17
Мы бежали ко второму костру, когда взорвались наши припасы. Значит, надо искать рядом с ним. Я примерно помню, в какой стороне видел его дым.
Бежим в лес.
— Кто мог это устроить? — спрашивает меня Марвел.
— Найдем виновных — выясним. Думаю, это могла быть пятая или двенадцатая.
— Согласен, — говорит он, и больше мы не разговариваем.
Я задаю очень быстрый темп, Марвел не отстает. Идем всю ночь. Я позволяю ему только остановиться раза два и сделать глоток воды.
Уже начинает светать, когда мы находим-таки огромное пепелище от костра. Некоторые ветки еще дымятся, лежа на огромной куче пепла. Останавливаюсь. Позволяю себе и товарищу перевести дух. Оглядываюсь. Стараюсь говорить как можно тише:
— Иди в ту сторону, а я пойду туда. Через полчаса встречаемся здесь. Если найдешь кого-нибудь, зови меня.
— Понял.
Мы расходимся.
Марвел уходит в указанном мной направлении, то есть, по моим представлениям, примерно на северо-запад, а я, следуя этой логике, иду на северо-восток. Деревья здесь высокие, и среди них почти не попадаются сосны, к которым я уже успел в некоторой степени привыкнуть.
Иду быстро, почти бегу, и, высматривая среди деревьев врага, подспудно узнаю в одном из видов клен, который я видел в парке Академии.
Вдруг замечаю какую-то тень на кронах деревьев. Если бы я не был так внимателен и не искал врага так прицельно, я ее и не заметил бы — маленькая девочка из одиннадцатого дистрикта перепрыгивает с дерева на дерево так легко и естественно, как будто она белка. Встряхнувшись, бегу за ней. Увлеченная прыжками по деревьям, она не замечает меня, а я стараюсь не светиться. Через двадцать минут стремительного бега за маленькой птичкой я добираюсь до огромной кучи сырых веток — вот куда она направлялась. Я даже удивляюсь, как хитро было придумано отвлечь нас. Но удивление и восхищение перед этой ловкой девочкой уступает место яростной злости — это она провела нас, точнее, помогла кому-то нас провести.
Как только девочка спрыгивает на землю, я бросаюсь к ней. Вскрикнув, она пытается убежать, но я тут же догоняю ее, зажимаю пальцами ее плечи и зову:
— Марвел! Марвел!!
— Катон! — слышу вдалеке.
Девчонка, в свою очередь, начинает визжать:
— Китнисс, Китнисс!!!
От этих криков я испытываю дьявольское удовлетворение — значит, все наши догадки верны и ее сообщница — именно двенадцатая.
Через пять минут на поляну вылетает напарник.
Бросаю ему:
— Сетку, живо!
Мы спутываем отчаянно барахтающуюся девчонку. Пытаясь вырваться, она кричит на одной ноте:
— Китнисс, Китнисс, Китнисс!!!
Я не пытаюсь заткнуть ее — девчонка идеальная приманка для Эвердин.
Запутав в сеть одиннадцатую, привязываем сеть к дереву.
— Прячемся и ждем невесту.
— Я уже понял.
Мы ложимся в траву. Охота на Эвердин началась. Шепчу Марвелу в самое ухо: «Когда она появится, убей одиннадцатую». Он кивает. Одиннадцатая продолжает звать Эвердин. Без слов я и Марвел понимаем, что разговаривать не нужно — в голове хорошо сидят наставления преподавателей в Академии. Меня охватывает ажиотаж настоящей засады. Нужно выжидать, столько часов, сколько потребуется.
А времени проходит много. Через несколько часов картина не меняется — Рута зовет Китнисс, она уже охрипла, раз сорвала голос, набралась сил и продолжила звать дальше. Я терпеливо лежу в траве, не сменив ни разу позу, Марвел задумчиво грызет травинку. Я бы поставил его на часовых и лег спать, но крики девчонки однозначно не дадут заснуть — даже с моей выдержкой это нелегко слушать.
Время тянется очень медленно. Я молчу, Марвел молчит. Я и рад бы поговорить с товарищем, но это может нас обнаружить.
Тени удлинняются, уже наступает вечер. Одиннадцатая продолжает звать Китнисс, и вот через вечность ожидания из леса слышится:
— Рута!!
Я чуть не вскакиваю, но остываю.
На поляну вылетает главное блюдо. Я, усмехаясь, смотрю на добычу — наконец-то она от меня никуда не денется. Достанется ей по крупному, за все — за издевки, за женишка-предателя, за взрыв у Рога изобилия. Марвел, вскочив, пускает точным броском копье прямо в Руту. Рука девчонки, протянутая в сторону Эвердин, дергается и зажимает рану. А Марвел оседает на землю со стрелой в шее. Вот так, одним махом. Браво. Вот и выяснилось, чем же владеет эта Китнисс. И, похоже, владеет в совершенстве.
Еще одним союзником меньше, а жаль — Марвел был отличным парнем.
Китнисс перерезает веревку, освобождает Руту. Они полушепотом переговариваются.
Я не тороплюсь с расправой — Китнисс не уйдет, а я понаслаждаюсь зрелищем, пусть поплачет перед смертью.
Вдруг Китнисс начинает петь:
Ножки устали. Труден был путь.
Ты у реки приляг отдохнуть.
Солнышко село, звезды горят,
Завтра настанет утро опять.
Тут ласковый ветер.
Тут травы, как пух.
И шелест ракиты ласкает твой слух.
Пусть снятся тебе расчудесные сны,
Пусть вестником счастья станут они.
Я морщусь: «Что за сопли!», и вполголоса передразниваю:
— Мнэ-мнэ-ме!
Это меня и выдает. Шагах в шести от меня стоит Цеп.
18
Удивительно, как я его не заметил — он явно подоспел к месту событий позже меня. До сих пор он прятался, а теперь выпрямился в полный рост. В его глазах стоит боль — сильно же, похоже, у них любят эту девчонку. И судя по тому, как он на меня смотрит, он решил, что это я убил Руту. Сейчас он атакует, и из двух противников он выберет именно меня.
