1.
- Пойду курам дам, - вздохнула жена и, взяв кастрюлю с пропавшей гречкой, пошла обуваться.
Он хмуро посмотрел ей вслед, на грубое, безобразное платье, похоже сшитое из пыльных мешков, на то, как эта зачуханная женщина надевает галоши на голую ногу, и все в нем заклокотало. Гречку было жалко.
«Подумать только! Целая кастрюля пропала, и как она могла забыть убрать ее на ночь в холодильник!»
Ему вдруг захотелось догнать жену и ударить кулаком ей по лицу, или оттаскать хорошенько за волосы, но он сдержался, имея за своими плечами богатый опыт работы дипломатом.
- Заодно капкан проверь. Мож попалась… - крикнул он вслед как-то небрежно и потянулся за уже початой бутылкой браги.
Потом, когда входная дверь закрылась, и серая тень жены, точно быстрая мышь, мелькнула во дворе, он упоительно присосался к этой бутылке, и голодным младенцем смачно стал почмокивать. Не то, что ему хотелось напиться. Нет. Брага была кислой и безвкусной. Просто сегодня днем его ждали большие дела, и для этого нужно было немного храбрости.
Алкоголь предсказуемо не пошел, и он поперхнулся, закашлял, стал судорожно искать на столе закуску, схватил пучок молодой петрушки и жадно стал жевать ее, точно одуревший от голода козел.
«А в самом деле, - подумал он, почесывая щетину, – я и есть тот самый козел, и даже не побрился к ее приезду. Интересно, узнает ли она меня, если я при встрече не накину шелковую удавку. Надо спросить жену, где мой двубортный пиджачок от Armani. Хотя, ну его к черту! Еще гляди, не налезет. Вон, какое брюшко отрастил!»
Мысль о том, что он похож на козла, позабавила его. Он даже стал внюхиваться в свою потную от тяжелого физического труда рубаху, трогать себя под густыми влажными мышками и, убедившись, что от него должно быть дурно пахнет, сделал на этот раз, более уверенный долгий глоток. Потом, как всегда, его мощный кулак обрушился на стол, и все зазвенело вокруг, затрепетало, задрожало, стало как-то не по себе, и он почувствовал легкое удушье, точно его уже душил галстук. Как раз вернулась жена, а вместе с ее приходом в дом ворвался свежий утренний воздух, пропахший сладким одурманивающим запахом сирени. Все-таки хорошо, что он не порубил сдуру эти кусты…
Алкоголь начинал действовать, но бил не в голову, а в ноги, которые становились ватные и тяжелые. Он пошевелил ими, попробовал подняться со скамьи. Жена, тщательно споласкивающая кастрюлю над раковиной, начинала почему-то нравиться ему, и он еще подумал тогда, что будет неплохо, если пред приездом гостьи он спустит немного пар. Его карие, с прищуром глаза еще с каким-то наваждением смотрели на эту сутулую спину, на тощие бока, обтянутые этой дурацкой мешковиной, на оголенные покатые плечи, но сильное желание овладеть этой уставшей, задерганной женщиной, встряхнуть ее, как следует, точно старую пыльную подушку, затуманивала ему взор, и он поднялся.
Жена не обернулась. Она давно привыкла к его грубости, может быть, даже ждала, когда он подойдет к ней сзади, задерет платье и прильнет пьяными губами к ее ягодицам. Потом, как всегда разрыдается и будет просить прощения на коленях.
- Ну что, попалась? – прошептал он, обхватывая ее за талию.
Она почему-то подумала, что он имеет в виду ее, что попалась именно она, и кивнула машинально, так как она действительно попалась, и попалась давно – ровно пять лет назад, когда он привез ее сюда в деревню, и она как умалишенная ходила по огороду и радовалась щебетанию воробьев.
«Пять лет, о Боже! Как давно это было! Мне тогда было тридцать три года, совсем молодая, а сейчас» - и она посмотрела мимолетом на свои красные от холодной воды руки.
Запах кислой браги пыхнул ей в шею. Муж стал тискать ее за груди, мять их, и жена захотела томно застонать, как прежде, отклонить назад голову, оголяя шею для поцелуев, но что-то останавливало ее, тревожило. Может быть, струя холодной воды, брызжущая из крана, напоминала ей о том, что время безвозвратно утекает, а, может, непрощенная обида за то, что все иллюзии окончательно рухнули, что сейчас они утопли в жиже куриного помета вместо того, чтобы ходить по французским улочкам и кушать круассаны.
«Подумать только! Еще пять лет назад она свободно изъяснялась на-французском…» - и жена с сожалением посмотрела на свои красные от холода руки.
Бойлер уже неделю как не работал, ремонт своими силами ничего не дал, а чтобы купить новый, пока не хватало средств.
- Жирная? – спросил опять муж, утыкаясь носом в ее макушку и вдыхая с наслаждением запах ее уже тронутых сединой волос.
- Кто жирная? – повела она недовольно плечами, пытаясь отстраниться. – Ты про крысу что ль? Нет, крысеныш попался.
- Значит, еще есть… - проворчал он, отпустил объятия. – Когда поеду встречать, может, куплю еще парочку капканов.
Затем он прошелся по комнате, что-то обдумывая, и жена терпеливо слушала, как скрипят под тяжестью его медленных ног половые доски.
- Ты можешь приготовить нам что-нибудь изысканное? Ну, курицу что ль свари. Все равно зажирели, яйца не несут.
Жена вдруг обернулась, словно очнулась от зимней спячки.
- А как же ты сядешь за руль? Ты же пьян!
- Не боись! Я проселочной поеду, - успокоил он ее ухмылкой. – Там ментов в помине не было. Ну а если даже что, покажу ксиву.
- Так она ж просроченная…
- Просроченная, непросроченная… Все равно бывших атташе не бывает.
Потом ее внимание переключилось на французский язык, и она попыталась вспомнить парочку заезженных фраз, чтобы доказать себе, что она еще не совсем опустилась, что ничего еще не потеряно и стоит только начать новую жизнь и все вернется, как прежне… Но память словно отшибло напрочь. В голове крутился этот совсем как-то не вовремя приезд знакомой мужа, о которой она ничего прежде не знала.
Муж уже оделся и завел в гараже машину, а жена все еще пыталась сосредоточиться на своем, женском. «Excuse mon fran;ais, mais qu'est ce…» (Извините за мой французский, но какого хр..», - скажет она прямо, глядя в глаза этой свалившейся на голову напасти.
Гостья эта, судя по всему, обещала быть уже менее, чем через час. Железнодорожная станция была близко, где-то в двух километрах, и гудки поездов, летящих по блестящим рельсам, то и дело доносились досюда. Сегодня же с утра их было особенно много, что даже голова разболелась.
- Прошу тебя, только будь осторожен! – выбежала встревоженная и вся растрепанная она во двор, когда УАЗик мужа резко рванулся с места и чуть не сшиб столб у ворот.
Она сама едва успела отскочить в сторону, и в удушливом облаке угарных выхлопов так и застыла, невольно провожая стремительно исчезающую из вида машину.
«Курицу что ль свари…» - звучали в голове слова мужа, и она, послушно взяв в руку топорик, пошла опять в сарай, к тем, кого только что накормила пропавшей гречкой.
2.
Когда она услышала гудок подъезжающей машины, сердце ее защемило и заныло. Нужно было открывать ворота, встречать гостью, а у нее еще не был накрыт стол. Впопыхах она дорезала кое-как салат из помидоров, посолила, поперчила, полила оливковым маслом. Конечно, не хватало трехслойной овечьей брынзы, но где ее взять в России, тем более в глубинке, в ста километрах от столицы?
Муж уже открывал ворота. Она увидела его через окно, он был весь какой-то напыщенный, важный, точно соседский индюк.
«Странно, что он не побрился, - подумала она, вытирая руки о полотенце. – Эти избалованные француженки привыкли к чистоте и аккуратности».
Затем жена вышла во двор, переглянулась молча с мужем, который опять садился в машину, чтобы закатить ее поближе к дому. В салоне сидела миловидная девушка в легком ситцевом платьице, с каким-то простеньким шарфиком, обмотанным вокруг ее лебединой шеи, волосы русые, совсем молоденькая, какая-то бледненькая.
