Главные в этой компании Митька Мастер, который берёт мячи у самой земли,Юрка Гречонок, который отлично гасит(или "тушит"; не помню, как это у них называется) и Колька со странным прозвищем Дыр-Дыр.Сенька Бекетов, наш сосед и старший друг, тоже хорош; но он моложе других по возрасту, поэтому не он главный.
Наша Таня вообще-то не спортсменка и часто упускает мячи. Однако ей всё сходит с рук. Мальчишки не упрекают её, наоборот, сочувствуют... Кстати, наша Таня не делает из волос ни узла, ни "корзиночки". Её длинные пшеничного цвета косы вольно болтаются где-то ниже талии.Она - не как все. Она во всём не как все. Мальчишки перед ней форсят, стараются; но она особо никого не отличает. Все они для неё равны, все - товарищи... И она не хохочет громко, а нежно улыбается - если заслужишь...
Ветер гонит по дороге мергелевую пыль - серую, оранжевую, розоватую...
Где-то закат. Начинает смеркаться.Возвращаются с вечернего купания мама со своей подругой Прасковьей Григорьевной и другие, соседские, мамы. У них через плечо перекинуто китайское полотенце, в руках какая-нибудь сумочка, волосы слегка влажные, негромкие разговоры. Некоторые в соломенных шляпках...
Для взрослых вечерние купания, да и вообще купания, превращаются в целое событие. А для нас это не событие, а просто образ жизни. Мы же летом прямо живём в воде, лишь к вечеру по-настоящему выбираясь на сушу ии превращаясь в млекопитающих - как какие-нибудь древние рыбы. Что нам эти вечерние или утренние купания! Мы их не замечаем и никак не отмечаем в памяти...
Ну ладно; в общем, мамы возвращаются - значит, скоро ужин. Старшие ребята тоже расходятся по домам. Иногда некоторые парочки задерживаются у чьей-нибудь калитки и тихо говорят, пока девочку не окликнет кто-нибудь из взрослых. Дубы и акации шелестят над ними темнеющей листвой. В окнах везде загорается свет. Зажигается наш единственный на всю улицу фонарь... Ах нет, не единственный: возле поворота на Луначарскую тоже есть фонарь; и ещё под горой, напротив цементного завода... К огню слетаются всякие насекомые. Громко цикают цикады...
Над улицей проявляются запахи еды - где-то жарят лук и картошку, где-то рыбу. Где-то протестующе плачет ребёнок; видно, моют бедолагу. Может быть, мочалкой с мылом или даже пемзой. Пытаются от грецкого ореха отмыть... Мы ужинаем на кухне или на веранде ячневой, гречневой или пшённой кашей, зажаренной луком или с молоком. Разрезаем на ароматные доли дыньку-"колхозницу". Арбузы на ночь есть не рекомендуется. Хотя Прасковья Григорьевна - а она чуть не лучший врач в городе - считает, что промывать организм полезно. Но вы ж понимаете, тогда дети будут всю ночь бегать в уборную и спать никому не дадут...У взрослых разговоры за столом длинные, негромкие и неинтересные; а нас они всё время обрывают и следят, чтобы мы с Юркой не пихали друг друга ногами под скатертью. Нехорошо, некрасиво! Таня то за нас, то за них - такой у неё возраст...
Воздух стал глубокий, синий; взошли луна и звёзды. Замелькали летучие мыши. Над мокрыми после поливки цветами зависли бабочки-бражники, которые не опускаются на цветы, а пьют нектар прямо на лету, запуская в центр цветка хоботок. Всех раздражают муравьи; а комаров в наших краях не так уж много. Вернулась откуда-то наша кошка Мотька и вертится возле бабушкиной юбки. Бабушка ведь всем кормилица, главная хозяйка в доме... Пикси, маленькая собачка Бекетовых, лает на кого-то с площадки лестницы. Из-за заборов раздаётся мычание соседских коров, наших знакомых, Лады и Ланки. У Нины Ипполитовны во дворе вскрикнула курица - и смолкла; видно поняла, что не вовремя: все куры уже спят...
С танцплощадки в "Один-два" донеслись первые звуки вальса: "Ночь коротка, спят облака...". Утёсов поёт. Там начинаются танцы. А из "Четыре-пять" голос того же Утёсова вспоминает: "Был вечер ясный, был тихий час; одна луна, как верный страж, оберегала в парке нас..." И там тоже начинаются танцы. И в "Звёздочке": "Ягода-да-да, да-да-да дАла я, ягода-да-да, ягода-дада" игриво поёт Шульженко.
"Та-ан-го, эта старая пласти-ин-ка..." - долетает из "Черноморца"... Везде, везде танцы. Нам туда нельзя, даже Тане. Это для совсем уже больших. Но Тане скоро, уже скоро будет можно. А нам ещё долго - нет.
Юрка достаёт свои карандаши и садится рисовать Он очень хорошо рисует. Ему наши московские гости недавно подарили отличный альбом и цветные карандаши, тридцать шесть штук разных цветов в большой коробке... А я рисовать не умею. Я возвращаюсь в нашу комнату, где возле открытого окна уже сидит Таня - одна, без света. Мы снова обнимаемся и тихонько покачиваемся под музыку. Там всеми любимая "Рио-Рита" или вот это: "Что стоишь, дорогая, вниз головку склоня? Ты как будто другая и не любишь меня..." . Звенят цикады. Пахнут цветы. В небе горят луна и звёзды; а под окном вспыхивают светлячками папироски Кольки Глобуса и Валерки Кепочки. Вьются всякие крылатые вокруг единственного нашего фонаря...
Потом, уже ночью, стихают все звуки. Танцы кончились. Гаснет фонарь (электричество экономят), гаснут окна в домах. Только звёзды и луна горят над уснувшей улицей. Так тихо, что, если бы не спать, можно бы услышать отдалённый гул моря, удары волн о берег - и шум ветра в листве...
Ветер гонит по улице мергелевую пыль...
Теперь не гонит.
Теперь даже ночью вы не услышите на нашей улице ни моря, ни цикад, ни ветра: уж очень там шумно. Да и звёзды с луной увидите едва ли. Потому что на месте наших домиков выросли многоэтажки, по асфальту дороги снуют иномарки, пёстрые, шумные люди толкутся на плитках тротуаров, на которые, вместо шелковиц и грецких орехов, давно вырубленных, чтоб не пачкали, бросают тени высокие стройные сосны. Теперь там никто не играет по вечерам ни в штандер, ни в колдуна, ни в волейбол.
А мы... Мы все уже - те, кто ещё жив - теперь старички и старушки; как те старички и старушки, что когда-то по праздникам пели в "Хоре ветеранов Революции и Гражданской войны". Скоро, ребята, и нас не станет.
Так и должно быть... Так и должно быть...
2019г.