Цеп мчится на меня. Я выхватываю кинжал и бросаю в него, но он уворачивается. Я и не предполагал в нем такой ловкости. Быстро оценив обстановку, я понимаю, что из оружия у меня только меч и копье. Копье кинуть уже не успею, а мечом между деревьями не помашешь. Тогда я поворачиваюсь и убегаю от Цепа. Надо найти подходящее место, где я смогу легко заколоть его. Минут через пять стремительного бега я выбегаю на поляну, почти поле по размерам, окаймленную высокими деревьями. Лучше места просто не придумать. Продолжаю бежать вперед, незаметно сбавляя темп. Судя по всему, Цеп не догадался о моей тактике и продолжает лететь за мной. Он уже очень близко. Я делаю кувырок через голову, так, чтобы, встав, оказаться лицом к противнику, и выставляю меч, целясь ему в грудь. Это очень неожиданно, и враг не успевает уйти от удара, но смог отклониться, и меч задевает ему по плечу. Царапина. Пустяк. Цеп падает на землю. Сплюнув от досады, что не смог убить его сразу, налетаю на него с серией ударов. Цеп их парирует своим топором. Обороняясь, Цеп постепенно отступает к большому валуну, валяющемуся неподалеку. Приблизившись, верзила вскакивает на камень. Секундная заминка и с моей, и с его стороны. Сейчас он в выигрышном положении. Он спрыгивает и стремительно идет в атаку. К моему возрастающему удивлению, нападает он очень неплохо, мастерством, может, только слегка уступая мне. Я с трудом держу оборону, мне трудно не пропускать его удары. Мы кружимся по полю, он без устали сыплет ударами, я так же без устали их парирую. Наконец я приближаюсь к этому же валуну, вспрыгиваю на него, и тут же нападаю сверху на Цепа. Он умело держит оборону. Это выводит меня из себя, и я нападаю все яростнее. Он может только обороняться, тем не менее не пропускает ни один удар. Я злюсь, атака не ослабевает, но мой гнев не сыграл мне на руку — нападая, я не заметил, как оттеснил противника к деревьям. Цеп, извернувшись, как змея, прыгает за деревья и припускает в лес. Я посылаю ему вслед копье, но в такой густой листве промахиваюсь. Черт. Китнисс наверняка ушла с той поляны, и этого упустил. Черт! Слишком много промашек, Катон.
Какое-то время преследую Цепа по свежему следу, но, похоже, он незаметно сменил маршрут, и у меня ничего не получается. Несколько минут стою, уперев ладони в колени и пытаясь отдышаться.
Во мне нарастает ужасная злость на себя. Понимаю, что это безнадежно, но тем не менее возвращаюсь на поляну, где была убита одиннадцатая. Девочку уже забрали, двенадцатая, как я и думал, давно ушла отсюда. На всякий случай обыскиваю лес вокруг поляны, но, естественно, никого не нахожу. Ну, по крайней мере, во время ходьбы злость постепенно спадает.
Вдруг понимаю, что теперь я остался совсем один.
Начинаю продвигаться к лагерю. Я немного расстроен из-за смерти Марвела, но есть кое-что гораздо хуже — внезапно меня пронизывает мысль, за всей этой суматохой со взрывом, погонями и драками не приходившая мне в голову: я лишился не только оружия и лекарств, но и еды! То есть подспудно я это понимал, конечно, но осознание того, что теперь мне придется как-то ее добывать, приходит только сейчас. Я даже останавливаюсь, впивая в щеку ногти от тревоги, досады и раздражения.
Черт возьми, а есть уже начинает хотеться. Снимаю рюкзак, сажусь на землю и решаю устроить ревизию. Какая ирония, что теперь все, что у меня есть — это запасы в рюкзаке. Но нет! У меня ведь есть еще тайник! Вспоминаю, что там лежит, и понимаю, что еды там мало, а значит, достану ее только при крайней необходимости. Тем не менее, эта мысль меня слегка успокаивает. Итак, что мы имеем? Спальный мешок, три кинжала, спички, бутыль с водой, фонарик, очки ночного видения и пять яблок. Набрасываюсь на них, съедаю половину.
На переход к лагерю у меня уходит остаток дня.
В лагере мне не удается ничем подкрепиться, только напиться пресной водой из озера. Снедаемый непривычным для меня чувством голода, съедаю оставшиеся яблоки, развожу костер и изо всех сил пытаюсь заснуть, свернувшись в спальнике недалеко от обугленных остатков лагеря. В конце концов мне это удается.
Просыпаюсь с болью в животе. Не то чтобы я начинаю паниковать, но положение не ахти — где я возьму еду? Первые пару секунд я и не вспоминаю, что на меня смотрят камеры, но сейчас я собираю всю волю в кулак. Нельзя показать, что я растерян и не знаю толком, что мне делать дальше.
Не столько рационально, сколько в силу дебильных эмоций решаю еще раз осмотреть лагерь. Рог изобилия стоит довольно далеко от эпицентра взрыва, так что он только слегка почернел с одной стороны. К обугленной куче с остатками припасов даже не суюсь — там очевидно делать нечего, а вот возле палаток может быть, может быть что-нибудь осталось. Палатки Ингрид и Марвела пострадали больше всего. Только сейчас я соображаю, что мы почему-то так и не убрали палатки Ингрид и Мирты, даже после того, как одна умерла, а другая пропала. Счастливая случайность, что моя палатка стояла дальше всего от взрыва. Подхожу к ней в первую очередь. Ткань превратилась в обугленный комок, бесформенной кучей лежащий на земле. Пытаюсь приподнять ее. Ткань тяжелая, от нее нестерпимо воняет гарью. Когда я поднимаю ткань, понимаю, что к ней что-то прилипло. И вот оно — то, на что я так нерационально надеялся — черный от гари, но почти совсем не пострадавший арбалет. Только тетива лопнула. Ну что ж, будем надеться, что спонсоры в какой-нибудь прекрасный момент решат мне ее прислать. Вместе со стрелами, черт бы все побрал. Креплю арбалет к спине. Побродив еще немного по лагерю и поковырявшись то тут, то там, понимаю, что больше здесь не хочу находиться. Да, тут озеро, а значит, пресная вода, но мне нестерпима мысль, что я буду засыпать и просыпаться рядом с воняющим пожарищем и постоянным напоминанием о моей неудаче.
