- Сделайте что-нибудь.
- Сделайте что-нибудь.
- Сделайте что-нибудь.
Вещал ровный металлический голос из динамика телефона.
6:37. Конец октября. Туман. Темнота.
Симона не заводила будильник. Так что это за голос во тьме? Симона с размаху бросила телефон в другой конец комнаты, и он планировал в корзину для бумаг. Перевернулась на другой бок, поправила маску для сна, закрыла глаза и уснула.
Комната тонула в вязком мраке, только белые растрепанные волосы выделялись неярким молочным пятном, подсвеченные тусклым светом уличного фонаря.
Телефон еще пару раз что-то крякнул, похрипел и вырубился.
***
- Сделайте что-нибудь.
- Сделайте что-нибудь.
Телефон ожил.
Симона протяжно застонала и схватила в руки телефон.
Засыпала его проклятиями и выключила.
6:37.
Натянула одеяло до подбородка, закрыла глаза и попыталась уснуть.
Сна как не бывало. Пялясь в стену, она лежала на спине еще три часа, жалея о том, что дома не осталось ни снотворного, ни растительных седативных препаратов.
В половину десятого поднялась наконец с кровати по поскрипывающему паркету побрела в сторону кухни. Кухня - квадратная комната с высоким потолком, с голубыми, слегка пошарпанными крашеными стенами и двумя окнами, выходящими в запущенный монастырский сад. На столе у окна - увядшие розы.
Симона с усилием распахнула ветхую раму и впустила холодный свежий ветер. Солнце освещало все мягким медовым светом - деревья, мостовые, дома. В воздухе явственно ощущался запах костра и палых листьев.
Симона сощурилась от яркого света, отвернулась от окна и поставила кофейник на огонь. В шкафу обнаружила полупустую банку арахисового масла и кукурузные галеты. Уселась в кресло, закинув ноги на табуретку, механистически, как бы не осознавая, что делает, съела все галеты и выпила две чашки кофе.
В ванной мельком взглянула на собственное отражение - какая-то бледная девушка анемичного вида с отрешенными синими глазами, без какого-либо выражения лица. Плеснула в лицо холодной воды, надела первое попавшееся платье, села обратно в кресло у окна и тупо смотрела на линию горизонта, пока солнце не зашло за горизонт, распаляя по небу багряные отблески.
** ** **
- Сделайте что-нибудь….
- Сделайте что-нибудь…
Симона на автомате выключила телефон, и рывком поднялась с кровати, сразу осознав, что она уже не уснет. Надо будет купить беруши, подумалось ей.
6:37.
- ЧТО ЭТО ЗА ХРЕНЬ ВООБЩЕ? - заорала она на злосчастный аппарат, чуть не задохнувшись от ярости, вытащила батарею и забросила его подальше, в ящик письменного стола.
Направилась в ванную и впервые за последние две недели вымыла голову, залив всю ванну пеной с ароматом кокоса. Решив заодно принять ванную, она вытянулась на спине, и лежала под мерный шум наливающейся воды. Над потолком поднимался пар, Симона открыла маленькое окно над потолком. Повеяло холодным ветром. Ванна быстро наполнялась горячей водой, кокосовая пена поднималась выше и вскоре вся Симона лежала в воде и пене. Обнаружив рядом на полу пачку сигарет, спички и журнал «ЭГО», углубилась в чтение статьи о обесценивании жизненного опыта, попыхивая вонючей французской «Голуаз», просроченной уже лет пять.
Глянцевые страницы журнала размокли от капель воды. Симона сбросила на пол журнал, выбросила окурок в мусорное ведро, вышла из ванной и, завернувшись в полотенце, отправилась на поиски завтрака.
Окно в кухне все еще было открыто, и Симона поежилась от холода.
Холодильник был пуст (завядший цикорный лист не в счет). В шкафу тоже ничего не нашлось, кроме пачки риса.
- Придется спускаться вниз, - сказала сама себе Симона, и спешно натянула футболку и джинсы, на ноги - старые ботинки.Сбегая вниз по лестнице, отметила про себя, что чувство голода - очень странное ощущение.
Прямо на первом этаже в ее доме располагалась овощная лавка, где сестра Майя, пожилая монахиня из монастыря, продавала то, что они вместе с другими сестрами выращивали на монастырском огороде. На входе в магазин висел маленький колокольчик, он жалобно звякнул, когда Симона вошла.
