верующей, но и с неопытной в делах любви девушкой. А ещё месяц назад он в этом сомневался, услышав её странное признание.
Дело было так. Зайдя в гости к Есфири, Светлозаров узнал, что её старшие братья и сёстры, включая Карпа, были в тот день на работе. Художник обрадовался: наконец-то он сможет побыть с ней в спокойной обстановке. Однако с первых же минут Арсений заметил, что Есфирь напряжена. В глазах девушки читалась тревога, её что-то сильно беспокоило.
–У тебя какие-то проблемы? Может, я чем-то могу помочь? – участливо спросил художник.
Есфирь пристально поглядела на Светлозарова:
– Нет ли у тебя знакомого кожного врача?
Арсений пожал плечами.
– Вообще-то нет. А что случилось?
Есфирь подошла к зеркалу и начала расчёсывать свои длинные шелковистые волосы.
– Вот посмотри, – она показала на небольшое белое пятнышко на голове. – Это плешь.
– Да ты не расстраивайся, может, это от нервов. Попей пустырник, валерьянку. Если не поможет, я постараюсь найти хорошего врача.
– Я уже пила и к врачу ходила, но он не знает, отчего это...
Наступило тягостное молчание.
Есфирь опустила голову и, вздохнув, произнесла:
– Это расплата за мою гордыню. Господь сказал: «За то, что дочери Сиона надменны и ходят подняв шею и обольщают взорами», он накажет. «И будет вместо завитых волос – плешь, и вместо красоты – клеймо».
Светлозаров пытался успокоить Есфирь, но беседа не клеилась. Арсений ушёл расстроенный. Придя домой, он стал мучительно размышлять над словами девушки и даже несколько раз перечитал приведённый Есфирью стих из Библии, где говорилось про наказание плешью. Арсений ещё раз убедился: жизнь Есфири наполнена тайнами, о которых он ничего не знает. С одной стороны, ему было очень неприятно, что она соотнесла себя с дочерями Сиона, обольщающими мужчин. Неужели у неё действительно есть повод сравнивать себя с ними? От этой мысли у него похолодело в груди. С другой стороны, зачем ей нужно было ему об этом говорить? «Скорее всего, Есфирь одолевают эротические фантазии, свойственные её возрасту. От этого она сильно переживает, винит себя в непристойных желаниях и считает, что заслужила суровое наказание», – попытался успокоить себя художник.
Это воспоминание пронеслось в голове Светлозарова, когда он взглянул на зардевшуюся от его поцелуя Есфирь. Художник укорил себя за то, что ещё недавно он думал о девушке по-другому.
– Ты изумительно выглядишь с этими цветами. Они символизируют чистоту и радость.
– О чём ещё они говорят? – улыбнулась Есфирь.
– Ты не такая, как все.
Её щёки вновь покрылись румянцем.
– Я говорю правду. Твои глаза так прекрасны, что я не могу не пригласить тебя сейчас на очередную фотосессию. Обещаю сделать достойные фотографии.
Есфирь слегка прищурилась:
– Ну, если ты хочешь, пойдём погуляем.
Они вышли на улицу. Сырая в проталинах земля, тёплое голубое небо, радостное щебетание птиц – всё говорило о приходе долгожданной весны. Свежий, не до конца прогретый мартовским солнцем воздух приятно освежал. Есфирь с удовольствием позировала. Глаза её загадочно блестели, и она как-то странно поглядывала на Светлозарова. Через час Есфирь сказала, что ей пора домой. Она ждала, что Арсений ещё раз её поцелует, но он сделал вид, что увлечён съёмкой.
– Провожать меня не нужно. Не хочу, чтобы Карп увидел меня с тобой, – с досадой в голосе сказала Есфирь и, ещё раз поблагодарив Арсения за цветы, не оглядываясь, направилась к автобусной остановке.
Светлозарову очень хотелось её поцеловать, и в последнее время он часто мечтал об этом, но увидев, что девушка не имеет никакого любовного опыта, Арсений не решился. Есфирь – из семьи, живущей по своим особым законам, и неизвестно, как она воспримет его неожиданную активность. Светлозаров не хотел торопить события. Одно дело – просто дружить, другое – переступить черту, накладывающую определённые обязательства.
За год знакомства Арсения и Есфири его отношение к ней кардинально изменилось. Художник чувствовал, что серьёзно влюбился. Вначале Светлозарову было достаточно просто созерцать красивую девушку. Её лицо, волосы, руки вдохновляли его как художника. К тому же она была изумительной моделью для фоторабот. С каждым днём всё больше Есфирь стала интересовать Арсения как девушка, имеющая утончённую, полную загадок душу.
Говоря, что она не похожа на других, художник не лукавил. Его всегда привлекала магия необычных взаимоотношений. Он остро нуждался в интеллектуальном и духовном общении, и Есфирь являлась для него источником творческого вдохновения и душевного подъёма.
Художник заметил, что Есфирь часто старалась скрывать от других свои истинные желания и чувства, но общаясь с ним, раскрывалась, была искренней. Светлозаров был ей симпатичен, восхищал своим интеллектом и обходительностью. Она видела разницу между ним и большинством своих сверстников. Арсений проявлял к ней подчёркнуто уважительное отношение, хотя был намного старше. Даже когда она иногда без предупреждения приходила к нему в гости, Светлозаров всегда встречал её как истинный кавалер, стараясь превратить неожиданную и, как правило, кратковременную встречу в романтическое свидание. Проводив Есфирь в комнату, он включал музыку и, извинившись, удалялся на несколько минут, чтобы возвратиться уже элегантно одетым, пахнущим утончённым мужским парфюмом. Не было случая, чтобы художник не угостил её чаем, конфетами или пирожными. Одноклассники же, к которым Есфирь с подругами заходила в гости, вели себя иначе: могли встретить гостей в застиранных майках и трико с обвислыми коленями, не говоря уж о том, чтобы предложить девочкам какое-то угощение. Да и все их разговоры сводились к обыденным вещам: где раздобыть денег, чтобы купить бухло и прошвырнуться вечером на танцплощадку.
Всякий раз, когда Есфирь оказывалась у Светлозарова в квартире, он старался удивить её разными кулинарными вкусностями.
Арсений хорошо помнил, как однажды, встретив его на улице, Есфирь, потупив глаза, сказала:
– Знаешь, я сегодня ничего не ела. Не мог бы ты дать мне двадцать копеек на пирожок? Деньги я тебе верну завтра.
Зайдя в стоящую невдалеке кулинарию, Светлозаров накупил ей разных булочек и в придачу дал ещё несколько рублей.
– Купи себе ещё что пожелаешь. И если нужно – не стесняйся, постараюсь тебе помочь.
– Арсений, не подумай чего плохого. Просто дома я пытаюсь бывать поменьше. Ты себе не представляешь, как тяжело жить в постоянном общежитии, когда тебе ни на минуту не дают уединиться, когда у тебя нет даже своего шкафа с одеждой – всё общее.
Эти слова в очередной раз приоткрыли завесу взаимоотношений Есфири с домашними и обнаружили её желание быть свободной и самостоятельной, мечтающей о собственном счастье.
То, что их дружба постепенно переросла в любовь, по крайней мере, с его стороны, Арсений прекрасно понимал. Есфирь казалась ему необыкновенной. Он часто называл её то «цветок моей души», то «звезда моего сердца», потому что в одном из словарей нашёл, что имя Есфирь по-древнеперсидски означает «звезда». Он также прочитал, что девушки с именем Есфирь умеют любить глубоко и трепетно, придавая своим чувствам первостепенное значение. Если избранник внешним обликом и внутренним содержанием соответствует их требованиям и отвечает взаимностью, тогда любовь может стать для них смыслом всей жизни.
И словно подтверждая это, Есфирь однажды сказала Арсению:
– Когда я выйду замуж, то рожу трёх или четырёх детей, а своего мужа буду называть господином, как Сарра называла Авраама.
Вместе с тем Светлозаров отчетливо понимал, какая между ними большая дистанция. Это подтвердила и его мать. Увидев однажды Есфирь, она поинтересовалась у Арсения, кто эта девушка. Тот честно признался, что она баптистка и что семья её живёт с ним в одном доме. Глядя на удивлённое лицо матери, Светлозаров пылко добавил, что она ему очень нравится.
– Мам, она хорошая, чистая девушка. Есфирь будет настоящей женой.
– Да, эта девушка, безусловно, красивая, но… – Мать печально посмотрела на сына. – Она выше тебя. И потом: мы живём в одном мире, они – в другом. Её родственники для начала захотят обратить тебя в свою веру, потом начнут устраивать в твоей квартире собрания, о которых я от тебя услышала. Готов ли ты, сынок, к этому? Если на ней женишься, то тебе придётся изменить свою жизнь, стать другим. Подумай об этом.
Арсений кивнул. Мать была права. Резко изменить свою жизнь, чего очень хотелось бы родственникам Есфири, он не мог. Арсений понимал: если он на ней женится, то сёстры и братья начнут ежедневно их посещать, превратив его квартиру в привычное для них общежитие. Они постараются навязать им свои порядки, как это уже произошло в семье одной из старших сестёр Есфири, которая вышла замуж за неверующего парня. Тот, утомлённый слишком активной опекой её родственников, был вынужден развестись с молодой женой.
Подобное развитие ситуации не входило в планы Арсения. Он, как и Есфирь, мечтал о самостоятельной семейной жизни, а запретить родственникам навещать их сестру он не мог. И самое главное, Светлозаров не знал, насколько серьёзно относится к нему сама Есфирь, любит ли она его на самом деле так, как он себе представлял. Девушка постоянно вела какую-то игру, понятную лишь ей самой. Оказалось, что даже собственное имя ей не нравилось, она с детства мечтала быть Евгенией. Светлозаров всё время оттягивал серьёзный разговор, боясь разочароваться, но после того памятного поцелуя решил проверить истинные чувства возлюбленной.
Художник стал чаще заглядывать в квартиру Калиниченко, но сразу же заметил, что Есфирь старается уклониться от общения. Так продолжалось несколько недель. Светлозаров подумал, что она обиделась на него за поцелуи или, скорее, за то, что он так мало её целовал.
Заглянув в очередной раз к Калиниченко, Арсений застал Есфирь одну. Все уехали на дачу. Девушка закрывала на кухне помидоры на зиму.
Увидев Светлозарова, она обрадовалась:
– Хорошо, что зашёл, я хоть немного передохну, а то кручусь с этими заготовками уже несколько часов.
Есфирь зашла в зал, но свет почему-то включать не стала. Опустилась на диван и пригласила присесть Светлозарова. Поговорив с ним немного об обыденных вещах, она негромко сказала:
– Знаешь, я отдохну пару минут.
Есфирь легла на диван и прикрыла глаза. В зале был полумрак. Проникавшая из кухни полоска света освещала лишь контур лежащей перед Арсением девушки. Он присел рядом с Есфирью. В квартире кроме них никого не было. Его любимая, о которой он страстно мечтал в последнее время, находилась совсем близко.
