Туман. книга шестая. глава шестая

               

                А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ



                Женская лесть хоть и без зубов,
                да с костьми съест.
                Русская народная пословица.



--Отворяй скорее! Спишь, что ль? Зинка, ведьмино отродье, отворяй дверь!

Стоящий перед закрытыми дверями мужчина был, скорее, ладно скроен, нежели худ и мал ростом.

Он не громко стучал в дверь квартиры на четвёртом этаже доходного дома Мусихина, и тихим голосом, или громким шёпотом требовал от некоей Зинки отворить оную, и впустить его.

--Не тарабань, оглашенный, я покуда раздета. Скоро открою. – Раздался ленивый голос из-за дверей.

--Да, по мне будь ты хоть без головы, отворяй немедля! Я к тебе не веселиться пришёл!

--А на кой тогда? – Дверь самую малость отворилась, и в образовавшуюся щель выглянула дама, которую с сего часа мы станем звать Зинкой.

--Так будешь со своими хахалями разговаривать, - зло прошептал гость, плечом отодвигая дверное полотно в глубь прихожей, заодно заталкивая внутрь хозяйку. – Раз наказываю отворять, стало быть есть важное дело! Одна?

--Была одна, покуда ты не припёрся.

Зинка повернулась спиною к вошедшему и, медленно ступая, направилась в гостиную.
 При этом, как ей казалось (а ей казалось только потому, что видеть собственную походку со стороны, они никак не могла), призывно и вульгарно-волнующе покачивала своими бёдрами.

--Ходи скорее, - гостю сызнова пришлось применить усилие, и подтолкнуть хозяйку к середине комнаты.

--Ну, и чего хошь?

--Беда у нас.

--Это у вас беда, а у меня всё спокойно.

--Ага, было спокойно, пока я не пришёл. Ладно, давай по делу. Надо срочно звонить в отель. Пусть Наталья … ну … помните новых постояльцев, которых вы видели в ресторации?

--А что не так?

--А то не так! Они только что были здесь! Двое уехали, но порознь, думали не пойму их хитрость, а третий где-то тут шныряет. Да, не стой столбом, одевайся и беги телефонировать!

--Ты, милый мой, ещё не Зелёный, чтоб команды раздавать.

--Не Зелёный …. Это ты ему кокаину принесла?

--А хоть и я? Тебе-то, что?

--У этого болвана мозги потекли, вот что! Нарядился в бабское бельё и, говорит, страсти желаю неизведанной. Еле уговорил его надеть поверх сраму костюм. Так его, болвана, и понесло без остановки! Болван и есть!

--У него не первый раз такое, переживёшь.

--Я-то, переживу, а он – нет. Он набросился на тех троих, из ресторации, они его и того, придушили. Нету Зелёного. Ты будешь одеваться?

--Погоди, а как они попали в его нумер?

--Как-как … я направил, вот как!

--Ты совсем опупел?

--А что мне было делать? Они пришли ко мне … или за мной. Я и подумал, что отправлю их к Зелёному, а тот их быстро и спровадит. Я же думал, что он нормальный, а не под кокаином! А в моей квартире сама знаешь, что творится. Чего ты не одеваешься?

--Слушай, и запоминай! Спускайся вниз, и телефонируй сам куда хочешь, и кому захочешь! Ты действительно не понимаешь, что натворил?

--Я думал, что он нормальный, я, можно сказать, оборонялся, понятно? И мне нельзя рисковать, на мне много дел висит, которые вместо меня никто не сделает. Не могу я идти вниз, там этот … третий, по виду и выправке военный. Он меня видел, и думает, что я тутошний приказчик. А ты ….

--Что я, что?

--Тебя никто не знает … из тех.

--И откуда мне звонить? С Исаакиевского?

--Послушай, ты дружна … как-то … с Маринкой Лопухиной из седьмого нумера? Она полюбовница этого … из «Петербургского вестника». Он ей и установил телефонный аппарат в квартиру. Сходи, попросись по-приятельски, мол срочная нужда, на первом этаже лишние уши, то да сё. Зинка, не пей кровь, дело-то, взаправду срочное!