«Откуда муж мог знать эту девушку? Да и на взбалмошную француженку она особо не похожа, хотя… «Les eaux mortes sont profondes» (В тихом омуте черти водятся), - рассуждала жена, делая шаг навстречу, чтобы познакомиться. - Они, должно быть, познакомились в Париже на одном из посольских банкетов. Там часто пасутся вертихвостки. Но это же было лет пять назад! А, значит, на тот момент ей было не больше пятнадцати, а, может, и того меньше».
- Bonjour. Bienvenue! (Здравствуйте. Добро пожаловать!) – спросила она на французском языке, собираясь расцеловать гостью в обе щеки. - Et vous devez ;tre Lise ? (Вы должно быть Лиза?)
Прибывшая девушка сама вышла из машины, надвинула слегка бровки, точно сердясь чему-то, и протянула вперед свою слабую кисть для рукопожатия, показывая тем самым, что она не хочет сильно сближаться с хозяйкой и весь этот приезд имеет вынужденный и краткосрочный характер. В это время подошел муж. Он немного задержался с парковкой в гараже, когда его жена и молодая гостья обменялись рукопожатием.
- Вы, девочки, уже познакомились? – засмеялся он, пребывая в сильном экзальтированном состоянии. - Вот и хорошо. Не выношу там всякие «puis-je vous pr;senter…» и «enchant;…», (разрешите представить Вам…» и «очень приятно». Все это вот тут сидит! – и он коснулся ребром ладони своего кадыка.
- Да, я Лиза, - ответила холодно гостья с легким акцентом, глядя в глаза хозяйке. – Действительно, давайте не будем говорить на-французском. Это лягушачье кваканье наверно всегда будет напоминать мне о моем покойном папочке.
- Простите, я не знала, – смутилась жена, пропуская гостью вперед. – Примите мои искренние соболезнования.
- Ничего страшного. Я давно уже пролила горькие слезы…
Девушка быстро поднялась по ступенькам.
«А она стройная… Худенькая, но стройная, - пронеслась почему-то мысль в голове хозяйки. – И еще с претензией».
Красивые французские туфельки на высоком каблуке не давали покоя. Они мелькали перед глазами уставшей женщины и своим звонким цоканьем напоминали мостовые улицы Парижа…
«Как давно я не носила такую обувь…» - чуть ли не с завистью подумала она.
Все какой-то суматошной гурьбой зашли в сени и стали разуваться, кроме гостьи. Та недоуменно смотрела на хозяев, будто те совершали перед ней нечто непристойное, немыслимое.
- Не помню, говорил я тебе… - обратился муж к супруге, считая, что пришло, наконец, время прояснить всю ситуацию с приездом гостьи. - Отец Лизы был известным диссидентом. Тот самый писатель, бежавший из СССР в середине 80-х… Ты, наверно, слышала всю эту скандальную историю, когда дали по шапке Громыко? Только подумать, я еще тогда только поступил в академию при МИДе…
Затем мужчина тяжело вздохнул, с ностальгией припоминая славные студенческие годы, и, заметив, что гостья все так и стоит в нерешительности и смотрит, как он стаскивает с себя мыском левой ноги правый ботинок, опять рассмеялся. Вообще, он был что-то слишком весел сегодня, и это не могло не насторожить жену, но она, как всегда, проявила самообладание и не показала виду, что такие перемены в его поведении ее как-то волнуют.
- Да, да… Что-то припоминаю… - едва успела подбежать она к кухонной плите и приподняла горячую крышку голыми руками.
Боль прожгла пальцы, и крышка упала на пол. По комнате запахло закипевшим куриным бульоном, а над кастрюлей всклубился пар. В возникшей неловкой ситуации все замерли, точно ожидая взрыва гранаты. Но ничего не произошло, и гостья решила первой проявить инициативу и сама села за стол, с интересом оглядываясь. Повсюду были видны признаки какого-то запустения, упадка, и когда ее внимательный взгляд упал на паутину в углу, она поморщилась и воскликнула «О-ля-ля-ля-ля».
- Кажется, это был франко-российский литературный вечер, организованный в честь творчества Бальзака, - подняла жена с пола крышку и пошла ее споласкивать.
- Не Бальзака, а Золя! – поправил ее грубо муж, будто это было сейчас очень важно.
- Ваня, а чемодан? – вдруг воскликнула гостья, будто разговоры об ее покойном отце совсем не интересовали ее. – Там у меня подарок для твоей жены!
И это фамильярное «Ваня» и этот готовящийся сюрприз быстро вывели хозяйку из и без того хрупкого равновесия, и она опять выронила крышку на пол, и снова неприятно задребезжало в ушах.
- Да, что с тобой? Руки не держат? – выругался муж сквозь зубы, садясь за стол и глядя с негодованием на единственную тарелку с нарезанными наспех помидорами. Потом он как будто спохватился и расплылся в слащавой улыбке, обращаясь к гостье. – Чемодан, Лизонька? Так он в багажнике. Никуда ж не денется… Вера, налей нам за приезд!
- Нет, пожалуйста, принеси! – капризно настояла на своем девушка, и мужчина повиновался.
Когда он вышел, Лиза осторожно взяла двумя пальчиками ломтик помидора и поднесла к губам. Жена только сейчас спохватилась, что забыла про вилки.
- Не люблю, когда кто-то говорит о моем папочке, тем более, Ваш муж далеко не был его другом, - призналась гостья стоявшей у раковины женщине. - Лучше я сама Вам все расскажу. Так вот в Париже мой отец женился на польской эмигрантке-официантке, но не удачно. Она родила ему девочку, то есть меня, и сразу же подала на развод, свалила за лучшей жизнью в США, ну, и скатертью ей дорога…
- Это часто бывает с полячками…- заметила хозяйка с некой долей раздражения.
- Возможно, - кивнула гостья. – Нам свободолюбивым женщинам Европы всегда чего-то не хватает… Хотя я думаю, сейчас она локти кусает. Мой папочка потом стал очень богатым человеком с широкими связями…
- Вы к нам надолго?
- Большие города, цивилизация немного утомляют меня, - как ни в чем не бывало, ответила Лиза, усмехнувшись. – После нервного потрясения врачи советуют мне проводить больше времени в путешествиях. Где я только ни была! и на Гавайях, и на Майорке, и на Канарских островах… Но все это не то… Везде полно народа, дикого неотесанного народа, помешанного на сексе и наркотиках… Так что признаюсь, когда Ваш муж пригласил меня в русскую деревню, я сначала подумала, что это шутка… Но свежий воздух некогда потерянной Родины, как видите, благоприятно действует на мои легкие…. Знаете ли, я обычно мучаюсь приступами астмы, буквально задыхаюсь, особенно ночью. Говорят, это нервное…
В этот момент дверь отворилась, и на пороге кухни возник запыхавшийся муж. Он с большим трудом вволок в дом огромный чемодан на колесиках, переплетенный прозрачной аэропортовской лентой.
- Так, так, - обвел он всех присутствующих подозрительным взглядом и почувствовал, что от него чего-то скрывают, добавил: - Так ты, Лиз, уже рассказала? Ну и славненько!
Жена взяла доску и стала очищать шелуху с лука и нарезать его для супа. Гостья поднялась из-за стола и подошла к ней.
- Давайте я порежу! – предложила она свою помощь хозяйке, и ее маленькая ладошка вдруг, не дожидаясь ответа, сама легла на режущую лук руку хозяйки.
Та отпустила нож и молча стала наблюдать, как эта хрупкая девушка с модным маникюром ловко орудует ножом, кроша луковицу на мелкие части. Брызги едкого сока растворились в воздухе.
- Меня попытался изнасиловать какой-то обкуренный негр, прямо среди бела дня, на площади Бастилии, - тихо сказала гостья, вытирая начинающие щипать глаза. - Мне было четырнадцать. Я кричала и звала на помощь, но все проходили мимо, как будто тут снимали кино «Меня не касается». Ублюдок делал со мной все, что хотел, а прибывшие полицейские отпустили его, посчитав, что я сама виновата. На мне была, мол, слишком короткая юбка и слишком высокие каблуки. Мол, в Париже все уважающие себя дамы ходят в джинсах и белых кроссовках. Хорошо, что к тому времени мой папочка умер, иначе бы он не перенес все это, и ему пришлось умереть еще раз…. Так что еще порезать? Морковку?