Набираю в озере полный бутыль воды и ухожу вглубь леса. Мне нужно место не очень далеко от озера, чтобы я мог пополнять запасы воды, и в районе леса, который я более-менее изучил и в котором я достаточно хорошо ориентируюсь. А еще не очень далеко от дерева Марвела — с тайником. По ходу дела соображаю, как мне теперь добывать еду. Я никогда в жизни не охотился — да и где бы я этим занимался? В Академии нам преподавали теорию охоты, и сейчас я изо всех сил напрягаю память, пытаясь вспомнить основы и хоть какие-то обрывки информации. Мозгу сейчас не до размышлений, тем не менее мои потуги приносят плоды, и минут за сорок осторожного продвижения по лесу я вспоминаю достаточно азов.
Птицу подстрелить мне нечем — арбалет сейчас бесполезен (ох уж эти развлечения с погаными крысами)... хотя, погоди-ка. Начинаю шарить под ногами и через пару минут поисков поднимаю с земли небольшой, но острый камень. Поднимаю глаза. Вон на ветке сидит небольшая птичка неизвестной мне породы. Прицеливаюсь. Меткий бросок, и птичка плашмя падает на землю.
Пытаюсь повторить сию операцию, но все остальные попытки подстрелить таким образом птицу не увенчиваются успехом. Намаявшись, вздыхаю и кое-как прилаживаю трупик к рюкзаку.
Часа через два моего продвижения по лесу слышу сверху колокольчик. «Подарок! Давно не было!» Ко мне летит серого цвета пластмассовый контейнер, на первый взгляд и не определишь, что там.
Открываю. Внутри что-то, завернутое в фольгу. В нос бьет шикарный запах жареного мяса. Нетерпеливо разворачиваю фольгу. В голове мамин голос: «Мясо по-итальянски, запеченое в духовке с помидорами и чесноком!» Она готовила такое блюдо по праздникам, и первое время, когда я жадно поглощаю угощение, мне кажется, что мясо приготовлено мамиными руками. Но вкус немного отличается, и до меня доходит, что это блюдо из Капитолия — моя семья увидела, как я голодаю, и заплатила за этот пир. «Интересно, а до того, как я начал охотиться, нельзя было догадаться, что я голоден?..» — раздраженно думаю я, но вслух, разумеется, говорю, вытерев заботливо положенными в контейнер салфетками лицо и руки и вставая:
— Спасибо моей семье!
Тем не менее очевидно, что такое знатное угощение — это исключение из правил, а все мои дальнейшие попытки добыть еду заканчиваются провалом. Брошенные мной копья хоть и попадают в место, где только что сидела жертва, но животные оказываются быстрее меня. Продолжая безуспешные попытки добыть себе еще немного еды, я медленно, но верно продвигаюсь по лесу.
Когда полуденное палящее солнце начинает вышибать из меня пот, я набредаю на куст с ярко-красными сочными ягодами. В состоянии легкого отчаяния, в котором я сейчас нахожусь, мне даже в голову не приходит, что эти ягоды могут быть ядовитыми, и я с наслаждением набиваю себе живот. Наевшись до отвала, иду дальше и где-то через минут двадцать замечаю метрах в десяти впереди высокую сосну, в которой мое внимание привлекает кое-какая ее особенность. Она растет на границе перепада уровней почвы, и земля под ее огромными корнями слегка сыпется. Подхожу, осматриваю место под корнями. Сосна такая огромная, а земли высыпалось так много, что я здесь спокойно помещусь. В сочетании с близостью куста со съедобными ягодами этому месту удается уговорить меня остаться здесь.
Решаю еще немного поохотиться, и в конечном итоге мне удается убить еще двух птичек. Размявшись таким образом до сильной усталости, принимаюсь разводить костер. Как могу ощипываю птиц, обжариваю их и жадно набрасываюсь на добычу. Постелив в полом пространстве под корнями сосны спальный мешок, устраиваюсь на ночлег. Утренняя тревога за будущее постепенно спадает и почти сходит на нет: с ягодами и — худо-бедно — с мясом я протяну на арене очень долго. Зато по сравнению с лагерем сейчас я, конечно, в куда более уязвимом состоянии — без защищенных припасов (черт бы побрал этого криворукого Патрика!!), и уже совсем без друзей.
Проворочавшись в этих противоречивых чувствах удовлетворенности собой — с одной стороны и тревогой — с другой, я наконец засыпаю.
19
Звук труб заставляет меня открыть глаза. Смахиваю сон и пытаюсь сосредоточиться. Голос Клавдия Темплсмита звучит, как бог арены.
— Добрый вечер, уважаемые трибуты! Поздравляю вас с тем, что вы остались в живых. Это великое достижение, ведь вас осталось только шестеро. Итак… кхм… Я обязан сообщить вам об одном весьма важном обстоятельстве. Распорядители Голодных игр решили изменить правила.
Сон слетает окончательно. Удивление вспыхивает в мозгу, и я быстро выбираюсь из своего убежища, сбросив с себя спальный мешок. Изменение в правилах?!! Такого никогда еще не случалось!
— Итак… кхм… новое правило звучит так... — Клавдий явно смущен и сам обескуражен не меньше моего. — Ну что же… Отныне и впредь победить могут двое трибутов, если они прибыли из одного и того же дистрикта.
— Что??? — говорю я так громко, что сам удивляюсь своему голосу. Словно в ответ на мой вопрос ведущий повторяет:
— Изменения в правилах означают, что победить могут двое, если они из одного дистрикта. Пусть же удача всегда будет на вашей стороне!
Все стихает.
Начинаю ходить взад-вперед, пытаясь уложить мысли в голове. Шепчу:
— Мирта... — и вдруг осознаю, что улыбаюсь.
Что же все-таки я чувствую к этой мерзавке?
Понятно, что это изменение в правилах сделано совсем не для меня. Это все женишок со своей замарашкой. Тем не менее, меня это не волнует. Это мой шанс вытащить отсюда Мирту. Вот только хочу ли я этого? Останавливаюсь. Закрываю глаза. Да. Да, черт возьми, я этого хочу!
Хватаю рюкзак и бегу в лес. На ходу надеваю очки.
Так как я понятия не имею, где Мирта может находиться, решаю начать прочесывать лес по периметру, возвращаясь к убежищу и постепенно расширяя круг поисков. Не бегу, а быстро иду, чтобы сохранить силы.
Всю ночь я методично и тщательно обыскиваю лес, сначала в относительной близости от моего убежища, потом все дальше и дальше.
И вот уже сосны совсем исчезают из окружающего меня пейзажа, полностью сменившись лиственными породами, хвоя под ногами переходит в землю, небо все заметней светлеет, а я начинаю уставать. Никогда еще на арене я не заходил так далеко.