Светлозаров видел: Есфирь даёт ему шанс и ждёт от него определённых действий. Арсений прикоснулся к её руке и замер. Девушка лежала неподвижно, глаза её были по-прежнему закрыты. Светлозаров понимал: если он начнет её целовать, то вряд ли сможет этим ограничиться. То, что произойдёт дальше, нетрудно предугадать. Он легонько провёл пальцами от тонкого запястья до локтевой ямки и опять остановился. По телу Есфири пробежала лёгкая дрожь. Девушка повернула голову в его сторону, но глаза не открывала. Светлозарову стоило больших усилий взять себя в руки и остановиться.
«Она верующая, поэтому пусть всё будет чисто», – подумал Арсений. Он ни в коем случае не хотел воспользоваться минутной слабостью лежащей перед ним Есфири, прекрасно понимая, что потом девушка могла бы его возненавидеть. Неожиданно Арсений вспомнил строки Роберта Бернса:
В её щеках зарделась кровь,
Два ярких вспыхнули огня.
– Коль есть у вас ко мне любовь,
Оставьте девушкой меня!
Светлозаров убрал руку от её тела и зачарованно смотрел на возлюбленную. Она открыла глаза, ожегши Арсения глубоким взглядом, выражавшим удивление. Светлозарову показалось, что до неё наконец-то дошло, чем всё могло кончиться, и она испугалась. Есфирь резко поднялась.
– Мне нужно доделать работу, а то скоро приедут родственники, – проговорила она торопливо.
Арсений уловил раздражённые нотки в её голосе.
– Да, мне тоже пора, – тихо произнёс Светлозаров. Лицо его пылало, а сердце учащённо билось. – Надеюсь, мы ещё увидимся?
Есфирь опустила глаза и ничего не ответила.
Зайдя на следующий день к Калиниченко, Арсений узнал, что Есфирь со своими сёстрами уехала на несколько дней в Киев.
***
Прошло две недели. Возвращаясь с работы, Светлозаров увидел сидящую на лавочке около своего подъезда Есфирь. Арсению показалось, что она его ждала.
– Привет, давно тебя не видел. Честно говоря, я по тебе сильно соскучился, – печально сказал Светлозаров.
На душе у него было неспокойно. Их последняя встреча заставила его многое передумать. Он решился признаться Есфири в любви.
– Слушай, давай отойдём от нашего дома. Мне нужно с тобой поговорить. Не хочу, чтобы нам помешали.
– Да, мне тоже нужно тебе кое-что сказать, – каким-то отстранённым голосом произнесла Есфирь.
Они прошли метров двести до ближайшего сквера и сели на лавочку.
– Знаешь, мы каждые полгода ездим к знакомым верующим в Киев, – сказала Есфирь и, опустив глаза, добавила: – там я познакомилась с парнем. Мы с ним хотим пожениться.
Арсений такого поворота событий явно не ожидал. Все слова, которые он до этого хотел сказать Есфири, выскочили у него из головы.
– И когда вы решили это сделать? – глухо спросил он после долгой паузы.
– К концу следующего года. Его родители считают, что пока нам нужно подождать.
– И кто же твой парень?
– Он поёт в церковном хоре и к тому же хороший гитарист.
– Гитари-и-ист, – с усилием произнёс Арсений. – Честно сказать, для меня это неожиданно.
– Для меня тоже, – ответила Есфирь.
– Послушай, пока ты будешь ждать следующего года, я хочу предложить тебе выйти за меня замуж прямо сейчас! – запальчиво выпалил Светлозаров, которого очень разозлили слова Есфири. – Ты мне очень нравишься. Если ты станешь моей женой, я буду каждый день дарить тебе цветы, а если захочешь, нарисую такой цветок, который поразит твоё воображение, потому что он будет как живой.
– Но мне нравится тот парень, – упрямо вставила Есфирь.
– Ты только не торопись с ответом. Поверь, я сделаю всё для твоего счастья!
Лёгкая улыбка коснулась её губ.
– Я не шучу. И говорю серьёзно, – обиженно воскликнул Светлозаров. – Я предлагаю тебе стать моей женой!
Искренность Арсения тронула девушку. Выражение её тёмных глаз смягчилось.
– Арсений, помнишь, когда ты подарил мне подснежники, то обещал сделать хорошие фотографии, – слегка прищурившись, спросила Есфирь, стараясь уйти от неприятного разговора.
– Конечно, помню! Если ты не против, давай зайдём ко мне, и я подарю тебе эти слайды.
Светлозаров старался чем мог угодить Есфири: угостил её конфетами «Птичье молоко», которые «по большому блату» достал в кондитерском магазине, заварил самый лучший чай из своей коллекции и подарил набор открыток с розами на золотом фоне, купленный полгода назад в Венгрии.
Включив на столе специальную подсветку для слайдов, Арсений протянул девушке плёнку, и Есфирь стала с интересом разглядывать сделанные кадры. По улыбке и одобрительным репликам было видно, что снимки ей очень понравились.
Светлозаров стоял за спиной Есфири и комментировал фотографии. Арсений не удержался и, наклонившись, легонько поцеловал ее в висок. Она чуть повела головой, но не отстранилась. Тогда Арсений слегка притронулся к её груди.
– Не балуйся, дай посмотреть фотографии, – беззлобно сказала Есфирь.
Светлозаров вспомнил слова Маленького Принца из сказки Экзюпери: «Никогда не надо слушать, что говорят цветы. Надо просто смотреть на них и дышать их ароматом».
Арсений поцеловал девушку в затылок.
– Твои волосы прекрасны и чудесно пахнут.
Есфирь встала и, приблизив лицо к Арсению, спросила:
– Надеюсь, ты подаришь мне эту плёнку на память?
Арсений хотел поцеловать Есфирь в губы, но она отвернула лицо.
– Мне пора!
Светлозаров проводил девушку до лифта и, глядя ей в глаза, спросил:
– Надеюсь, к концу месяца ты дашь мне окончательный ответ?
Она кивнула.
Прошло несколько недель, но от Есфири не было никаких известий. Светлозаров понимал: или она ещё не определилась с ответом, или ответ будет для него неутешительным. Тем не менее он всё-таки продолжал рассчитывать на её взаимные чувства, которые помогут преодолеть им множество препятствий, стоящих на их пути. Светлозарова не смущало, что Эсфирь так молода: Арсений хорошо знал её характер. Если девушка чего-то захочет, то будет упорно добиваться своего.
Возвращаясь с работы, Арсений увидел около дома Есфирь и сразу же без всяких предисловий поторопился сказать:
– Приходи завтра ко мне в семь часов вечера! У меня к тебе серьёзный разговор, тем более что ты обещала сказать о своём решении.
– Хорошо, ровно в семь я приду.
Весь следующий день Светлозаров провёл в тревожном ожидании предстоящей встречи. Он хорошо знал, что скажет своей любимой. Художник видел, что Есфирь не до конца верит в искренность его чувств, в его решимость преодолеть трудности, которые возникнут в случае их союза. Однако он будет с ней предельно откровенен, убедит в том, что ради неё готов на многое.
Когда на часах была уже половина восьмого, Арсений занервничал: Есфирь не приходила. Ожидание становилось всё более тягостным. Светлозаров в очередной раз посмотрел на часы. Стрелки показывали ровно девять. Есфирь так и не пришла. Ждать дальше не имело смысла.
Арсений переоделся, убрал со стола приготовленный торт, фрукты, остывший чай вылил в раковину. На душе было тоскливо. «Как я мог так ошибаться в Есфири? Видимо, придумал для себя и возвеличил её образ. Недаром говорят, что любовь – это своего рода помешательство», – мысленно укорял себя Арсений.
Светлозаров решил написать Есфири письмо и высказать в нём всё, что чувствует. Начал он своё послание с обращения: «Здравствуй, Евгения». Так он немного подстраховывал Есфирь на случай, если письмо прочитают её сёстры и братья. К тому же Арсений давал ей понять, что помнит все откровения, которыми она с ним делилась. Его письмо превратилось в горький укор девушке, постыдно играющей его чувствами. Таким образом она выставляет в плохом свете не только себя, но и всех верующих людей. О какой чистоте отношений может идти речь, если она так поступает?
Письмо Светлозаров закончил словами:
«Я неоднократно мог воспользоваться благоприятными моментами, чтобы добиться от тебя того, что хочет мужчина от девушки, но одно лишь воспоминание о том, что ты живешь в семье, где провозглашаются великие истины, где должна пребывать чистота поступков и помыслов, меня останавливало. Я искренне уважал тебя, потому что любил и впервые хотел соблюсти все приличия, чтобы ты по праву могла называть меня своим Господином. Ты только вступаешь во взрослую жизнь, но уже ведёшь себя таким недостойным образом. Мне искренне жаль! В конечном итоге так же могут поступить и с тобой. Если я в чём-то не прав, готов извиниться».
Арсений позвонил своей подруге Стелле – ведущей актрисе местного студенческого театра-студии и попросил передать это письмо Есфири. Сделал он это намеренно. Во-первых, ему хотелось показать, что такими мужчинами, как он, не разбрасываются, и, во-вторых, имя девушки – Стелла, как и Есфирь, обозначало «звезда».
Актриса была высокого роста, имела яркую внешность, броско одевалась. Зайдя к Калиниченко, Стелла попросила позвать Есфирь. Когда та подошла, актриса смерила её уничижительным взглядом:
– Ты Есфирь? Это тебе лично, – и, протянув двумя пальчиками письмо, грациозно удалилась.
Прошла неделя. Есфирь молчала. Светлозаров уже начал сомневаться, передала ли Стелла письмо. Та подтвердила, что послание отдала адресату лично в руки.
Увидев вскоре Есфирь около подъезда, Арсений внешне бесстрастно спросил:
– Что же ты не пришла? Ты же обещала! А я ведь ждал целый вечер...
– Я не могла прийти, не хотела тебя огорчать, – не поднимая глаз, ответила Есфирь.
Видя, что девушка пытается уйти от откровенного разговора, Светлозаров решил тут же на месте выяснить их отношения.
– А что ты скажешь на моё письмо?
– Какое письмо? – попыталась сделать удивлённое лицо Есфирь.
– Которое моя знакомая передала тебе лично в руки!
Наступило тягостное молчание.
– Как-нибудь я тебе на него отвечу, – неохотно произнесла Есфирь. – Ты некоторые вещи там написал зря.
Арсений видел: их отношения рушатся на глазах. Ему стало горько и обидно. Значит, Есфирь так и не поняла, что он за человек, поэтому выбрала гитариста. Две недели назад Светлозаров готов был весь мир положить к её ногам, а сейчас молча смотрел на Есфирь и не находил подходящих слов. Чтобы разрядить обстановку и хоть как-то завершить неприятный разговор, Светлозаров обронил:
– Если что, заходи. Ты же знаешь, я тебе всегда рад.
Есфирь сочувственно поглядела на художника.
– Арсений, ты однажды назвал меня цветком души. Так нарисуй такой цветок – тогда я поверю, что ты действительно меня любишь и что я на самом деле тебе нужна.
– Ладно, если будет время, нарисую и в придачу достану тебе еще черевички! – съязвил расстроенный до глубины души Светлозаров и, не оборачиваясь, быстро пошел к своему подъезду.