- Нет, нет, я сама справлюсь… - ответила хозяйка. - Вы садитесь, пожалуйста, лучше за стол, Лиза. Отдыхайте…
- Так куда чемодан нести? – спросил муж, все также стоявший посреди кухни. – Мы комнату отдаем?
- Хорошо, дай нашу, - сказала жена. - Там просторней и уютней, чем на кухне. Вам нравится, Лиза запах сирени? Из окна прекрасный вид, а поутру можно услышать чудесное пение птиц…
- А как же Вы? – спросила ее девушка, но в этом вопросе совсем не чувствовалось искреннее переживание, а больше присутствовала формальная вежливость или даже любопытство.
- Мы как-нибудь здесь на лавке пристроимся. В тестоне да не обиде.
3.
Поутру жена плеснула остатки браги в чашку и выпила в одиночку, чего прежде не делала. На ее плечи была накинута шаль во французском стиле, нежная, ажурная, из мериносовой пряжи, пропахшая хорошими духами, – подарок гостьи. Хозяйка накрывалась ею всю ночь, так как спать в такой патовой ситуации было невозможно. И хотя холод был не физический, а от нервов, он пронизывал ее насквозь, что стучали зубы. Несколько раз женщина подходила к спящему мужу, развалившегося в какой-то нелепой, раскидистой позе на лавке, и готова была придушить его за все свои мучения.
«Удушу и не заметит…» - негодовала она, пытаясь растолкать мужчину, чтобы тот сдвинулся к стенке.
Единственное место, где можно было прилечь, это была большая просторная кровать в спальне, которую отвели под Лизу, но прилечь рядом с гостьей было немыслимо для Веры, и она, чтобы скоротать хоть как-то время, предпочла ручную стирку в ванной, что еще больше усугубило ее внутреннее заиндевевшее состояние.
Голова немного раскалывалась, смутные воспоминания бессонной ночи проявлялись в сознании, точно кровавые пятна на белой рубашке расстрельного. Свет через окна проникал на кухню, освещал бледное лицо женщины с растрепанными волосами. Надрывистый храп мужа резал по нервам.
«Меня вчера расстреляли… - подумала она, морщась от кислого вкуса во рту, и вдруг поперхнулась. - Я умерла…»
Брага потекла по искусанным губам, по подбородку, окропили вздымающуюся грудь и ночнушку. Сердце застучало в непонятной тревоге.
«Да что же это со мной происходит, что?» - обратилась она к себе, отставляя чашку.
Муж на секунду перестал храпеть и, проворчав что-то, перевернулся набок.
«Спит…» - решила она, ухмыльнувшись на его голую спину.
Он так часто делал во сне, будто презирал ее, а она терпеливо ждала. Но чего? Слезы так и хлынули ручьем, и она по-бабски завыла, закусив кулак, потом собрала со стола обглоданные точно дикими зверями косточки, и, накинув на плечи рабочую куртку, вышла во двор, чтобы накормить и выпустить кур. Настроение было подавлено. Может быть, причиной был предменструальный синдром, который всегда нагонял на нее тоскливые слезы, а, может быть, во всем виной была обида на этого разлегшегося на лавке таким местным царьком мужчину, которому она так бездумно и безропотно посвятила свои лучшие годы.
- Вера, дай чего-нибудь, а? – услышала она вдруг голос мужа, когда вернулась в дом.
Может, он все-таки не спал, а слушал, как она жалобно плачет?
Она молча подошла к холодильнику и достала оттуда «Нарзан», заранее приготовленный на всякий «пожарный», подала ему. Он посмотрел на нее как-то странно, по-хищному и вдруг схватив за руку, увлек к себе. Жена попыталась вырваться, но силы были не равны…
- Что ты делаешь… У нас гости! – прошептала она беспомощно, ощущая под спиной грубые доски.
- Плевать… Она давно не ребенок… - продышал он прямо над ухом перегаром, наваливаясь всем своим весом.
Бутылка выпала из ее ослабевших рук, покатилась куда-то по полу.
- Отпусти, слышишь, отпусти! Я так не могу… - попробовала жена выпросить у него пощаду, но он не слушал ее, стиснув больно ее запястья.
Тогда она тихо застонала, ощущая его горячий напор, и быстро сдалась, безмолвно ожидая финала.
«Нет, меня не расстреляли, меня распинают, - закрыла она обреченно глаза, почему-то представляя страдальческий образ Христа и считая в каком-то забытье вбиваемые в живую плоть гвозди. – Раз, два, три…
Эта заключительная роль мученицы прекрасно вписывалась в общую картину их с мужем жизни. У них давно не было секса, и это внезапная инициатива с его стороны хоть и была предсказуема, но обездвижила ее волю. Она понадеялась, что все это скоро закончится. И Боже, Боже! Как было неудобно перед Лизой, которая спала в их спальне, буквально за печкой, и могла в любой момент проснуться… Что скажет она, когда выйдет на шум этой возни на неудобной лавке?
- Ну, заканчивай же! Скорее, изверг… - шептала Вера умоляюще, но с каждым движением, лишенным всякой любви к ней, напротив, в нем пробуждалась еще бОльшая сила.
Сейчас муж был неутолим и даже жесток, словно высекал искру из камня, настойчиво и монотонно, и ее женское тело, огрубевшее, очерствевшее и так долго тлевшее в одиночестве, вдруг воспылало взаимностью к своему палачу.
- Черт! – воскликнул он и резко соскочил с лавки, хватаясь за левое ухо. Оно пылало от острой боли, сквозь пальцы потекла струйка крови. – Что ты натворила!
- Прости! Я не контролировала себя… - извинилась жена, слизывая соль с губ и невольно любуясь голым торсом мужа. – Хочешь, я тебе обработаю?
Он замотал головой раздосадовано, подошел к зеркалу. Свет через окна озарял его, точно софит на сцене. Хорошо сложенный торс, широкие плечи, сильные мускулистые руки и ноги. В конце концов, в свои пятьдесят он выглядел совсем не плохо. Физический труд в деревне пошел явно на пользу, и весь этот дипломатический жирок, который он наел за несколько лет, работая за границей, ушел, казалось, безвозвратно.
- Как странно… - призналась вдруг жена, жадно ловя воздух губами. – Я давно не видела тебя голым.
Он удивленно посмотрел на жену, забыв о покусанном ухе.
- Тебе было хорошо со мной? – спросил он вдруг.
Сладкая дрожь по всему телу еще не оставила ее. Какое-то мимолетное, просто залетное счастье на секунды ворвалось в ее оплеванную душу, и если бы не эта посторонняя гостья в комнате, прямо за этой печкой, и так не вовремя, так не вовремя приехавшая к ним, черт ее возьми, она возможно бы сейчас призналась в любви к этому человеку!
- Кажется, я воскресла… - прошептала она в ответ, свешивая вниз свои невесомые ноги.
Затем она поднялась и, удивляясь, что ее босая ступня все же касается пола и ощущает его ледяной холод, почему-то стыдливо прикрылась одеялом.
- Я рад за тебя, но ухо мне больше не кусай! – выдохнул он и снова уставился в зеркало.
В этот момент из комнаты вышла Лиза в первоклассном шелковом халатике. На ее ногах были плюшевые тапочки такого же розового цвета. Увидев обнаженного мужчину, она мимолетом заострила внимание на его уже спавшем мужском достоинстве и, сделав вид, что ее это вообще не смущает, сказала Вере с едва заметной улыбкой:
- Моего папочку тоже однажды покусали на Елисейских полях, и ему делали сорок уколов в живот. Думали, что бешенство…
- Лиза, милое ты мое солнышко…. – засмеялся муж, спешно одеваясь и стараясь скрыть неловкость. – Лучше помажь меня зеленкой.
- Аптечка на полке, - подсказала Вера и, ощущая, как по ее ногам течет его обильное семя, опять опустилась на лавку.
- Я уже догадалась, - парировала гостья довольно уверенно, хотя до этого ей никто не говорил, где хранятся лекарства в этом доме. – У моего папочки тоже аптечка хранилась на самом видном месте, но, к сожалению, когда у него случился сердечный приступ, там не оказалось ни нитроглицерина, ни даже аспирина. Вечная русская беспечность…
- Но зеленка-то у нас должна быть! – заохал муж. – Правда, Вера?
