Вечерние электрички всегда были не лучшим местом для отдыха от работы. Зимой в них мертвенно холодно. Летом в них удушающе жарко. Ты либо сидишь, сжавшись в комок у подобия обогревателя, либо истекаешь липким потом, прислонившись лбом к окну. Но ещё менее электрички приятны в так называемые "час пик" - время, когда люди едут с работы.
Уставшие и озлобленные, с отсутствующими лицами пропихивающиеся на места и отстранено что-то жующие. Когда я только начинал ходить на работу, то только забавлялся с окружающих. Считал, что я отличаюсь от этих измученных людей, чувствовал себя вполне бодрым и даже время от времени хихикал над особо интересными экземплярами. То попрошайки, притворяющиеся фондами помощи, выманивают деньги, чтобы отнести их коллектору. То скупщики барахла и просрочки, яростно рекламируют свой товар в дверях тамбура. То горе-музыканты, едва справляющиеся с инструментом в шатком вагоне, пытаются наскрести на проезд. То пьяницы, упорно старающиеся шуметь настолько насколько это возможно. Множество типов попадалось мне в вечерних электричках. И раздражающие дети, и милые дети. И красивые люди, и уродливые люди.
Практически все - клевали носом или смотрели в телефон. Но с каждым днём во мне что-то менялось. Постепенно я стал реже уступать место симпатичным мне пассажирам, чаще толкаться. Странная бесконтрольная и тихая злоба копилась во мне каждый день. Музыка из чьих-то наушников, вздохи, кашель, шуршание одежды, чавканье - любой, абсолютно любой звук начал меня раздражать. Я надел наушники, но и они постепенно перестали помогать - я либо должен был убивать остатки своего слуха, либо терпеть окружающий шум.
Так я дожил до очередного четверга. В электричке не было мест, и какая-то старушка с цветами пыталась протиснуться в толпе мимо меня. От неё пахло духами старой школы, она была закутана в выцветшую шаль и изо всех сил старалась спасти в толкучке этот несчастный букет цветов. Она случайно наступила мне на ногу. Не знаю, почему я решил сорваться именно на ней. Я толкнул старушку и нагрубил ей так, как не грубил и злейшему врагу. Она смотрела на меня испуганно, прижимая к груди букетик. Я был на голову выше её.
"Станция N. Следующая станция - Z".
Половина вагона, в том числе и старушка, вышли на этой станции. Я не успел извиниться и тупо сел на ближайшее место, уставившись в пол. Там, на затоптанном, заплёванном, замусоренном полу, лежал белый цветочек, отломившийся от букета чьей-то бабушки. Я молча смотрел на него и ждал. Одна остановка. Вторая. Третья. На четвёртой, какой-то парень его пнул. Просто не заметил под ногами.
Я почувствовал, как во мне что-то оборвалось. Время шло, и с этого момента на каждой остановке цветок пинали, топтали, отбрасывали прочь. Пока он не потерял остатки своего прекрасного цвета. На конечной остановке - моей - я задержался, чтобы ещё раз посмотреть на то, что с ним стало. Но ничего не увидел. И пошёл домой, а в ушах у меня гудел вокзал.
Я всё ещё надеюсь встретить ту старушку в четверг. И купить ей самые белоснежные в мире цветы.