Я выдохся. Начинает все сильнее одолевать усталость. Воздух теплеет, вокруг начинает светать. Местность начинает разбавляться сначала большими камнями, потом здоровыми валунами, наконец, небольшими скалами. Огибая их, иду дальше.
Когда я останавливаюсь отдышаться, прислонившись к скале, позади меня восходит солнце. Наблюдаю, как солнечный свет окрашивает золотом сначала верхушки скал, потом все ниже, ниже… Проследив дальнейший путь света, вижу большое толстое дерево, а под ним — скрючившуюся женскую фигурку. Уже доставая меч, я пригляделся. Эта фигура... эти волосы...
— Мирта!!
Она оглядывается на меня. Да, это она. Пытается улыбаться.
— Катон... Катон, это ты?
— Я, я это! — бросаюсь к ней.
Опускаюсь перед ней на корточки и поднимаю ее голову к себе. Она смотрит на меня слегка отсутствующим взглядом и произносит:
— Пришел наконец.
— Что ты тут делаешь? Зачем ты забралась так далеко от лагеря?
— Ты сам виноват, что сделал тайник так далеко.
— Какой тайник, ты о чем? — Я оглядываюсь. — Дерево совсем в другой стороне…
— Нет, вот же оно, — Мирта тянет руку к стволу дуба и выскальзывает из моих рук, поскольку я не рассчитал силы и не думал, что она так слаба.
— Так тут даже местность совсем другая, идио… — я затыкаюсь и понимаю, что, скорее всего, она бредит из-за яда.
Пытаюсь сообразить, что делать с Миртой.
— Так, так-так-так… Ты, в общем-то, права, что искала тайник, ведь там лекарства, а они тебе сейчас очень нужны. Вот только… — я в растерянности оглядываюсь. — Я примерно представляю только, как отсюда вернуться к лагерю, а где дерево Марвела, я без понятия. Возвращаться, а потом топать туда?.. Черт.
Сразу после моих слов слышу сверху звук колокольчика. Посылка!
Парашют приземляется прямо рядом с нами. Открываю.
— Компас! Это очень своевременно. Спасибо, Плутон! Или это Регина?
Ориентируясь по компасу, я быстро соображаю, в какую сторону нужно идти. Беру Мирту на руки и мы отправляемся. Она такая тяжелая и в то же время будто совсем легкая, ощущение странное, но ведь сознание почти покинуло ее. Она болтается у меня в руках, как кукла, и немного непонимающим взглядом смотрит то по сторонам, то на меня.
— А где Марвел?
— Убит.
— А Ингрид?
— Тоже.
— А Пит?
Я удивляюсь.
— Зачем он тебе?
— Но ведь он такой хороший…
— Не волнуйся… я рядом… теперь все будет хорошо… поправишься.
Мирта продолжает что-то бормотать о наших погибших союзниках, а я твержу, скорее для себя, те же слова:
— Все будет хорошо… Я что-нибудь сделаю… Поправишься… Ты обязательно поправишься.
Пройдя таким образом минут сорок, понимаю, что выдыхаюсь. Опускаюсь на колени, снимаю рюкзак, меняя руки, чтобы не уронить Мирту, подкладываю его ей под голову и падаю рядом. Зову:
— Мирта!
Она открывает глаза и говорит тихо:
— Я здесь…
— Это хорошо.
Только сейчас до меня доходит, что у Мирты нет при себе ее рюкзака. Видимо, она лишилась его, пока была в бессознательном состоянии. Позволяю себе пять минут отдыха, потом надеваю рюкзак, поднимаю Мирту и снова отправляюсь в путь.
Солнце уже довольно высоко, когда я дохожу до тайника.
Стараясь действовать быстро, но осторожно, снова укладываю Мирту на рюкзак и бросаюсь к дереву. Отодвинув кору, начинаю торопливо рыться в наших пожитках; быстро нахожу аптечку. Нахожу пузырек с надписью «При отравлениях», наспех читаю бумажку, отсыпаю три таблетки. Заставляю Мирту их проглотить.
Не знаю, через сколько времени лекарство подействует, но нам надо вернуться к моему убежищу. Безответственно оставаться возле тайника, давая, таким образом, другим трибутам повод его найти. Поднимаю Мирту и топаю.
Когда я уже вымотан окончательно, я наконец вижу свою сосну.
Остаток дня я охраняю спящую Мирту и испытываю дичайший голод. Я даже не могу пойти и попытаться добыть себе еды, даже банально нарвать ягод на том кусте, ведь мне надо находиться рядом с напарницей. Через, по моим ощущениям, вечность мне присылают посылку — маленькую прямоугольную железную коробку, я даже не сразу соображаю, что это. Открыв крышку, обнаруживаю внутри железную банку с консервированным мясом, кусок хлеба в форме треугольника и маленькую фляжку. Мясо оказывается вполне себе вкусным, хлеб — ужасно сытным, а во фляжке оказывается что-то вроде витаминного раствора. После этого пира чувствую себя гораздо бодрее и, дождавшись ночи (сегодня никто не погиб), устраиваю на ночь Мирту и ложусь спать сам.
Просыпаюсь очень рано, еще не начало светать. Наблюдаю за лицом Мирты, ее подрагивающими ресницами, посапывающим носом, вполне алыми и вполне живыми губами и радуюсь, радуюсь, что она жива.
Спит она очень долго, и мне даже надоедает на нее смотреть, но вставать совсем не хочется — она теплая, и рядом с ней мне тоже тепло. Наконец она открывает глаза.
— Очнулась-таки.
— И тебе доброе утро.
— Я из-за тебя не мог пойти поохотиться.
— Зачем? А припасы в лагере?
— Идио… — я осаживаю себя, вспоминая, что она была не в себе или без сознания и понятия не имеет, что припасы уничтожены.
— Двенадцатая их взорвала.
Довольно ловко выбравшись из спальника, Мирта спрашивает:
— И ты позволил ей?
Вот тут я уже не выдерживаю:
— Иди ты, Мирта, знаешь куда?!.
— Куда? Тебя провела грязная замарашка. Лох печальный.
Я бросаюсь на Мирту, она подрывается и с легкостью косули бежит прочь. В кровь поступает адреналин, и я втягиваюсь в игру, пытаясь ее догнать. Но уже через пару минут Мирта устает. И тогда я предлагаю пойти добывать еду.