Жена не ответила, потому что, когда пушистые тапочки поскользили по полу, а из алых девичьих уст прозвучало что-то типа «Потерпи, дорогой», она почувствовала в груди самый настоящий укол ревности. И больше всего ее возмутило то, что муж как будто подыгрывает гостье, точно потакает ее капризам.
«Наверно, - решила хозяйка, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться сопернице в волосы, – он не хочет, чтобы Лиза напрасно волновалась, и все делает для того, чтобы она чувствовала себя, как дома… Да, да, конечно, лишние волнения этой наглой девице ни к чему, но как же я? Нет, надо завтра утром непременно поговорить с ним. Пусть снимет для нее жилье. Хочет пожить в русской деревне, не проблема! Тут много пустующих домов и можно договориться. К тому же, у нее, судя по всему, деньги куры не клюют».
Пока она рассуждала, как избавиться от Лизы, та быстро справилась с задачей и с намоченной зеленкой ватной палочкой подошла к раненому.
- Наклони голову, Ваня… А то смотри, ты какой высокий, а я не достану… - улыбнулась она, кокетливо строя глазки, и встала на цыпочки.
Он послушно наклонил ей свою голову, подмигнул жене, мол, не кипятись, это всего лишь наивная игра, и почти уткнулся носом в этот розовый, плохо запахнутый халатик.
- Ай, шипит…– признался он наигранно, и Лиза, точно ребенок, засмеялась и стала дуть ему на ранку.
Вера, глядя на всю эту сцену, сжала кулаки.
- Сейчас все пройдет…. Да ты сядь. Может, ты что-то еще хочешь? – говорила Лиза, подводя к ней мужа. - Может, чаю?
- Да вот «Нарзанчик» валяется… - увидел муж под ногами бутылку газировки и поднял ее.
- Ну и замечательно, попей, Ваня, полегчает… - усадила она раненого на лавку возле Веры и, оставив их наедине, отправилась в ванную, виляя попкой.
- Я так плохо спала этой ночью, - успела она прошептать на ходу. - Мне все время казалось, что пахнет землей и сыростью.
- Да, у нас старый дом…- сквозь зубы процедила хозяйка и укоризненно посмотрела на своего мужа, сидящего рядом.
- Дом старый, зато дышит, - потянулся он. - Это не то, что в городе бетонные стены с пластиковыми окнами.
Лиза его уже не слышала, и в этом тривиальном разговоре между мужем и женой чувствовалась какая-то недосказанность, хотя еще вчера вечером они сидели вот за этим столом, отмечая приезд гостьи, пили самодельную бражку и обгладывали куриные косточки. Гостья все время рассказывала о своих путешествиях, хвалила Таиланд, ругала Мальдивы. Вера в свою очередь вспоминали с особой теплотой Париж, как она жила с мужем на Бульваре Ланн, недалеко от посольства и хвасталась, что каждое утро швейцар приносил им домой свежие цветы.
- А какие чудесные багеты в Le Grenier a Pain! А абрикосовый хлеб просто бесподобен! - мечтательно вздохнула хозяйка, вспоминая беззаботную заграничную жизнь. – Такого здесь, увы, нет…
- Это, кажется, недалеко от станции Abbesses? – уточнила Лиза, прикрывая зевоту ладошкой.
- Да, в самом сердце Монмартра…
- Я была там, правда, только один раз, и мне не понравилось. Там ужасно завышены цены! – сказала гостья, совсем не разделяя ностальгию Веры по Парижу.
- Ну что Вы! – возразила та, словно оскорбляясь. – Не знаю, как сейчас, но цены на хлеб в те времена были вполне адекватны, хотя, может, на пироги немного завышены. Но уверяю, что Вы нигде не найдете такой вкусный шоколадный пирог.
- Верно, - кивнул муж, наполняя стаканы. - Я хорошо знал владельца этой булочной, месье Мишель Галлоер. Он член французской кулинарной академии… Итак, дорогие мои барышни, давайте выпьем за хруст французской булки!
Они чокнулись, но Лиза не сделала глотка и отставила полный стакан в сторону.
- Мой папочка никогда не любил французский хлеб, считал его совсем неполезным и очень тосковал по черному, ржаному. Кажется, в России он называется буханкой?
- Да, черного хлеба тут навалом, - гордо сказал муж. – Помню, как меня все время местные эмигранты просили то и дело привезти из России каких-нибудь характерных продуктов, и часто, таким продуктом был простой черный хлеб.
- Гречка еще, селедка… - дополнила жена.
- И черная икра…. – рассмеялся мужчина. - Сейчас, конечно, если есть деньги, это уже не проблема. В Париже открылись русские магазины, там продается все, что у нас в «Пятерочке», но в те времена все это было недостижимым удовольствием…
4.
Завтрак был скуден, и Вера испытывала некую неловкость перед гостьей, которая и без того была недовольна тем, что приняла холодный душ и сейчас дрожала, как осиновый лист. За неимением лучшего на стол подали горячий травяной чай из молоденьких листьев земляники и пучок зелени, который смеющийся все время муж сразу же окрестил витаминным русским салатом. В это простое ассорти входили всего три ингредиента - перья зеленого лука, веточки молодого укропа и петрушка, и большей частью гостья налегала именно на петрушку, утверждая, что даже французские врачи, она была далеко не в восторге от французской медицины, советовали ей от неврастенической астмы употреблять именно le persil fris;.
- У нас так порошок стиральный называется, - улыбнулся муж, оказывая всяческие знаки внимания гостье. То он ей уступил свой лучший стул, то сказал комплимент по поводу ее пышных волос, а то и вовсе назвал ее приезд к ним визитом вежливости. – Кстати, хороший порошок. Жирное пятно застирал, другие бы не взяли…
Вера нахмурилась. Она не понимала, почему он стал не совсем, что ль врать, а привирать. Это было на него не похоже. Не то, что она раньше за ним замечала этакую странность. В дипломатическом мире, к которому он когда-то принадлежал, были популярны всякие казуистические недомолки. Действительно, когда-то во время обеда на его новую рубашку попала масло, но убрала пятно Вера, посыпав его крупной солью, а не каким-то другим стиральным средством.
- Вкусная у тебя петрушечка, Ваня, - заметила гостья, уплетая последнюю веточку. – Только ты забыл, что у нас в Европе зелень мельчат, а не подают пучками.
- Ну, это Вера ленится… - засмеялся он. – Сколько раз ей говорил, чтобы она учитывала интересы гостей, но, увы, привычка… Один раз, когда к нам в гости заходил месье Пьер Ришар, мы попалив такой просак… Помнишь, Вера, как ты подала ему чай, забыв вытащить ложечку из чашки? Вот, он удивился.
- О, к вам в гости заходил месье Ришар? – шмыгнула носом Лиза.
- Да, у нас часто, когда мы жили в Париже, в гостях бывали известные люди с различными деликатными просьбами, - подтвердила Вера.
- И что же он хотел, если не секрет?
- Как известно, месье Ришар с недавних пор винодел... – загадочно произнес муж. – И он был крайне заинтересован в поставках своего оригинального продукта на российский рынок, и в первую очередь речь шла всего о нескольких ящиках в наше посольство. Мы даже оговорили с ним цены, кажется, они начинались от 10 Евро, но дальше этого дело не тронулось… Наш посол был тайным любителем немецкого шнапса.
- А Вы любите, Лиза, Пьера Ришара? – спросила почему-то Вера.
- Ну, кто же его не любит! – ответила гостья с вызовом. - Правда, я фильмы с его участием практически не смотрела. Разве что «Le Jouet», и то, потому что меня заставил это сделать мой горячо любимый папочка…
- Замечательный фильм! – улыбнулся муж.
- Ты так считаешь, Ваня? – возразила Лиза, сверкнув гневно глазами. – Может быть, как актер, Ришар и талантливый, но сам сюжет…. Даже тогда, признаюсь честно, будучи маленькой девочкой, я была в шоке от того, что мальчик променял отца на какую-то «игрушку». И это за все хорошее, что тот для него делал…
- Ну, это c'est la vie (такова жизнь).… - засмеялся муж. – Моя жена тоже предпочла мне кур. Не так ли, Вера? Все с ними возится, как с маленькими. А на днях у нас завелись крысы, и….