Такого унижения Арсений никогда не испытывал. Мало того, что Есфирь его отвергла, выбрав другого. Она ещё оскорбила его как художника! Говоря о цветке, Арсений, подобно влюблённому поэту, создавал яркий художественный образ, и она, как утончённая натура, должна была это понимать. Светлозаров называл Есфирь «цветком души», потому что его возлюбленная была ему безмерно дорога, и к тому же, как и он, обожала цветы, особенно тёмно-красные, почти краплачные розы.
Чтобы прийти в себя после произошедшего, Светлозаров напросился на неделю в командировку в другой город. Ему нужно было кардинально сменить обстановку. Он не хотел видеть Есфирь, но та, как нарочно, чуть ли не каждый день сидела на лавочке возле своего подъезда. Увидав её, Арсений ускорял шаг и делал вид, что куда-то торопится, и тогда в его голове звучали строки знакомого поэта Алексея Никулина:
От тебя хотел забыться
В деревенской тишине,
Но и там твой образ снится,
Не даёт покоя мне.
Арсений мучительно пытался проанализировать ситуацию, понять, почему Есфирь так себя повела. В его душе продолжала теплиться надежда, что он ей всё-таки небезразличен и их отношения смогут наладиться. Однако, вспоминая их последний разговор, художник с отчаянием осознавал, что потерпел фиаско. «Допустим, она увлеклась музыкантом, имевшим, скорее всего, приятную внешность и хорошо игравшим на гитаре. Такие типы всегда нравятся молодым девушкам, – размышлял Светлозаров, – но зачем она укорила меня цветком, зная, что создать такой невозможно. С её стороны это запрещённый приём. Если бы Есфирь меня действительно любила, то не ставила бы таких унизительных условий. Ещё совсем недавно всё казалось так просто и понятно, а теперь ей подснежники не нужны, подавай чудо-цветок!»
Светлозаров вспомнил, как однажды его товарищ подарил девушке (с которой встречался всего-то неделю) купленный на улице ничем не приметный букетик цветов. Та была счастлива, её глаза светились благодарностью. Недавно и Есфирь так же искренне радовалась подаренным подснежникам. Глядя тогда на её лицо, Арсению хотелось произнести:
Первый спутник вздохов неизбежных,
Покоритель стольких нежных глаз…
Находясь в командировке, Светлозаров всё время вспоминал свои встречи с Есфирью. Он представлял, что отвергшая его возлюбленная тоже грустит и переживает, и поэтому надеялся на чудо. Каково же было разочарование Арсения, когда он, вернувшись, домой, увидел её смеющейся в окружении весёлых сверстниц. Взглянув на Арсения, Есфирь слегка кивнула ему головой и продолжала о чём-то оживленно рассказывать своим подругам. «Я страдаю, а она веселится! У неё хорошее настроение и ей совсем не до меня!» – возмущённо думал Арсений.
Светлозаров был в очередной раз подавлен. Придя, домой, он неожиданно для себя встал на колени и громко произнёс:
– Господи! Если ты существуешь, дай мне забыть её или дай мне другую девушку! До этого я радовался жизни, а теперь мою душу заполнили горечь и разочарование. Помоги мне, Боже!
Немного успокоившись, Арсений решил: пусть Есфирь живёт как хочет, это её право. Он сделал всё что мог. Теперь другие пусть сделают лучше. «Но я тебя ещё сильно удивлю – напишу прекрасный цветок, который покорит сердца многих женщин. Дрогнет и твоё – и тогда ты поймёшь, кого потеряла, но будет уже поздно», – жалея себя, думал он.
Светлозаров вдохновился этой идеей, понимая, что благодаря творчеству сможет переключить своё сознание на позитивный лад. Перед тем как приступить к работе, Арсений зашёл к своему хорошему знакомому – акварелисту Сергею Шестову, который отличался от других художников тем, что писал исключительно цветы, посвятив любимым растениям несколько сотен акварелей. Его дачный участок представлял собой огромный цветник. Сергей сажал не только розы и ирисы, которые его всегда вдохновляли, но и множество сухоцветов, составляя из них оригинальные композиции.
Рассматривая его работы, Арсений отметил для себя важную деталь: Шестов старался не просто перенести изображение цветка на бумагу, а пытался показать образ, увиденный им в растении. Сергей рассказывал Арсению, что когда пишет цветы, то чувствует, как они общаются между собой:
– Понимаешь, у них, как и у людей, есть душа и характер, – объяснял своё отношение к растениям Шестов. – Это уже многие подмечали. Об этом хорошо написала поэтесса Альбина Сенькова:
«Есть, есть душа у каждого цветка, свой взгляд и стать у каждой есть травинки». Например, роза мне представляется дамой, которая требует к себе уважения и с ней нужно разговаривать только на Вы. Ирис – это пиковый валет, молодой тридцатилетний мужчина в смокинге. Через одуванчик мне видится эволюция звезды. Сначала она яркая – молодая, потом становится хрупкой и разлетается на многочисленные осколки, которые уносятся вдаль. – Сергей помолчал и неожиданно закончил: – Но есть один цветок, который давно хочу написать, но пока не решаюсь. Нет серьёзного эмоционального повода. Я хочу изобразить Аленький цветочек, краше которого нет на свете. Когда это будет, не знаю. Может быть, завтра, а может быть, через несколько лет. Главное, есть желание, поэтому и продолжаю работать.
«Оказывается, чудо-цветок волнует многих. И Аксаков о нем писал, и Бажов, а теперь вот и Шестов о том же. Здесь кроется какая-то тайна. Всё намного серьёзней, чем я думал. Когда разные люди приходят к одному и тому же, это говорит о многом», – взволнованно думал Светлозаров.
Шестов закурил, но, сделав пару затяжек, решительно затушил сигарету.
– Знаешь, я с детства курю и никак не могу бросить, – словно оправдываясь перед Арсением, виновато сказал он. Взгляд его стал печален. Помолчав несколько минут, Сергей добавил: – Хорошо, что ты ко мне зашёл. Я на днях уезжаю в Крым. У меня серьёзные проблемы с лёгкими. Думаю, что туберкулёз, но скорее всего онкология. Хочу, как и Грин, к морю, к ярким цветам. Да и воздух там чистый – не сравнить с нашим. Если выкарабкаюсь, то вернусь, а если нет… Напиши за меня сказочный цветок! Назови его Светлозаром. Ты же Светлозаров, одарён светом. В тебе озарение, оно подскажет, как цветок написать. Считай, что это моё творческое завещание.
Арсений уходил от художника в смятенных чувствах. Он был сильно расстроен известием о болезни товарища. Тот был старше Арсения всего на восемь лет, но жизнь его могла закончиться так неожиданно быстро. В своё время Шестов был кумиром женщин: высокого роста, с черными, как смоль, кудрявыми волосами, всегда элегантно одетый. Будучи студентом художественного училища, подрабатывал моделью на показах мод. Став художником, много зарабатывал. Его ожидало большое будущее, но… как-то не сложилось. После развода с женой Сергей запил, стал сторониться приятелей, большую часть времени проводил на даче.
Но в сознании Светлозарова отложились и другое. «Теперь я знаю, что нужно делать – необходимо создать образ цветка, в котором будет совмещаться и вера, и надежда, и любовь. То озарение светом любви, которым наполняется каждая душа и перед которым не устоит ни одно женское сердце. Правда, добиться этого будет крайне сложно – могут уйти многие годы. Ну что же, по крайней мере я попытаюсь. Для меня это важно! Создавая такой цветок, я проверю свою любовь и собственные творческие возможности. К этому меня обязывает и просьба Сергея», – решил Арсений.
Чем больше художник думал о том, каким должен быть чудо-цветок, тем больше загорался поставленной перед собой сверхсложной задачей. Его творческая натура жаждала действия. Светлозаров стал скупать открытки и книги с рисунками и фотографиями цветов, приобрёл пластинку «Вальс цветов» из балета «Щелкунчик» Чайковского, зачастил в библиотеку, где изучал всевозможные легенды о растениях. Наиболее интересную информацию Арсений записывал в специальную тетрадь, на обложке которой старательно вывел каллиграфическим почерком: «Материалы, необходимые для сотворения цветка, которого нет в природе, но который быть обязан», а эпиграфом к своим записям он выбрал стихотворение знакомого поэта Николая Калтыгина «Тропа любви».
Любовь – злая шутка безбрежной природы,
Любовь – дар небес и улыбка Творца.
Бесчинствуют власти, мельчают народы.
И только влюбленный идёт до конца.
Отвязное время пыхтит обречённо,
Юродствует флегма златого тельца.
Безмолвствует вечность, и только влюблённый
В своих «заблужденьях» бредёт до конца.
Особенно Арсения вдохновляли слова, что в своих «заблужденьях» влюблённый бредёт до конца. Это утверждение утешало художника, оправдывало его решение создать чудо-цветок.
Светлозаров с увлечением начал придумывать всевозможные растения, благо фантазии ему было не занимать, тем более что творил он под музыку, которая, воздействуя на его растревоженную душу, подспудно подсказывала неожиданные решения и приёмы. И вот однажды художнику показалось, что он наконец нашёл ключ к отгадке. Чтобы создать образ Аленького цветка, или Светлозара, как его назвал Шестов, необходимо вложить в него одновременно лёд и пламень, соединить тяжёлую тёмно-краплачную бархатистую розу с нежным светло-фиолетовым ирисом.
«В этом цветке, как и в Есфири, должно присутствовать многообразие», – думал Арсений. Он осознал, что, поддавшись чувству влюблённости, приписал возлюбленной то, чем она не обладала. В Есфири не оказалось той глубины, которая его привлекала. Девушка, как и её молодые подруги, жаждала киношной любви, горела огнём плотских желаний – и от этого терзалась угрызениями совести, а он, несмотря на очевидное, облёк её в светлые духовные одежды, придав образу непорочность и возвышенность мыслей.
Светлозаров решил создать графическую серию с условным названием «Нерастраченные чувства», в которой каждое изображение цветка будет соответствовать его душевному настроению. Получилось несколько интересных декоративных работ. Однако Арсений чувствовал, что в них всё же чего-то не хватает.
«Наверное, нужно отойти от стереотипов и попробовать взглянуть на мир глазами ребёнка», – подумал Светлозаров. Он предложил своему другу, директору детской художественной школы Николаю Рогову, дать ребятам задание, чтобы они нарисовали сказочные цветы, которых нет в жизни. Идея Рогову понравилась. Он провёл с учащимися беседу, облекая задание в увлекательную игру.
Рассматривая рисунки ребят, Арсений поймал себя на мысли, что любящий человек похож на ребёнка: не ищет выгоды и всему верит. Однако взрослые такое поведение часто расценивают как «частичную утрату способности мыслить логически, анализировать и принимать взвешенные решения».
«Мои оскорблённые чувства и ущемлённое самолюбие не позволяют мне вложить в произведение искреннюю веру ребенка в лучшее, – пришёл к выводу Арсений. – Мой цветок души должен стать цветком надежды! Пусть не сейчас, пусть через много лет, но Есфирь оценит мою любовь и через своё раскаяние получит очищение и прощение». Сделанное открытие вдохновило художника. Он принялся за очередную серию картин под названием «Цветок надежды».
Увидев работы друга, Рогов восторженно отозвался о них и предложил организовать персональную выставку к весеннему празднику – дню 8 Марта.