— Идем проверять силки?
— Чего?..
— Ну ты же ставил силки?..
— Н-нет… — мне неловко.
— Ха-ха! А мы, оказывается, чего-то не умеем! Лох, лох печальный!
— Я вообще-то спас тебя, дерзкая ты кукла. Могла бы по крайней мере сказать мне спасибо.
— Как только ты извинишься за свое отвратительное поведение.
Я начинаю злиться, но, повернувшись к ней, вижу, что она улыбается, и понимаю, что Мирта шутит — ко мне снова возвращается та девушка, с которой я встречался в Академии.
— А почему, кстати, ты меня спас, и почему тебе для этого потребовалось несколько дней?
Тут я ей рассказываю о объявлении, которое слышал вчера.
Следующие несколько часов Мирта учит меня ставить силки. Мы выбираем два участка леса — каждый для своих силков, а потом устраиваем соревнование, кто больше добычи поймает. Выигрывает Мирта, потому что мои силки пока неумелые и ненадежные. Когда силки установлены, мы выходим на охоту, и на пару нам удается убить двух кроликов и четыре птицы. Во время охоты у нас снова начинается спонтанное соревнование — кто быстрее бегает, прямо как в Академии. После десяти минут бега и нашего веселого смеха Мирта вдруг падает в траву, как подстреленная.
Я бросаюсь к ней:
— Мирта, что такое?
Поднимаю ее. Она без сознания. И тут до меня доходит, что лекарства из аптечки не могут до конца нейтрализовать яд. Слишком долго она без медицинской помощи была под его действием. Скармливаю ей порцию лекарств, от которых она постепенно приходит в себя.
Озадаченно смотрю на нее.
— Что нам теперь делать? При таком раскладе ты умрешь раньше, чем мы победим.
По Мирте видно, что она не готова обсуждать эту ситуацию, и, как мне ни хочется выработать план вместе, я отстаю от нее.
Ближе к полудню разводим костер и устраиваем себе шикарный пир из жареного мяса.
— Так что, Катон, помимо всего прочего, нам надо искать оставшихся. Кто остался, кстати? Я слегка не в курсе, как ты знаешь.
— Эм… Пятая, бугай-одиннадцатый и оба двенадцатых. Судя по изменению в правилах, они уже должны были объединиться.
— Ха, знаешь, я догадываюсь, с кем ты хочешь разделаться прежде всего!
— Ну и?..
— Что тебе известно о Эвердин?
— Помимо того, что она ужасно меня достала и скорее всего объединилась со своим женишком — она владеет луком и стрелами, и нам надо это учитывать.
Мирта подпирает голову ладонью:
— Они могут устроить нам засаду, пока мы будем их искать.
И тут над нашими головами начинают играть трубы. Звучит голос Клавдия Темплсмита:
— Уважаемые трибуты! Имею честь сообщить вам о готовящимся угощении! Традиционный пир посреди битвы за победу! Пир состоится завтра на рассвете у Рога изобилия. А теперь самое главное. Полагаю, некоторые из вас уже решили отказаться от приглашения. — Мы переглядываемся, как бы говоря: «Ну уж нет!». — Так вот, пир будет необычным. Каждый из вас крайне нуждается в какой-то вещи. — Мы снова переглядываемся. — И каждый из вас найдет эту вещь в рюкзаке с номером своего дистрикта завтра на рассвете у Рога изобилия. Советую хорошо подумать, прежде чем принимать решение. Другого шанса не будет.
Голос ведущего, а вслед за ним и трубы, смолкают.
— Думаешь, это совпадение, что приглашение на пир прозвучало сразу после того, как мы говорили о стрелах Китнисс? — глядя в небо, спрашивает меня Мирта.
— То есть помимо лекарства для тебя они пришлют нам защиту от ее стрел?
— Не знаю. Но мы ведь это выясним? — улыбается она.
Я улыбаюсь в ответ:
— Конечно!
Мы возвращаемся к прерванному объявлением обеду и начинаем обсуждать план по добыче угощения.
— Рюкзак должна взять ты. Ты быстрее и ловчее меня. Я буду прикрывать тебя, ясно?
— М-мм…
— Ну что?
— Я ослабла, Катон.
— У нас нет выхода!
Немного поспорив, сходимся на том, что нам нужно устроить ей тренировку в несколько забегов. Мы чередуем их с отдыхом и приемами пищи и лекарств. Два раза во время бега Мирта снова падает в обморок. Так проходит остаток дня.
Когда уже совсем темнеет и играет гимн, мы решаем возвращаться к нашему убежищу. На полдороге Плутон (или Регина) решает нас подбодрить, и к нам летит подарок. Конечно, я не настолько глуп, чтобы думать, что там лекарство для Мирты — распорядителям еще нас стравливать на Пиру — но тот факт, что о нас помнят, приободряет. Развернув посылку, обнаруживаю там комплект стрел для арбалета и тетиву. Я не в том состоянии, чтобы выражать какие-либо эмоции по поводу столь своевременного подарка, тем не менее понимаю, что завтра он нам ох как может пригодиться, плюс наши менторы наверняка оценили, как бережно я обошелся с арбалетом. Устраиваемся на ночлег. Укладываю Мирту отдыхать, а сам еще долго вожусь с тетивой, натягивая ее на арбалет. Наконец ложусь тоже. Волнение по поводу завтрашнего дня и беспокойство за состояние Мирты не дает мне заснуть сразу. Она тоже долго еще смотрит на меня сонным взглядом.
— У нас все получится, Мирта.
— Да. Обязательно.
— Мы победим, и будем жить вместе, как хотели, когда были… — я чуть не сказал «В Академии», но даже сейчас, на Арене, после пережитого нами, я вспоминаю, что о ней говорить нельзя, и заканчиваю: — Дома.
— Так все и будет, Катон. Я… хочу за тебя замуж, потому что я тебя люблю, любила все это чертово время.
Спрашиваю с усмешкой:
— Поэтому и хотела убить?
— Да. Я знаю, как это глупо…
— Да, это было очень глупо, — целую ее.
Она прижимается ко мне и наконец засыпает.
Моя внутренняя установка сработала, и я просыпаюсь за два часа до рассвета. Бужу Мирту. Мы наспех завтракаем, я собираю рюкзак и вдруг понимаю, что он мне будет очень мешать в драке, которая непременно разгорится сегодня на пиру. Поэтому я прячу его под корни сосны и быстро маскирую землей, камнями и листьями. И мы отправляемся. Идем довольно быстро, и к рассвету успеваем к стартовой поляне.