- Фу, крысы…- воскликнула в ужасе девушка.
- Ну, кто занимается сельским хозяйством, знает, что крысы – его неизбежные спутники… Без них никак нельзя… Уверен, что у месье Ришара, который сейчас здорово поседел и большую часть времени проводит на своем поместье в Ландероке, тоже водятся крысы. Кстати, его старшая сестра, отличная женщина, всем там заправляет, а он принимает туристов и ставит им автографы на бутылки.
- И все же Ваня, я попрошу тебя при мне за столом больше не упоминать крыс и все, что связано с месье Ришаром … - капризно сдвинула бровки Лиза. – Лучше покажи мне свой сад, о котором ты вчера все уши прожужжал…
Действительно, муж накануне вечером все время нахваливал старые яблони и груши, с которых уже облетал цвет, но все же такой красоты по его заверению нигде нельзя было больше увидеть. Цвели деревья в этом году очень обильно, и он даже хотел установить там пару ульев. К сожалению, смелые планы не удалось осуществить в большей степени по вине финансов, которых катастрофически не хватало. И хотя гостеприимный хозяин, может быть, и не думал об этом серьезно, но в пьяных вчерашних разговорах явно намекал девушке, судя по всему хорошо обеспеченной приданным, на незначительную помощь с стороны.
- Там такой сад…. Все белым-бело, точно снегом запорошило… А пчелы как жужжат…. Ляпота… Ты, Лиза, мед любишь? – разглагольствовал он, покачиваясь на стуле. – Неужели ты никогда раньше не пробовала настоящий русский мед? О, Боже… Вера, ты слышишь? Она путает la confiture de framboise (малиновое варенье) с медом!
- Ну что ты пристал к человеку…- пыталась удержать в рамках приличия мужа жена. – Я тоже многие вещи не пробовала в таком возрасте…
- Ну, мед-то человек-то должен знать, что это такое? – не угомонялся муж. - Какой же медовый месяц без меда?
- А что ты собираешься Лизу уже выдать замуж? – качала головой Вера с опаской поглядывая на гостью. - Уж она без тебя как-нибудь разберется…
- Лиза!? – хохотал мужчина, шутливо щипая ее в щечку. – Обещай, моя лапочка, что первым, кто узнает о твоем замужестве, буду я…
- Хорошо, Ванечка, - соглашалась гостья, с аппетитом обсасывая куриную косточку, - ты будешь, как это сказать по-русски, моим первым мужчиной, который узнает…
Вот примерно такие разговоры были вчера на кухне во время скромного застолья.
Сейчас Лиза в сопровождении хозяев сразу же после завтрака отправилась подышать свежим воздухом. Погода была солнечная и безветренная, птицы радостно пели свои весенние песни, воздух благоухал сладкими ароматами цветов. Лиза все время останавливалась и расспрашивала о том или ином растении, кустике или деревце, которое встречалось по дороге.
- Вот это все сирень….Вот это березка… – усердствовал муж, напуская на себя маску болтливого ботаника. - Вот это… Вера, клен это? Черт, знает, что выросло… А вот это, Лизок, твоя любимая малинка… - и он стал распевать задорно русскую народную песню и даже приплясывал под нее, расправив крыльями руки и искусно откидывая назад ноги. - Малинка-калинка, малинка моя… В саду ягода малинка-калинка моя…
«Почему он так паясничает, да что с ним такое?» - смотрела на дурачество мужа жена, недоумевая.
- Ягод еще, правда, нет, - остановился он, отдышавшись, и вытер пот с покрасневшего лица, - но у нас кажется, есть варенье в подполе. Достать?
Вера к удивлению для себя заметила, что муж успел перед выходом побриться.
- Можно, и достать, - согласилась она, все еще гадая, что же могло повлиять на его кардинальное решение. – Вы, Лиза, говорили, что обожаете так называемые французские макароны с малиновой начинкой… Мы можем попробовать их приготовить….
- Я бы сейчас от креветок не отказалась… - печально произнесла вдруг девушка. – Только разве в этой глуши их достанешь?
- Креветки? Фигня-вопрос…. – встрепенулся мужчина, показывая барышням тыльную сторону ладони. – Сейчас сгоняю на станцию. Тут недалеко магазин есть.
- Да куда ты так спешишь! – даже испугалась жена такой чрезмерной услужливости.
- Нет, я мигом! Ты пока нашей Лизоньке теплицу покажи. Там огурчик уже вырос. Пусть посмотрит, как мы здесь в России огурчики выращивает…
Он быстро сорвался с места, даже не попрощавшись, и побежал, точно сумасшедший, в сторону дома, оставив Веру и гостью одних в каком-то недоумении. Не успели они пойти немного по саду, как услышали рев мотора, скрежет металлических ворот и протяжный гудок, отпугивающий обычно гуляющий гусей на дороге…
- Укатил… - вздохнула хозяйка, жалея, что не успела крикнуть мужу, чтобы он был осторожен. – Ну что пойдемте в теплицу?
- Да, пойдемте, - кивнула гостья. – Очень любопытно посмотреть на русский огурчик…
Они подошли к сделанной из старых оконных рам, довольно высокой теплице. Вера открыла дверку.
- Проходите, проходите….
Внутри было тепло и влажно. По стенкам тек конденсат.
- Фу… пахнет землей… - поморщилась Лиза, осторожно делая шаг вперед по положенной внизу доске.
Справа и слева от нее росли широкие зеленые листья. Часть этой листвы уже потянулась на шпалеры и обвила их. Растения уже цвели.
- Мы их прямо на прошлогодний навоз посадили, - объяснила Вера, зашедшая следом. - Поэтому так и пахнет. Без навоза вырастить хорошие огурцы нельзя. Видите, как хорошо они растут. – И женщина приподняла один лист, гордо поглаживая его. - У других еще только проклюнулись, а у нас уже в июне огурчики будут. Все это благодаря моему мужу. Он все по хозяйству делает, и скажу Вам – жить на земле – это не только самоотречение, но и большой труд.
- Ой, le cornichon-чик! – воскликнула вдруг Лиза, не слушая хозяйку и, совсем не спрашивая у нее разрешения, вероломно ступила на грядку.
Огурчик был совсем маленький, крошечный, но Веру такой поступок гостьи сильно расстроил. Все-таки это был первый урожай, она сама с мужем этой весной еще не пробовала огурцов, и речь первоначально шла только о том, чтобы показать гостье, как хорошо идут дела в теплице.
Девушка аппетитно хрустнула, надкусывая огурчик.
- Нежненький… - и ее глаза закатились от удовольствия.
Затем гостья пытливо стала рыскать в зарослях зеленых лиан, раздвигая и прощупывая их руками, но больше огурчики не попадались, и она даже злилась и большей частью только затаптывала растения.
- Я все хотела Вас спросить, Лиза, - сказала вдруг Вера, проявляя чудеса самообладания. – Как Вы познакомились с моим мужем?
5.
Предчувствие не обмануло женщину. Глиняный чайничек был пуст, хотя еще совсем недавно в нем лежали накопления, собираемые на новый бойлер. Вера обессиленная присела на край кровати. В голове все никак не укладывалось, что ее муж мог решиться на такое.
«Как же так…- подумала она. – Почему он не согласовал со мной свои действия, почему взял деньги без спроса? Неужели ради этой молодой сучки он пошел на такой подлый шаг?»
Вера поднялась и прошлась по комнате, остановилась у зеркала, всмотрелась в свое уставшее лицо. Пожалуй, только сейчас она обратила внимание, как много у нее появилось морщинок, и что ей нужен срочно крем по уходу за кожей. В Париже она тщательно следила за собой и пользовалась услугами косметолога, и сам посол однажды сделал ей многозначительный комплимент.
Сейчас Вере было обидно даже не то, что эти практически украденные из семейного бюджета деньги будут потрачены впустую, то есть уйдут на ублажение капризов гостьи и что, скорее всего, придется умываться холодной водой еще месяц, а может и два… Нет. Жене бывшего атташе было обидно, что муж совсем не посчитался с ее мнением, хотя раньше, всегда советовался с ней в подобных вопросах. Она вспомнила, как по приезду в деревню у них сильно не хватало средств, а у мужа к тому же разболелся зуб мудрости, и как ей пришлось заложить местному стоматологу самое дорогое, что она привезла из Франции – золотой образок Преподобной Женевьевы Парижской. Его, слава Богу, не отобрали на таможне. Потом она вернула кулончик, но всегда вспоминала этот случай, как пример женской самопожертвенности и особой формы самоотречения.
