- Снова осень передает свои права зиме, мерзкой и абсолютно не похожей на нормальную - морозной и стабильно длящейся свой отведенный природой трехмесячный срок - зиме моего детства, - смотря в окно подумал президент Кучма Леонид Данилович – рыжеволосый и достаточно крепко сложенный для своего возраста человек, - да, все, даже в природе становится нестабильным и непредсказуемым.
- Как все могло было быть по-другому, - продолжил перебирать свои мысли Кучма, - в прочем, я думаю это ненадолго. Лет пять придется конечно несладко, но за это время дочь с зятем все восстановят – в абсолютно чистом и даже некриминальном виде. Все опять из-за этих женщин, когда же мне уже удастся в них разобраться?
Леонид Данилович, прекраснейший игрок в преферанс и привыкший еще с юности просчитывать свои ходы не только за картежным столом, впервые в своей долгой и насыщенной переменами и событиями жизни руководителя, работающего на различных уровнях управления, столкнулся с не разрешаемой ситуацией; при стопроцентных семи червей у него на руках, кто-то его обошел, проведя мизер – сознательно сдавая карты одну за другой, добился желательного результата: ни одной взятки, но при заявленном мизере – это и был результат – победа, которую так и не смог объяснить наверное и сам выигравший у него, президента, вот уже десятый год руководившего так искусно страной с таким разношерстным «контингентом».
В молодости, женившись на приемной дочери клана Тумановых, Кучма, уроженец деревни «Чайкино», сразу пошел уверенно в высь по лестнице, ведущей от поста инженера до руководителя огромного, даже корректнее было бы сказать, необъятного гиганта советской ракетостроительной промышленности, именуемого «Южмашем».
Леонид Данилович очень любил свою супругу, но всегда, как мужчина, реагировал на информацию, выдаваемую из ее уст творчески с пониманием женской специфики и импульсивности. Он считал себя человеком, достаточно неплохо разбирающимся в женщинах. Считал до тех пор, пока рядом с его дачей в Днепропетровске не появилось маленькое черноволосое существо по имени Юлия.
Дома Кучмы и Тимошенко располагались рядом друг с другом. Но в их расположении было одно маленькое отличие. Дом Юли Григян – Тимошенко (именно ее дом, так как супруг этой необычной леди, привыкшей коллекционировать мужчин и пользоваться ими (хотя мужчины добиваясь этой довольно, даже сказочно красивой и умной девушки, очень рано вразумившей себе что такое бедность и как и через какое место с ней бороться, правильно вышедшей замуж и постоянно переиначивая, параллельно по третьему закону Ньютона получая наслаждение от довольно «тесного» общения с существами, думающими в основном не той головой, как она корректно подчеркивала), давно уже стал транзитной станцией, одной из очередных в направлении локомотива в юбке, за власть) закрывал вид госпоже Людмиле Тумановой – Кучме на восходящее солнце, так миловавшее взгляд до момента постройки маленького флигеля на крыше армянско-латышско-еврейско-украинской семьи – флигельке, который сыграл в истории страны очень большую роль…
- Леня, попроси наших соседей снести флигель, - после очередного нервного утра, так и не получив положительный заряд солнечной энергии произнесла Людмила.
- Как же они сломают этот флигель, милая, - он же часть их дома, - произнес супруг.
- Тогда давай достроим еще один этаж, я хочу наблюдать за солнцем – оно дает мне силы, - словно заколдованным речитативом возразила супруга.
- Ты знаешь, есть нормы по высоте домов, мы не можем их обойти, - Леонид Данилович подошел к своей жене, обошел ее и тихо сказал, - хорошо, поговорю, не переживай.
На следующий день между прочим, Кучма, вызвав к себе Юлию Владимировну попросил ее все-таки прислушаться к просьбам его супруги.
- Спасибо за совет, - тактично ответила Юлия Владимировна, - но это не в моей компетенции, - флигель принадлежит моей дочери, а без ее ведома я не смогу снести это маленькое строение. Передайте своей супруге, чтобы она по утрам просто выходила пораньше на улицу и наблюдала за восходом солнца в полной мере, еще и занимаясь спортивной ходьбой. Я могу ей в этом начинании составить компанию.
