Голодные игры Катон. Главы с 6 по 9

Лена Тюкалова
6

Когда в дверь моей спальни постучали, я еще сплю.
— Да-да, Важек, я иду! Что случилось? — откликаюсь я, потягиваясь.
Но тот, кто входит в мою комнату, оказывается не Важеком — это высокий брюнет с худым острым лицом и внимательными, проницательными глазами. Я сажусь на кровати в полном недоумении.
— Здравствуй, Катон.
— Эм... здрасьте.
— Меня зовут Плутон Мэйзек, — он протягивает мне руку.
Пожимаю.
— Эээ... Очень приятно. А кто вы?
— Я буду твоим новым ментором.
— А что случилось с Важеком?
— Он уехал в другое место.
У меня в голове образовалась настоящая каша. Еще никогда менторов не заменяли. Какого черта творится с Важеком?
— Завтрак уже на столе, — улыбается мне Плутон. — Мы тебя ждем. Был рад с тобой познакомиться.
Когда он уходит, я опять ложусь в кровать, хмурюсь и пытаюсь уложить новость в голове. Уехал... Нет, никуда он не уехал. Никто не сможет уехать с Голодных игр, даже если захочет.
И вдруг у меня по спине побежали мурашки. Я вспомнил наш разговор. Они услышали его слова о Голодных играх и убили его, чтобы мы знали, что нельзя перечить Капитолию. Он действительно уехал... ушел... в лучший мир.
В первый раз в жизни мне становится страшно перед Капитолием. Но страх сразу же сменяется злостью — они убили Важека, чтобы я испугался и натворил глупостей на Арене и проиграл. Не дождутся!
Решаю держаться отстраненно. Я ни капельки ему не доверяю.
Вхожу. В столовой один Плутон — Мирта и Регина то ли уже ушли, то ли и не появлялись.
Сажусь за стол. Плутон изучающе смотрит на меня. Отвечаю прямым взглядом.
Какое-то время мы молчим.
Наконец ментор нарушает тишину.
— Регина сказала, что ты очень хорош в обращении с оружием.
— Ей лучше знать.
— А каким оружием ты владеешь лучше всего?
— Мечом.
— Тогда, пожалуй, тебе стоит поупражняться с другим оружием.
Еще жизни меня будет учить!
— В этом нет необходимости.
— Почему?
Молчу.
Какое-то время Плутон ждет моего ответа, потом выпрямляется. Учитывая, что он и так сидел прямо, это производит какое-то неестественное впечатление.
— Ну что ж, — отстраненно произносит он.
Больше мы с ним не разговариваем.
На тренировках двенадцатый ничем не показывает, что вчерашний разговор произошел — он даже не смотрит в нашу сторону, все время находится рядом со своей подружкой, весело болтает с ней, всем своим видом давая понять: «мы вместе, нам интересно друг с другом».
А я решаю понаблюдать за парнем из третьего дистрикта. Вчерашняя смутная идея продолжает формироваться во вполне четкий план. И этот план мне нравится. Хотя парниша и правда неумеха — не только не владеет оружием, но и на тренировках по выживанию тоже тупит. Параллельно наблюдаю за Цепом. Он держится от всех особняком, молчалив. Уличив момент, когда в секции тренировок на мечах он остается один, мы с Рэдриком подходим к нему.
— Привет, Цеп! — начинаю я разговор.
Не отвечая, парень хмуро смотрит на меня исподлобья.
Продолжаю:
— Ты так круто обращаешься с топором! Тренировался где-то раньше?
— Нет.
— Ты сильный и ловкий. Профи такие нужны. Давай к нам в команду!
— Нет.
— Ну чего ты, друг? — говорит Рэдрик. — С нами тебе будет лучше.
— Будет лучше, пока вы меня не убьете. И я вам не друг. Я сказал, нет. Не подходите ко мне больше.
Рэдрик плотно сжимает губы, в его глазах зажигается та жестокость, которую я в нем заметил вчера. Да и у меня возникает сильнейшее желание вмазать этому надутому индюку. Но я сдерживаюсь, вспомнив, что было в день парада трибутов.
— Ну и иди к черту. Пойдем, Рэдрик.
После этого разговора злюсь и вымещаю эту злость на манекенах и оппонентах в тренировках. За столом ни с кем не разговариваю. Пока я выпускаю пар, приходит время возвращаться на свой этаж.
У лифта замечаю Регину. Я удивлен — менторы еще не спускались в Тренировочный зал.
— Привет, Катон, — она не улыбается.
— Привет! Что ты тут делаешь?
— Пойдем. — Она берет меня под локоть и заводит в лифт.
Как только дверцы закрываются, Регина набрасывается на меня:
— Мальчишка, ты как ведешь себя со своим ментором, а?!
— С Плутоном?..
— А с кем? Ты знаешь, что тебе может быть за твое неуважение к нему?
— Регина, остынь.
Лифт уже приехал. Мы выходим. Регина заводит меня в закуточек коридора, тут запертая дверь — кажется, это в подсобное помещение.
— Послушай меня. Я, конечно, не твой ментор, но я хочу, чтобы ты выжил. По крайней мере, чтобы вы с Миртой вместе дожили до конца Голодных игр.
— Так и будет, не волнуйся, — пытаюсь улыбнуться, но Регина поднимает руку.