20
Итак, мы здесь. В сорока метрах от нас — Рог изобилия, наше спасение. Недалеко от Рога я вижу огромное черное пятно — следы взрыва наших припасов. Тут даже кое-где еще валяются какие-то покореженные остатки.
— Где же наше угощение? — говорит Мирта, старательно вглядываясь в пространство вокруг Рога. Действительно, ничего нет. Несколько бесконечных секунд мы стоим в ожидании. Вдруг мы слышим явственный щелчок. На поляну медленно выползает стол, накрытый белоснежной скатертью.
— Смотри, вон наш рюкзак!
— Вижу.
— Вперед. Бери только его, поняла?
— Поняла, Катон, — у Мирты такое решительное лицо, какого я у нее никогда не видел.
Вдруг из рога выскакивает маленькая фигурка, хватает рюкзак с пятым номером и мчится как раз в нашу сторону. Я ошарашен. Лестер! Это она!
Весь наш план рассыпается в моей голове, как карточный домик. Мирта все еще стоит на месте и смотрит на Лестер.
— Беги, беги! — бросаю ей.
Пятая пробегает мимо нас, ветерок от ее движения всколыхивает на нас одежду. Срываюсь, пытаясь пырнуть ее ножом. Мимо. Промах. Хватаю арбалет и начинаю стрелять в нее. Вжжих — промах! Еще одна стрела — опять неудачно. Черт, черт!! Хватаю копье и бегу за Лестер, бросаю его ей вслед. Как же быстро она двигается — чуть быстрее, чем Мирта. Ничего, надо попробовать еще раз. Бросаю второе копье. Оно врезается в дерево в сантиметре от ее головы. Тем не менее я снова промахнулся. Слышу надсадное «Пиииит!» двенадцатой. Мне некогда размышлять об этом, бегу дальше. Рыжая копна волос мелькает в обманчивой близости. Пробежав еще пару десятков метров, слышу крик Мирты:
— Катон! Катон!!!
— Мирта!!! — Я очнулся.
Бегу обратно. Черт с ней, с пятой, надо спасать напарницу.
Так быстро я не бегал никогда в жизни. Я преодолеваю расстояние, которое пробежал, преследуя пятую, потратив в два раза меньше времени. Выбежав на поляну с Рогом, вижу распластанную на земле Мирту, а рядом разговаривающих одиннадцатого с двенадцатой.
— Мирта, Мирта!.. — лечу к ней.
Когда я опускаюсь над ней, я слышу ее тяжелое дыхание — она еще жива. Черт возьми, как же это временно!..
— Мирта! Мирта, мы же договорились вместе победить, помнишь?.. Черт возьми, Мирта, не оставляй меня! Мне никто не нужен, слышишь? Никто не нужен, кроме тебя... Мирта, черт возьми... — Ее глаза закрываются. — Мирта!!!
Гремит, как приговор, пушка.
Целую Мирту в окровавленный висок.
— Прощай, любимая...
Несмотря на впервые в жизни защемившее до боли сердце, в голове моментально вспыхивает единственная мысль: месть. Оглядываюсь — Цеп бежит в свое убежище — в степь, там, за склоном, сразу от Рога изобилия, и он умудрился прихватить вдобавок к своему рюкзак с номером 2; а двенадцатая уже почти скрылась в лесу. Вскакиваю, подбираю выпавший на землю меч и бегу за улепетывающим одиннадцатым. Цеп бегает ужасно быстро, но все-таки через несколько секунд мне удается сократить дистанцию между нами. Я уверен, что скоро догоню его.
Парень добегает до склона и, почти не сбавляя скорости, сбегает по каменистой тропинке, ловко переставляя ноги, наступая то между камней, то рядом с трещиной в скале. Я стараюсь не отставать. Я почти нагоняю его и уже готов схватить, и тут моя нога застревает в трещине. Меня рывком швыряет на камень, я грохаюсь под немыслимым углом к застрявшей ступне и сначала слышу оглушительный треск, а потом чувствую всепоглощающую боль. Я напрочь сломал себе лодыжку.
Воя от боли, обеими руками выдергиваю ногу из трещины. Потом какое-то время тупо смотрю на убегающего Цепа.
Он убегает. Убегает. Я так и не отомстил за Мирту. В этот момент во мне что-то переклинивает, и я начинаю орать:
— Дайте мне ходить! Плутон, слышишь?! Дай мне ходить, я убью их! Я найду Цепа, найду Эвердин, убью их обоих! Плутон, Мирту убили! Ты слышишь?! Убили Мирту! Я ее люблю, найди мне лекарство! Сейчас! Оно мне нужно сейчас! Плутон! Иди ищи их! Спонсоров! Мне нужно лекарство! Я убью их!!!
У меня в голове раздается ироничный голос Сессилии: «И что ты хочешь, Катон? Чтобы Плутон тебе ответил, что все сделает?», и тогда я перестаю орать.
Пытаюсь успокоиться. Что сейчас нужно сделать? Попытаться перебинтовать ногу. Оглядываюсь. Вокруг ни одной палки. Что делать, что делать? Точно — кое как сажусь, вытаскиваю кинжал. Снимаю куртку, футболку. Отрезаю от нее широкий лоскут. Трясущимися руками прижимаю кинжал к ступне. Перебинтовываю. Получается плохо. И кровь так и продолжает течь. Черт! Черт, черт!
Ползу обратно к озеру — там Рог, там спокойнее. На это уходит чертовски много времени. За ногой тянется кровавый след. Блеск. Если Плутон не пришлет мне лекарство, никуда я уже не пойду — я умру.
Вот и поляна перед озером. Не знаю, сколько времени Плутону понадобится на то, чтобы раздобыть мне лекарство, так что решаю подползти к воде, чтобы я мог хотя бы пить.
Следующие, наверно, пару часов я плохо соображаю, что делаю и что происходит вокруг. Пью, жду. Боль в расфигаченной ноге унять не могу — рюкзак далеко, я не смогу добраться до него в таком состоянии.
Когда кроме боли в сознании ничего не остается, я наконец слышу звон. Парашют падает в нескольких метрах от меня. Ухмыляюсь. Ну что ж, в этом никто не виноват. Собираю волю в кулак и ползу к нему. На веревках лежит белая коробочка. Открываю — там шприц с инъекцией и какие-то таблетки. Не медля, разматываю лоскут, убираю кинжал, вытаскиваю шприц из креплений и ввожу субстанцию в лодыжку.