– Каждая из этих работ словно наполняет душу внутренним светом и рождает ощущение душевного тепла! Уверен, твои цветы не оставят равнодушными женские сердца, и ты найдешь ещё свою любовь, – успокаивал его друг.
– А что? Это идея! – согласился Арсений.
«Не зря же я потратил на их создание годы своей жизни. К тому же если Есфирь придёт на выставку, то не сможет не оценить мои чувства, увидев эти цветы», – думал Светлозаров.
Выставка, как и предполагал Рогов, имела успех. Книга отзывов пестрела хвалебными записями представительниц прекрасного пола. Кому-то нравились картины из серии «Нерастраченные чувства», кому-то – «Цветок надежды».
В последний день экспозиции Светлозаров обратил внимание на миловидную девушку с большими серыми глазами. Она внимательно рассматривала одну из его любимых работ, на которой был изображён яркий букет фантастических цветов. Древние славяне назвали бы их свети-цветами, стожарами или аленькими цветами. Судя по почерпнутым из книг описаниям, они имели внутреннюю силу и вспыхивали яркой огненной вспышкой лишь один раз в году – открывались тому, кто их понимал, с кем была установлена обоюдная незримо-таинственная связь. Светлозаров воплотил на холсте своё представление об этих таинственных цветах, невидимых большинству людей.
Арсений подошёл к девушке и поинтересовался её мнением о картине.
– Мне эти цветы нравятся. В них чувствуется весна. Видимо, в душе художника до этого была зима, – девушка кивнула головой в сторону серии «Нерастраченные чувства», – а здесь его сердце согрелось.
Светлозарову такая трактовка понравилась. Незнакомка точно почувствовала то, что происходило в его душе.
– А вы хорошо разбираетесь в живописи, – улыбнулся Арсений, – честно говоря, я польщён.
Он представился и неожиданно для себя добавил:
– Раз вы так все правильно угадали, то я решил подарить вам эту работу. Надеюсь, теперь и у вас на душе станет теплее.
Незнакомка искренне удивилась.
– Что, художники все такие щедрые?
– По поводу щедрости других не знаю, – улыбнулся Светлозаров, – но перед вами находится достойный представитель нашей творческой профессии.
Арсений заметил, что его слова и поведение заинтриговали девушку. Такого внимания к себе она не ожидала.
– Если вам интересно, то я готов рассказать о жизни художников, и о своей, в частности, подробней. Тем более что я, как воспитанный человек, должен помочь вам доставить эту работу до конечного пункта назначения в целости и сохранности.
Светлозаров ещё в начале знакомства обратил внимание, что обручального кольца на пальце у его симпатичной собеседницы не было, но на всякий случай уточнил:
– Надеюсь, муж не будет ругать вас за мой подарок?
– Нет, не будет, потому что… – девушка улыбнулась, и глаза её сверкнули озорным огоньком, – у меня его нет.
– Вот и прекрасно, – облегчённо вздохнул Арсений. – Однако чтобы подписать работу, я должен знать, как вас зовут.
– Валерия.
Светлозаров почувствовал, как ёкнуло сердце. «Почти как Евгения», – подумал он, однако весело добавил:
– Прекрасно! Вы – Валерия, я – Арсений, наши имена содержат по семь букв, тем более что четвертая буква «е» у нас одна и та же. Значит, общий язык мы найдём быстро.
В глазах Валерии просматривался явный интерес к Светлозарову, и она, улыбнувшись, согласно кивнула головой.
– Вы и впрямь незаурядный человек, и я очень рада нашему знакомству.
Роман с Валерией у Арсения развивался стремительно. Уже через месяц они подали заявление в загс. «А чего ждать, – успокаивал себя Светлозаров. – Мне уже тридцать, пора думать о собственной семье и детях. Я хочу спокойствия. Есфирь свой выбор сделала, пусть живёт с гитаристом».
***
Прошёл год. У Арсения родился сын. Однажды, прогуливаясь с ребёнком в ближайшем сквере, Светлозаров увидел идущую ему навстречу Есфирь. Поравнявшись с ним и заглянув в коляску, она спросила:
– У тебя девочка или мальчик?
– Сын.
Есфирь с интересом посмотрела на ребёнка и улыбнулась:
– Красивый... – И без всякого перехода добавила: – А я уезжаю в Канаду к подруге.
– Одна? – удивился Арсений. – А как же твой жених?
– Он туда уже уехал со своими родителями. – По лицу девушки пробежала лёгкая тень, и она не очень уверенно добавила: – Мы там с ним встретимся и поженимся.
Возникла неловкая пауза.
– Знаешь, а я была на твоей выставке. – Есфирь посмотрела на Арсения своим колдовским пристальным взглядом. – Твои цветы мне понравились. Я всегда знала, что ты талантливый человек.
Арсений молчал.
– Ты на меня не обижайся, – тихо сказала она и, не оборачиваясь, быстро направилась в противоположную от сквера сторону.
Прошло несколько месяцев. Выходя из магазина, Светлозаров услышал, как его кто-то окликнул. Это была Лия, сестра Есфири.
– Арсений, Есфирь завтра уезжает. Она просила тебя зайти к нам в десять утра попрощаться.
Светлозарову стало неловко. Он прекратил всякие отношения с Есфирью и перестал ходить на собрания, чтобы лишний раз её не видеть. У него были жена и ребёнок, и разлад в семье ему был не нужен. Однако Арсений не мог не прийти, прекрасно понимая, что больше никогда не увидит свою бывшую возлюбленную.
– Хорошо, я постараюсь, – кивнул головой Светлозаров.
Он отпросился на работе на пару часов и ровно в десять позвонил в квартиру Калиниченко. Дверь открыла Есфирь.
– Проходи, дома никого нет. Я попросила Лию полчасика погулять.
Она провела Арсения в свою комнату.
– Знаешь, я не могла с тобой не попрощаться. Сегодня поеду в Москву, а оттуда улетаю в Монреаль. Моя подруга из киевской общины сейчас живёт в Канаде. Она пригласила меня к себе на пару месяцев погостить, но я решила там остаться.
– Ты же не знаешь языка, обычаев, – заволновался Арсений. – Я бы не советовал тебе это делать. Это очень рискованный шаг.
Было заметно, как Есфири нелегко даётся каждое слово.
– Я хотела тебе многое сказать, – она протянула к Арсению руку, – но будет лучше, если мы не будем друг друга терзать и попрощаемся.
Арсений взял её руку в ладони и стал жадно всматриваться в дорогое лицо, стараясь надёжно запечатлеть его в памяти.
– Если я правильно понял, ты уезжаешь надолго?
Есфирь опустила глаза.
– Если честно, то навсегда. – Посмотрев на Арсения, она виновато улыбнулась. – Но если ты будешь меня ждать, то мы ещё с тобой когда-нибудь увидимся...
– Я буду о тебе вспоминать, – тихо произнёс Арсений.
– Я тоже. А теперь иди, иначе я расплачусь, – дрогнувшим голосом добавила Есфирь.
Выйдя из подъезда, Светлозаров мысленно произнёс: «Вот всё и закончилась. Прощай. Пусть тебе в жизни повезёт». Не глядя на окно её спальни, Арсений быстрым шагом направился к остановке.
Прошло несколько лет. В жизни Светлозарова, как и в жизни страны, произошли кардинальные изменения. Советский Союз перестал существовать.
Наступили новые, неизведанные для советских людей времена. Государственный комбинат, на котором Арсений успешно работал, закрылся. Светлозаров вместе с Роговым, распростившимся с художественной школой, стали заниматься оформлением киосков и частных магазинов. Как правило, им заказывали вывески, одну-две витрины, различные таблички, стенды и указатели.
Полтора года Светлозаров с напарником работали на съёмных квартирах и в подсобных помещениях. Приходилось подстраиваться под вкусы частных предпринимателей, которые прежде были обычными рабочими и инженерами. Большинство из новоявленных хозяев не обладали художественным вкусом и слабо понимали необходимость и значимость рекламы. Светлозаров прекрасно осознавал, что в наступившие смутные времена нужно поступиться многими принципами – необходимо зарабатывать на жизнь, забыв о творчестве.
Жене Арсения Валерии повезло гораздо больше. Она устроилась в крупную частную фирму, где возглавила отдел продаж дорогой сантехники. Валерия почти ежедневно заключала договора на такие огромные суммы, о которых старалась не распространяться не только среди своих знакомых, но даже в семье. Арсений и Валерия приходили с работы домой поздно. Каждый уставал не только физически, но и морально. Он – от постоянных поисков заказов, она – от ответственности за многотысячные сделки. Романтические чувства между супругами постепенно угасали. Работая в солидной фирме, Валерия стала признавать лишь дорогие подарки. Арсений перестал дарить ей цветы, чтобы лишний раз не слышать упрёков, что не может купить ей фирменные голландские розы. Светлая семейная жизнь осталась в воспоминаниях. Радость общения заглушалась раздражительностью и внутренним напряжением. Между супругами стали случаться ссоры.
Арсений время от времени вспоминал слова Есфири, которая мечтала называть своего мужа господином. «Интересно, как же сложилась её судьба? Называет ли она так своего возлюбленного?» – с горечью думал Светлозаров.
Однажды во дворе он увидел Лию и спросил её о Есфири. Девушка стала откровенно рассказывать о заграничной жизни сестры:
– Есфирь вначале работала няней у богатой арабки. Ты же знаешь, сестра любит детей. Сейчас она накопила немного денег и купила легковую машину. – Лицо Лии слегка омрачилось. – Правда, Есфирь пока на ней не ездит, а использует как жилище.
Девушка внимательно посмотрела на Светлозарова.
– Арсений, скажу тебе по секрету. Она написала мне, что жалеет, что не вышла за тебя замуж.
Светлозаров развёл руками:
– Чего уж теперь об этом говорить. – Запоздалое признание его порядком разозлило. – Будешь ей писать, передавай от меня привет. Извини, но мне пора, нужно забрать сына из садика.
Арсений сделал вид, что опаздывает, и поспешно удалился. «Вот тебе и муж-господин, вот тебе и счастливая дружная христианская семья с любимыми детьми», – думал Арсений. Он представил спящую в холодной машине Есфирь, и ему стало её искренне жаль. «Все в семье Калиниченко считают себя особо правильными верующими, но сестру умудрились отпустить в далёкую страну совершенно одну. Ведь было понятно, что там она столкнётся с испытаниями, к которым совсем не готова! – Арсений мысленно продолжил укорять братьев и сестёр Есфири. – Можно представить, через какие трудности и унижения пришлось пройти молодой девушке, чтобы освоиться на чужбине и найти там своё место под солнцем. Я убеждён, что родственники даже не догадываются о том, насколько ей трудно и что там на самом деле с ней происходит. Я же предупреждал её, что она сильно рискует, но Есфирь сама выбрала свою судьбу».
Успокоившись, Арсений решил: «Да, а я ещё считаю, что мне трудно, обижаюсь на Валерию. Но у меня есть свой дом, семья, родители и друзья. Я живу в родном городе и в своей стране. Нет, всё-таки всё, что ни делается, делается к лучшему.
