Холодный воздух в сочетании с насыщенным дождевыми тучами небом не давал насладиться очарованием ночного города. Брагин, внешне невозмутимо заседавший на скамейке, успел продрогнуть пока Анна добиралась до своего подъезда. Он по-хозяйски широко расставил ноги, словно пытался врасти в асфальт, с каждой минутой всё больше приближаясь к возможности стать частью экстерьера дома. Не по размеру большая кожаная куртка от холода не спасала, но добавляла в его выхоленный облик частицу нелепости.
Дальний свет больно ударил по его глазам. Анна стремительно выскочила из машины и, не глядя на Брагина, проследовала к двери, обронив резкое «пойдём». Восхождение до квартиры казалось Анне невыносимо долгим от чего она, невластная над своим дыханием, попыталась заговорить пустоту.
– «Ты сказал, что придёшь через полчаса. Твои «полчаса», обычно включают два часа, или» – здесь она обернулась, смерила его открытой улыбкой, – «… или несколько дней. Или – никогда».
– Неправда. Когда такое было? – чуть протягивая гласные сказал Брагин. Из-за этой напевность в местах логического ударения его слова отпечатывались в памяти собеседника намертво. Любые реплики из его уст казались значимыми. В разговоре он имел обыкновение смотреть в лицо собеседника, разглядывать его. И сейчас, на этом последнем перевале перед квартирой, Анна ощутила на себе его бегающий взгляд. Он не был беспокойным, не был тревожным, но наводил мелкий ужас, какой получает человек при виде разбегающихся пауков.
Скрип открывавшейся двери настойчиво призывал потесниться на узком бетонном пятаке лестничной площадки. Гордо неся свою седину, помогая тростью несправлявшимся с грузным телом ногам, мимо прошел мужчина. Синие спортивные штаны с лампасами, добавляли в его облик что-то военное. Старик чеканил шаг: деловито «тянул» носки классических ботинок, словно не понимал невозможность такой походки, для человека, одетого в кожаную куртку, фасона конца девяностых годов, и выцветшую бейсболку. Казалось – эти ботинки единственное, что осталось у него от когда-то занимаемой должности, от времени когда он был значим для общества, от эпохи, в которую хорошим тоном считалось придерживаться делового стиля в одежде.
Мужчина затронул струны первородного страха в душе Анны. Так было всегда, когда она видела пожилых людей. Брагин просто ждал пока она выйдет из своего секундного оцепенения и наконец-таки откроет дверь.
Минимальный набор мебели не покрывал зияние пустоты, но подчеркивал холостое положение своего владельца. Потёртые полы, облезшие обои были свидетелями многих заезжих судеб и теперь косились на Анну и Брагина.
– На работе у меня был мужик, про него говорили – строгий, но дело своё знает. Говорит на счету у него двадцать человек. Спросил у меня пойду ли я вытаскивать человека, если собьём.
Андрей увлечён был своей работой. Грезил железной дорогой и тягой с детства и, придя в «движение» помощником машиниста только утвердился в своём выборе. Анне казалось, что железная дорога поглотила его безвозвратно. Он, находясь в её сердце, одновременно стал частью её антуража: серые глаза, с оттенком пепла кожа, даже одеваться он предпочитал в серо-синие тона.
; Ты пошел?
; Случая не было. Сейчас думаю – «да». Что на деле будет – не знаю.
Быт, работа, разочарования, мысли о жизни и людях. Анна пыталась быть интересной, думала что вот после этого слова или может быть после этого жеста Андрей перейдёт к личным вопросам. Женская настойчивость боролись в ней с честолюбивым желание сохранить неприступность.
; Как ты справляешься?
; Если что-то случится – машинист будет зелёным, – посмеиваясь потянул Андрей. – Выкурит за раз пачку. Да как справляемся… не думаем об этом, работаем как работается, – перейдя к серьёзному тону продолжал Брагин. Он лукавил, показывая лёгкость бытия. В действительности он думал о разных вещах, вопросы права, морали в происходящем стороной не обходил, хотя и всячески подтрунивал над Анной, когда она в очередной раз страдала по невыполненным обязательствам.
Брагин не искал дополнительных смыслов, не пускал её за рамки. Между ещё одним однообразным вечером своего отпуска и возможностью поговорить с умным человеком выбрал второе.
Рокот нарастал. Щелчок. Реле зафиксировало точку кипения. Анна пальцами обвила стакан, жадно цепляясь за искусственное тепло. Брагин изучающе смотрел в бокал с чаем, словно там теплился костёр памяти.
– В армии – начал он, – в столовой нашей части назначали ложечника. Он считал пришедших на обед и получал ровно такое же количество приборов. Не было случая, чтобы после обеда ложки не пропадали. Каждый раз рота ждала пока кто-нибудь не признается.
Продолжительные и частые рассказы мужчин об армии, в сознании Анны стояли рядом с глубокими декольте и короткими юбками разведённых женщин, которым за тридцать. От них всех веяло ядреным отчаянием. Андрея она слушала без отвращения только потому, что за годы знакомства он говорил об армии редко, не исчерпал репертуар.
– … французская система отопления, не для наших широт … – жилистые руки имитировали мотор, – … датчик температуры нашли в котле – пальцы-стволы приблизились друг к другу. Анне хотелось перенаправить эти руки, но она ждала завершения вечера.
За окном фонарь подсвечивал опускавшиеся на землю перья. Снег упрямо падал, строил хлопьями своих тел завесу. Спасибо ему, свети яркое солнце, Горской пришлось бы испариться от неловкости.
Китайские часы скрежетали на всю квартиру. Анна, приложившись головой к груди Брагина, пыталась просчитать удары, так близко бьющегося, чужого сердца. «Ускорилось», – подумала она, пропуская его речь.
Танец не удался – посмеялись. Сделали перерыв. Невпопад, не в такт, борясь с мыслями и стыдом от незнания как себя применить. Попытка поставить её доминантой провалилась – слишком мало опыта. Андрей повёл сам, терпеливо фиксировал каждое положение, почти всё делал сам, словно ставил ноги ребенка на свои, дабы тот смог танцевать.
Бессонная, пробуравленная единственной мыслью ночь наслала кемар, которому Брагин не стал сопротивляться. Капля, ещё одна.
– Ты меня замочишь. Анна, – протянул Брагин, состроив брови домиком, – со всеми бывает. Потом, обосновывая больше для себя, выронил: «Пришел и всё разрушил».
Через несколько минут раздался мерный храп. Анна повсхлипывала ещё немного, посмотрела в окно: снег продолжал падать в серости рассветной атмосферы.