- Просто скотина, слов нет! – выдохнула она, продолжая разглядывать себя в зеркале. - Он даже не спросил меня, хотя я, вероятнее всего, была бы не против пойти ему навстречу…
Вглядываясь в зеркало, она все больше находила в себе изъянов. Ей вдруг захотелось расчесаться, но взяв в руки расческу, она заметила в зубьях застрявшие светлые волосы другой женщины, и ее как будто прошибло током…
«И эта такая же…. – подумала она презрительно о гостье. - Все берет без спроса… Да, они с Ваней два сапога-пара. И все-таки хорошо, что я высказала ей все, что о ней думаю. Пусть знает о себе правду! Такую правду во Франции ей никто не скажет…»
За окном раздался гудок подъезжающей машины, и хозяйка вышла во двор, чтобы открыть ворота.
- Ну что купил? – ухмыльнулась она, глядя, как муж несет в руках целый куль красных мороженых креветок.
- Да, - кивнул он довольный. – Очень удачно. У них в магазине акция как раз проходит. Двадцать процентов скидка на всю морскую продукцию.
- Надеюсь, что они не протухшие, - пошла она следом за спешащим домой мужем. - Недавно по району отключали свет в связи с аварией на станции…
- Нет, самые что ни на есть свежие. Я их вручную отбирал.
Когда они вошли в дом, то мужчина настороженно прислушался к стоящей непривычной тишине и даже остановился.
- А где Лиза? В саду?
Жена долго собиралась с ответом. Как странно, но она сейчас не совсем была готова к разговору с мужем. Ей, наоборот, хотелось отсрочить выяснение отношений хотя бы до вечера, чтобы успеть самой все хорошенько обдумать и принять верное решение. Не то, что Вера решилась требовать развода, на такие радикальные меры она, пожалуй, никогда не отважилась бы, просто она всегда считала самым быстрым путем к применению – компромисс, устраивающий две стороны. Но как добиться этого компромисса во всей этой щекотливой ситуации прежде всего от нее требовался талант и хорошая выдержка.
- Я серьезно поговорила с ней, - вдруг сказала она.
- Что? – И лицо мужчины перекосилось. – Что ты ей сказала? – вышел он из себя, швырнув пакет креветок в мойку.
Пожалуй, она впервые видела его в таком состоянии.
- Я сказала то, что должна была сказать ей в первую минуту ее появления в нашем доме. Думаешь, я совсем дура, и не вижу, что между вами что-то есть…
Вера старалась выглядеть спокойной, но на этой последней фразе «что-то есть» она запнулась, ей стало совсем дурно… Она вдруг представила сцену, как ее муж трахает эту молодую сучку, почему-то затыкая ей рот ладонью, чтобы та не визжала, как резаный поросенок. Все это могло случиться в Париже, когда она, Вера, была счастлива и, ослепленная эйфорией от счастья, ничего плохого не замечала вокруг, в том числе и измен мужа. Но они наверняка были, такому мужчине, как он, всегда требуется самоутверждение в женщинах, и, возможно, тут она напрягла свою память, она все же догадывалась об адюльтерах мужа интуитивно, по тем или иным косвенным признакам, но не придавала этому большого значения, считая подобные расспросы низостью, недостойной жены дипломата... Однажды ее муж пропадал всю ночь якобы на одном важном мероприятии, а когда пришел под утро, от его щеки пахло ароматом губной помады. Тогда она постеснялась поставить вопрос ребром, решив, что это мог быть безобидный поцелуй в щечку какой-нибудь залетной мадмуазель и раздувать из этого скандал преждевременно.
Сейчас же голос ее предательски задрожал, а по щекам хлынули слезы…
- Что ты себе вообразила? – закричал он, не обращая внимания на ее всхлипывания. – Ничего у нас с ней не было! Это все твоя гнилая бабская дурость! Я просто помогаю ей, как сироте. Вот и все! Ты знаешь, у нее сложная ситуация. Она недавно потеряла отца, который очень много значил в ее жизни. Ей нельзя волноваться…
Вера вытерла слезы…
- Ей нельзя волноваться… - повторила она слова мужа, словно не понимая, что он сказала только что.
- Куда она ушла, куда? – закричал на нее сильно раздосадованный мужчина и угрожающе возвысился над ней, весь пылая от ярости.
- Ну, ударь, ударь! – усмехнулась она сквозь слезы, глядя ему в глаза, и он отступил и бросился в спальню.
В комнате никого не оказалось. Лишь на неубранной постели валялся скомканный розовый халатик, да на ковре нельзя было не заметить громоздкий чемодан Лизы, уже распакованный, с расстегнутой молнией. Вчера вечером гостья из него вытащила прекрасную и очень дорогую шаль и преподнесла Вере на память. Он вспомнил, как жена не хотела принимать подарок, объясняя, что не носит шали, и как он настоял, чтобы она все же приняла презент, обещая быть послушным и покладистым всю неделю. И все это происходило на глазах у гостьи, которая только пожимала плечами, искренне не понимая, в чем проблема.
- Лиза! – закричал муж и выбежал из дома. – Лиза!
Его тень скользнула в сад, и там, в саду, он отчаянно, с каким-то страшным переживанием звал исчезнувшую девушку, точно не в себе носясь между деревьями.
Вера пошла за мужем, опасаясь, что он в таком состоянии может натворить нехороших дел. У теплицы они встретились. Он сидел у открытого входа, закрыв лицо руками, точно горевал по съеденному гостьей огурчику.
- Да, никуда она не делась, твоя Лиза, - сказала жена, присев рядом. Ее рука успокаивающе легла ему на колено. – Я деликатно намекнула ей, чтобы она подыскала другой дом, так как ее присутствие дурно сказывается на наших с тобой отношениях.
Муж оторвал от лица руки, молчаливо посмотрел на жену. Такой несчастный, разбитый, точно маленький мальчик, которому родители так и не купили игрушку… Ей вдруг стало жалко его, и она по-матерински приласкала его. За все время их двадцатилетнего брака у них так и не было детей, и всю свою нереализованную нежность эта женщина дарила мужу без колебаний. Сейчас эта безобидная нежность переливалась через край и переходила в нечто большее. Он не сопротивлялся, и какое-то время они так и ласкались в тени старого сада, точно пылкие влюбленные, укрывшиеся от постороннего взгляда.
- Пойду креветки что ль приготовлю…- сказала Вера, поднимаясь с земли, вся растрепанная и немного растерянная.
- Прости, - вдруг вымолвил он, глядя себе куда-то под ноги. – Я должен был рассказать тебе все раньше, но не хотел расстраивать тебя… Мы с Лизой познакомились… как это тебе лучше сказать… В общем, это никак не связано с моей прошлой работой в посольстве.
- Неужели? – повела она бровью.
Версия Лизы немного разнилась, но жена все же считала, что взбалмошная девчонка намеренно коверкает правду, чтобы по-женски уязвить ее и рассорить ее с мужем.
- Я встретил ее в интернете, на сайте обмена языков, - продолжал муж. - Мы разговорились. Ты же знаешь, мне нужно хотя бы два раза в неделю поддерживать французский язык на должном уровне, а все французы такие зазнайки и высокого о себе мнения, и чуть что, сразу требуют счет. У Лизы оказалось немного хромает русское произношение, я хотел попрактиковаться на французском. Мы идеально подошли друг другу, нам было просто интересно общаться. Я рассказывал ей о нашей жизни в деревне, она о себе. У нас не было никакого намека даже на флирт… Мы просто хорошие друзья, вот и все. И я как друг…
- Почему же ты ее скрывал от меня все время?
- Я хотел рассказать тебе о ней, но ты все время возилась с этими чертовыми курами!
Вера нахмурилась.