...Как-то вечером Валерия пришла домой заметно возбуждённая. Наскоро приготовив ужин, она неожиданно объявила:
– Арсений, меня с главным бухгалтером посылают в Германию в командировку на полтора месяца. Наша фирма вышла на серьёзных поставщиков, и директор берет нас собой.
– Как в Германию?! А кто будет сидеть с сыном, кормить, водить в сад? Такие вещи нужно вообще-то со мной согласовывать! – взорвался Арсений.
– Пойми, это мой шанс. – Валерия говорила тоном, не терпящим возражений. – Шеф сказал, что если дело выгорит, то наша фирма начнёт разрастаться и перейдёт на более высокий уровень, и тогда он выдаст нам приличное вознаграждение. А что касается сына, то… – лицо Валерии покрылось румянцем, но она, тем не менее, жёстко продолжила: – Ничего страшного не случится, если ты на пару месяцев оставишь свою работу, от которой большого толку все равно нет. Пока я буду в отъезде, можешь работать со своим Роговым у нас дома. Поставь на балконе небольшой станочек, напили таблички и клей свои буквы. И дом под присмотром, и ты при деле. К тому же твоя мама не откажется посидеть несколько вечеров со своим внуком.
Светлозаров вспылил, бросил вилку на стол и, оставив недоеденным ужин, ушёл в свою комнату, хлопнув при этом дверью. Опустившись на кровать, Арсений задумался. В принципе Валерия была права: его заработки не идут ни в какое сравнение с теми деньгами, которые она зарабатывает. Однако Светлозарова возмутило то, что жена, уже в которой раз, сама всё за него решила. Арсения бесило, что Валерия начинает им верховодить, и его мнение становиться для неё несущественным. Получается, что он, талантливый художник Арсений Светлозаров, мужчина, дружбу с которым искали многие женщины, вынужден теперь довольствоваться вторыми ролями, униженно выполнять указания своей благоверной, даже те, которые ему совсем не по вкусу.
Арсений стал припоминать: действительно, в голосе Валерии всё чаще и чаще стали проскальзывать начальственные нотки, всё чаще супруга разговаривала с ним как со своим подчинённым. Он вспомнил слова одной женщины-генерала, которая, отвечая на вопрос журналиста «Кто в семье главный?», сказала: «На службе я генерал, дома – супруга».
Арсений грустно улыбнулся. Жена и на работе начальник, и дома. Всё равно она поступит так, как решила. По большому счёту, один месяц он как-нибудь выдержит, зато в семейном бюджете, если её не обманут, будет приличное пополнение – и тогда он сможет вернуться к своим творческим работам, по которым давно соскучился.
Арсений вышел из комнаты и, чтобы сохранить лицо, с напускной строгостью спросил жену:
– Допустим, я месяц потерплю, но как же ты поедешь в Германию? У тебя и паспорта заграничного нет, да и языка ты немецкого не знаешь.
Валерия улыбнулась. Она прекрасно изучила характер Арсения: он мог психануть, наговорить обидных слов, но потом быстро успокаивался и, уступая, шёл ей навстречу.
– Пусть это тебя не тревожит. Наш шеф уже обо всём позаботился. У него хороший знакомый в ОВИРе, поэтому паспорта нам сделают быстро. А переводчика немецкая сторона обещала предоставить своего. Им, как и нам, выгодно взаимное сотрудничество. К тому же в Германии я куплю себе и нашему сыну фирменную одежду, а тебе – приличные кисти и краски.
– Да, хорошие кисти не помешают, – нехотя согласился Светлозаров, хотя про себя отметил: об одежде для него она не упомянула, и это его неприятно задело.
Видя, что Арсений в очередной раз уступил, Валерия миролюбиво добавила:
– Пока я буду в отъезде, можешь вспомнить молодость и написать красивые цветы, а то ты мне их уже давно не дарил.
***
После отъезда супруги Арсений не раз корил себя за проявленную мягкость. Остаться одному с маленьким ребёнком оказалось не так просто. Приходилось не только водить и забирать его из садика, но и кормить и укладывать спасть. В свободное время Светлозаров пытался ещё и работать с Роговым. Хорошо, что товарищ понимал, в какой ситуации оказался Арсений, не давил на него, старался приободрить, говорил, что эти временные трудности будут по достоинству оценены Валерией, а сам он может поработать и один.
Получив от заказчика деньги за выполненную работу, начатую задолго до отъезда Валерии, Светлозаров с Роговым решили отметить это радостное событие в кафе. Устав от холостяцких перекусов, товарищи заказали себе наваристый украинский борщ, свинину на косточке, по сто граммов водки, по стакану пива и томатного сока. Выпив, заговорили о житейских делах.
– Пойми, она у тебя женщина деловая, крутится в своём кругу, где в отличие от нашей творческой среды царят другие законы, – увещевал Арсения Николай. – Бизнес не терпит сантиментов, романтики. Там время – деньги. Чуть расслабился – и тебя тут же съедят конкуренты. Я вообще удивляюсь, как она там справляется, и, судя по всему, весьма лихо.
– Сам удивляюсь, – согласился с другом Арсений. – Когда я познакомился с ней, Валерия была другой. Она показалась мне одинокой незащищённой женщиной. Хотелось приободрить, добавить в её жизнь душевного тепла. То, что у неё такая стальная хватка и мужской характер, я и не предполагал. – Арсений задумался. – Знаешь, меня судьба почему-то всегда сводит с очень сильными женщинами. Взять хотя бы ту же Есфирь – у неё характер ещё тот: что решит, то и будет делать, даже себе во вред. Откуда берутся такие женщины?
– Мы с тобой романтические натуры, и поэтому приписываем другим людям качества, которые хотим в них видеть. А большинство людей живет по-другому. Знаешь, один знакомый технарь мне как-то признался: я, говорит, не могу представлять, как ты, – вижу только то, что реально существует». И что самое удивительное, в своём деле он успешный специалист. Поэтому принимай мир таким, какой он есть: не каждому дано замечать красоту в обыденных вещах. Что же касается твоей жены, ты чересчур многого от неё требуешь. Она на работе занимает ответственную должность, при этом – примерная хозяйка, в доме чистота и порядок, одета с иголочки. Чего тебе ещё не хватает?
– Так-то оно так, – вздохнул Арсений, – но иногда мне кажется, что лучше бы она была не такой образцовой, зато более душевной и внимательной. Понимаешь, она стопроцентный трудоголик, отдыхать не в её правилах, а мне хочется иногда простой женской ласки, умиротворения...
– Знаешь, дружище, у меня жена тоже не ангел. Пилит меня каждый день. Сколько бы денег ни принёс, всё ей мало. Поэтому я и ушёл из художественной школы. Там платят копейки, хотя… – Николай тяжело вздохнул. – Когда с ребятами общался, моя душа пела, а здесь я вынужден унижаться перед всякими чмырями, выслушивать их «умные» указания, – и Рогов одним глотком выпил налитую в рюмку водку. – А что касается наших жён, то я тебя сейчас немного успокою. Во-первых, многие женщины пытаются верховодить мужьями. Пытается и моя. Я ей говорю: «В Библии сказано, что муж должен быть главой семьи», а она психует, говорит: «Когда это было! Сейчас всё по-другому». Им нас не понять. Но я нашёл для себя ответ, многое объясняющий. Ты же читал Библию, а там сказано, что апостол Павел трижды просил Господа освободить его от болезни, которая ему сильно досаждала, на что получил такой ответ: «Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». Понимаешь, о чем речь? – Рогов оживился. – Нам, художникам, дана благодать творчества. Мы смотрим на мир особыми глазами. Нужно радоваться полученному дару, но нам этого мало – мы хотим иметь и всё остальное. Чтобы мы о себе не воображали больше, чем есть на самом деле, нам такие жёны и даны. К тому же они у нас не самые плохие. Заметь!
Арсений невесело улыбнулся:
– Будем считать, Николай, что ты меня успокоил. Как же это я сам не вспомнил про слова апостола Павла? Ладно, буду терпеть, тем более что через неделю мои мучения должны закончиться.
За три дня до окончания командировки Валерия позвонила Светлозарову:
– Арсений, привет! Дела закончены, и сегодня вылетаем в Москву. Приеду в одиннадцать вечера, встречай на автовокзале! – радостно сообщила супруга.
«Наконец-то, – вздохнул с облегчением Арсений. – Видимо, Господь услышал мои молитвы».
Светлозаров позвонил Рогову и, объяснив ситуацию, сказал, что берёт тайм-аут.
– Дружище, давай отложим работу на пару-тройку дней. Сам понимаешь, мне нужно побыть с женой.
Арсений купил торт, бутылку хорошего вина, приготовил свой фирменный салат и, уложив сына, поехал встречать Валерию.
Жена выглядела уставшей, но глаза её радостно блестели.
– А это гостинцы, – гордо произнесла Валерия, указав на новый большой чемодан, которым пополнился её багаж. – Как видишь, я времени зря не теряла, и главное, мы очень успешно поработали.
В течение нескольких дней Валерия живописала Арсению прелести заграничной жизни. Восторженно рассказывала об изобилии всевозможных товаров, о чистоте на улицах и дорогих машинах. Светлозаров её хорошо понимал: она была за границей впервые, и посещение Германии её просто поразило.
– Как хорошо, что открыли границу! Теперь можно торговать всем, чем угодно, главное, чтобы были деньги. И они теперь у нас будут! – Победно взглянув на Арсения, Валерия добавила: – Сначала я куплю двухкомнатную квартиру, а потом машину. Надоело ездить на автобусе, а мне теперь нужно многое успевать.
«Она опять всё за меня решила», – обиженно подумал Арсений, но сдержался, чтобы не устраивать очередного скандала, тем более что она была права – сыну нужна своя комната.
После возвращения из Германии прошёл месяц. Придя с работы, Валерия огорошила Арсения словами:
– Звони маме, пусть заберёт к себе нашего сына на неделю.
Светлозаров насупился:
– Что случилось? Опять загранкомандировка?
– Нет, едем отдыхать в Турцию! – игриво посмотрев на мужа, ответила Валерия.
– В какую Турцию? Кто едет? – оторопело переспросил Арсений.
– Как кто? Мы с тобой! Полученную партию немецкой сантехники наша фирма успешно реализовала, шеф выделил мне турпутевку. Он же обещал нас хорошо поощрить. А за тебя заплатила я, так что все о'кей. Звони матери, пусть поживёт с любимым внуком.
...Во время отдыха Валерию было не узнать. Она была весела и щедра. Арсению даже показалось, что их семейная жизнь налаживается. Валерия почти весь день загорала, изредка купалась. Светлозаров много и с удовольствием фотографировал. Он соскучился по морю, по ярким сильно пахнущим южным растениям, благо они были обильно высажены на территории их пятизвёздочного отеля.
«Вот что недоставало в моих нарисованных цветах – умиротворения. Когда на душе хорошо – всё воспринимается в розовом свете», – удовлетворённо думал Арсений.
После недельного отдыха Валерия с головой окунулась в работу. Задерживалась допоздна – и уже через какое-то время, как и прежде, стала раздражительной. Скандалы и стычки в семье возобновились.
