Периферия

Сергей Белобородов 1
     Не зря взял билеты на целое купе, а не на одно место. Разговаривать все равно ни с кем не хочу, выпивать – тем более. Так хоть ночь спокойно посплю. Ехать недалеко, всего-то до утра.
      Съездил попусту. Ирка, менеджер по развитию, оказалась в больнице. Из-за чего – неведомо. И когда? Почему не предупредила?
      Эта, как ее, директор типографии, чем-то занята, да и телефона ее нету.
      Странные бабы. Хотел им деньги перечислить. Возьми заказ, возьми, не самый хреновый! Так нет, хотят больше, чем имеешь и предлагаешь, а дальше – ни в какую! Во, блин, периферия! Ну, не Хохляндия, так ее граница!
      Ты ж сначала взвесь! Пусть прибыль не так велика. Сейчас. Завтра почти верняк будет еще заказ! Ни фига! Русское раздолье – сорвать здесь и сейчас!
      Неоткуда брать еще денег. Залезать в кабалу к банку смысла не вижу: потом больше заплатишь, чем получишь.
      Именно здесь спасли нашего старшего. Поехал, называется, к любимой, отдыхающей у родственников на Полтавщине. Крайняя станция на границе России.
      Заболел в поездке живот. Благо, домой позвонил, посоветовался! Мы сказали – бери вещи, сходи с поезда. Вовремя!
      А мне сегодня неплохо удалось поужинать. В командировках не часто так удается. В меру выпито. Вкусное мясо. Прям вот вкусное! Картошка в пюре настоящая, а не растворимая херня. Селедка – говно. Так откуда ей тут взяться?
      Пора ложиться. Утром – Москва.
      Дома сперва – душ, конечно. Потом: хрен с ним, с ранним часом, попросить у жены суп. Она знает, что люблю почти кипящий. Чистое белье, свежая постель, и отключить хотя бы до двух гребаный телефон…
      А старший тогда – молодец! Молодец, что догадался позвонить, хоть и под утро было уже.
      Болит живот, и болит.
      Заехал бы в бывшую братскую Украину – было бы гораздо сложнее чем-нибудь порулить…
      Хоть какая-то польза от купленной папой за дорого программы пассажирского расписания всех железных дорог России.
      Когда он позвонил, - растерялись поначалу. Уехал здоровый ребенок, не жаловался ни на что. К Анечке, с которой дружит много лет. Сколько мы вместе перелетали-переездили!
      Девочка хорошая, скромная. Глаза такие глубокие, ясные. И сына нашего, вроде, любит. Не влюблена, а именно любит. По-моему, вполне по-взрослому, тихо и ненавязчиво. На Вовку не давит, это было бы заметно, и он бы непременно взбрыкнул.
      Сынищу тогда прямо из вокзального медпункта – в железнодорожную больницу. Нам позвонили, когда он уже был на операционном столе. Гнойный аппендицит, на границе с перитонитом. На операцию – добро! Родительское решение: утром в путь. Собрали деньги, что оказались в доме, и сменное белье для себя и для младшего. Заправимся по дороге.
      Странно, что при моем тогдашнем нервном режиме движения сто двадцать плюс остановлен был всего один раз – где-то в Курской области. Довольно пожилой капитан ГИБДД, завидев мою расстроенную вынужденной задержкой физиономию и корочки члена общественного Совета при ГУВД, расстроенно спросил:

- Это что? Ты что, наш пенсионер, что ли? Тогда что, как нормальный, пенсионное с собой возить не можешь?
      Правда, на этом с Богом и отпустил!
      Говорят, что собаки и их владельцы со временем становятся похожи друг на друга не только характерами, но и внешне. Смешно, конечно, но наши области, по-моему, очень похожи на своих губернаторов. За рулем невольно оцениваешь это не только по дорожному полотну (а подвеску иногда очень жалко), но и по оттенкам неброского русского пейзажа, и по бытовым постройкам местных жителей, которые наблюдаешь вдоль этой самой дороги. Причем почти всегда качество одного соответствует приглядности и качеству иного.
      По пути туда-обратно  областей было несколько.
      Иногда - запущенные поля. Неухоженные, покосившиеся - даже не дома, а целые деревни и села.  Грустно смотрят в разные стороны обшарпанными, неизвестного цвета крышами над серыми то ли срубами домов, то ли сараями. Федеральная трасса – колдобина на колдобине.
      Не знаю, по каким критериям нужно оценивать главу региона, от воли и, скорее всего, предприимчивости которого в верхах зависят качество жизни и судьбы сотен тысяч, а то и миллионов людей. Если он до этого был хорошим федеральным политиком, человеком, готовым не только властвовать, но и угождать, не только законодательствовать, но и находить компромиссы на уровне «макроэкономики», быть своим «на уровне государства в целом» (читай – делиться!), это вовсе не значит, что он способен «княжить в уделе».
       Он, безусловно, сошедши с уровня Москвы, договорится с «местными элитами» о принципах и способах собственного правления, но для простых людей это ровным счетом ничего не будет значить. Да и договоренности будут просты: никто никому «не мешает жить». О нем, когда помрет, скорее всего, потом скажут хорошие слова. Потом. Потому что он никому при собственном княжении «не мешал жить»!
      Другая  область повергла в шок! Причесанные, убранные обочины, вдоль которых (у нас, в России!) стоят урны для мусора! Почему-то первое и самое яркое впечатление оставили именно эти не слишком причудливые урны. Государственные, то есть как принято было у нас со времен СССР – ничьи. И дороги – пусть извилистые, но гладкие, как стол! И веселые заборы частных угодий, окрашенные в позитивные цвета.
      Помню Москву, когда только что поступил в Академию. Холодно, голодно и грязно! Визитные карточки покупателей разных цветов. Одного цвета – для «прописанных в Москве» - розовые. Другого цвета – для «приезжих» - синие. У меня тогда была второго, синего цвета. Недочеловека. Хотя уж чего говорить: покупать ни для одних, ни для вторых все равно было нечего!
      И вот он – город первого салюта. Доскакали.
      Романтично, патриотично и вообще классно. Но… Надо же где-то ночевать. Да и покушать тоже! В городе впервые. В основном все равно темно.
      Центральная площадь. Как водится издавна, здание Администрации. Напротив – гостиница. Нашелся для нас троих номер. Правда, дорогущий! Наших денег хватит дня на три. А мы надолго. Нам Вовку надо выхаживать после операции. Ну да ничего. Завтра. Завтра придумаем. Домашние еще бутерброды. Свежее крахмальное белье. Димка совсем квёлый.
      Спать!
      Посещение больных регламентировалось с пяти вечера. Мы заявились в девять утра. Все-таки удивительно, как порой помогают улыбка, мольбы о том, что мы из Москвы к сыну, и тысяча рублей в подтверждение доблести служителя порядка!
      Больничка ничего так, приличная, ухоженная. Как бы ведомственная! И Вовка такой себе ничего – синюшный, хочется ему три «П»: попИсать, покакать и покушать. Жарко и душно еще в палате.
      К этому времени мне посчастливилось уже два часа быть безвозвратно, навсегда влюбленным и в этот город, и в особенности – в людей, здесь живущих!
      Местный рынок для покупателей открылся в семь . Работники рынка, насколько я понял, прибыли в шесть. Утра. Рыночек так себе, наискосок через переулочек от больнички.
      В местной кафешке, естественно, еще закрытой для кого бы то ни было, светилось окошко, и что-то громыхало металлом о металл. Постучал в пластиковую дверь, и вдруг мне открыли.
- Здравствуйте! Простите, ради Бога, за беспокойство! У нас беда! Мы из Москвы приехали. У нас сын в больницу местную попал. Вчера сделали операцию. В больничках, сами знаете, как кормят. Нам бы бульончику куриного сварить для ребенка. Вы не могли бы конфорку нам предоставить на полчасика. Жена сварит, а термос у нас с собой. Мы утром к нему собираемся. Пока не пускают. Мы в гостинице остановились, но в двенадцать должны освободить номер. Приготовить нам просто негде. Вы не сомневайтесь, мы заплатим сколько нужно! Где-нибудь жилье только найдем. А то у нас еще младший с нами.
      Стоящая напротив женщина была обута в галоши, которые обычно носят на даче, и одета в невероятно застиранный, почти до состояния марли, но еще достаточно белый халат. О нём, о халате, знатоки сказали бы, тыча пальцами в пятна : принесите мне это, и это… А вот это не нужно, потому что это я уже ел, и мне не понравилось!
      Её глаза, когда-то голубые, а сейчас довольно блеклые то ли от не проходящей усталости, то ли от жизни вообще, смотрели безразлично и тускло.
- Рынок вот он. Готовить не из чего. Приносите курицу, зелень, сельдерей, морковку, ну и что там еще нужно. Разберемся.
      Рынок как рынок. Всё обо всём. Шмотьё вперемешку со жратвой. Здесь – треники, рядом – помидоры и куриные окорочка.
      Купили. Принесли.
- Приходите через час.
      Пришли.
- Давайте ваш термос.
- Спасибо Вам! Спасибо! Сколько мы Вам должны?
      Перемена в тусклой, уставшей от жизни женщине произошла настолько молниеносно, что даже сориентироваться не успел.
- Ты что, козел московский?! Ты, ****ь, за кого нас принимаешь? Ты вообще понимаешь, о чем ты говоришь? У нас что, своих детей нет?!.. Пошел нахер со своими деньгами! Бери бульон, и … (уходи) отсюда! Оклемаешься, снова приходи!
      Ну и потом уж тихо добавила:
- Жилье снять – газету городскую купи. Там много. Все дешевле станет, чем в гостинице. И плита в любой квартире наверняка есть.
      Именно в этот момент я полюбил этот город и его жителей навсегда.

      Пару лет спустя уверенности в моей правоте добавила Света Хоркина. Наша заслуженная- перезаслуженная гимнастка. Когда мы случайно встретились на пляже в Италии, и я ей рассказал об этом «приключении» в городе ее детства, у нее, женщины красивой, везде принятой, не склонной к сантиментам, глаза были влажными…