--Ладно, сейчас приведу себя в приличный вид, и схожу.

--Никаких видов! Ты эту жабью бородавку на щёку час прикреплять будешь. Ты по-домашнему, поняла? Зинка, уговоры, как деньги, бесконечными не бывают, давай торопись! Скажешь Наташке, что тот, который со шрамом на правой щеке, самый опасный из троих. Он что-то о нашем деле знает, и знает слишком уж подробно. Пусть она приглядит, пристроится к нему, чтобы после ловчее … понимаешь? Давай, подмогну застегнуть.

Дозволившая себя уговорить Зинка спустилась до второго этажа, и подошла к двери с цифрой семь. Поправила на виске волосы, слегка приспустила с плеча халат, вздохнула и постучала одними только ноготками.

Ответа пришлось ждать.

--Кто? – Наконец-то спросил голос из-за двери.

--Мариночка, добрый вечер! Это я, Зина Михайлиди, живу этажом выше, помнишь, мы ….

--Щас!

Зинка поглядела в оба конца коридора, ещё раз вздохнула и, пользуясь одиночеством во всём коридоре, попыталась что-то извлечь из зуба, используя для этого ноготь.
Ну, наконец-то раздался звук отодвигаемой щеколды и дважды провернулся дверной замок – доступ в апартаменты был свободен. Почти свободен, если не считать стоящей в дверном проёме самой Маринки Лопухиной, дамы двадцати семи годов, с формами на теле и апломбом в голове.

--И чего об эту пору? Я уж почивать готовилась.

--Ага, почивать, - подумала Зинка, обратив внимание на то, как стоит хозяйка квартиры – левая рука упёрта в бок, а правая, малость согнутая в локте, демонстративно помахивала мундштуком с криво вставленной папироской. Потому и не отворяла сразу, тыкала папироску в мундштук чтобы, значит, форсу добрать.

--Ой, Мариночка, ты куришь?

--Так, иногда, под настроение. Так, чего ты?

--Видишь ли … ты одна? Говорить можно?

--Одна, одна.

--Тут знакомец один … приболел. Нет, ты не думай, не хахаль мой, просто знакомец. Он тут и живёт … на третьем. Вот, приболел, а излечить его доктора не смогут, только курьер излечит, понимаешь? Я попросить хотела … то есть телефонировать от тебя можно?

--А чо не от портье? – Ввернула Маринка новомодное словцо.

--Ой, Мариночка, ты же знаешь, какая это свинья! Как иду мимо, так он просто лапает меня своими зенками, так и лапает! Был бы хоть мужик путящий, а то так, одно недоразумение. Ты же меня понимаешь? Тебе и самой доставалась его липкая похоть. Вот и скажи, разве не тошнотно стоять около него?

--Зиночка, как я тебя понимаю!

--И потом, не каждому уху надо слушать мой разговор. А ты, Мариночка, дама светская, ты всё понимаешь с первого словечка. Пустишь?

Светская дама отступила на шаг в сторону, и сказала со всею силою дамской солидарности в своём голосе.

--Конечно, проходи и звони куда хочешь!

Пока крутилась ручка вызова, и давалось задание телефонистке на станции соединить с отелем, Маринка стояла за спиною у гостьи и пыталась прикурить папироску, держа мундштук зажатыми зубами.

Три попытки оказались провальными из-за этот дурацкого мундштука, который задирался вверх каждый раз, когда дама стискивала его зубами, либо отвесно нырял вниз, когда хватка малость ослабевала. А когда пришла догадка придавить держатель папироски языком, мундштук начинал вилять в стороны, яростно избегая встречи с огнём.

Четвёртая попытка тоже не обещала успеха, тем более Зинка уже заказала абонента, и вот-вот могла повернуться.

Выход для светской дамы был найден, и был он прост до гениальности – Маринка выдернула папироску, прикурила её старым и проверенный дедовским способом, и вставила табачное изделие гильзой в мундштук. Всё, готово! Теперь госпожа Лопухина более не косорукая деревенщина, а утомлённая роскошью и изысканным любовником дама.

