Азбука Ахматовой - Гаршин, Герцен, Герштей

Юрий Прокуратов
Азбука Ахматовой - Владимир Гаршин, Александр Герцен, Эмма Герштейн
* * *

Гаршин В. Г.  -  несостоявшийся муж

Владимир Георгиевич Гаршин (1887 – 1956), учёный-патологоанатом, действительный член Академии медицинских наук СССР. Племянник писателя Всеволода Гаршина. 

«Я еще не таких забывала,
забывала, представь, навсегда».

Гаршин В. Г.  -  несостоявшийся муж. Врач-патологоанатом, далекий от литературы и к тому же несущий в собственной душе тяжелую гаршинскую наследственность (племянник писателя Гаршина  возрасте 33 лет совершившего самоубийство, бросившись в лестничный пролёт) - склонность к неврастении и депрессии


С 1939 г. ухаживал за А. А. Ахматовой, намеревался жениться на ней. Ахматова первоначально посвятила ему («Городу и другу») вторую часть и эпилог «Поэмы без героя». Однако в 1944 г., сразу после возвращения Ахматовой из эвакуации, последовал разрыв отношений, после которого Ахматова отзывалась о Гаршине как о психически больном.

* * *
Герцен Александр

ГЕРЦЕН АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ (1812, Москва - 1870, Париж), писатель, публицист, философ. Псевдоним Искандер. 

3 марта 39. Разговор о Герцене. Я долго и глупо ломлюсь в открытую дверь, доказывая, что Герцен — великий писатель, великий художник. Анна Андреевна горячо соглашается. — Конечно, он гораздо крупнее, чем Тургенев…

29 мая 39. И опять о Герцене:
- Да, вот это писатель… вы не помните, между прочим, где он назвал Николая – Дадоном?тМне для работы надо.
- А бывают и дутые репутации, например Тургенев.
(Я в восторге от такого совпадения нелюбви.)

29 декабря 62. Следующая закладка была у меня в статье «Руфин Пиотровский» - наказание шпицрутенами в Сибири, произведенное генералом Голофеевым над ссыльными поляками и русскими в 1837 году. 1837! Сначала текст Пиотровского, описание казни, потом – Герцен. Мне не хотелось мучить Анну Андреевну кровавым зрелищем, и я сказала: «Ну, тутшпицрутены, я пропущу»…
- Не пропускайте! – закричала Анна Андреевна. – Читайте!
- Я прочла.
«Пришел день казни. Дело было в 1837 в марте, в Омске. Генерал Голофеев, известный своею свирепостью и присланный вследствие этого из столицы, заведовал мрачной процессией. Утром два батальона стали на большой площади недалеко от города, один для шести главных виновников, другой для остальных, приговоренных на меньшее число ударов. Сиероцинского и его пять товарищей привели на площадь, им прочли приговор, и началось страшное наказание. Ни один из них не выдержал назначенное количество ударов: их наказывали одного после другого, и они все падали, пройдя два или три раза сквозь строй, и умирали на снегу, обагренном их кровью. Сиероцинского нарочно казнили последнего, чтобы он видел до конца казнь своих друзей. Когда пришел его черед, когда ему раскрыли спину и привязали руки к штыку, батальонный доктор предложил ему, как и другим, склянку с укрепляющими каплями; но он отказался и сказал: «Пейте мою кровь, я не хочу ваших каплей!» Дали сигнал, бывший настоятель запел громким и ясным голосом: «Miserere mei, Deus, secundum magnam misericordiam tuam!», генерал Голофеев закричал солдатам: «Покрепче, покрепче!»... И в продолжение нескольких минут слышался голос базильянца, перебиваемый свистом розог и криком генерала: «Покрепче!» ... Сиероцинский только раз прошел сквозь строй, т. е. получил 1000 ударов; он упал на снег без чувств и в крови. Напрасно старались поставить его на ноги; тогда его привязали к саням, приготовленным заранее, так, чтобы спина подставлялась под удары, и таким образом повезли сквозь строй. В начале второй тысячи еще слышнелись его стоны, они слабели, но он умер только после четвертой тысячи; остальные 3000 пали на труп. Всех русских и поляков, умерших на месте и через несколько дней от последствий наказания, положили в общую яму. Родным и друзьям позволили поставить над этой страшной могилой крест, и еще в 1846 году издалека виднелся черный крест, распростиравший руки свои над снежной поляной».
Это был текст Пиотровского. Теперь – Герцен.
« нет, дальше на этот раз писать нельзя. Мы остановимся перед, этим крестом на снегу, перед этим крестом на крови; мысль тускнеет, голова кружится и горит. Пусть поляки оценят не ту ненависть, которая в них возбуждает рассказ этих звериных ужасов, но ту, смешанную с позором, стыдом и чувством кровного родства, которую мы ощущаем…»
- Черный крест на белом снегу, - повторила Анна Андреевна. – Как у него? Раскинул руки?
Л. Чуковская. Записки об  Ахматовой

Почем знать, что какое-то слово не падет каплей дрожжей в эти сонные миллионы и не поднимет их к новой жизни?

Если бы в России строго выполнялись все законы и никто не брал взяток, жизнь в ней была бы совершенно невозможна.

…У России было меньше совести, т.е. сознания. За полу сознанные злодейства, за преступления, сделанные в полусне, история не наказывает, а дает английский вердикт «temporary insanity» (временное умопомрачение). Вопрос весь в том, имеет ли Россия 1863 столько же права на этот вердикт, как Россия 1831?
                А. Герцен

* * *
Герштейн Эмма

Э;мма Григо;рьевна Герште;йн (12 ноября 1903 г., Даугавпилс, Латвия— 29 июня 2002 г., Москва), советский литературовед, автор трудов по творчеству М. Ю. Лермонтова; мемуаристка.

28 декабря 63. Мы с Эммой долго стояли на улице, поджидая маршрутку. Мерзли. Эмма не имеетобыкновения жаловаться, хотя жизнь бьет и бьет ее. Не жаловалась она и теперь. Но в облике ее я все время ощущала бездомность – в опущенных губах, плечах.

9 апреля 64. - Нет мне пора – решительно сказала она (Эмма Григорьевна) – Час поздний. К тому же носятся слухи, что на сегодня в нашем районе назначен еврейский погром
- И вы боитесь опоздать? – спросила от стола Анна Андреевна.
Эмма расхохоталась, но все же ушла.
Л. Чуковская. Записки об  Ахматовой

* * *