— Не перебивай меня, пожалуйста. Такое было, понимаешь? Я такое видела. Когда я отправлялась на Голодные игры, со мной был Малек — товарищ с Академии. Мы не то чтобы дружили, но я общалась с ним пару раз. Он был очень честный и прямолинейный, а ментор — Велес — у него был жестким человеком, к тому же со скверным характером. И Малек все делал назло Велесу, не слушался его, ни в Подготовительном центре, ни на Арене. Где-то через дня три на Арене я потеряла его из виду. Потом он умер. Вернувшись, я узнала, почему — мой ментор рассказала мне. Он оказался в заледенелой пещере, вход замело снегом. У него с собой был только кинжал. Его могло бы спасти что-нибудь дающее огонь, но ему так ничего и не прислали. Хотя спонсоров у него если и не было, то могло быть достаточно — он очень круто сражался в начале и хорошо показал себя на показательных тренировках, в общем, нравился зрителям. Понимаешь, Велес наказал его, просто на нем отыгрался. Я не хочу, чтобы с тобой было то же самое, Катон.
— Не будет.
Она кладет руку на мое плечо и, заглядывая в глаза, говорит:
— Пожалуйста, подумай о моих словах, хорошо?
— Обещаю, — улыбаюсь.
Мы идем в столовую. Регина заходит с такой легкой улыбкой, что невозможно догадаться, о чем мы с ней говорили. Плутон расспрашивает меня о сегодняшнем дне, я рассказываю все максимально подробно, не касаясь все-таки своей идеи насчет третьего. Судя по одобрительной улыбке Регины, она довольна моим поведением, хотя чихать я на это хотел. Менторы обсуждают с нами завтрашний день — завтра показательные выступления перед распорядителями, от них зависит наш балл. Это важно. Нас учили этому в Академии, и я выкладываю все свои рассуждения на этот счет. Мирта тоже участвует в разговоре, хотя мы стараемся не обращаться и не отвечать друг другу.
Ужин затягивается — никогда так долго мы не сидели за одним столом. Уже далеко за полночь отправляюсь спать, пропустив, видимо, встречу со своей командой. Ну и черт с ними, надо выспаться перед показательной тренировкой.
Наутро тренируюсь без особого интереса, жду, когда начнут вызывать к распорядителям. Время в ожидании проходит долго. Но вот после ланча тренер уводит Марвела в зал, примыкающий к тому, где мы обычно тренируемся. Через пятнадцать минут уводят Диадему, и вот уже моя очередь.
Вхожу твердым шагом. Все взгляды устремлены на меня. Выхожу на середину зала, поворачиваюсь к распорядителям и склоняюсь в легком поклоне. Это мне подсказала Аделла — она тоже так сделала в свое время, им это понравилось. Может быть, кто-нибудь из них даже вспомнит, что я брат Аделлы Кэнтвелл, победительницы шестьдесят вторых Голодных игр.
Итак, у меня минут пятнадцать в запасе. Вполне достаточно, чтобы заработать высокий балл. Направляюсь к стенду с мечами. Пока иду, возникает вопрос — с кем я буду драться? Покрошить манекен?
Как только я берусь за меч, одна из стен раздвигается, и в зал выходит тренер. Ну да, как я не догадался.
Испускаю воинственный клич и лечу на противника, целюсь сразу в шею. Я снова почувствовал себя в Академии. Тренер силен — мощным ударом руки он отклоняет мой выпад, и тут же бьет ногой. Я успеваю увернуться. Сразу же посылаю второй удар — сзади, снова по шее. Попал. Раздались тихие аплодисменты — слышу, что хлопают два-три человека. Хорошо, учитывая, что распорядители все очень сдержанные. Даю противнику подняться. Вставая, он берет меч со стенда, который оказался рядом. Делает сильный выпад, целится в живот. Отбиваю. Встречный выпад, тоже в живот. Отбил, но немного задело. Не ослабляю натиск, наступаю на него, сыплю ударами. Хоть парень и очень сильный, ему приходится уступать мне, и он постепенно отходит к стенке. Продолжаю неослабевающую атаку, и когда он уже совсем прижат к стене, делаю завершающий удар в шею. Тренер делает знак распорядителям, мол, я убит, и уходит. Смотрю на них. Один из них кивает мне — продолжай.
Разгоряченный дракой, иду к стенду с копьями. Беру сразу несколько, чтобы не ходить и не выдергивать их из мишеней. Иду к изображениям людей в полный рост. Их тут пять. Встаю на самом большом расстоянии, на котором мог попадать в мишени в Академии. Выдох. Хорошо. Сосредоточься, Катон.
Вж-жих — первое копье летит в цель легко, словно дротик в дартсе. Точно в грудь. Пара шагов вправо, следующая мишень. Бросок. Правое плечо. Еще несколько шагов. Бросок. Левое плечо. Следущая мишень. Живот. Следующая — голова. Снова слышу аплодисменты, на этот раз хлопают почти все. Смотрю на них. Мне одобрительно кивают и улыбаются.
Распорядители отпускают меня. Ухожу, вполне собой довольный. Уже в коридоре слышу, как называют имя Мирты.
За обедом Мирта рассказывает о том, как все время показательной тренировки метала кинжалы в мишени, в перерывах между ее болтовней менторы расспрашивают меня о моих успехах, в общем, атмосфера за столом оживленная.
И вот наконец подходит время объявления результатов наших трудов по телевизору. Команда перемещается в гостиную, разговор сходит на нет, все впиваемся взглядами в экран.