Арсений удивлялся, как в супруге уживались внешняя женственность и внутренняя жёсткость. Она была требовательна к каждой мелочи, работала на износ, и отношения между супругами стали ещё более натянутыми. Через месяц жена сухо уведомила Арсения, что уезжает в командировку. На этот раз он не стал возмущаться, понимая, что всё равно ничего не изменит, лишь усугубит положение. К тому же Светлозарову хотелось передохнуть и прийти в себя. Частые размолвки его сильно измотали. Он заметил, что уже начал седеть.
Валерия холодно простившись с мужем, уехала. Обоих огорчало, что они не понимают друг друга.
Оставшись один, Арсений решил поднять себе настроение и стал рассматривать слайды, сделанные в Турции. С удовольствием разглядывая южные пейзажи, он вдруг вспомнил о просьбе жены написать ей цветы, которую так и не исполнил – не было времени, да и настроения тоже. Арсений решил сделать ей подарок, чтобы смягчить нарастающую между ними взаимную неудовлетворённость.
«Я должен думать о светлом и радостном – тогда изображение наполнится положительной энергетикой и поможет мне ощутить необходимую красоту чудо-цветка, – думал Светлозаров. – Для этого я постараюсь представить образ идеальный женщины, которую хочу любить. В нём должны прослеживаться черты и Валерии, и Есфири». Арсений улыбнулся, вспомнив слова невесты Агафьи Тихоновны из гоголевской «Женитьбы»: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича...» Да, именно так, идеальный цветок должен быть символом, а не конкретным изображением чего-то существующего!
Арсений включил любимую музыку и стал просматривать слайды с цветами, запечатлёнными им во время прежних путешествий. Сделал несколько карандашных набросков. В его памяти начали всплывать радостные мгновения от общения с нравившимися ему женщинами.
– Как же я всё это забыл? – удивлённо вопрошал себя Арсений. – Ведь было столько интересного и прекрасного в моей жизни. Видимо, не зря говорят, что быт заедает.
Постепенно творческий азарт охватил Светлозарова. Он увлёкся и не заметил, как прорисовал до двух часов ночи.
Утром ему позвонил Рогов и простуженным голосом сообщил, что заболел.
– Николай, не волнуйся! Нового заказа у нас пока нет, поэтому можешь спокойно отлежаться несколько дней, – успокоил его Арсений и пожелал товарищу скорейшего выздоровления.
«Как всё неожиданно удачно складывается, – подумал Светлозаров. – Жена уехала в командировку, друг заболел – и появилось время для того, чтобы я спокойно поработал над цветком. Видимо, это знак свыше».
Арсений самозабвенно писал, и когда Валерия вернулась домой, для неё была приготовлена картина с красивым цветком в вазе.
– Вот тебе небольшой подарок, – примирительно сказал Арсений, показывая Валерии сделанную работу.
Взглянув на картину, жена улыбнулась:
– Ну, наконец-то. Это уже кое-что. Закажи дорогую рамку и повесь в нашу спальню.
Было видно, что супруге подарок понравился. Продолжая разглядывать картину, Валерия спросила:
– Слушай, может тебе бросить твою рекламу? Будешь писать цветы для богатых. Их жёны и любовницы с удовольствием захотят украсить свои залы и спальни картинами в дорогих рамах. Я-то их вкусы знаю, – воодушевилась супруга.
– Это не так просто, – уклончиво ответил Арсений. – Для хорошей творческой работы нужно вдохновение.
– Когда тебе наличкой будут платить приличные суммы, оно у тебя появится. Можешь не сомневаться. Ты мне вот и без вдохновения хорошо нарисовал, – усмехнулась Валерия. – Так что подумай.
Светлозаров осторожно поинтересовался мнением Рогова по поводу предложения Валерии заняться живописью, думая, что тот сразу его отвергнет.
– А что, давай попробуем, я не против. В любом случае это будет интереснее, чем клеить однообразные стенды и таблички. Они мне уже во сне снятся. Я, как и ты, сильно соскучился по творчеству. Если не получится, вернёмся к прежней работе, – неожиданно поддержал его товарищ.
Арсений внутренне напрягся. «Сначала Валерия, теперь Николай. Они что, сговорились?» – подумал Светлозаров и вспомнил, что несколько лет назад обещал Есфири написать цветок, который поразит её воображение. «Но я уже пытался написать такой чудо-цветок, – забеспокоился Арсений, – получается, что кто-то упорно предлагает мне сделать это ещё раз. Эта тема не отпускает меня, как Данилу-мастера».
– Арсений, у тебя фантазии больше, ты и создавай новые образцы, а я буду делать с них копии разного размера. Так мы сможем обеспечить себя бесперебойной работой на полгода вперёд, – предложил Рогов.
После табличек и стендов друзья занялись живописью с большой охотой и усердием. Они помогали друг другу: отмечали наиболее удачные приёмы и находки, старались найти стиль, привлекающий внимание заказчиков.
– Николай, я вот что подумал, – обратился как-то к товарищу Арсений. – Те, кто сейчас набрали капитал и выбились вперёд, хотят почувствовать свою значимость, внушить себе, что они лучше других, и поэтому заслужили достойное существование. Им хочется постоянно ощущать уверенность в завтрашнем дне. Поэтому наши работы должны быть яркими и декоративными, почти сказочными, с золотом и серебром. Можно взять за основу колориты восточных изразцов и гобеленов. Ещё нужны навороченные рамы, покрашенные золотистой краской. Глядя на них, заказчики должны чувствовать, что жизнь удалась.
– Да, это хорошая идея. Яркость и помпезность всегда привлекали нуворишей, – согласился Рогов. – Давай для начала проведём небольшой тест, определим вкусы наших заказчиков. Например, распишем по-царски разделочные доски, на которых вряд ли кто будет готовить, но они украсят кухонный интерьер. Если жёны богачей будут довольны, то и их мужья тоже.
Друзья расписали несколько наборов кухонных досок и сдали в местный художественный салон для продажи, определив для начала цену в двести рублей.
Прошёл месяц. Работы никто не купил.
– Моя супруга будет прыгать от радости, если я их ей подарю. Такие шикарные работы, а их никто не покупает. Давай заберём назад, – предложил раздосадованный Николай к Арсению.
– Слушай, Коль, не горячись, – попытался успокоить товарища Арсений. – Жена, узнав, что мы выставили маленькую цену, нас обругала. Сказала, мол, мы не понимаем психологию новых русских. Давай обозначим цену в шесть раз больше – и тогда уж посмотрим. Если не купят – заберём.
– Ладно, может быть, твоя супруга и права, мы – люди творческие, торговать не приучены, – нехотя согласился Рогов.
Каково же было удивление друзей, когда их доски купили уже через неделю по завышенной цене!
– Вот! Так и следует поступать, – обрадовался Рогов. – Ну что, покупаем дорогие рамы и пишем помпезные цветы?
Работа спорилась. Товарищам было интересно заниматься новым для себя делом. Время от времени жена подсылала Арсению состоятельных заказчиков, которые покупали у неё в фирме дорогую немецкую сантехнику. Однако со временем энтузиазм потихоньку угас. Богатые заказчики по своему интеллектуальному уровню не сильно отличались от тех, кому художники до этого клеили таблички. Правда, заказы были более солидные, но и требования более нелепые. Женщины приносили вырезки из заграничных журналов с изображением королевских гобеленов и просили нарисовать такие же цветочки, «только лучше»: в вазе рядом с фруктами. Жёнам новоявленных нуворишей хотелось, чтобы на цветах были ещё и капли воды, пчёлы и всякие букашки. Один клиент принёс ящик виски и попросил расписать бутылки разными цветами:
– Скоро мои именины, приглашу приятелей с подружками. Будем играть в бутылочку. Кому какая понравится, тот такую и выберет, – пояснил мужчина и захохотал.
– Я не понял, – удивился Светлозаров, – девушку или бутылку?
– А это как получится.
Несмотря на такие казусы, писать цветы, было занятием более интересным, чем клеить таблички.
Как-то вечером Валерия позвала Арсения к телефону:
– Возьми трубку. Какая-то женщина тебя спрашивает.
Оказалось, звонила Лия. Светлозаров был сильно удивлён. Когда жена ушла в другую комнату, он осторожно поинтересовался: «Что-то случилось с Есфирью?»
– Нет, всё хорошо. Просто она хотела с тобой встретиться и просила меня тебе позвонить, – ответила Лия.
– Это, каким же образом? Она что, приехала? – Арсений был совершенно ошарашен.
– Да, но через день уезжает обратно. Если захочешь, приходи в кафе «Сказка» к 13.00. Есфирь будет тебя там ждать.
– Я постараюсь, – растерянно ответил Арсений и повесил трубку.
Душа его была в смятении. Прошло столько лет! Он уже свыкся с мыслью, что больше никогда не увидит девушку – и вот она здесь! Арсений не знал, как поступить. С одной стороны, ему страстно хотелось с ней встретиться, с другой – зачем ворошить прошлое? У него семья, сын. Даже если они с супругой не всегда находят общего языка, это не повод исполнять желание женщины, которая его отвергла.
Светлозаров не находил себе места. Ему было совестно перед Валерией. Жена днями и ночами работает, старается, чтобы они жили в просторной квартире, чтобы их ребёнок посещал хороший детский сад, а затем престижную школу. А что может дать ему Есфирь? В его неразделённой любви намного больше разочарований, чем радости... Тем не менее утром он позвонил напарнику:
– Николай, сегодня работать не получится. Возникли серьёзные семейные обстоятельства. Встретимся завтра.
Арсений всё же решил идти на встречу. Похоже, Светлозаров так и не смог побороть прежних чувств, видимо, он по-настоящему любил Есфирь. Однако решил вести себя сдержанно, сохраняя собственное достоинство, давая понять, что у него теперь новая жизнь.
В назначенное время Светлозаров подошёл к кафе. Есфирь уже ждала его у дверей. Арсений отметил, что за время их разлуки бывшая возлюбленная изменилась: заметно похудела, черты лица заострились. Перед ним стояла серьёзная молодая женщина. Они сдержано обнялись. Арсений почувствовал, что Есфирь тоже старается сохранять дистанцию. «Зачем нужно было просить о встрече, если для неё я так и остался хорошим знакомым и не более?» – недовольно подумал Светлозаров.
Они выбрали столик. Арсений заказал мороженое, чай, пирожные. Есфирь внимательно смотрела на Арсения.
– Знаешь, я в городе уже несколько дней. – Есфирь говорила медленно. Видимо, слова давались ей с большим трудом. – Была в гостях у знакомых и, хотя завтра уже уезжаю, не могла с тобой не встретиться. Когда мы расставались, я сказала: если будешь меня ждать, то мы еще когда-нибудь увидимся.
– Да, я хорошо помню эти слова. В то время они казались несбыточной мечтой и звучали слабым утешением, – стараясь скрыть волнение, ответил Светлозаров.
– Почти так же воспринимала их и я, хотя хотелось совсем другого. Видимо, ты меня ждал, – произнесла Есфирь, не сводя взгляда с Арсения.
– Я очень рад тебя снова увидеть и то, что ты меня не забыла. Надеюсь, у тебя в Канаде сложилось всё хорошо. Хотя несколько лет назад Лия говорила о каких-то трудностях...
– Да, мои сёстры за меня сильно переживали, но всей правды я им, конечно, не рассказывала, – потупила взгляд Есфирь.