В магазине - небольшом, прохладном помещении, пропахшем базиликом и сладкими осенними яблоками, стояла Майя - в своем обычном одеянии монахини-кармелитки, с загорелым морщинистым лицом, и раскладывала листья кресс-салата.
Майя расплылась в улыбке, в выцветших голубых глазах светилась радость.
- Рада тебя видеть, Симона, дочь моя, - у Майи не было дочери, да и не могло бы быть априори, потому она так любила произносить фразу «дочь моя».
- Доброе утречко! - с деланной непринужденностью ответила Симона, и принялась разглядывать огромные корзины с баклажанами и розовыми томатами.
- Давно тебя не было, - заметила Майя, поправляя очки в серебристой оправе, - у нас сейчас растет отличный виноград, не поверишь - некуда девать!
- Положите мне килограмм… И всех овощей понемногу, - велела Симона, и, стараясь избежать лишних расспросов, поулыбавшись и рассчитавшись, направилась к выходу, в обеих руках держа пакеты.
Майя открыла ей входную дверь, и, наклонившись к ее уху, прошептала:
- Я за тебя волновалась! … - в глазах Майи появилась какая-то невыразимая жалость, и у Симоны что-то защемило в сердце от этого.
- Все хорошо, сестра Майя, со мной все хорошо, - проговорила Симона, и отвела взгляд.
- Я рада! Заходи чаще! - Майя ласково сжала ее руку.
- Конечно, - ответила Симона, и поспешно выбежала на улицу.
Прошла пару метров по тихой утренней улице и, зайдя за угол, остановилась. Опустила пакеты на асфальт, а сама уселась на низкую железную изгородь, отделяющую монастырь от обычного мира. Сад занимал огромную территорию на окраине города, и уже лет десять большая часть его была заброшена единственным садовником, который занимался только клумбами и кустарниками, росшими у главного здания. Вглубь, в тень высоких густых деревьев он и носа не думал совать.
А вот Симона любила эту часть сада и часто здесь прогуливалась, наслаждаясь тишиной и чистым воздухом. И сейчас она легко перепрыгнула невысокую ограду и в мгновение ока оказалась в совсем другой вселенной. Тишина была такой, какой она может быть только здесь. Еще маленькой девочкой Симона гуляла по этим каменистым дорожкам, вместе со своей двоюродной теткой, всю жизнь проработавшей врачом в монастырской больнице. Именно там Симона увидела впервые трехсотлетние дубы и каштаны, упирающиеся в небо, растущие близко друг другу, и сов, которые обитали в темных густых кронах.
Симона шагала по дорожке, ища место, где могла бы помедитировать десять минут, по совету из старой разваливающейся книги «Избавиться от депрессии», которую как-то давно купила в букинистическом магазине. Она не была уверена, что у нее депрессия, но то, что что-то было не то, было ясно для нее абсолютно точно.
Здесь не было уютных, залитых солнцем лужаек, где можно было бы посидеть, поэтому Симоне пришлось просто сесть у ствола каштана, в заросли пожухлой травы, закрыть глаза и повторять фразу «Ничего, кроме высшего сознания, не существует», следя за дыханием и ровной спиной.
Так она сидела, повторяя фразу, и подумала, что ее ничто не отделяет от монахинь, которые в паре километров от нее так же повторяют заученные фразы по латыни, а в остальное время ходят со страдальческой полуулыбкой, рано ложатся спать и ничего особенного не делают. Симона рассмеялась. «Они убегают от реальной жизни», любила повторять ее тетка, как никто другой крепко стоящая на ногах.
Ничего, кроме высшего сознания не существует. Может быть, это так - ну и что с этого? По истечении десяти минут Симона чувствовала легкость в мыслях, но не была уверена, что это было следствием ее десятиминутной медитации. В книжке говорилось, что это упражнение нужно выполнять каждый день на природе, а так как другой природы вокруг Симона не было, она решила приходить в сад каждое утро хотя бы семь дней подряд.
Симона поднялась на ноги, отряхнула с джинсов сухие листочки, и вышла из тени на свет. По той же дороге пошла обратно, перелезла через изгородь и направилась домой, в квартирку над крышей.