Марвел и Диадема оба получили девятку. Мне повезло больше — мой балл десять. Мирте досталось восемь. Третий дистрикт — пять и четыре. Рэдрик — девять. Ингрид — десять. Вот и все профи. Без особого интереса смотрю на цифры остальных трибутов. Самое большее здесь — семь. Ну, пока не дошли до Цепа. Его оценили на восемь баллов. Женишка тоже. И вдруг последней цифрой на экране появляется одиннадцать.
Я подскакиваю с дивана. Черт возьми, Эвердин каким-то образом удалось заработать почти самый высокий балл!!! За всю историю Голодных игр всего несколько человек удостаивались такого, а двенадцати — вообще ни один. Всего меня снова охватывает возмущение, злость и ненависть к этой девчонке. Со сжатыми кулаками я представляю, как душу ее, меня всего трясет.
Все еще сжимая кулаки, в бешенстве ухожу из гостиной.
Сразу же иду к лифту и поднимаюсь на крышу. Стою какое-то время, глядя на город подо мной — Тренировочный центр выше даже некоторых зданий в Капитолии. Минут через двадцать тишину сада нарушает гомон моей команды. Здесь все, и в кои-то веки даже Мирта. Команда переоделась после тренировки — девушки в простых, но красивых платьях, парни в ярких рубашках и строгих брюках. Мне даже стало неловко, что я оделся так просто. Несмотря на то, что я ничего не захватил с ужина, у компании полно конфет, фруктов и вина.
Взяв в руки конфетку в золотистой обертке и неспеша разворачивая ее, Ингрид весело говорит:
— Ну что, салаги, видели, кто сегодня был самым крутым?
Отрываюсь от разглядывания города и отвечаю:
— Я, конечно.
— Ну, знаете, — изображает сильно обидевшегося Рэдрик, — в конце концов, у меня всего на один балл меньше!
— И у меня, — в один голос подхватывают Марвел и Диадема.
Не удержавшись, ехидно смотрю в сторону Мирты. Она отворачивается.
Ребята начинают наперебой рассказывать, как отличились перед распорядителями. Сначала я по большей части продолжаю злиться и не особо участвую в веселье, но потом меня втягивают в разговор, и скоро я напрочь забываю о времени. Несмотря на то, что мы с друзьями проводили много времени вместе в Академии, я никогда не замечал за ними такой способности к веселью.
Когда мы наконец расходимся, небо уже начинает светлеть.

7

Давно мне не было так тяжело вставать утром. Вот так покутили! Плутон стучится в дверь и напоминает, что сегодня я готовлюсь с ним к интервью. С неохотой встаю, иду в душ и выхожу к завтраку. Мирты, Регины и Акиры нет.
— С утра ушли готовиться, — объясняет мне Плутон.
Усмехаюсь. Конечно, девчонкам всегда надо больше времени на прихорашивания.
Ментор внимательно смотрит на меня, как будто что-то прикидывает в голове.
После завтрака идем в гостиную и устраиваемся на диванах.
Плутон садится напротив меня, внимательно вглядываясь.
— Значит, так, Катон. Когда выйдешь на сцену, держись прямо, отвечай четко. Покажи, что ты жестокий противник без жалости. Не заигрывай и не улыбайся.
— Понял.
— Хорошо. Итак, представь, что я Цезарь.
Искривляю губы в ухмылке — худой и элегантный Плутон как никто другой подходит на роль Цезаря.
— Меня вот что интересует — ты готов к Играм?
Зажмурившись, я представил, что это мне говорит Цезарь.
— Да, я готов! Я всю жизнь ждал, когда попаду сюда, много тренировался…
— Тренировался? — Плутон удивленно поднимает брови. — Тренировки ведь запрещены.
— Нет... ну... не тренировался, конечно, а так... — Я совсем смешался и не знаю, что сказать.
В глазах Плутона мелькает понимание, но он не подает виду. Если он и знает про Академию, то делает вид, что ему ничего неизвестно.
— В любом случае, ты не должен говорить об этом на интервью.
— Я понял. Извините.
 — Хорошо. Значит, еще раз — Катон, готов ли ты к Играм?
— Да, я готов. Я хочу убивать, и готов к Играм.
— Молодец. Едем дальше.
Таким образом Плутон меня гоняет еще два часа, спрашивая обо мне, о моей семье, о моем дистрикте. И как ни надоедает эта глупая подготовка (как будто я не найду, что сказать Цезарю!), меня ждет еще время с Региной — пока Плутон шпыняет Мирту, мы с ней долго репетируем, как именно мне ходить на сцене, как повернуться, чтобы выглядеть эффектнее, как смотреть, и по поводу того, что говорить, Регина тоже подкидывает мне пару идей. Часа через три работы она говорит, что все хорошо и пора заканчивать, и мы идем на припозднившийся из-за нас обед. Обедаем вдвоем — Плутон и вся остальная команда пропадают на подготовке Мирты. Я не вижу их до вечера.
Через какое-то время Регина тоже уходит помогать Мирте, и я остаюсь один. Скоро мне становится скучно. Давно не испытывал это чувство. Несколько раз включаю телевизор в своей комнате, слоняюсь по этажу, спускаюсь в тренировочный зал — сегодня тут никого нет, кроме нескольких миротворцев, что и понятно — все готовятся к завтрашнему интервью. Немного покидав копья, опять начинаю скучать. Поднимаюсь на крышу. Тут тоже никого нет. Подходит время ужина — никто до сих пор не вернулся. От перспективы есть в одиночестве аппетит пропадает. Беру вазу с фруктами и снова отправляюсь на крышу. На этот раз встречаю здесь Диадему.