Правда, её мытарства с папироской были хорошо видны Зинке в отражении на оконном стекле, но кто станет осуждать подругу вслух, верно?

--Э-э … Мариночка, мне бы ….

--А-а, да-да, лё приви, - сказала что-то хозяйка на непонятном языке, и удалилась в соседнюю комнату, притворив за собою дверь.

--Уи, -  в том ей огрызнулась Зинка, поторапливая события на ином конце провода.

Наконец-то трубка отозвалась.

--Наталья, это я. Слушай внимательно, и не перебивай! Помнишь трёх мужиков в ресторации, их нынче видели? Один тебе понравился … да, похож на офицера. Так вот они приходили сюда и трясли Петьку. Он спровадил их к Зелёному, и они его пустили по миру, понимаешь? Навсегда пустили, - последнее было сказано шёпотом.

Трубка наполнилась возмущением, потом вопросом и возмутилась ещё раз.

--Сейчас не время для вопросов. Петька трясётся, и говорит, что эта троица всё знает. Ну, может и врёт, но больно ловко они на этого придурошного вышли. И …нет … нет … да, погоди ты! Они разъехались порознь, в смысле не все, а двое. Один, как думает Петька, поехал в отель, один гуляет по нашему дому, и Бог знает, чего ищет. Да … да, его я постараюсь найти, а третий … не знаю, где он. Короче, Наталья, тот, что в отеле … у него ещё шрам на щеке, так он самый опасный для нас. Он чего-то такое пронюхал, чего не должен был знать, понятно? Ты же способная и умная, верно? А он для нас опасен … да, именно, пусти его по миру, пусти сегодня, пока он один. Конечно, этот в доме мой. Всё, подружайка, удачной охоты на мужиков!

Трубка опустилась на аппарат, разговор окончен, а из комнаты никто не выходит – неужто ты так быстро научилась хитростям, - подумала Зинка, а вслух произнесла.

--Мариночка! Мариночка! Да, поговорила, спасибо тебе, добрая душа! Обращайся ко мне с любой нуждой, слышишь? С любой! Ну, всё, мне пора. Бон нуи!

Мариночка изысканно покачала головою, силясь придумать подходящий ответ, но в голову ничего не приходило. В конце концов она просто подняла вверх ладошку, и вяло пошевелил перстами, мол, и тебя туда же.

--Выдра, - подумала Зинка, выходя из квартиры.

Тот самый маленький мужчина не находил себе места – как это так, что спокойный вечер превратился в скверный и отвратительный? Сперва этот кокаинщик Зелёный растерял остатки разума, за что и пришлось, не к ночи будь упомянуто, после эта троица неизвестных нагрянула, это укатившееся под конторку кольцо с монограммой Самого. Не вычеркнуть из списка дурёху Зинку, едва согласившуюся телефонировать в отель, чтобы … вот гадюка! Она же могла и наказать такой же дуре Наташке порешить того со шрамом! И тогда … тогда кто станет крайним в очереди за оплеухами? Как же не дошло сразу, что нельзя Зинке доверять переговоров, ни в коем разе нельзя! Надо мигом что-то делать! И самым спешным образом!

Размышляя о подобном, мужчина и не сразу понял, что оказался снова перед дверями квартиры Зинаиды Михайлиди.

--Зинка, слышь, отворяй, чёртова кукла! Зинка!

И громкий стук в дверь, и громкие восклицания, призывы той же громкости более не волновали мужчину. Оттого прежняя нервозность и переросла в ярость и утрату осмотрительности.

--Слышишь, если я узнаю, стерва ты эдакая, что ты с Наташкой сговорилась пустить по миру того со шрамом – берегись! Отворяй немедля!

Только зря сыпались угрозы, и раздавались стуки. Зинка спокойно переодевалась в мужское платье и прятала в особые карманы оружие. По её расчётам оставшийся в доме неизвестный искал что-то важное для себя и для остальной парочки. А раз так, то времени на экипировку и на обдумывание неспешной мести было довольно.