Вечером Людмила, узнав об ответе своей соседки пришла в ярость, а успокоившись в недоумении произнесла: - Леня, это просто бесстыдство! Мало того, что в момент приезда в Днепропетровск нашего любимого Иосифа Давыдовича эта вертихвостка заняла для своего Агутина, которого она боготворит, номер с джакузи – единственный пятизвездочный номер, в котором я собиралась разместить Кобзона и на мое замечание ответила, что это не мое дело и она не собирается менять планы пребывания этого певца – полового гиганта Леньки (неизвестно сколько она с ним в этом номере кувыркалась). То теперь, она просто предлагает мне спортом по утрам заниматься – глаза мои не видели бы ее. Леня, она издевается над тобой!
- Так с Кобзоном это она поступила таким образом, - немного занервничал Кучма, - дорогая, я хотел бы тебя успокоить, мы с Лазаренко, на Десятиной, в Киеве построили квартиру, и я хотел бы тебе предложить теперь переехать в столицу, соответственно наслаждаясь Андреевской церковью. А с этой вертихвосткой я разберусь – посидит несколько месяцев на Лукьяновке, посмотрит на вид солнца через решетку, может тогда и поумнеет.
Людмила подошла к супругу и обняв тихим голосом прошептала: - Спасибо, милый, а там, в новой квартире, есть вид на восходящее солнце на фоне Андреевской церкви?
Кучма задумался и сказал: - Если нет, то будет, я тебе обещаю.
На последнем этаже в сером доме на Десятиной улице, в боковой части здания было срочнейшим образом прорублено окно – единственное окно в этом здании, выходящее на Андреевскую церковь – подарок супруга своей возлюбленной Людмиле. Хотя, говорят это окно стоило должности бывшему мэру Киева, Косаковскому, не понявшему, что восход и заход солнца на фоне Андреевской церкви может посмотреть только один человек на Украине и постоянно, независимо от интересов и здравого смысла города – столицы независимой державы.
А девушка, стиснув зубы питалась со своей соседкой отборной пищей из ресторанов, находясь в женском корпусе в камере №2… (хотя в своих мемуарах и на трибуне в Верховной Раде она будет показывать алюминиевую кружку и передавать свои фантастические ощущения употребления тюремной баланды Киевского СИЗО №13).
- Но все-таки она божественно красива, - подумал тогда Кучма, - придет и поклонится передо мной, прямо передо мной, - ухмыльнулся подумал он. – А я подумаю, что делать с ней, так же как думали Лазаренко и Вехирев, - уже даже рассмеялся Леонид Данилович, - хотя они в те минуты, наверное, особо не думали.
В отличие от рыжего руководителя, брюнетка Юля находясь в СИЗО, уже четко понимала, что и как делать дальше.
- Да может и придется приклонится перед ним, - сказала сама себе она, - но пять минут позора будет помнить всю жизнь этот карьерист! Хотя, чем он отличается от меня, рассмеявшись произнесла она, - или чем я отличаюсь от него? Наверное, только одним, - Юлия Владимировна, вспомнив о существовании в Англии общества почитательниц зеленых огурцов, обосновавших свой выбор следующими пунктами:
1. Он не храпит по ночам;
2. Он свободно помещается в сумочку;
3. Его всегда можно заменить и выбросить…
Да, вот эти зеленые огурцы мы и будем менять! – с злорадным ехидством промолвила леди Ю., постепенно вырисовывая себе образ украинской Жанны Д’Арк, с имиджем супруги Аргентинского президента госпожи Эвиты Перон – такой блондинки с заплетенной в окружности на затылке косой. А самое главное такой же актрисы, какой считала себя будущая леди «Ю».
В стране, которая постоянно превращалась в поле битвы между маленькой новоиспеченной блондинкой и рыжеволосым земляком (хотя земляками их вообще-то назвать тяжело), наступал долгий период смутного и тернистого хаотического шатания во все – именно во все направления своего нового определения – дальнейшего пути 50-миллионной нации украинцев, так уставших жить в неопределенности уже не одну сотню лет.