- Да, пойми ты! То, что я делаю, я делаю все для тебя, Вера… Оглянись, как мы сейчас живем, едва концы с концами сводим… Во что мы превратились? А еще лучше вспомни, как мы жили, всю нашу беззаботную жизнь на Бульваре Ланн! Утром приемы, puis du shopping sur les Champs-;lys;es (затем магазины на Елисейких полях), а вечером рестораны и театры…
- А еще незабываемые круассаны от месье Галлоер … Я часто вижу во сне, как я ем их, а когда просыпаюсь, у меня даже слюнки текут…
- Вот-вот, Вера. Ты сама понимаешь, что отсюда нужно бежать. И я, как человек с хорошим опытом и незаурядными способностями имею все шансы опять вернуться в Париж. Пусть это будет не такое триумфальное возвращение, как у Наполеона, но все же нам этого с лихвой хватит. Тот дипломатический скандал, когда я вложился в незаконные финансовые махинации и из-за чего справедливо оказался персоной нот грата, рано или поздно уляжется… Я наводил справки в министерстве, к осени мне обещают визу… И я прошу тебя, Вера, не ревнуй. Эта девочка чертовски богата, она может помочь нам вернуться, ей это ничто не стоит…. Русские всегда помогают русским, а у нее доброе сердце. Неужели тебе сложно принять, если она побудет с нами еще один день? Я знаю, у нее обратный билет на вторник. Потом я отвезу ее до станции. Ну, какие сейчас съемные дома у какой-то бабки? Еще того, отравят поганками. Пойми, кроме нас, у нее никого нет и, благодаря ей мы выберемся из нищеты, в которой оказались по моей опрометчивости, и я обещаю тебе, что все будет хорошо…
Жена выслушала мужа, стараясь поверить ему, затем молча подала ему руку, чтобы помочь подняться с земли, и они пошли к дому. Там во дворе под кустом разросшейся сирени их уже ждала Лиза. В ее больших очках-хамелеонах отражалось яркое солнце, а легкий ветерок то и дело играл с полами ее великолепного летнего платья.
- Salut tout le monde (Привет всем!) – поправила она на голове своей соломенную шляпку. – А я уж было думала, что мне придется одной тащить свой чемодан на соседнюю улицу. Я нашла там один чудный домик, - призналась она. – Там живет одна полоумная бабулечка. Она разрешила мне переночевать у нее, а завтра я уже уеду. Ваня, ты обещал, что проводишь меня до станции.
- Лизочка, Лизочка… О чем речь? Конечно, провожу! Но я хочу сказать, что ты неправильно поняла Верочку. У нее такое часто бывает. Ведь так, Вера? – и он обратился к своей жене. - Помнишь, как мы ожидали кого-то в «Шарль-де-Голь», и там была арабская делегация в платках и дишдашах, и на просьбу одного малолетнего принца «D;sol;, madam. O; sont les toilettes ?», ты без тени сомнения ответила «Allez dehors!» (Идите на улицу!»), и все это происходило в VIP-зале приема! «Бедный» мальчик так и помочился под пальму на глазах ошарашенных сотрудников аэропорта. Но больше никаких недоразумений!
- Извините меня, Лиза, - сказала Вера. – Возможно, в нашем последнем разговоре с Вами я накрутила черт знает что и перегнула палку… Признаюсь, с моей стороны все это выглядит крайне не гостеприимно. Может быть, и правда, как настаивает Иван Сергеевич, Ваше переселение лучше отложить и мы как-нибудь вытерпим друг друга одну ночь в нашем скромном убежище?
- К тому же я достал то, что ты просила! – похвастался муж и, оставив свою жену, бросился к гостье, чтобы крепко обнять ее.
Они так и стояли какое-то время, вдыхая одурманивающие ароматы сирени, и что-то шептали друг другу, а Вера, стараясь не смотреть на них, зашла в дом, чтобы сварить креветки.
6.
Весь день прошел в каких-то делах и хлопотах. Сначала Вера развешивала горы белья, застиранного этой бессонной ночью, потом оборвалась от чрезмерной нагрузки бельевая веревка, и она с мужем натягивала новую. Во время этого занятия они сговорились о подарке гостье, и Ваня опять поехал на станцию приобрести что-то подходящее на оставшиеся у него от покупки креветок средства. По дороге у него колесо, и он все время звонил жене, докладывая о своих действиях по этому поводу. Сама же Вера, оставшись с Лизой наедине, старалась избегать с ней общения и больше времени проводила во дворе, придумывая себе работу. То она полола и без того безупречные грядки, то переливала огурцы в теплице, что невозможно было туда зайти, чтобы не увязнуть в грязевой жиже, а то и вовсе пересчитала своих кур. Ей все время казалось, что не хватает одной птицы, а парящий в облаках кречет умножил ее подозрения.
- Двадцать семь, двадцать восемь… Нет, кажется, я эту считала… - говорила она себе, расхаживая по участку.
Куры разбегались от хозяйки, словно специально играли с ней в прятки, а она настойчиво преследовала их и указывала на них пальцем. В какой-то момент она вдруг вспомнила, что намедни сама собственноручно зарубила одну неосмотрительную несушку и сварила из нее суп для гостьи, и на душе как-то полегчало.
Лиза большую часть времени проводила в своей комнате. У нее начался насморк, и она во всем обвиняла Ваню, за то, что тот не починил бойлер к ее приезду. Вера даже удивлялась, как солидарна она сама с этим негодованием, и даже предлагала гостье какие-то просроченные капли для носа. Потом она вдруг заметила, что девушка держит на коленях какую-то французскую книжку и спросила ее из вежливости, что она читает.
- А Вы что не читали моего дорогого папочку? – покачала своей блондинистой головкой Лиза и с укором вздохнула. - Это же мировой бестселлер, его последний камерный роман «Русский Прованс».
- О, я и забыла, что Ваш отец писатель. И как сейчас в Европе обстоят дела с авторскими правами? У нас в России столько пиратов…
- Уверяю Вас, что ни одно издательство не сделает лишнего шага без моего согласия. Осмелюсь Вам сказать, что я единственная наследница, и мои права строго соблюдаются законами Франции, - гордо ответила Лиза, просматривая в руках книгу. – Да, конечно, Ванечка говорит, что в России литературный бизнес криминализирован и все это пока шатко, но у меня все же в краткосрочных планах выйти на Ваш рынок. Ведь мой папочка так мечтал перевести все свои произведения на русский язык…
Муж приехал только к вечеру и был весьма раздраженный и измотанный. Так как лопнувшее колесо восстановлению не подлежало, а запаски у него с собой не оказалось, пришлось договариваться с ребятами из автосервиса. С горем пополам они все же починили машину, но подарок Лизы откладывался до лучших времен.
- Ну, бывает, не волнуйся… - шепнула ему Вера, когда он приехал. – Хорошо, что цветов нарвал.
В руках он действительно держал букет каких-то луговых ромашек.
- Прямо у поворота растут. Может, надо было больше нарвать? – вздохнул он печально, и они вдвоем отправились в комнату Лизе, чтобы преподнести ей подарок.
- Это не серьезно, милый… - сказала Вера и сняла с шеи веревочку, на которой был нацеплен золотой кулон Женевьевы.
- Вера…. – и муж обнял жену и стал целовать ее. – У меня просто слов нет…
Гостья расхворалась и все время чихала, опасаясь приступа астмы. Она лежала в кровати с высоко натянутым одеялом на себя, так что ее едва было видно. Чемодан по-прежнему стоял в центре, загораживая проход.
- Лизонька, - обратился муж с больной чуть ли не шепотом. - Позволь от всей души преподнести этот скромный букетик от нашего дома. А пахнут как, пахнут…
- Спасибо, Ванечка. Только мой носик ничего не чувствует. Ты не мог бы мне принести горячего чаю с малиновым вареньем, что достал из погреба?
- Конечно, конечно… - и он укоризненно посмотрел на жену. – Ах да вот еще… - и он разжал свой кулак, в котором блеснуло золото.
Затем он обогнул чемодан и подошел к ней поближе.
- Ванечка, Ваня.. Как это мило! – послышалось восторженное сморкание. – Обожаю такие безделушки!
Вера поставила хрустальную вазу, наполненную водой, на стол у окна, и расправила цветы. Получилось очень миленько. Потом она ушла готовить чай для гостьи, а когда пришла с чашкой, увидела, что муж сидит на краю постели Лизы, держа ее за ослабшую руку.
- Верочка, кажется у нашей Лизоньки температура… - положил он свою ладонь девушки на лоб. – Небольшая, но есть.