Она сидит на бортике, свесив ноги вниз, и не замечает моего появления, пока я не ставлю вазу рядом с ней и не притрагиваюсь к ее плечу. Она вздрагивает и оборачивается, а когда видит меня, улыбается.
— Привет.
— Привет. Тоже закончила раньше остальных?
— Да, как-то мы быстро управились... — Она бросает на меня быстрый взгляд. — М... Мирта еще занята?
— Да... Не понимаю, как ты так быстро освободилась, ведь ты тоже девчонка и тебе тоже нужно время на подготовку.
— Не волнуйся, Катон, — улыбается Диадема, — хоть я и потратила меньше времени, я буду смотреться гораздо красивей ее!
Она что, кокетничает со мной? Прямо смотрю ей в глаза. Она смущенно опускает взгляд. Подхожу ближе к бортику и всматриваюсь в детали открывшегося мне вида на город. Диадема встает рядом со мной.
— Что мы будем делать на Арене, Катон?
Постаравшись скрыть усмешку, смотрю на Диадему. «Мы»? Вот наивная! Наивная и глупая девушка. «И красивая», — шепчет мне кто-то из глубины сознания. «Вообще-то да» — отвечаю я сам себе, и, улыбнувшись, обнимаю Диадему за талию.
— Мы будем убивать наших врагов.
— Да, точно, — смеется она. — Мы с тобой команда.
— Команда, — повторяю я.
Когда меня на четвертом году обучения благодаря блестящим результатам перевели на следующий курс, я был очень рад этому — так я мог меньше видеть Мирту, и это способствовало нашей с ней разлуке; с другой стороны, так я выпускался из Академии на год раньше Мирты, что давало мне время на размышления, что мне с ней делать после моей победы — бросить окончательно или начать отношения по новой.
Моя знакомая, кареглазая улыбчивая девчонка Диана, познакомила меня с Диадемой. Я помню, как она представила нас друг другу, я пожал руку Диадеме, посмотрел ей в глаза... и провалился в эту зеленую бездну. Она не понравилась мне, нет. Я просто потерялся в этих магических глазах. Рукопожатие затянулось. Диадема, потупившись, покраснела. А я завис, не зная, как вести себя дальше. Обстановку спасла Диана, предложив после тренировок сходить втроем в кафе.
Я злорадно улыбнулся, вспомнив это.
Я жду, что придет кто-нибудь и спасет меня от дальнейших соплей, но увы — мы так и остаемся вдвоем, пока не съедаем все фрукты и не расходимся по этажам.

8

Сегодня мне предстоит день со своим стилистом. Наспех завтракаю и отправляюсь к Сессилии. Она встречает меня приветливой улыбкой:
— Ну что, готов к интервью?
Я все еще злюсь на нее из-за своего провала на параде трибутов, поэтому отвечаю грубо:
— Ты сама прекрасно знаешь, что готов. Ты ведь говорила вчера с Плутоном, не так ли?
— Ну не сердись, Катон. Я так старалась сделать для тебя этот костюм. Посмотри.
Она достает из шкафа смокинг — рубашка и брюки черные, пиджак серебристый, словно светящийся изнутри — ткань такая, что кажется, что она соткана из металла. Вот и повторение моей кольчуги на параде.
— Здорово! — Мне правда очень нравится. Смотрю на Сессилию. — Ты ведь хочешь, чтобы я его примерил? — мне хочется как-то отплатить ей за свое смущение в первый день.
— Конечно, — она улыбается.
Не прошу, чтобы она вышла, со спокойным видом раздеваюсь до белья, надеваю костюм и переобуваюсь, и снова под ее мягкой полуехидной улыбкой. Когда я закончил, она перестает улыбаться и снова становится профессиональным стилистом — смотрит, хорошо ли сидит костюм, оглядывает меня с ног до головы.
— Я знаю, ты с Региной уже все репетировал, но давай немного повторим в костюме, хочу посмотреть, как это будет выглядеть в нем.
Повторяю вчерашние движения, не без удовольствия красуюсь перед Сессилией. Она поправляет кое-где мелкие штрихи, еще какое-то время оглядывает меня, одобрительно кивает — и группа подготовки принимается за дело, чуть ли не повторяя все издевательства в тот день, когда я попал в Тренировочный центр, разве что не раздевая меня. Под конец красиво укладывают волосы, и я обнаруживаю, что еще несколько минут — и интервью начнется. Сессилия дает команду закругляться, и вся команда во главе со мной идет к лифту. Спустя немного времени к нам присоединяются Мирта, Регина, Плутон, Акира и остальные. Спускаемся. Нам на первый этаж, здесь выход на Круглую площадь, где проходит интервью с трибутами. Как ни странно, я абсолютно спокоен.
— Выходите и садитесь на свои стулья, — говорит Регина. — Их просто найти — они пронумерованы, не заблудитесь, — она подмигивает нам и подталкивает к выходу.
Со сцены окружающее пространство кажется сплошным калейдоскопом света, огней, лучей прожекторов и всевозможных красивых лампочек. Снова, как на параде трибутов, толпа ловит каждое мое движение. Под тысячами устремленных на меня глаз нахожу свой стул и устраиваюсь. Мне недолго тут сидеть — после трехминутного интервью с Диадемой, Марвелом и Миртой я отправлюсь к ведущему.