Мужчина, стучавший в дверь, начал выдыхаться. Неумело сменяя угрозы уговорами, оскорбления лестью и удары по двери лёгким поглаживаниями, он надеялся добиться личной встречи с дерзкой девкой, но не сбылось. Оставалось одно – мчаться, лететь, бежать в отель и не позволить Наташке свершить не поправимое, за которое доведётся ответить.

Скорым шагом коротких ножей мужчина нёсся по коридору в бок другого выхода, около которого всегда дежурил экипаж.

Не выйдя, а вылетев пробкой из бутылки на улицу, мужчина тут же оказался во власти какого-то громадного субъекта, одной рукою приподнявшего мужчину за шиворот.

Тут уж недосуг выяснять, кто таков этот громила, и чего ему надо. Удерживаемый за ворот мужчина нанёс несколько резких ударов руками … которые просто сразили наповал ночной воздух столицы. Тяжко вести бой, когда вынужден болтаться, словно болванчик-марионетка.

--Охолонь, - бас громадного человека едва не оглушил мужчину, - с тобой говорить желают. Двигай ходулями!

Так эта парочка посеменила почти до самого центрально входа в дом, где мужчину снова остановила невидимая мощная рука, и развернула передом … пардон, лицом к экипажу, не броско видневшемуся меж дерев.

--Там – Сам. Двигай!

Ноги предательски утратили гибкость, а рот потерял недельный запас слюны. В таком молодцеватом виде мужчина остановился перед единственной ступенькой экипажа.

--Что нового?

--Без, так сказать, сложностей, - промямлил мужчина, постукивая сухим языком по пересушенным щекам и нёбу.

--Без? Совсем без? Где Зелёный?

В другом случае мужчина до последнего собственного вздоха отстаивал бы ту спешно придуманную ложь, которая досталась Зинке. Но, как бы так сказать, Сам был для всех неизвестно кем по рангам и чинам, неизвестно кем по величине … даже не по величине, а по величию богатства, и уж совсем неизвестен, как личность. Вот так – глаза в глаза, мужчина его не видел ни разу, однако голос слыхать доводилось. И доводилось покрываться липким потом ужаса от звука того голоса.

И ещё. Сам всегда знал всё, обо всём и обо всех. Эту особенность Самого мужчина понял нежданно для себя самого так, как на иных сходит прозрение. И это понимание позволяло ему ещё жить на этой планете, а не кормить червяков, как доброму десятку его предшественников. Что такого смог понять мужчина? А то, что Самому надо говорить одну лишь правду, даже ту, которая приведёт тебя к эшафоту.
По сути, Самому не требовалось от мужчины деталей и малоизвестных подробностей, как уже упоминалось, он всё знал. Самому хотелось почувствовать от говорившего с ним трепет подчинённого, возвеличенный на страх перед наказанием за сказанную ложь.

Крепко памятуя об том, мужчина выложил, едва ли не по минутам всё нынче случившееся. Не позабыл о разговоре с Зинкой, и о своих подозрениях, относительно судьбы того со шрамом.

--Я бы спросил, что ты намерен предпринять, но позволять тебе иметь собственные намерения в этом деле верх безрассудства. Ты немедля отправляешься в отель. Если понадобится, подставишь свой живот под нож той спесивой амазонки, но тот со шрамом не только не должен пострадать, он не должен даже догадаться, что находился в опасности. Мой человек поговорит с Зинкой. А ты – ступай, пока я тобой удовлетворён. Всё, исчезни!

Не знаю, стоит ли описывать ещё одно свойство того, кого называют Сам. Да, действительно, самым непостижимым образом он раньше всех узнавал о случившемся, и о подоплёке, приведшей к свершённому. Однако, его знания никак не простирались на грядущее, даже в чертах одной секунды.

Сперва это радовало, создавая определённую безопасность для наших героев. Но последующая мысль изрядно огорчила – а где убеждённость в том, что нет иного Самого, который всё понимает, и глядит в будущее? А нет такой убеждённости. Как принято говорить у военных – никак нет!