- Сейчас малинка собьет, - уверила жена, снова чувствуя укол ревности.
Она искренно не понимала такую чрезмерную заботу о гостье со стороны своего мужа.
«Ну, хорошо, допустим, они друзья по переписке, допустим, между ними только одни симпатии, и еще он живет надеждой, что эта симулянтка поможет ему вырваться из этого ада…. Но почему он совсем не думает обо мне? Почему считает, что я должна спокойно реагировать на все эти их телячьи нежности? В конце концов, я ведь не железная…»
Муж посмотрел на жену и словно прочитал ее мысли.
- Ты представляешь, Вера, Лиза мне только что призналась, что любит тебя. Вот так вот просто, взяла и сказала. Это так искренно, по-русски… Лизонька, Верочка пожмите друг другу руки, поцелуйтесь. – Его голос задрожал от волнения. Он даже вскочил с кровати, освобождая место для жены, и, взглядом умоляя, чтобы она подошла и присела. - У меня просто не хватает эмоций, выразить то, что я чувствую сейчас….
Вера послушно приблизилась к кровати больной.
- Ванечка, помоги мне приподняться, поправь за головой подушку, - улыбнулась Лиза, и когда тот стремглав бросился услужить ей, посмотрела на жену так, как будто говорила ей: «Вот, видишь, милочка, как я кручу-верчу твоим муженьком!»
Жена, чтобы не пролить чай, руки ее заметно дрожали, передала чашку мужу, а сама села на край постели. Хозяйка и гостья смотрели друг на друга испытывающим взглядом, в котором совсем не было ни капли любви. Наоборот, в их глазах угадывалась жгучая ненависть, та самая, которая затмевает рассудок и бросает на преступления.
- Мразь… - прошептала Вера, не отрывая взгляда. – Какая же ты мразь…
Лиза улыбнулась, словно ожидая нечто подобное. Потом ее лицо вдруг вздрогнуло, и она, открыв свой напомаженный ротик, судорожно стала глотать воздух.
- Вот, видишь, Ванечка, я же говорила, что твоя жена никогда не примет меня… - едва говорила она сквозь глубокие вздохи. - Но я все равно ее люблю, за порядочность, за честность и за терпение.
- Вера, да что с тобой? Немедленно извинись перед Лизой! Кажется, у нее начинается приступ.
- Оставь нас, - повысила голос Вера. – Немедленно оставь нас!
Не совсем ясно, к кому обращалась она, к гостье или к своему мужу, но последний воспринял это на свой счет.
- Лизонька, выпей чаю, полегчает…- все еще проявлял заботу он.
- Оставь нас…. –угрожающе прорычала жена. – Или я за себя не ручаюсь…
- Только я прошу без глупостей, Вера… - прошептал он, ставя чашку на стол рядом с вазой и уходя на кухню. – И недолго, чай остынет.
Жена равнодушно смотрела на это удушье, как гостья, вся покрасневшая, с испуганным взглядом, беспомощно ловит воздух ртом, и не предпринимала никаких действий.
- Теперь я верю Вам, Лиза… - сказала она. – Все, что Вы рассказали мне у теплицы, правда…
Муж, беспокоясь, выглянул из проема.
- Пожалуйста, девочки, пожалуйста, успокойтесь. Вера, ну ты же взрослая интеллигентная женщина, а ведешь себя, точно торговка на рынке! Лизоньке нельзя волноваться…
- Оставь нас! – закричала вдруг Вера. – Или я за себя не ручаюсь…
Муж колебался.
- Ванечка, иди, погуляй во дворе… - вымолвила Лиза, тяжело дыша. – Не видишь, что нам нужно поговорить? Не волнуйся, солнышко… Все будет хорошо. Верочка позовет тебя.
Когда же входная дверь скрипнула, выпуская хозяина, гостья улыбнулась его жене вымученной улыбкой, словно показывая тем самым свое безграничное влияние над ним.
7.
Чтобы как-то скоротать время ожидания, которое уже неприлично затянулось, муж вошел в поленницу и, выбрав самую массивную колоду, до которой раньше не доходили руки, выволок ее на открытое место и стал раскалывать. На душе у него было скверно, и удары по колоде выходили мощные, злые, но безрезультатные. Колун сильно отбивал руки, отскакивал, скользил, и после нескольких взмахов мужчина мог добиться только небольшого расщепления. Ему стало вдруг жарко, практически невыносимо жарко, и он с трудом стащил с себя взмокшую и прилипшую к спине рубашку, и принялся за работу с еще большим усердием. Потом силы оставили его, и он, отложив инструмент в сторону, вытер пот с лица и утомленный присел на упрямый пень. Ужасно захотелось курить, но не было сигарет. Последнюю он выкурил еще в Париже пять лет назад. Кажется, это было на Восточном вокзале, когда его и жену с позором сажали в поезд два штатных сотрудника генерального директората. Тогда еще можно было курить в общественном месте.
«Хорошие времена…. Хорошие сигареты…» – вздохнул он, ухмыльнувшись.
Прошло столько времени, а горечь отменного табака чувствовалась до сих пор. Ему вдруг вспомнились вечерний элегантный Париж, этот удивительный, вечно молодой город под открытым небом, торжество гения архитектурной мысли, законодатель мировой моды и свидетель Большой истории. И даже не Эйфелева башня, сверкающая иллюминацией, манила его сейчас, а прячущие за стройными аркадами бутики и кафешки на Rue de Rivoli, что на правом берегу Сены, сама площадь Согласия в стиле классицизма и главное - театр Com;die-Fran;aise в Palais Royal – дворце, некогда принадлежавшем кардиналу Ришелье.
Муж вдруг услышал шаги и вздрогнул. К нему по тропинке шла Вера. Ее мягкая походка подсказывала ему, что скандала не будет, что она все уже поняла и решила. Он не спеша поднялся навстречу ей, точно преграждая путь.
- Как ты мог… Как ты мог…– лишь сказала жена, печально вздохнув.
Он стоял с обнажённым торсом и смотрел куда-то в сторону, когда беспомощные кулочки жены забарабанили по его тяжело дышащей груди.
У него был красивый профиль, и женщина, вдруг пораженная этой красотой, прижалась к нему, и он обнял ее нежно вот этими сильными руками, которыми так недавно еще с каким-то диким остервенением сжимали древко колуна.
- Как ты мог… Как ты мог все это время врать мне… - прошептала она, глубоко вдыхая его свежий мужской запах. - Получается, когда мы с тобой жили там, ты от меня уезжал к ней? Ведь ей было всего четырнадцать…
Он молчал, продолжая обнимать ее и целовать в шею.
- Я был вынужден, Вера…. У меня не было другого выхода. Вспомни наши планы, как мы желали собственную виллу неподалеку от Площади Гюго и Avenue Foch, как легко тогда решался вопрос с ПМЖ… Когда я вложилcя в эту проклятую президентскую гонку, когда все денежки ушли в сомнительные сделки с арабскими акциями, я прогорел и был на распутье… На кону стояла моя репутация… Кто-то посоветовал мне обратиться к отцу Лизы, у него были хорошие связи со стороной, заинтересованной в разжигании скандала, и кое-как мы решали эту проблему… Поэтому я не сразу мог отказать ей. Ты же знаешь, все эти современные малолетки помешаны на сексе, неукротимы и готовы на все. И потом я не мог избавиться от нее, она вцепилась в меня точно раскаленными клещами, шантажировала, а главное - грозилась повлиять на папочку, чтобы тот не помогал мне в случае, если я порву с ней…
- В итоге так и случилось…
- Да. Узнав о нашей связи, он обвинил меня в подлости и подковерной игре, и если бы не подведшее его сердце, возможно, даже заявил бы на меня в полицию.
- Почему ты не рассказал мне тогда?
- Я не хотел расстраивать тебя… Ты была такая счастливая в Париже… А потом было уже поздно…
- Ладно, - вздохнула жена. - Лиза, должно быть, заждалась нас. Мы с ней по-женски поговорили, решать тебе. Она хочет предложить тебе работу быть ее литературным агентом, сделает тебя своим представителем по работе с издательствами, сулит большие перспективы, но я надеюсь, ты откажешься от этого предложения.
Он лишь кивнул, и его нежные пальцы скользнули жене под платье, ощущая привычное тепло ее трепещущей плоти.