А вот и он — Цезарь Фликермен в этом году избрал своим цветом синий. Поприветствовав зрителей и разогрев их парой шуток, он зовет к себе Диадему.
Когда она выходит на сцену, я чуть не привстаю от восхищения. Хочется подойти к ней и потрогать ее со всех сторон — она выглядит по-настоящему аппетитно! Ее стройное тело покрывает золотое платье в виде крупной сетки, тут и там на ней сверкают мелкие алмазы. Я пытаюсь рассмотреть ее формы, но все, что должно быть прикрыто, затянуто в золотые широкие ленты. На голове у нее безумно сложная прическа, заколотая алмазным цветком — он переливается в свете софитов всеми цветами радуги. Образ дополняют высоченные каблуки и алая помада. О да, вот такая союзница мне нужна! Ее определенно запомнят зрители.
— Итак, Диадема, готова?
— Да, Цезарь, я готова абсолютно ко всему.
— О, даже так! Какая уверенность, даже самоуверенность!
Весь остальной разговор Диадемы и Цезаря я — как, думаю, и вся мужская половина зала — пропускаю мимо ушей, разглядывая ее наряд. По крайней мере среди мужчин у нее будет много спонсоров, это точно.
Диадема садится на свой стул, и после звонка к Цезарю идет Марвел. Он в темно-синем костюме. На вопросы ведущего отвечает так задорно и с такой веселой улыбкой, что сразу же покоряет зрителей. Быстро проходят минуты интервью, и вот уже Марвела заменяет Мирта. Пожав ей руку, Цезарь обращается к ней:
— Мирта, ты одна из тех, кто попал сюда добровольно. Тебе захотелось погреться в лучах славы?
— Я хочу стать победителем. И я хочу убить.
— Опасная девушка! Твердое желание убить всех врагов и выйти победительницей!
— Ага. Убить всех. — И Мирта смотрит прямо на меня.
Ах ты ж… Злость захлестывает меня. Выдерживаю взгляд.
— Да уж, Мирта, силы воли тебе не занимать!
— Я знаю.
—  Ну что ж, я буду пристально следить за тобой!
— Не сомневаюсь.
И вот я на сцене. На все бесконечное пространство, грохочущее музыкой и залитое ослепительным светом, гремит мое имя. Подхожу к Цезарю, жму ему руку.
— Итак, здравствуй, Катон! Капитолий приветствует тебя!
 — Здравствуй, Цезарь.
Ведущий преувеличенно внимательно всматривается в мое лицо.
— Катон... Катон Кэнтвелл... У тебя очень знакомое мне лицо.
— Вряд ли я был здесь раньше...
Цезарь громко смеется с этой моей довольно посредственной шутки. А я заканчиваю фразу:
— Зато вы знакомы с моей сестрой.
— Точно! Аделла Кэнтвелл! Как я сразу не вспомнил! Победительница шестьдесят вторых Голодных игр!
— Она самая, — несмотря на наказ Плутона, слегка улыбаюсь.
— Подумать только, я говорил с ней на этой самой сцене тринадцать лет тому назад!
— Она хорошо это помнит. Часто вспоминает о вас...
— Боже мой, как это приятно! — Цезарь складывает руки на груди и умиленно воздевает глаза к небу. — Вот почему у тебя такой высокий балл, Катон — ты из семьи победителей.
— Не думаю, что это из-за Аделлы, хоть она и была профи, и до сих пор в хорошей форме. Я тоже кое-чего стою.
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, Катон. Видно, что ты настоящий боец и готов к Играм по настоящему.
Я снова чуть не улыбнулся — как точно Плутон предвидел этот завуалированный вопрос ведущего!
 — Да, я хочу убивать, я жесток, я жду Голодные игры с нетерпением и готов к ним.
— Ты достоин уважения! Скажи, Катон — с твоей силой я не сомневаюсь, что тебя можно приравнивать к профи. Ты уже подружился с кем-то? У тебя есть стратегия?
— Да, я уже сколотил команду профи, и наша тактика не будет сильно отличаться от поведения профи на прошлых Голодных играх — захватить припасы у Рога изобилия, защитить их как можно лучше и... — сейчас, под ослепляющим светом софитов, под устремленными на меня взглядами миллионов зрителей, у меня наконец полностью созревает план относительно третьего. После секундной паузы продолжаю:
— И искать всех, кого мы не убьем на старте.
 — Пожалуй, хоть тактика и впрямь не отличается от предыдущих, но она действительно эффективная, — улыбается Цезарь. — Спасибо, Катон. Скажи, пожалуйста, нравится ли тебе Капитолий?
— Нравится, но, думаю, Арена мне понравится больше, ведь я жду начала Голодных игр с тех пор, как выкрикнул свое имя на Жатве.
— Какой настрой! Ты прямо воин! Но все же, пока ты еще тут, поделись с нами, что тебе больше всего понравилось здесь.
— Возможность встретиться лицом к лицу со своими врагами и оценить их способности.
Вижу одобрительный взгляд Плутона из толпы. Кажется, он мной полностью доволен.
— Да у нас на сцене настоящая боевая машина! Я хочу спросить тебя еще только об одном. Кто провожал тебя сюда?
Радуюсь — у меня есть возможность передать с экрана привет лично моему братишке.
 — Все мои друзья — Эрик, Блэр, Анкорд, Диана, и все остальные… Моя семья,  конечно же, Аделла, и мой младший брат Марк, которого я очень люблю, и чьи ожидания я готов оправдывать на Арене.
