«Эффект Мотылька»
;
«Глупые мотыльки, привлечённые светом лампы, с гулким стуком бьются о горячее стекло снова и снова, падая в изнеможении и взлетая вновь...
— Вот так и люди, — думала она, сидя на веранде, раскачиваясь в любимом кресле качалке, укутавшись в старый клетчатый плед, — всю жизнь бьются, летя на неверный свет кажущегося счастья, обжигаются и снова летят туда-же, хотя рядом открыта дверь, где полно тёплого света. Но нет, мы летим на жаркое пламя обещающее рай, преодолевая боль и сомнения, преграды и препятствия, пытаясь реализовать собственные иллюзии, и достигая — умираем от разочарования. Потому что иллюзии, увы, пусты, и там, за этой преградой нет ни света, ни тепла — лишь тонкая проволочка оставшейся надежды, что не может ни согреть, ни осветить.» — она дочитала до точки и захлопнула книгу, отбросив её на чайный столик.
— Чёрт, как же верно! Как верно сказано! — сказала она вслух, и посмотрела на книгу, которую только что читала. И кто бы мог подумать, что и её саму постигнет «эффект мотылька» — лететь на свет кажущегося счастья, придуманной любви, обжигаться, падать, и снова лететь к блаженным обещаниям рая, точно зная, что не будет ничего, кроме очередной ловушки, и дикой изнуряющей боли разбитого сердца. Да, что там говорить... Всё это уже было, но что-то внутри неё заставляло верить в лучшее. Какое-то глупое сердце, а мозг, он то почему молчал всё это время, или его парализует действие эндорфина и серотонина? Он отключается и прекращает думать? Кошмар, это просто какой-то кошмар! — размышляла она. Сейчас, когда жизнь уже практически вернулась в своё русло, и мозг больше не взрывается болью при мысли о нём, и не изматывает бесконечными вопросами «Как, за что, почему и зачем» — стало легче, значительно легче, даже как-то безразлично пусто, и всё равно... Где-то далеко, на задворках сознания, нет-нет, да проскользнут мысли о нём, кольнут остриём кинжала. Мысли о том человеке, которого она знала и любила — добром, нежном, чутком, ласковом. Хотя, нет — это не так, это она придумала его таким, а он лишь подыграл ей. А какими были их встречи — полными любви, нежности и чувственности, когда от простого касания рук по телу пробегала не просто дрожь, а казалось, пронзала молния, захлёстывая волнами наслаждения и удовольствия... И опять, это только её иллюзии, не его. В его мире — всё гораздо проще и примитивнее. И нечего было ждать, и не на что рассчитывать, но самое отвратительное это то, что она прекрасно знала, чем закончится этот роман, знала, что обожжётся, но всё равно летела на пламя, возвращаясь к нему снова и снова, забывая о боли, которую он так мастерски причинял ей. Вот и получается, что она и есть — самый настоящий «глупый мотылёк». Столько воспоминаний, добрых и нежных, и всё это осталось в памяти, а в реальности — ничего, совсем ничего, только отголоски пережитых страданий. А ведь она запретила себе думать о нём, так почему сегодня, снова, несмотря на все запреты мысли о нём опять прокрались в её сердце, и заняли собой всё её существо. Наверное, книга всколыхнула уснувшие эмоции, пробудив раненного зверя. И так вдруг стало маятно, и удушливо серо, и мозг тут же услужливо нарисовал картинку их встречи, той самой, последней встречи, скомканное прощание и его торопливое: «Спасибо за всё, мне надо бежать». Бежать, именно! Беглец несчастный...
Она заметалась по комнате, пытаясь отогнать назойливые видения, и неловко взмахнув рукой, со всей силы врезалась локтем в угол книжного шкафа.
— А — ай! — вскрикнула она, и прижала к себе ушибленную руку. — Милый вспомнил...
Она плюхнулась обратно в кресло и стала массировать локоть, тот нещадно ныл.
— Ну надо же, точно милый вспомнил, да ещё как вспомнил! — недовольно ворчала она.
Кот, дремавший по своему обыкновению на книжных полках, недоумённо поднял голову, посмотрел на верещащую хозяйку и пробурчав недовольное «Мяв», улёгся обратно.
— Нет, ну надо же, он ещё и недоволен! Хозяйка тут покалечилась, а этому, хоть бы хны. Сволочь пушистая, наглая рыжая морда! — выговаривала она коту. — Нет, чтобы пожалеть, поластиться — он дрыхнет! Все вы мужики одинаковые! Пожрать и на боковую!
Муррр — довольно проурчал кот, словно соглашаясь. Он лениво потянулся, медленно, словно нехотя открыл свои зеленущие глаза, совершенно чётко осознавая свою неотразимость, и рыжей молнией спикировал на руки к хозяйке.
— Мурр? — словно вопрошая, что случилось он заглянул в лицо хозяйке.
— Да какой уж тут мур! — расплываясь в улыбке и гладя золотистую шерсть своего любимчика смягчилась она. — Хреново мне, понимаешь?
— Мурр! — ответил кот, выгибая спинку, подставляя голову под ласкающую его ладонь.
Она прижала рыжее чудо к груди, уткнувшись носом в пушистую шелковистость шёрстки: «Всё то ты понимаешь, да вот жаль, поговорить со мной не можешь. Всё только мур, да мур». Кот довольно заурчал, словно внутри у него завёлся моторчик, и от этой вибрации стало как-то спокойно, и сразу захотелось спать. Стряхнув с себя оковы сна, она аккуратно встала, бережно переложила кота на сидение и пошла одеваться. Пора на выгул с собаченькой. А как известно — нет лучшего лекарства от стресса, чем неспешная прогулка по парку. Воспоминания всё ещё кружили, терзая её память — от них так просто не отмахнёшься. Он натянула джинсы, свой любимый белый свитер крупной вязки «косами», связанный заботливыми тёплыми руками бабушки, надела кроссовки и подозвала собаку. Чёрный лабрадор, спокойно наблюдавший за сборами хозяйки, по команде сорвался с места и встал рядом, в ожидании прогулки.