– Может, как старому другу, ты мне хоть что-то расскажешь? Ведь я ничего не знаю о твоей судьбе.
– Знаешь, не хочется вспоминать то ужасное, что пришлось пережить. Представляешь, как жить, не имея своего дома, и спать полгода в холодной машине?
– А как же твой жених?
– Мы прожили с ним несколько месяцев, и он неожиданно для меня куда-то уехал. Отсутствовал два года. Потом появился, просил прощения. Я его приняла. В наших отношениях было всякое.
Есфирь говорила ровно – видимо, все эмоции были проявлены гораздо раньше, и она не хотела к ним возвращаться. Бывшая возлюбленная рассказала, как пришлось устраивать свою жизнь в одиночестве, как невероятно трудно было приспосабливаться к новому укладу жизни, не имея ни поддержки родных, ни крова над головой, ни денег. Светлозаров искренне сочувствовал Есфири. Прошлая обида на неё отошла в сторону.
Окончив рассказ, Есфирь спросила:
– Надеюсь, в твоей-то семейной жизни мир и порядок?
Арсению было неловко рассказывать о своих неурядицах женщине, перенёсшей столько невзгод.
– Как и у всех. Бывает по-разному, – ответил он уклончиво.
– Знаешь, – в глазах Есфири вспыхнул знакомый Арсению огонёк, – мы, женщины, существа своевольные, с нами иногда нужно обращаться более жёстко, по-мужски.
– Думаю, до этого не дойдёт, – смущённо ответил Арсений и перевёл разговор на другую тему.
Он поинтересовался у бывшей возлюбленной причиной её приезда на родину. Оказалось, что Есфирь помогла составить документы своим родственникам на выезд в Канаду для постоянного места жительства. Братья и сёстры отдали необходимые бумаги в посольство и теперь ждали получения визы, чтобы в скором времени выехать из России.
Арсений проговорил с Есфирью более часа. За всё это время она сделала всего несколько глотков чая. От пирожных отказалась, объяснив это тем, что худеет. Одета Есфирь была неброско и скромно, почти так же, как и в прежние годы. Увидев её, вряд ли кто мог подумать, что перед ним не местная жительница, а гражданка Канады.
В конце беседы Есфирь неожиданно произнесла:
– Арсений, помнишь мою просьбу написать чудо-цветок? Не сердись. Я сказала это в сердцах. Никак не могла понять, насколько нравлюсь тебе. Ждала твоих действий, а ты ничего не предпринимал. Теперь я осознала, что ты был прав. Не может быть настоящей любви, если мужчина не уважает девушку. Прости, я и без цветка поняла, что ты меня любил и проявлял благородство.
Выйдя на улицу, Арсений попросил девушку сфотографироваться на память. Есфирь согласно кивнула. Лицо её было печальным. Подойдя к молоденькой рябинке, Есфирь обняла ствол и устремила взгляд куда-то вдаль. Видимо, мысленно она находилась уже далеко за пределами бывшей родины. Арсений вспомнил, что в разговоре Есфирь как-то упомянула, что ей очень хочется домой… в Канаду.
Провожая девушку к остановке, Светлозаров чувствовал, что теперь-то они уж точно расстаются навсегда. Он внимательно смотрел на свою бывшую возлюбленную, запечатлевая её в своём сознании, и когда подъехал троллейбус, нежно пожал ей руку, немногословно попрощался.
Арсений проводил взглядом уходящий троллейбус и, тяжело вздохнув, решил не спеша пройтись по аллеям парка, чтобы осмыслить произошедшую встречу и своё отношение к девушке. Художник не увидел в ней прежней Есфири. Что-то в ней надломилось. Она стала другой, более сдержанной. Взгляд знакомых глаз уже не излучал той манящей колдовской силы, которая пленила его несколько лет назад. Оба понимали: жизнь развела их по разным дорогам. Мечты об идеальной семейной жизни и всепоглощающей любви остались в прошлом.
Арсений думал: «Допустим, я этот цветок когда-нибудь оживлю и поражу девушку, которая обо мне давным-давно забыла. Ублажу своё самолюбие, утешу душу, а кому от этого станет лучше? Хватит тратить свою жизненную энергию! Пора заняться делом и научиться жить в реальности, которая меня окружает».
***
Прошло несколько лет. В семье Светлозаровых всё складывалось как нельзя лучше. Арсений нашёл свой путь в искусстве – писал полотна на философские темы. Его творчество высоко оценили коллеги и критики: Светлозарова представили к званию заслуженного художника Российской Федерации. Валерия стала успешной бизнес-леди – руководила представительством разросшейся фирмы. Сын Светлозарова Тихон, окончив с красным дипломом МГУ, работал журналистом-международником в одной из европейских стран. Однако при внешнем благополучии каждый из них жил своей обособленной жизнью: Валерия пропадала на работе, Арсений большую часть времени засиживался в мастерской, сын жил вдалеке от дома и посещал родителей лишь на Новый год или во время очередного отпуска.
О своей бывшей возлюбленной Арсений вспоминал с каждым годом всё реже и реже, пока не произошло одно событие, которое всколыхнуло в душе эти воспоминания.
Однажды на его электронную почту пришло сообщение от сестры Есфири Лии: «Арсений, нашла твою страничку в социальной сети. Не знаю, помнишь ли ты Есфирь, но хочу тебя уведомить, что она сейчас находится в больнице с сердечным приступом. Туда её отвез муж, с которым у них последнее время не всё ладилось. Она просила тебе об этом не говорить. Мы все за неё молимся. Лия».
Светлозаров несколько раз перечитал сообщение. «А что, если её жизнь оборвётся?» – с тревогой подумал Арсений, и в его памяти ожили встречи с Есфирью. Он вспомнил её бархатистый голос, белоснежную улыбку, завораживающие глаза, изящные руки, и его охватило ещё большее волнение. Арсению стало её очень жаль. Он мысленно помолился: «Боже, ты знаешь, она необычная женщина, ей пришлось многое испытать, помоги Есфири обрести здоровье и радость в жизни. Она этого достойна».
Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей и немного успокоиться, Арсений пошёл на кухню и заварил свой любимый чай. «Если моя молитва угодна Господу, то Он, наверное, даст мне какой-нибудь знак, укажет, что делать дальше, чтобы ей помочь», – рассуждал Светлозаров.
Художник взял небольшой японский заварочный чайник, расписанный неяркими изящными цветочками, который очень нравился Есфири. После их расставания Арсений поставил его на дальнюю полку, чтобы лишний раз не тревожить воспоминаниями душу. Светлозаров купил его в Токио вместе с двумя маленькими чашками. В прошлом, желая произвести впечатление на девушку, художник угощал её чаем из этого миниатюрного сервиза. Когда Есфирь, допив чай, увидела проявившееся на дне чашки фотографическое лицо японки, то была поражена. Ничего подобного ей раньше видеть не приходилось...
Глядя на чайный набор, Арсений вспомнил о цветке, которым когда-то хотел поразить Есфирь: «Как я не мог понять, что цветок любви может быть не только ярким, кричащим, но и спокойным, нежным, указывающим на внутренние чувства, а не на их внешние проявления. И хотя такой цветок нам уже не нужен, я всё-таки попробую его создать. Может, Есфирь почувствует, что я её не забыл и желаю скорейшего выздоровления».
Светлозаров тут же оделся и поехал в мастерскую. По дороге он продолжал размышлять. Конечно, в жизни каждого человека бывают разные периоды. В одних случаях любовь приносит радость, и о ней хочется кричать, задыхаясь от счастья. В других – она словно широкая река течёт спокойно и уверенно, вбирая в себя многочисленные притоки, заполняя окружающее пространство. А иногда любовь незаметна, стыдлива и немногословна. Однако такое чувство бывает иногда сильнее того, которое сопровождается шумными красивыми признаниями. Так и у него. Был период восторга, потом разочарования. Сейчас – всепрощения.
Светлозаров вспомнил, что Есфири особенно нравились его ранние работы, выполненные акварелью и гуашью, поэтому он решил не использовать масляные краски и холст. Арсений взял небольшого размера тонированный картон и акриловую ручку. Покопавшись в ящиках, разыскал гуашь и темперу, которыми давно уже не работал, и принялся создавать образ цветка, увидев который, как он надеялся, Есфирь смогла бы догадаться о его нынешних чувствах.
Пришлось сделать несколько вариантов. Арсений убирал всё лишнее, отвлекающее от главного. Ему показалось, что, создавая этот цветок, он приобретал умиротворение. Его душа наслаждалась чувством радости от жертвенности и прощения. Арсения охватило какое-то странное волнение. Он взглянул на цветок и ему почудилось, что растение вздрогнуло – будто бы ожило. «Вот бы Есфирь сейчас это увидела!» – подумал он и ещё раз внимательно пригляделся к изображению цветка. Чудесная магия момента исчезла, однако какое-то трепетное ощущение соприкосновения с чудом долго ещё не отпускало художника.
Успокоившись, он вспомнил о том, что многие философы и учёные считают: мысль созидательна и обладает энергией, которую творческие люди концентрируют в своих работах. Бехтерев, например, утверждал, что никакая мысль, выраженная словом, жестом, даже простым взглядом или мимикой, не может исчезнуть бесследно. Если это так, то Есфирь должна почувствовать, что он желает ей счастья. От этой мысли Светлозаров почувствовал облегчение.
Чтобы сохранить в памяти чудесное видение, Арсений сделал надпись на обратной стороне картона: «Цветок для Есфири». Рядом, подражая старым мастерам, вывел по латыни Fecit (сделал), указав дату и время.
«Мы, художники, мыслим – и образы появляются. То ли сами их создаём, то ли вымаливаем на нашу грешную землю из духовного мира. Сколько образов, сколько мыслеформ уже породили. Кто-то внёс в мир добрые энергии, кто-то злые. Вот если бы все художники, писатели, музыканты притягивали в нашу жизнь доброе, как бы всё изменилось к лучшему», – размышлял Арсений. Положив рисунок в папку и допив остывший чай, он с удовольствием продекламировал строчки любимого японского поэта Басё:
Лёд растаял в пруду,
И снова зажили дружно
Вода с водою.
Взглянув на часы, художник с удивлением обнаружил, что работал несколько часов и что уже далеко за полночь. Вызвав такси, он в приподнятом настроении поехал домой.
Через несколько дней Светлозаров получил очередное сообщение от Лии: «Слава Богу, всё закончилось благополучно. Есфирь выписали домой, назначив курс поддерживающей терапии». Арсений облегчённо вздохнул, но, почувствовав, что слишком зол на мужа Есфири, тут же отправил Лие сообщение: «Хорошо, что она поправилась, но как можно такую красавицу, женщину с особым внутренним миром отдавать на откуп житейской повседневности? Есфирь нужно воспринимать как драгоценность и содержать в достойной оправе!» Арсений хотел написать что-то более резкое, но передумал: «Я не могу укорять её мужа, сестёр. Это близкие ей люди, с которыми она живёт уже много лет. Всех тонкостей их взаимоотношений я не знаю. Поэтому обозначу своё мнение более дипломатично».
Удалив набранные в запальчивости строки, Арсений написал: «Лия, я рад, что Есфири лучше. Она – драгоценный камень, который нужно беречь». «Да, так будет лучше», – подумал он и отправил письмо.