 — Замечательно! — Цезарь, похоже, даже слегка растрогался. Хотя кто его знает — он профессиональный ведущий. — К сожалению, наше время подошло к концу. Спасибо тебе за беседу! Давайте все дружно пожелаем ему удачи!! Катон Кэнтвелл! Второй дистрикт!
Толпа взрывается аплодисментами, свистом и выкриками, слова которых из-за шума совсем нельзя разобрать. Я смотрю на Плутона — он одобрительно кивает — и иду к своему месту.
Третий дистрикт. Электротехнологии. Аврора Доусон. Высокая, короткие черные волосы. Зеленоглазая. С Цезарем разговаривает весело, сыплет комплиментами ему, зрителям, Капитолию, всем и всему. Думаю, у зрителей возникло приятное отношение к ней.
После нее к Цезарю идет среднего роста патлатый парнишка со шрамом через лицо, и я наконец-то запоминаю, как его зовут — Патрик Саймон. Он говорит тихо, серьезно, вдумчиво, из разговора с ведущим я замечаю, что он неглуп, и это последний аргумент в пользу осуществления моих планов на него.
Ингрид поднимается со своего места, и я могу отчетливей разглядеть ее наряд — черное платье, кое-где отделанное жемчугом; я всегда чувствовал спокойную силу, исходящую от Ингрид, а сегодня, с ее высокой прической, длинными бриллиантовыми серьгами, с идеальным макияжем, кажется, что эта уверенность обволакивает ее мягким сиянием. Платье отчетливо прорисовывает ее развитые руки и талию. Она великолепна.
Она первая здоровается с Цезарем, со спокойной улыбкой говорит о своей силе и ловкости, рассказывает, как всегда стремилась попасть на Голодные игры. Некоторые зрители что-то одобрительно кричат ей из зала.
Цезарь спрашивает ее, какое ее любимое оружие. Не колеблясь, Ингрид отвечает:
— Арбалет.
Удивленно смотрю на нее. Это и правда ее любимое оружие. Очень смело раскрывать карты на глазах всех своих будущих врагов.
— Как ты думаешь, Цезарь, распорядители положат арбалет у Рога изобилия для меня?
— Для такой милой девушки? — подмигивает ей ведущий. — Ха! Еще бы!
Ингрид капризно надувает губы и говорит, дурачась:
 — А вдруг нет?
Из зала слышится крик какого-то парня:
— Я пришлю тебе арбалет, Ингрид, если заслужишь!
— Как это мило, — улыбается девушка.
Многие зрители начинают смеяться.
Она спрашивает:
— Как тебя зовут?
 — Альберт.
— Я буду сражаться на Арене с твоим именем на устах, Альберт, — посылает ему воздушный поцелуй Ингрид.
В зале снова слышится хохот.
Рэдрик в белом костюме выглядит достаточно солидно. Руку ведущего жмет жестко, энергично, Цезарь даже как будто немного морщится от такого крепкого рукопожатия.
Во время интервью я снова отчетливо вижу в нем ту новую жестокую сущность, которая пробудилась в нем после приезда в Капитолий. Он говорит резко, отрывисто, рассуждает о своем твердом намерении достичь победы... И все-таки пару раз через эту новую личность проглядывает прежний Рэдрик — веселый, ироничный. Нахмурившись, слежу за другом.
Пятый дистрикт. Эмма Лестер. Рыжеволосая, миниатюрная, с внимательными глазами. Наверняка на зрителей произвела впечатление очень и очень умной девушки.
Фредерик Митчелл, невысокий, лет тринадцати, светловолосый, на бледном лице веснушки. Парень до сих пор явно не отошел от испуга, и это ясно видно в его интервью.
Шестой дистрикт. Ханна Милтон. Сероглазая, русоволосая, с двумя короткими косичками, хорошо сложенная, улыбчивая. Говорит весело, с природным задором — его не подделаешь.
Фрэнк Каллаган, лет пятнадцати, высокий, темноволосый, с таким же хмурым лицом, с каким я видел его на Жатве. На вопрос Цезаря отвечает, что стал добровольцем вместо двоюродного брата, которого очень любит.
Седьмой дистрикт. Миловидная, с каштановыми волнистыми волосами до пояса, уже взрослая девушка — Лилит Сэттон. Красное короткое платье. Держится прямо и спокойно, отвечает сдержанно и с иронией. Парень с неестественно белыми волосами — Вик Сандерс. Несмотря на худобу, хорошо развит и, насколько я помню его на тренировках, довольно ловкий. Ведет себя дерзко, много смеется, с Цезарем общается на грани хамства.
Восьмой дистрикт. Мэри Нолан. Застенчивое светловолосое существо лет пятнадцати, довольно мила и разговорчива, но, как я уже говорил, наравне с остальными трибутами не-профи вряд ли может представлять для нас какую-либо опасность. Парень с открытым наивным лицом — Питер Холден. Даже на интервью в Капитолии он как-будто до сих пор не осознал, через что скоро пройдет — его доброжелательная улыбка такая же безмятежная, как на Жатве.
Девятый дистрикт. Хелен Эвери. Низенькая, коренастая, внешность какая-то совсем непримечательная, в серых глазах страх. Несмотря на это, ведет себя довольно уверенно и говорит, что «постарается не слишком опозориться».
Невзрачная серая фигурка — Феликс Циммер.