— Ну, что, пойдём гулять? — спросила она свою собаку, преданно смотрящую на неё карими глазками — вишенками, виляющую хвостом с такой силой, словно готовилась к взлёту. В этот момент, в заднем кармане джинсов, лениво тренькнул телефон. Даже не удосужившись посмотреть на дисплей, она приложила телефон к уху.
— Да? — вопросительно сказала она.
— Привет. Это я. — сказал мужской голос.
Ей не нужно было смотреть на номер входящего, переспрашивать «кто это», она узнала его голос, но ответить не могла. Горло, словно невидимой рукой сжал спазм, сердце заколотилось часто-часто, воздуха не хватало, даже голова закружилась. Минуты тянулись, словно масло, медленно, неспешно. На том конце трубки тоже молчали. Она с трудом выдохнула.
— Ты меня слышишь? — немного нервно спросил он.
— Да. — шепнула она хрипло, её горло враз превратилось в пустыню Сахару.
— Пожалуйста, поговори со мной — просительно протянул он. — Мне очень нужно поговорить с тобой. Только не молчи, прошу.
— Я слушаю. — устало выдохнула она, а в голове чередой понеслись мысли: поговорить, спустя целых три месяца, а где ты был раньше, когда был так нужен?
— Я виноват перед тобой, и прошу у тебя прощения.
— Прощения? За что? — совершенно сбитая с толку этой фразой воскликнула она.
— За своё поведение, за то, что исчез так надолго, за всё, что натворил.
Её мозг был готов вот-вот взорваться: Прощение? Он просит прощения сейчас? А как же, всё это время, что она провела без него, недоумевая почему произошло именно так, бесконечно задавая себе вопросы «что она сделала не так и что случилось», умирая от нестерпимой боли, что разрывала её сердце, от горьких рыданий, скрываемых плотно прижатой к лицу подушкой, прощение?
— Зачем тебе моё прощение? — резче, чем хотела спросила она.
— Я знаю, что обидел тебя, но поверь, я не хотел... Так сложилось.
— Дорогой, — внезапно осознав всю комичность ситуации ответила она. — Тебе не нужно моё прощение. Ты поступил так, как спланировал заранее. И я это поняла ещё тогда, когда ты оставил меня на полдороги, даже не проводив до дома. Хотя, постой, нет! — она уже улыбалась в трубку, ей вдруг стало так легко и просто. — Я поняла весь твой план ещё тогда, в спальне, когда ты проболтался, что сменить номер телефона и аккаунты в соцсетях не составляет никакого труда — был человек и нету, и никто не найдёт. Ты спланировал всё это заранее, бросив меня, как сломанную игрушку, надоевшую куклу. А сейчас, ты звонишь, потому что твои «новые куклы» закончились, и ты решил вернуться к старым.
— Что ты несёшь! — раздражённо ответил он. — Ты всё совсем неверно поняла, я вернулся потому что...
— Потому что, что?! — несколько громче, чем нужно ответила она. — Потому что понял, что любишь? Серьёзно? Милый, всё это у нас с тобой уже было, я всё это уже слышала! Больше, я на твои дешёвые трюки не куплюсь. Ты просто садист, который испытывает кайф, причиняя боль тем, кто имеет неосторожность влюбиться в твою показную нежность и глубину, в твою маску милого, ранимого мужчины. Хватит, слышишь? Ты не оставил мне ни единой причины верить тебе. Ты предал меня и мои чувства, снова! Ты клялся, что ты не подлец, и тут-же предал моё доверие. Как же низко ты пал!
— Ну ты и стерва!!! — рявкнул он в трубку.
— Возможно. — согласно улыбнулась она, наконец-то всё окончательно прояснилось, и в её голове всё стало на свои места. — Такой меня сделал ты. А вообще, знаешь, в наших отношениях стервой был ты. А я — всего лишь женщина, которая любила тебя, и принимала таким, какой ты есть, за что и поплатилась, получив вместо любви долгие холодные ночи полные слёз и терзающую душу боль. Больше не хочу.
В трубке раздались короткие гудки отбоя.
Она ещё долго смотрела на погасший экран, затем сунула телефон в карман. Ей вдруг стало необычайно легко и спокойно. Легко так, словно за спиной выросли крылья.
Всё. Больше ничего нет, ни изнуряющего тянущего чувства постоянного ожидания, горькой обиды, неясного чувства вины. Всё прошло, как дым — целая эпопея затянувшейся больной любви окончена. Я свободна, наконец-то! Теперь вперёд, в новую жизнь, полную радости, солнечного утра, чудесных дней и никаких тягостных ожиданий! Наверное, мой мотылёк окончательно сгорел, а его пепел подхватил и развеял ветер.
Взяв на поводок подвывающую в нетерпении собаку, погладив её лобастую голову, она не удержалась и чмокнула её в нос. На что та, незамедлительно поморщилась и чихнула, вызвав у хозяйки приступ искреннего смеха.
Она шла по старому скверу, наслаждаясь лучами осеннего солнца, беззаботно глядя на плывущие облака, на счастливо скачущую в шуршащих листьях собаку, улыбаясь случайно встреченным прохожим.
В её сердце царил долгожданный покой.
Наверное, так выглядит эффект стервы.