После этого сообщения переписка Арсения с сестрой Есфири прекратилась так же внезапно, как и началась.
***
Прошло три года. Сын Светлазарова приехал домой, хотя до запланированного отпуска оставалось ещё несколько месяцев.
– Дорогие мои, не волнуйтесь, всё хорошо, – сказал Тихон, глядя на встревоженные лица родителей. – Через неделю меня переводят работать в Канаду, поэтому начальство разрешило дать мне внеочередную передышку, – добавил он, счастливо улыбаясь.
После того как семья отметила приезд Тихона, Арсений пригласил сына к себе в кабинет.
– Скажи-ка, сын, сможешь ли ты в Канаде передать от меня презент одному человеку? Адреса точного я не знаю, но известна её фамилия и город, в котором она проживает.
– Папа, с каких это пор у тебя появились знакомые женщины в Канаде? Я что-то упустил? – усмехнулся Тихон.
– История давняя... Как-нибудь расскажу, – уклонился от ответа Арсений. – Понимаешь, давно обещал, но всё не было случая… А тут такая возможность... Знаю, не подведёшь!
– Пап, надеюсь, презент стоящий? Не какие-нибудь вязаные тапочки? – улыбнулся Тихон.
– А ты оцени сам, – оживился Арсений.
Взяв папку, отец протянул сыну картон с нарисованным цветком.
– Ну что? Нравится? – поинтересовался Арсений.
– Думаю, что она… – Тихон многозначительно произнёс последнее слово, – будет довольна. Знаешь, есть что-то в этом цветке. Какая-то добрая энергетика. Вроде всё просто, незатейливо, а за душу цепляет.
– Сынок, я всегда ценил твоё чутьё и аналитический склад ума, – растроганно произнёс Арсений. – Если бы ты знал, как мне важна такая оценка! Знаешь, эта женщина с большим художественным вкусом. Надеюсь, что ей понравится, хотя…
Почувствовав сомнение в голосе отца, Тихон поспешил его успокоить:
– Пап, не переживай! Не понравится – привезу назад.
Увидев надпись на обратной стороне картины, сын удивлённо спросил:
– Твою знакомую зовут Есфирь? Она что, еврейка?
– Нет, украинка, но это не важно.
– Да, с каждой минутой история становится всё загадочней... Ладно, пап, не переживай! Найду твою знакомую и этот чудо-цветок передам ей лично в руки.
***
Освоившись на новом месте, Тихон вспомнил о своём обещании разыскать Есфирь и передать ей нарисованный отцом цветок. Сделать это оказалось совсем несложно. Город, который указал отец, оказался всего в двух часах езды от места работы Тихона. В нём проживало несколько человек с фамилией Калиниченко. Разобраться, кто из них кто, было, как говорится, делом компьютерной техники. Новая фамилия Есфири была Краско. Она была замужем, имела четверых детей. Вместе с мужем работала в собственном магазине музыкальных инструментов, приносящем хороший годовой доход.
Тихон позвонил в магазин и, услышав мужской голос, попросил подозвать к телефону госпожу Краско.
– Она сегодня выходная. Что ей передать? – учтиво спросил незнакомец на другом конце провода.
– Госпожа заказывала у нас художественную работу, выполненную темперой. Я должен вручить ей заказ лично, – неожиданно для себя соврал Тихон.
Мужчина поинтересовался стоимостью заказа.
– Если судить по материалам, картону и темпере, то минимальная, а если по художественному исполнению, то гораздо большая, – ответил Тихон. – Но вы не переживайте. Если работа ей не понравится, заказ будет аннулирован.
– Я её муж и хочу знать, что изображено на этом картоне? – недовольно пробурчал Краско, уловив иронию в ответе Тихона.
– Цветок.
– Тогда понятно. Цветы – её страсть. Можете отвезти эту работу к нам домой. Жена сейчас как раз возится с цветами в палисаднике. Запишите адрес.
Поблагодарив за информацию, Тихон отправился к месту проживания знакомой отца.
Есфирь жила в пригородной зоне, в доме на небольшой тихой улочке. Дверь открыл высокий худощавый парень, судя по всему, сын Есфири. Он испытующе смотрел на Тихона.
– Что вам угодно?
– Передайте госпоже Есфири Краско, что ей привезли подарок от художника Светлозарова. Он просил передать его лично в руки.
– Подождите, я сейчас у неё уточню, – ещё раз окинув Тихона цепким взглядом, парень закрыл дверь.
Через несколько минут он вернулся и пригласил войти.
– Мама сейчас выйдет. Пойдёмте, я провожу.
Пройдя по дорожке, выложенной кремовой плиткой, Тихон оказался в небольшом ухоженном садике перед домом. Палисадник пестрел яркими цветами. Чувствовалось, что они являлись страстью хозяйки. Тихон сразу обратил внимание на ряды любимых флоксов: белые, ярко-малиновые и фиолетовые цветы являлись доминантой цветника. Между ними островками выделялись крупные ярко-жёлтые и оранжевые лилии, контрастирующие с воздушными флоксами плотностью и лощёностью. Мажорную картину цветника усиливали полосы горящих огнём бархатцев.
Парень подвёл Тихона к небольшой уютной площадке с круглым стеклянным столом и двумя плетёными креслами.
– Подождите здесь, – указал он на кресло.
Через несколько минут к Тихону подошла высокая статная женщина с длинными тёмно-каштановыми волосами. На ней были светло-голубые джинсы и белая свободного покроя футболка с короткими рукавами, отороченными голубой кружевной полосой.
– Извините за ожидание, – сказала она по-русски с мягким украинским акцентом. – Я сажала цветы, пришлось привести себя в порядок, помыть руки.
– Давайте знакомиться, – женщина протянула Тихону ладонь с длинными ухоженными пальцами. – Есфирь, – представилась она, улыбнувшись.
– Тихон, сын Арсения Светлозарова из России.
Женщина удивлённо переспросила:
– Сын?
– Да, сын Арсения Валентиновича, – с достоинством произнёс Тихон. – Я журналист. В вашей стране недавно. В Канаду направили по работе. Папа просил меня к вам заехать и передать презент.
Есфирь с явным интересом разглядывала Тихона.
– Никогда бы тебя не узнала, – женщина неожиданно перешла на ты, – потому что видела тебя ещё вот таким, – она опустила руку к земле. – Тогда Арсений возил тебя в коляске.
Повернувшись, Есфирь показала на стоящего рядом с ней парня:
– А это мой сын Майкл. Вы с ним почти ровесники, он лишь на четыре года младше тебя. Родился в Канаде и о России знает лишь по нашим рассказам. Майкл, познакомься с Тихоном. Он сын моего давнего знакомого, который… – Есфирь запнулась, но тут же продолжила, – который ходил к нам в общину, когда мы жили в России.
– В общину? – удивился Тихон. – Отец об этом мне никогда не говорил.
– Это было очень давно. Наверное, он уже об этом забыл.
Щёки Есфири покрыл лёгкий румянец.
– Дорогой, – обратилась она к Майклу, – мы с Тихоном поговорим, а ты принеси нашему гостю сок и фрукты. Нужно его угостить с дороги.
Когда сын Есфири ушёл, она предложила Тихону присесть и, не отводя от него пристального взгляда, поинтересовалась:
– Ты один ребёнок в семье?
Услышав утвердительный ответ, женщина заулыбалась:
– А у меня четверо – два мальчика и две девочки. Жаль, что мой муж Джордж сегодня работает, я бы тебя с ним познакомила.
Тихон мысленно усмехнулся: «Да ладно, мы уже пообщались».
Внешне вопросы Есфири выглядели обычными, но по её интонации, блеску глаз, и какому-то еле заметному напряжению Светлозаров-младший чувствовал, что за ними кроется что-то более важное, чем формальное продолжение разговора.
– Твой отец по-прежнему художник? – продолжала интересоваться Есфирь.
– Да, причём скоро станет заслуженным, – с гордостью за отца ответил Тихон.
Вопросы его новой знакомой стали его напрягать. «Зачем ей нужно знать, как мы живем?» – с неприязнью думал Тихон. Он вспомнил, как, поступив в университет, познакомился с москвичом-однокурсником и пришёл к нему в гости. Его мать долго выспрашивала у Тихона, кто его родители, чем занимаются, есть ли у них дача, машина и сколько они получают. Услышав на большинство своих вопросов ответы «нет» и «мало», тут же потеряла всякий интерес к Тихону и, демонстративно прервав беседу, ушла к себе в комнату.
Чтобы прекратить дальнейшие расспросы, сын Светлозарова сказал:
– Вы меня извините, к сожалению, у меня мало времени, и я хотел бы выполнить просьбу моего отца.
Он достал из пакета картину с цветком, которую вставил в красивую рамку, и протянул Есфири.
– Отец надеется, что этот цветок вам понравится. По крайней мере, он вложил в него душу, – торжественно произнёс Тихон, передавая картину женщине.
Светлозарову-младшему показалось, что Есфирь как-то чересчур внимательно рассматривает картину. Он с удивлением заметил, что её руки мелко задрожали, а на глазах появились слезы.
– Вам плохо? – встревожился Тихон. – Поверьте, он не хотел вас обидеть!
– Нет, всё в порядке. Извини, мне нужно отлучиться на пару минут. Ты не уходи, я скоро вернусь!
Женщина встала и, отдав Тихону назад картину, направилась к дому. «Что происходит? – с тревогой думал Тихон. – Какие-то тайны мадридского двора... Ну, ты, папа, мне и удружил! Приеду домой – потребую объяснений!»
Через несколько минут Есфирь вышла из дома, держа в руке небольшую рамку со стеклом, и молча протянула её Тихону. Под рамкой на картоне был приклеен засушенный цветок.
Тихон ахнул. Цветок был один-в-один похож на тот, который нарисовал его отец. Под цветком виднелась надпись: «Цветок Светлозар».
– Откуда он у вас?! – изумлённо воскликнул Тихон. – Как такое может быть?! Отец сказал, что, когда вы оказались в больнице несколько лет назад, он мысленно его представил и нарисовал, желая вам скорейшего выздоровления.
– Тихон, не знаю, поверишь ли, но когда меня привезли домой из больницы, я заметила, что в моём палисаднике появился этот загадочный цветок. Вначале я подумала, что кто-то из моих детей посадил его, чтобы сделать мне приятное. Они знают, как я люблю цветы, а этот мне действительно очень понравился. Стала выяснять, кто это сделал. Оказалось, дети были ни при чём. Я подумала, что, может быть, ветер каким-то образом занёс семена. Этот изумительный цветок настолько пришёлся мне по душе, что я засушила его на память. Глядя на него, я почему-то ассоциировала его с Арсением и даже назвала Светлозаром.
Взволнованные, они молча переводили взгляд с цветка на картину.
Есфирь первая нарушила молчание:
– Тихон, ты выполнил просьбу отца. Выполни, пожалуйста, и мою. Я возьму цветок твоего отца, а ты передай ему мой. Пусть он знает, что исполнил своё обещание: создал цветок, поразивший моё сердце.
Тихон посмотрел на Есфирь. Глаза её были полны слез, но от этого её выразительное лицо стало ещё прекраснее.
1