Десятый дистрикт. Миа Ларсен. Высокая, но очень худая даже на фоне остальных, на Жатве была с узлом в волосах, а тут ей их распустили, но это ни капельки не оживило ее образ. До невозможности скучная девушка. И слушать ее скучно.
Деррик Купер, на вид лет тринадцати-четырнадцати, хромой. И с рукой что-то не в порядке, я еще на тренировках заметил. Смотрит печально и затравленно. Цезарю отвечает тихо и неохотно.
Одиннадцатый дистрикт. Девочка — Рута, двенадцать лет. Малявка. В какой-то момент мне даже становится ее жалко. У нее нет шансов, несмотря на ободряющие слова Цезаря.
Цеп. Отвечает односложно, держится холодно. Нда... Чего еще от него ждать?..
Двенадцатый дистрикт. Китнисс Эвердин. Ну вот, еще два интервью, и можно будет идти ужинать. Все почти закончилось. На сцену выходит... черт, она опять всех затмила! Ловлю восхищенный взгляд Сессилии, направленный на платье Китнисс. Потом Сессилия смотрит на меня. Надеюсь, мой взгляд достаточно передал мою злость. Сессилия едва заметно вздрагивает.
Цезарь весело спрашивает Эвердин:
— Итак, Китнисс, что тебя больше всего поразило в Капитолии?
Китнисс хлопает глазами и смотрит на него, какое-то время не отвечает. Лучше бы и не отвечала...
— Тушеное филе барашка.
Остроумие так и хлещет...
Дальше Китнисс ведет себя так же глупо — хихикает, заигрывает с Цезарем, кружится на сцене — последнее ее действие производит на зрителей ошеломляющий эффект, и я с досадой закусываю губу — ее платье развевается, и от разноцветных камней на нем кажется, что она объята пламенем.
Напоследок Цезарь спрашивает Китнисс о ее сестре, ради которой она и попала сюда, вызвавшись добровольцем.
 — Ее зовут Прим, ей всего двенадцать. И я люблю ее больше всех на свете, — просто говорит Китнисс.
– Что она сказала тебе после Жатвы? – спрашивает Цезарь.
– Она просила меня очень-очень постараться и победить.
– И что ты ответила ей?
– Я поклялась, что постараюсь.
Надо же... она так любит свою сестру... Тьфу. Я сейчас расплачусь. Тем не менее видно, что она говорит искренне. Значит, она будет биться до последнего. То есть до того момента, пока я не убью ее.
Цезарь желает ей удачи, и она уходит. А во мне зреет твердое решение заняться ей вплотную на Арене. Она два раза отвлекла от меня зрителей, а значит, и спонсоров. Даже три! — у нее самый большой балл на тренировках. Тем более, что из-за этого своего желания победить она может стать для нас преградой.
Последнее интервью — на сцене Пит Мелларк. Ведет себя естественно, много шутит, вовлекает в свой рассказ ведущего, зрителей, даже других трибутов. Потом Цезарь спрашивает его, есть ли у него девушка. Парень замялся, и после подбадриваний Цезаря выкладывает историю о своей безответной любви.
— У нее есть другой парень?
— Не знаю, но многие парни в нее влюблены.
— Значит, все, что тебе нужно, — это победа: победи в Играх и возвращайся домой. Тогда она уж точно тебя не отвергнет!
— К сожалению, не получится. Победа… в моем случае не выход.
— Почему нет?
— Потому что... мы приехали сюда вместе.
Не верю. Ни одному слову. Это уловка, чтобы привлечь к себе внимание. А вот Цезарь и зрители безумствуют. На экране показывают то Пита, то покрасневшую Эвердин крупным планом.
Черт, переплюнул всех. Женишок. Ну смотри мне. Я просто использую тебя. Хотел ко мне в команду? Велкам. Только не обессудь потом.
Начинает играть гимн, встаем. Слышу величественные ноты, но вместе с этим не могу не думать обо всех интервью.
Толпа трибутов, стилистов, менторов, помощников начинает толпиться перед входом в Тренировочный центр. Понемногу продвигаемся к лифту. В суматохе Плутон успевает положить мне руку на плечо:
— После такого интервью недостатка в спонсорах у тебя не будет.
Несмотря на то, что я слегка раздосадован очередным успехом двенадцатых, я рад похвале.
Когда мы оказались наконец на своем этаже, Регина тоже говорит мне:
— Ты молодец, Катон. Вы оба молодцы.
 «Оторвусь, чувствую, я на этой умнице...»
Я настолько вымотан этим днем, что, почти не притронувшись к еде за ужином, иду в спальню и мгновенно отключаюсь. Но через пару часов сквозь сон приходит понимание, что после такого-то события на крыше будет оживленная компания профи. Переборов лень, встаю, привожу себя в порядок и поднимаюсь, захватив с собой поднос с конфетами.
Как я и ожидал, в саду веселье идет полным ходом. Все здесь.
— А вот и наша боевая машина! — с апломбом приветствует меня Рэдрик, так точно копируя интонации и манеры Цезаря, что я сразу начинаю смеяться. Я падаю на колени, ползу к нему и кричу:
— Умоляю, отдайте мне мою Китнисс, мы вернемся домой и будем рыть уголь до конца наших дней!
Теперь уже все заливаются смехом.