Было больно, когда я сломал ногу. Больно было, когда я полз со сломанной ногой к озеру. Было больно, когда я маялся с ней и пытался не шевелиться. Было немного больно от укола. А сейчас боль настолько адская, что я хватаюсь за ногу и катаюсь по земле, вопя и ругаясь самыми черными словами. То, что чувствуешь, когда кости и мышцы мгновенно срастаются без анестезии, не передать никакими словами. Где-то через полчаса «операции» я уже могу встать на ногу. Хоть она и болит от этого, ходить я могу. Не уверен, насколько правильно все срослось, но этого хватит, чтобы отомстить за Мирту.
Вытаскиваю из коробочки таблетки, одну глотаю, остальные решаю положить в рюкзак. Кстати, пора вернуть его. Возвращаюсь к своему убежищу, и понимаю, что уже не вернусь сюда. Рюкзак на месте — еще бы, сегодня всем было несколько не до него.
Ну а теперь — да свершится возмездие. Сначала Цепа, потом двенадцатых. Первой грохну невесту, конечно. Пита оставлю на сладкое. Оба поплатятся.
21
Подхожу к краю и снова смотрю на степь. Утреннее солнце вызолачивает высокую траву, которая простирается, сколько хватает глаз, и кажется, что кроме этой травы и редких деревьев и кустарников для разнообразия, ничего в этом поле больше и нет. Наверняка Цеп уже успел убежать очень далеко.
Сосредоточься, Катон. Еще утро, и мне хватит дня на то, чтобы сходить к дереву, экипироваться и вернуться. А экипироваться определенно надо — как минимум взять с собой аптечку и еще кое-какое оружие, помимо того, что есть у меня. Да и вообще — нужно подготовиться к неожиданностям, таящимся в степи и предстоящей драке с Цепом. Да, до дерева топать часа два только в ту сторону. Еще какое-то время стою и всматриваюсь в поле. Больше не мешкаю, подбираю валяющийся рюкзак и направляюсь к дереву.
Я машинально иду в нужном направлении, а сам думаю совсем не об окружающем лесе и возможных опасностях в лице Эммы и ловушках, подстроенных распорядителями. Я думаю о Мирте. Слезы катятся из глаз одна за другой. Злюсь, смахиваю их — а они продолжают катиться. Как же поздно я понял, что любил все это время только Мирту! Надо было не быть таким идиотом, помириться с ней, не дать ей идти на эти чертовы Голодные игры, и она была бы сейчас жива.
Впервые за все время на Арене я понял, что мы творим друг с другом. Понял, что это не почетная привилегия, а бойня ради забавы более сильных в прошлом врагов. Я вспомнил разговор с Важеком и как он сказал мне, что на Арене я все пойму. И вспомнилось вдруг, как я представлял, что мне выделяют дом в Деревне победителей, и я устраиваю там свою резиденцию — переезжаю туда с женой-победительницей и живу, как вздумается. Вспомнил, как репетировал перед зеркалом речь: «Я благодарен Капитолию за славу и за возможность быть тем, кем хочу быть». Какая чушь! «Я благодарен Капитолию...» Эта фраза заседает в голове, и я постоянно прокручиваю ее снова и снова. «Я благодарен Капитолию...» Я так зол на себя, что не замечаю, как из меня вырывается громкое:
— Идиот!
— Катону нравится Мирта, — среди неразборчивого шепота за соседним столом в столовой Академии до меня наконец долетает этот обрывок фразы. Шепчутся мои друзья, Анкорд и Блэр. Я всегда ем один, я серьезно отношусь к еде, но сейчас, взяв поднос, пересаживаюсь за их столик, потому что меня задели слова Блэр.
— Ты ошиблась, она мне не нравится.
Мне хочется стереть с их лиц наглые улыбки. Но они продолжают улыбаться, а Анкорд заявляет:
— Не верю.
— И с чего бы тебе мне не верить? Сказал же — не нравится.
— Точно? — улыбается Анкорд.
— Да точно, я же сказал!
— Не слишком ли ты рьяно это доказываешь, а? — хитро щурится Блэр.
Злюсь, сжимаю кулаки. Ну не бить же своих друзей посреди столовой! Решаю крыть равнодушием:
— Ха, а знаешь, хоть она мне и безразлична, я поцелую ее.
— Предлагаешь спор? — с интересом спрашивает Блэр.
— Ммм... да. Спор.
— На что спорим?
Мне в голову приходит удачная мысль.
— На твой меч, Анкорд. Тот, который тебе подарил отец.
Этот меч всегда мне нравился — из прочнейшего материала, украшен золотом, инкрустирован опалом. Анкорд иногда приносил его в Академию похвастаться.
Анкорд соглашается с условиями пари, и мы жмем друг другу руки.
В тот день я было собрался начать подкатывать к Мирте, как узнал, что Блэр рассказала ей о пари. Я уже попрощался с мечом Анкорда, но Мирта тоже оказалась тем еще игроком: сама подошла ко мне и предложила встречную сделку — она даст поцеловать себя, и даже при Анкорде и Блэр, если я докажу ей, что она мне действительно нравится.
— Пять доказательств твоей безумной любви, — смеясь, сказала она.
Я никогда не был мастером на подобные сопливые штуки, но заполучить меч хотелось безумно, поэтому пошел за помощью к Бриджит. И она стала давать мне советы.
В этот день началась череда моих чудачеств, о которых узнала вся Академия, как то: выстрелить арбалетным болтом с прикрепленной к нему любовной запиской через окно в стену аудитории, где сидела в тот момент Мирта; выбить через папины связи фейерверк, который, взрываясь, сложился в огромное сердце и персональное признание в любви; собрать всех студентов Академии, играющих на каких-либо музыкальных инструментах, и устроить под окнами аудитории Мирты концерт, исполнив специально написанную под это дело песню; залезть к ней в аудиторию через окно с гигантским букетом в руках; вооружиться скалолазным снаряжением и устроить совместное покорение крыши под улюлюканье и крики студентов и преподавателей Академии… После таких выходок я, конечно, получил нехилый нагоняй и от отца, и от ректора Академии, но и меч мне достался. После пикника, на который я пригласил Мирту, Анкорда, Блэр и Бриджит, до последнего не зная, поцелует или нет. Получил — и продолжил встречаться с Миртой, тем самым подтвердив правоту Анкорда. Но мне уже было все равно.