Пока я трясу хохочущего Рэдрика за подол его пиджака, ко мне подходит Ингрид, и тут я замечаю, что Диадема и Ингрид, похоже, уговорили своих стилистов немного изменить свои платья, чтобы в чем-то повторить иллюзию языков пламени, которая была у Эвердин на сцене. Ингрид поверх платья повязала длинный золотистый пояс, а Диадеме вшили яркие лоскуты в юбку — уже другую, она единственная из нас переоделась после интервью.
— Смотрите, вам нравится мое платье? — щебечет Ингрид и начинает кружиться. Пояс развевается, и правда кажется, что за ней порхает язычок пламени. Мы все складываем руки на груди и восхищенно-восхищенно ахаем. Диадема тоже начинает кружиться, а Мирта превзошла всех — похоже, ей удалось выпросить у Акиры жидкое пламя — она поливает им свое платье и начинает вся полыхать огнем. Вот тут уже все восхищены и удивлены неподдельно.
— Это нечестно, дамы и господа! — заявляет Рэдрик. — Столько прекрасных дам! — Он хватается за щеки и начинает подпрыгивать, изображая крайнее замешательство. — Теперь нам придется устроить конкурс на лучшую мисс Эвердин!
Девчонки начинают кривляться, изображая замарашку кто во что горазд, но — надо отдать должное двенадцатой — никто не трогает тему сестры Эвердин, из-за которой она сюда попала. В конце концов «ведущий» объявляет, что все несравненно шикарны, и приговаривает каждую к поездке на Голодные игры.
Когда мы насмеялись вдоволь и съели достаточно принесенных кем-то фруктов, Ингрид напоминает нам, что завтра именно тот день, к которому мы готовились так долго, и было бы глупо запороть его из-за усталости, если мы снова засидимся допоздна и не выспимся. И мы расходимся.
Оказавшись в постели, я быстро засыпаю.

9

Утром Плутон выдергивает меня из кровати очень рано. Не дав ни сходить в душ, ни позавтракать, велит переодеться в какой-то балахон и ведет на крышу. Там меня уже ждет планолет. Из него выскальзывает лестница. Я знаю, что нужно делать — берусь за нее рукой, и она тут же фиксируется током к лестнице. Меня втягивают наверх. Ток не ослабевает, и какая-то женщина вводит мне в руку следящее устройство. От укола я просыпаюсь окончательно. Именно в этот момент я начинаю полностью понимать, какой сегодня день, куда меня везут. На Арену. Наконец-то!
Лестница отпускает меня, на планолет поднимается Сессилия, и мы отлетаем.
Примерно через полчаса полета лестница спускается в люк, ведущий в катакомбы под Ареной — Стартовый комплекс. Я и Сессилия спускаемся вниз. Пока я шагаю вслед за Сессилией по узким коридорам, приходит смутная мысль, что через какое-то время люди будут приходить сюда, как в музей, заходить туда, где я был.
Заходим в комнату. Тут все для того, чтобы подготовиться к Арене. Пока я принимаю душ, приносят одежду. Штаны, ветровка, кофта, хорошая обувь.
— Наверное, Арена со средним климатом, — говорит Сессилия. — Думаю, ничего особо экстремального тебя не ждет.
Одеваюсь, завтракаю. Сессилия осматривает меня своим острым оценочным взглядом.
Стараюсь казаться спокойным, но внутри меня ураган эмоций — сильнейший ажиотаж, чуть-чуть страха и нетерпение.
Сессилия обнимает меня. Куда-то исчезла та ироничная и немного высокомерная особа, которая с высоты своего положения насмехалась над моей наготой в Капитолии, теперь меня обнимает просто очень ко мне расположенная девушка.
— Я знаю, ты готов, Катон, — говорит она. — Ты ждешь этого. Это твой час. Я верю в тебя.
— Я не подведу, Сессилия, — я отстраняюсь и улыбаюсь ей.
Она достает из сумочки какой-то плоский предмет, упакованный в целлофан, и протягивает мне. Я открываю застежку на упаковке и достаю рисунок Марка, сложенный вчетверо.
— Ух ты! Спасибо... Я почти забыл о нем.
Пока я кладу рисунок в карман, меня начинает потихоньку потряхивать от нервного возбуждения.
Сессилия внимательно смотрит на меня. У нее странный задумчивый взгляд. Она притрагивается к моим волосам и неожиданно произносит:
— Постарайся, Катон!
Не ответив, ободряюще ей улыбаюсь. Кто кого тут провожает на Голодные игры, интересно?
Я уже все переделал, я готов. Ни о чем говорить не хочется, сидим с Сессилией рядом и ждем старта. Меня уже не потряхивает, а ощутимо трясет. Я так волнуюсь, что кусаю губы и царапаю ногтями свои пальцы.
Наконец женский голос в микрофоне говорит: «Приготовьтесь к подъему на Арену».
Встаю на диск. Сверху опускается цилиндр из толстого стекла, теперь я уже не слышу ничего, только вижу Сессилию — она показывает мне большой палец.
Одна-единственная мысль бьется в висках: «Наконец-то!». От волнения меня трясет так сильно, что пальцы не слушаются и зубы стучат друг о друга. Плавный подъем цилиндра в кромешной темноте. Ужасное нетерпение. Ликование. Азарт. Сами собой сжимаются кулаки. Вязкие секунды до окончательного подъема на пьедестал. Ослепляющий свет солнца ярко бьет в глаза, и в это же мгновение меня оглушает голос ведущего Клавдия Темплсмита:
— Леди и джентельмены, семьдесят четвертые Голодные игры объявляются открытыми!