Вперед, вперед, Катон, иди быстрее. Тебе надо торопиться. Сейчас я забыл, я не знаю о том, что Цеп и Китнисс убили Мирту потому, что таковы правила Голодных игр. Сейчас я воспринимаю их как личных врагов, которые отняли у меня любимую. Надо наказать Цепа…
Мысли переходят на практичную часть этого вопроса. Что мне взять с собой в степь? Очевидно, что аптечку, еду… вооружиться получше. На всякий случай дождевик. Мне может понадобиться веревка. Ладно, соображу на месте...
Мирта стоит спиной ко мне перед зеркалом. На ней платье в пол с глубоким декольте темно-красного, почти черного цвета. Помада в тон. Густо накрашенные длиннющие ресницы. Сложная высокая вечерняя прическа. Мы собираемся идти на ежегодную выпускную церемонию Академии. Еще — пока — не нашу. Увидев меня в зеркале, она оборачивается, чуть улыбается, спрашивая взглядом: «Ну как?».
— Ты похожа на вампира, — смеюсь.
Она тоже смеется и долго-долго целует меня. Когда она отстраняется, я вижу, что у нее размазалась помада, а она снова начинает смеяться. Увидев себя в зеркале, прихожу в ужас. Помада размазалась по всему лицу, и на воротнике тоже темно-красные разводы. Выругавшись, под неумолкающий смех Мирты убегаю умывать лицо и менять рубашку.
Судя по положению солнца, время уже клонится к полудню. Я не могу бежать из-за ноги, хотя она болит все меньше. Глотаю еще одну таблетку и пытаюсь пробежаться. Пока все-таки больно, но я чувствую, что еще чуть-чуть — и я смогу бегать.
Вечер. Розовые лучи солнца окрашивают в такой же цвет редкие облака. Занятия в Академии уже закончились. Мы сидим в парке возле статуи Аделлы, едим принесенные сюда пирожные. Я с юмором, иногда переходящим в сарказм, пересказываю Мирте историю Аделлы о том, как она победила в Голодных играх. Мирта много смеется, иногда нарочно неаккуратно ест пирожные, пачкает поцелуями мой нос, а потом слизывает с него крем. Мы сидим так до времени, когда остается уже пять минут до закрытия ворот, а тогда устраиваем соревнование, кто добежит до них первым. С отрывом в два метра выигрывает Мирта. Договорившись назавтра после занятий пойти в кино, расходимся, счастливые.
Только дома, собираясь принять душ, я обнаруживаю, что на мне нет маленького кулона, который мама подарила мне, когда выздоровела после своей ужасной болезни. Она сказала тогда, что больше не будет нас так пугать и проживет еще очень-очень долго. Я не сентиментален, но эта вещь мне очень дорога. И я потерял ее... Наверное, цепочка в каком-то месте порвалась или погнулась, и украшение соскользнуло с шеи. На следующий день я тренируюсь очень мрачный, не рассказывая товарищам, почему у меня испортилось настроение. Вечером, встретившись с Миртой в парке, идем в кинотеатр. Когда сеанс начинается, в мою руку опускается что-то холодное. Разжав пальцы, понимаю, что это мой кулон. С удивлением смотрю на Мирту:
— Ты нашла его!..
В ответ она только улыбается.
Сложно описать ту смесь восхищения и благодарности, которое я испытал тогда. Я целую Мирту, и мы продолжаем целоваться пол-сеанса, а потом уже не можем следить за развитием сюжета фильма, потому что пропустили очень много.
Когда до дерева остается метров пятьдесят, слышу какие-то звуки. Они исходят как раз оттуда, куда я направляюсь. Внезапная догадка вспыхивает в мозгу: «Кто-то нашел тайник и обчищает его!» Бросаюсь к дереву. Когда я уже вижу рыжую копну Лестер, деловито копошащуюся в наших пожитках, внезапно мою ногу с ужасной силой дергает, и я повисаю на самодельной ловушке вверх ногами. Из моей груди вырывается непроизвольный крик, и девушка оборачивается. Сверкнув довольной улыбкой, она достает из своего рюкзака кинжал — наш кинжал! — и идет на меня.
Пару секунд вишу и тупо смотрю на то, как она приближается, потом голова начинает соображать, и я, вытащив из крепления в куртке кинжал, подтягиваюсь к ноге и пытаюсь перерезать веревку. Наглая пятая в это время пытается срезать лямки с моего рюкзака, как будто ей мало того, что она награбила в тайнике. Одной рукой продолжаю держаться за веревку, другой целюсь ей в бок, но попадаю в руку. Тем не менее, этого хватает, чтобы Лестер испугалась. Отпрыгнув, она дарит мне еще одну улыбку, подхватывает свой рюкзак и легким бегом, как быстроногий кролик, исчезает в лесной чаще.
— А ну стой! — ору ей вслед. — Я найду тебя, слышишь?! Ты у меня поплатишься за это!..
Когда от прилившей к голове крови я уже готов грохнуться в обморок и стать прелестной добычей даже для самого хилого участника Игр, мне наконец удается перепилить веревку кинжалом, и я с отдавшейся по всему телу болью приземляюсь на землю.
Вскочив, бегу в ту сторону, где исчезла пятая, но, во-первых, прошло уже довольно много времени, а во-вторых, мне мешает нога, так что бегаю я намного медленнее, поэтому на двадцатой минуте бега я наконец останавливаюсь. Плюю с досады и ругаюсь самыми страшными словами, которые я знаю.
Когда я заглядываю в тайник, я вижу, что застал Лестер, когда она обчистила его все-таки не до конца. Что у нас тут? Разбираю рюкзак, сопоставляю с тем, что в тайнике, и в итоге кое-как собираюсь — минимум еды (еще вопрос, как я буду добывать ее в этой траве), штук пятнадцать кинжалов, дождевик (его она как раз не тронула, а вот веревку прихватила), несколько фляжек с водой, что не может не радовать; стрелы для арбалета, лекарство Плутона, компас… Аптечку Лестер, видимо, взяла одной из первых, и теперь кроме маленького пузырька с лекарством, у меня нет никаких медикаментов.
Таким образом, с позволения сказать, «экипируюсь» и возвращаюсь к Рогу.